Щелкнула, открываясь, «ZIPPO», и зажглись свечи, вставленные в подсвечники-черепа, на
огромном столе где-то в большом темном зале.
— Что-то я раньше этого стола здесь не видел, — сказал Эгор, усаживаясь на крепко сбитый
трехногий табурет.
— Братан, это наш стол. Зал большой, всего сразу не увидишь. Ну, за знакомство. —
Покойник выудил из-за пазухи большую зеленую бутыль и ловко влил себе вино прямо в торчащую
из воротника синюю трубку горла.
Эгор при свете свечей разглядывал новых друзей и отметил, что головы-черепа торчали прямо
из зарубцевавшейся вокруг позвоночника и трубок дыхательного горла и пищевода грубой
соединительной ткани, как будто кто-то макнул гвардейцев головой в серную кислоту и подержал,
пока череп не очистится.
— Что, нравимся? — спросил Тру-Пак.
— Красавцы, — сказал Эгор. — Я сам наполовину такой.
Он поднял челку.
— Знаем, — сказал Покойник, — поэтому и пьем с тобой. — Он передал ему бутылку. —
Глотни, не бойся. Чистая «Ностальгия» по веселым девяностым. Не какая-нибудь там дешевая
«Меланхолия» или бодяжный «Сплин».
— Я «Сплин» люблю, — не к месту ляпнул Эгор и скорее глотнул. Вино оказалось мягким и
обволакивающим. В девяностых он был ребенком и не на-шутку испугался, что сейчас впадет в
детство. — А ты правда работал продюсером? — спросил он у Покойника и передал бутылку Тру-
Паку.
— Ну да. Я всегда тяжелую музыку любил. Ну вот, заработал я бабла, нашел молодую
нюметаллическую банду и говорю им: «Вы, парни, рубите метал-кор, а я вам с клипами там,
альбомами помогу, ну то есть денег дам на раскрутку».
— Ну и как, раскрутил? Как банда-то называлась?
— Нет, не раскрутил. Попсовые они какие-то оказались. Я им говорю: «На фиг это радио, это
телевидение. Вы рубите, и все. Главное, чтоб приход ломовой на концертах». А они: «Да мы хотим
известности, денег всяких». Стали попсеть. Я говорю: «Клипы надо снимать страшные, чтоб там
трэш, кровища, бабы голые». А они каких-то модных клип-мейкеров стали выписывать. Раньше
пьяные на сцену выходили, удолбанные, в ноты не попадали, зато драйв, веселуха. А как продюсер
у них появился, то есть я, сразу играть научились, на сцене трезвые — скукотища. Еще мне говорят:
«Давай завязывай с наркотиками, надоело нам тебя тянуть». В общем, не сошлись характерами.
Пришлось мне всех их перестрелять. Прямо на репетиционной точке.
— Что, правда? — спросил неожиданно окосевший от пары глотков Эгор.
— Да слушай ты его больше, — сказал Тру-Пак, вытирая рот рукавом куртки, — это ж его
любимая телега. Продюсер — это у него кликуха такая была. Он на входе стоял во всяких рок-
клубах. Ну и подраться любил. Однажды не пустил пьяного скина на концерт, да еще и отметелил.
Ну а скин привел команду — десять человек. Продюсера так от-кукумашили, что у него на голове
шишка вскочила больше головы. Правда, Покойник?
— Да, Тру-Пак, было дело.
Бутылка, пройдя по кругу, опустела, и ее метнули куда-то в другой конец зала, где юна
взорвалась, как жалобная граната. Достали другую.
— То есть тебя, Покойник, убили скины? — спросил Эгор.
— Если бы. Заснул я пьяный зимой на улице. А ночью минус тридцать долбануло. Проснулся
в аду, хоть согрелся.
— А как там в аду, парни? — Захмелевший Эгор уже не представлял, как он жил здесь раньше
без этих отличных чуваков.
— У каждого свой ад. У тебя вот в нем много бабочек, — сказал Покойник.
— Не пойму, ты шутишь или нет?