Следовало ожидать, что объяснение с Вик ничем хорошим не обернется. По правде, обернулось даже лучше, чем Гейл мог бы вообразить: после импульсивного признания он ожидал, что она по меньшей мере врежет ему снова (и в этот раз со всей силы), уйдет и не будет разговаривать с ним до скончания времен.
Дурак, ну что за дурак? Подождать подольше не мог? Выбрать обстановку поромантичней? Или поухаживать для начала? Вызвать в ней ответные чувства, а уже позже — признаваться?
Но ее лицо было так близко, она запыхалась, раскраснелась, растрепалась, будто они не боем занимались, а кое-чем иным.
Гейл невольно покраснел.
Весь день он непроизвольно вздрагивал от сменяющихся мыслей. Настроение то стремительно ухало вниз, в пропасть досады, горячего стыда и пробирающего ознобом страха (пропасть трех «с» — уже мысленно с горечью обозначил это в своем дневнике Гейл), то становилось ровным, спокойным и чистым, как журчащий родник.
Легрей, заметив его состояние, назначил дополнительные полчаса для медитации. К счастью, он не расспрашивал о причинах его смятения, и Гейл испытывал благодарность за это. Он опоздал на утреннее собрание, но не испытывал чувства вины — за необходимое время, позволившее хоть немного собраться с мыслями. На собрании он с трудом держал лицо и осанку, хотелось съежиться и стыдливо убежать от Вик куда подальше.
Она сказала «отвратительно». Он ей отвратителен. Она никогда не посмотрит на него иначе, как на брата. Выбери он время получше да обстановку романтичней, ничего не изменилось бы, с упавшим сердцем понимал Гейл.
Что же, что же сделать, чтобы она переменила свои взгляды? — мучительно думал он.
Надо было сдержаться. Сохранить хотя бы дружбу, которую она питала.
Она презирает его теперь?
Она, конечно, постаралась смягчить свой отказ — как могла, но…
Он отчаянно надеялся, что во взгляде ее не скользит жалость. Вот только жалким ему быть не хватало!
Как он вообще влюбился в нее? Она, конечно, недурна собой, но никогда не была красавицей, которой мужчины глядели вслед. Волосы стригла коротко, а когда они отросли — постоянно убирала в хвост или косу. Зачем же она их теперь состригла, если решила отращивать?
Гейл решился осторожно взглянуть на нее. Вик и парочка других Красных стражей что-то негромко обсуждали, уставившись на разложенные на столы листы и книги.
Ее волосы росли быстро. В день возвращения из своего двухнедельного отгула ее челка была слишком короткая, но теперь отросла достаточно, чтобы прикрывать часть лба, но не слишком, чтобы лезть в глаза.
Вик всегда была худощавой и жилистой, грудь была и так небольшой, так она еще и туго бинтовала ее каждое утро. Она была очень гибкой. Гейл с содроганием вспомнил их с учителем Рупом ежедневные тренировки. Его самого в компанию не звали: учитель Руп забраковал способность его тела гнуться. Он и Вик забраковал, но Вик была упорной и наблюдательной: она принялась самостоятельно повторять все за учителем Рупом, и, в конце концов, тот смягчился.
Ладони Вик были широкими, мозолистыми, как и пальцы. Ногти она всегда коротко стригла, и являла собой образец практичности: острота меча и крепость доспех всегда волновали ее больше, чем то, как они с виду выглядели. Нрав ее был суров и зачастую жесток. Она не гнушалась отбить у неприятных ей кавалеров желание угостить ее пивом и порой была резка на язык и кулак.
Они были отличными боевыми товарищами и знали, что всегда могут рассчитывать друг на друга. Когда же все пошло не так?..
Наверное, размышлял Гейл, когда она вышла на арену сразиться против лучшего воина барона Фенфроя, оказавшегося ниргеном. Разумеется, этим своим тупым поступком она намеревалась заставить Гейла остаться в Вершине, это было столь очевидно, что даже не смешно. Ему пришлось остаться, чтобы прикрыть ей спину — чтобы эта упрямая дуреха не померла раньше времени.
