королевских ваннах и не спешил возвращаться. Полное безразличие ко всему поселилось в его
дистиллированной душе, заволокло своей аморфностью, все шевелящиеся где-то в глубине останки
эмоций затушило раскаяние, а потом и вовсе вытеснило душу куда-то в область пяток.
— О-о-о, Эгор. Я вижу, ты совсем пришел в себя, — обрадовалась Королева. — Нет, это сок
растений из мира демонов и фурий, волшебный сок «Амаро-аморозо», который унесет тебя в ворота
счастья.
— С тех пор как я попал сюда, я постоянно слышу про счастье, пью счастье, ем счастье, но
почему-то счастливым не становлюсь. Наоборот. Становлюсь все более и более несчастным, боюсь,
я не пролезу в эти чертовы ворота.
— Когда в реальном мире ты пил чай, ты тоже ведь не становился чаем? И даже не
отчаивался.
— Надоели мне все эти ребусы. Я уже давно пришел в себя, Маргит. И как видишь, не убегаю.
Хотя помню все, что ты со мной сделала, и все, что хочешь сделать. Я устал, сломлен, раздавлен.
Если это считается героизмом в Эмомире, то я твой герой — Эмобой. Я решил плыть по течению.
Посмотрим, что будет.
Эгор сидел на мягком полу и удивлялся тому, что несет его рот. Зато бабочка с лицом Умы
Турман и губами Анжелины Джоли совсем не удивлялась. Она знала, бальзам подействовал, Эгор
почти полностью был в ее власти. Он говорит то, что думает, а это уже большой плюс.
— Что будет? Сегодня ночью ты познаешь рай. Это говорю тебе я, королева Маргит.
— Звучит угрожающе, но я почему-то не боюсь, — сказал Эгор, погружаясь в приятную
расслабленность. — Только если ты опять насчет любви… Знаешь, ты не поверишь, но толстое
волосатое насекомое с шестью лапками почему-то меня не возбуждает.
В глазах Маргит сверкнула смешинка.
— Два существа разумных всегда найдут какой-то способ, как удовольствие друг другу
доставлять, какими разными они бы ни родились.
Эгор с опаской покосился на мясистые губы Маргит.
— Нет, — улыбнулась она, — мы ведь с тобой детей заводим. Хотя, конечно, если ты
попросишь…
Она взмахнула членистой лапкой, и в комнату залетело облако ее фрейлин.
— Не понимаешь ты, Эгор, насколько, — мягко продолжила Королева, перейдя на белый
стих, — для насекомых важно оставлять потомство, особенно для бабочки ночной. Для многих эта
жизни цель становится последней, равной смерти. Ночная бабочка откладывает яйца и умирает,
обессилев, успев лишь отползти подальше, чтоб не привлечь вниманья к кладке.
— Да уж, — сказал Эгор, — и зачем тебе, Маргит, все это? Мир насекомых вообще крайне
жесток и нелеп. Некоторые паучихи, насколько я помню, откусывают партнерам головы сразу
после оплодотворения. Может, устроим вместо ночи любви ночь игры в шахматы, доставим друг
другу интеллектуальное удовольствие?
— Но я не паучиха и не бабочка, Эгор. Я — идеальное создание, поэтому у нас все будет
хорошо.
Маргит снова взмахнула лапкой, и тысячи ее верных слуг закружились вокруг Эгора. А потом
пестрым маскарадным костюмом облепили его обнаженное тело и стали легко, но довольно
настойчиво массировать своими лапками каждый миллиметр его тела. Это было великолепно. Эгор
закрыл глаз и погрузился в многочасовую нирвану. Душевные переживания не тревожили его,
сменившись полным безразличием к своей судьбе. Зато тело, восстановленное королевскими
ваннами, стало гиперчувствительным и с восхищением принимало массаж тысяч тонюсеньких
лапок. Эгор погрузился в сон наяву. Топчущиеся на нем бабочки мобилизовали яркие счастливые
картинки из детства, томившиеся в подсознании, и, кроме удовольствия чисто физического, он
получал тепло приятных ассоциаций. Он словно доверился сильным и добрым материнским рукам,
доставшим его из ванночки и завернувшим в мягкое махровое полотенце, каждую ворсинку