его вдребезги, потом крутанулся в воздухе и дико заорал, так громко, что на секунду заглушил в
зале группу, певшую в это время песню про невесту. На свою беду, в этот момент в туалет зашли
два ни о чем не подозревавших тусовщика. И нос к носу столкнулись с висящим в воздухе,
ревущим, как сто милицейских сирен, чудовищем с горящим ненавистью глазом. Один парень упал
в обморок, ударился головой о раковину, позже он умер в реанимации. А второй впал в кому и
пришел в себя, с полной амнезией, только через полгода. Эгор увидел два тщедушных тельца, без
движения лежащих перед ним, сразу сник и дематериализовался. В туалет набежала куча людей.
Эгор в ужасе смотрел, как вокруг головы одного из юношей расползается красная клякса, и не хотел
верить, что в этом виноват он. Тут его подхватили с двух сторон и молча потащили новые друзья
Тру-Пак и Покойник. Ворвавшись с ним в гримерку, они через дверь стенного шкафа вывалились в
Эмомир, и только тут Покойник, качая черепом, сказал:
— Некоторым тварям абсолютно нельзя бухать! Ну и наломал ты дров, Эгор.
А Трупак добавил:
— Королева-то нам кислород теперь перекроет, как пить дать, перекроет. Отмошились мы,
брат Покойник!
ГЛАВА 21
Мания и депрессия
Прошла как минимум неделя с того злополучного вечера, когда Эгор сходил с гвардейцами на
концерт. Честно говоря, Эмобой теперь не следил за временем. В Эмомире утро с вечером меняли
друг друга слишком быстро, чтобы уследить за ними, а Реал практически перестал его
интересовать. Думать о возвращении туда он перестал, про Кити вспоминать стало очень больно, а
о том, что он убил невинных людей, Эгор старался забыть как можно скорее, впрочем,
безрезультатно. Сначала он пытался анализировать случившееся, но результаты оказались
настолько неприятными, что он быстро перестал мучить и без того истерзанный мозг. Проще всего
было обвинить во всем злого гения его судьбы — Королеву Маргит, но это казалось ему верхом
самоуничижения и малодушия. Нет, во всем виноват он сам. Он оставил в живых Виктора и сам
послал его к Кити, он спас Риту, которая, похоже, рассказала Кити их секрет, он устроил дурацкую
разборку в туалете, которая вылилась в смерть несчастных случайных свидетелей. В конце концов,
это он никак не мог справиться со своими чувствами и эмоциями, постоянно перехлестывавшими
через край, не мог попрощаться с прошлой, уже чужой жизнью.
«Хватит, — решил он. — Надо оставить Реал в покое. Это больше не мой мир. И все, что я в
нем делаю, сплошной вред и бред. Пусть живые занимаются живыми, а я займусь своей новой
жизнью».
Но одно дело решить, другое — осуществить свои планы. Один он никогда не справился бы с
разъедающими душу страданиями, сомнениями, самокопаниями и самообвинениями. Ему повезло.
У него была Мания.
Вернувшись с Тру-Паком и Покойником в Эмомир, Эгор извинился перед новыми друзьями и
пошел куда глаз глядел, лишь бы подальше от проклятого дворца. Он долго бродил по Эмотауну, не
обращая внимания на разбегавшихся от него, как от чумы, кукол. Рассвет менял закат, и наоборот,
но розово-черная унылая гамма вокруг не менялась, как не менялись и пыльные улицы с
обшарпанными кукольными домами. Эгор страдал, болел душой и, как раненый зверь, хотел только
одного: отлежаться где-нибудь в укромном тихом месте, наедине со своей болью. Он шел и шел, не
разбирая дороги. Глаз туманили слезы обиды на все миры, а за спиной противно ныли сложенные
крылья, которым он не позволял расправиться усилием воли. Наконец он больно стукнулся головой
о стену, вытер глаз и посмотрел вокруг. Он стоял в глухом тупике. Дом, который перекрывал улицу,
был не грязно-розовым, как остальные, а иссиня-черным, как тоска Эмобоя, и смотрел на мир
пустыми глазницами оконных проемов. «Отлично, — подумал Эгор, — это то, что надо». Черная,
треснувшая вдоль дверь подъезда болталась на одной петле. Эгор поднялся по лестнице, оставляя в
пыли глубокие следы, как космонавт на Луне. Входы в квартиры зияли пустыми проемами. Эгор