Или когда ее ранило пропитанной ядом стрелой роганов? Он так испугался, что плохо понимал, что делал. Он должен был спасти ее. Он почти поцеловал ее тогда, зная, что это сработает — он чувствовал, как вытягивал из нее яд, чувствовал, как сам весь словно превратился в огонь. Подобное чувство уже не раз настигало его.
К примеру, когда он сжигал Жатриена заживо — как и хотел в глубине души навсегда изуродовать его красивое тело, красивое лицо, черную шевелюру, насмешливые глаза…
— … личество. Ваше Величество, — встревоженно повторил Дюрек, — вы в порядке?
Гейл опомнился, удивленно посмотрел на него. Вздрогнул, торопливо разжимая смятые в кулаках уголки страниц, которые начали дымиться.
— Да, конечно, — кашлянув, ответил он, старательно глядя куда угодно, но только не на Вик. — Хотя вы правы, мне и впрямь сегодня не здоровится. Пожалуй, мне лучше уйти пораньше и отдохнуть, прежде чем мы снова встретимся на Малом Совете.
Он откланялся и поспешил в свои покои, где решительно принялся медитировать.
«Прошлое — в прошлом», — мысленно твердо напомнил он себе. Сейчас он должен сосредоточиться на настоящем и решить, что делать с клятвой хозяина и слуги. Орохина скручивало силой клятвы, когда тот пытался ее разорвать, и все же это ему почти удалось. Если бы не Джул…
Гейл сердито тряхнул головой, напоминая себе не думать об этом.
Где бы сейчас ни был Орохин, что бы ни замышлял, Гейл понимал, что должен воспользоваться временным затишьем, чтобы как можно скорее улучшить контроль над магией и при следующей встрече прикончить его. Барьер Орохина на руке не мог долго выдержать: Гейл видел, как он разрушался, но стоило ожидать от хитрого полукровки новых фокусов. А ведь Огуст предупреждал, что нельзя его недооценивать. В этот раз он наслал полчища тварей на Вершину, что же тогда будет в следующий?
Что ж, по крайней мере, можно быть уверенным, что замок переживет нападение монстров, невесело подумал Гейл и отпустил мысли блуждать в потоке сознания.
***
После этой медитации Гейл окончательно успокоился и даже повеселел. Он с аппетитом пообедал, прогулялся в саду в компании Легрея и Лока — тот если и был в курсе утреннего недоразумения с Вик, ничем этого не выдал; после на Малом совете подал парочку неплохих идей, которые одобрил даже Хемль. Речь шла о смене караула на сторожевых постах и обмена опытом с Серыми стражами.
Вечером, очутившись наконец в своих покоях, он с блаженством снял с себя камзол и рубаху и растянулся прямо на полу, на мягком пушистом ковре. Уставился в потолок. Попытался стащить ботинок за пятку, поддевая носком второй ноги, и вскоре тот глухо упал на ковер, за ним полетел и второй. Увлеченный Гейл не сразу услышал подозрительный шорох, а когда до него дошло, резко сел, аж перед глазами поплыли черные мушки.
Это полукровка. Полукровка Орохин вернулся, чтобы покончить с начатым и убить его.
Он вскочил на ноги, сжимая кулаки и вспоминая лучшие варианты для атаки. Или попытаться воззвать к клятве? Может, в этот раз удастся…
Возле камина открылась потайная дверь, и Гейла бросило в ледяной пот облегчения. Вик недоуменно посмотрела на его захваченные в огонь кулаки и вопросительно подняла брови.
Гейл стушевался, чуть встряхнул пальцами, словно от этого огонь исчез бы быстрее.
Боги, он чуть не напал на нее!
Почему он вообще решил, что это должен быть Орохин? Полукровке ведь неведомо о тайных проходах!
И что она здесь делает?
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил он, рассеянно вытирая руки о штаны.
Сердце так и колотилось. Стоило только подумать, что все хорошо, что он сам уже полностью успокоился, как любой незначительный случай в мгновение сбивал с него эту уверенность. Он пережил слишком много сильных потрясений в последнее время, чтобы перестать думать о худшем каждый раз, как случалось что-то неожиданное. Так говорили маги барьера, которые в первое время вместе с Легреем помогали ему в медитациях и контроле над магией. Конечно, они не знали даже половины того, что случилось на самом деле.
Вик нерешительно кивнула. Приглядевшись к ней, Гейл с удивлением осознал, что она нервничает.
— Знаешь, утром ты застал меня врасплох, а потом странно себя вел на собрании и совсем на меня не смотрел. Я понимаю, что задела твои чувства, и что ты, должно быть, не хочешь меня видеть, но я волнуюсь за тебя. Ты по-прежнему дорог мне. Надеюсь, однажды между нами может быть все как прежде? — Она скрестила руки и уставилась на него.
Как она могла так легко говорить все это?
Ужасное утро мгновенно пронеслось в памяти. Ее перекошенное гневом лицо, ее суровые резкие слова.
В горле застрял ком. Разумеется, как прежде быть не могло: он не мог смотреть на нее и не помнить ее отказа, свою импульсивную глупость, хотя, видят боги, с того дня, как он вернулся домой, в Вершину, все шло через одно место.
Вик перемялась с ноги на ногу, терпеливо ожидая ответа. Насилу сглотнув, Гейл сказал:
— Я всегда рад видеть тебя. Но, боюсь, мои чувства к тебе не изменятся.
Вик недовольно поджала губы.
— Даже когда женюсь, я буду хранить мою любовь к тебе на дне своего сердца, — продолжал Гейл.
Неожиданно на ум пришли сладкие речи, которые он шептал девушкам, с которыми проводил ночи в постоялых дворах, где они с Вик ночевали во время путешествий.
Если подумать, он и это кому-то когда-то говорил, и сказал бы ему кто тогда, что однажды он повторит эту фразу Вик, будучи серьезным до краев, он поднял бы этого тупицу на смех.
Гейл чуть не рассмеялся и галантно поклонился, чтобы скрыть это.
— Ты — свет моей жизни, — продолжил он, чувствуя, наконец, чем отличается настоящее признание от тех, чьей единственной целью было склонить девушку уединиться. — Ты — солнце моего неба, твои прекрасные глаза точно звезды…
— Для тебя это все шутки, я погляжу? — угрожающим голосом перебила Вик. — Что ж, отлично. Я зря беспокоилась о тебе.
Она отвернулась, собираясь уходить, и Гейл, в мгновение перепугавшись, схватил ее за руку.
— Подожди!
Вик сердито обернулась, и он отпустил ее руку, словно обжегся.
— Я действительно люблю тебя и никого не полюблю сильнее. — Гейл осторожно улыбнулся и вдруг понял кое-что, а когда понял, не удержался от смешка. — Но, знаешь, ничего ведь между нами не изменилось. Ты по-прежнему можешь отвесить мне затрещину, а я — подшучивать над тобой, хотя сейчас я не шутил. Вик, — он с неожиданным откровением посмотрел на нее и повторил: — ничего не изменилось.
Он харкнул и сплюнул на ладонь, протянул руку. Брови Вик поползли на лоб. Недоверчиво поглядывая на него, она сплюнула на свою руку и тоже протянула. Смачное рукопожатие окончательно разрядило обстановку. Уголки губ Вик дрожали, но она сдерживалась, а вот Гейл не удержался, широко ухмыльнулся и окончательно втащил ее в комнату.
***
— Опять ты здесь свинарник устроил, — заметила Вик, пока Гейл торопливо собирал раскиданные вещи.
— Эй, я весь день буквально скован с головы до ног. — Гейл с ненавистью поставил узкие ботинки на предназначенную для этого подставку. — Представь себе мое облегчение, когда выдается минутка расстегнуть пуговицы.
— Значит, разбрасывая вещи, ты проявляешь бунтарский дух? — усмехнулась Вик. — Хотя, сказать по правде, я ожидала увидеть здесь еще большее безобразие.
— Легрей это не жалует. Утром он приходит сюда, чтобы помочь мне с треклятыми медитациями.
— Лок обожает медитации, — заметила Вик.
— Ну еще бы, шэйеры за ними пол-жизни проводят.
— Но они и живут дольше. Лок говорил, что есть несколько ступеней мастерства, и что он сам сейчас на третьей, что открывает для него некоторые магические возможности, недоступные для людей. Ты знал, что он обучает этому Лоис, специально для нее разработав систему обучения?
— Он же ее учитель, — хмыкнул Гейл. — Должен же он чему-то толковому ее обучить.
— Кстати, раз уж тебе довелось побывать в Верхнем мире, не расскажешь о нем?
— Ты могла бы у Лока спросить, — с трудом удержав язвительный тон, сказал Гейл. — Он всяко знает поболее меня, да и рассказывать умеет.
— Я уже спрашивала, но мне интересно твое впечатление.
— Мир как мир. — Гейл пожал плечом. — Не разглядывал я его — темно там было, так что ничего особенного не увидел. Хотя кое-что было странным, — припомнил он. — Воздух будто бы другой, я вообще себя странно чувствовал. Легче будто бы стал. И там еще были огромные летающие камни, на которых стояло множество построек.
Вик кивнула со знающим видом. Она разлила вино в два кубка и протянула один Гейлу. Заметила вслух, что его вино куда вкуснее чем то, что подают в столовой, и Гейл решил к ее следующему приходу запастись несколькими сортами разных вин из королевского винного погреба.
Они сели друг против друга и замолчали. Гейл не знал, что сказать, и гадал, о чем же думала Вик. Ее отстраненное лицо в полутьме неяркого света кристаллов казалось далеким, чужим и помрачневшим.
— Я пойду, — наконец, сказала она. — Завтра рано вставать.
Она быстро допила вино и направилась к потайному ходу. Открыв дверь, помедлила, остановилась. Гейл растерянно подошел к ней.
— Честно говоря, не знаю, как быть, — негромко сказала она. — Здесь, в Вершине, многое напоминает мне о Джуле. Мне тяжело здесь находиться. Я вернулась-то лишь потому, что состою в Красных стражах, и сейчас, когда наш с Локом план о низших тварях претворяется в жизнь, я нужна здесь. Да и за тобой надо приглядеть. — Она чуть усмехнулась, посмотрев на него. Усмешка быстро сползла, оставив растерянность и обиду на ее лице. — Это несправедливо. Он не должен был так погибнуть, точнее… Он не мог так глупо подставиться под прямой удар. Разве что защищал кого-то, и этот кто-то молчит. Гейл, у тебя есть догадки, кто бы это мог быть?
Гейл помотал головой.
— И эта тварь, — продолжала Вик, — пробившая одним ударом и меч, и доспехи, и тело…
— Да, это все очень странно, — решился сказать Гейл. — Не представляю, как ты справляешься.
— Кто сказал, что я справляюсь? — Вик хмыкнула. — Могу я прийти к тебе завтра в это же время?
— Конечно. Почему нет?
— Я не знаю, быть может, у тебя планы?
Прежде Вик наверняка добавила бы что-нибудь ехидное о свиданиях со служанками.
— Никаких планов, — заверил ее Гейл.
И даже если появятся, он намеревался избавиться от них под благовидным предлогом.
— Хорошо.
Она ушла, махнув ему на прощание. Гейл аккуратно закрыл за ней дверь и устало сполз по стене вниз.
Все было как прежде, да не все. После этого утра он уже и не надеялся избавиться от воспоминаний о ее теплых губах и фантазий о том, что сделал бы дальше, если бы она позволила. Как она выгибалась бы в его ласках, сдавленно стонала и кусала руку. Почему-то ему казалось, что она кусала бы все, до чего дотянулась, лишь бы не издавать громкие звуки. Он заставил бы ее забыться, забыть Джула и собственное имя и все переживания. Он сделал бы ее счастливой, а она сделала бы счастливым его.
«Все что нужно, — горько думал Гейл, рассеянно наблюдая за огнем в камине, — все, что мне нужно, всегда рядом, а я все равно не могу до него дотянуться».
Разве огонь горел, когда он пришел в комнату? Когда он зажег камин?
Какая разница?
Гейл вздохнул и устало поплелся умываться.
***
День следовал за днем, жара спала, на смену ей пришла осенняя прохлада, желтели листья. С Гейла сняли оковы, и Легрей перестал приходить каждое утро в его покои — всего лишь через день, а то и два. Утренние собрания растянулись на послеобеденные, на Малом Совете стали появляться разговоры о выборе невесты для короля. Гейл морщился, но не возражал, а Лок взволнованно изучал обычаи королевских свадеб. Ночные визиты Вик превратились в своего рода традицию, и Гейл с нетерпением ждал ее, чтобы обсудить очередной день и посмеяться над старыми пердунами из утреннего собрания и Малого Совета. Вик, впрочем, его насмешек не всегда разделяла, иногда даже строго выговаривала за издевки над Легреем, но кто же виноват, что куцая бороденка ему совсем не шла, а одежду он, похоже, носил с того дня, как ее выдали ему пару сотен лет назад?
— Мне нравится его практичность, — серьезным голосом встала на защиту Легрея Вик.
В эту ночь — ничем на первый взгляд не отличавшуюся от любых других ночей — они с Гейлом устроились с тарелками еды на полу перед камином. За окнами рвал и метал нахлынувший ливень, приятно громыхал гром и сверкали молнии, и в стенах надежной Вершины Гейл чувствовал себя защищенным и на диво спокойным.
— На служебную форму вообще-то расходуется королевская казна, — продолжала Вик, — на которую можно найти более достойное применение. К примеру, если заменить твои ежедневные новые одеяния на одно практичное, то за год можно сэкономить пару мешков золота.
— Эй, я иногда надеваю одно и то же дважды, — возмутился Гейл.
Вик хмыкнула, откинулась о придвинутое к камину кресло, растянула босые ноги ближе к огню и пошевелила пальцами.
— И все же поговори с министром финансов о неразумном расходовании казны.
— Конечно, — проворчал Гейл, — ты разбираешься в этом куда лучше него, человека, специально обученного для этой должности.
— Помнишь, мы прежде смеялись над этими баронами, герцогами, раздутыми в своей важности, разодетыми в драгоценные ткани, увешанными золотом? И вот мы сами теперь среди них.
— Не ты. — Гейл выразительно посмотрел на нее и тут же отвернулся — расслабленная Вик в сползшей старой кофтенке вызывала щемящее чувство, которое побуждало к действиям, о которых Гейл не хотел задумываться.
— Не я, — согласилась Вик. — Я не щеголяю в кружевных платьях по выходным и свою зарплату откладываю.
— На что?
— Еще не решила. — Вик пожала голым плечом. — Прежде, до того дня, у меня были планы, а теперь я не знаю, что делать с деньгами, и они просто лежат на моем счету. Думаю, потрачу их на подарки друзьям.
— Вот как, — глубокомысленно протянул Гейл.
— Так что можешь уже сейчас намекать о том, что ты хотел бы получить на новый год. — Вик усмехнулась и тут же осеклась под его испытующим взглядом.
Гейл смолчал, хотя на язык очень просились глупые шутки, которые Вик наверняка приняла бы в штыки или даже дернула бы его за ухо.
— Знаешь, — после неловкого молчания вдруг подала голос Вик и подсела к нему ближе, касаясь плеча. — Мы можем попробовать.
— Что? — не понял Гейл.
— Поцеловаться.
— Что? — Гейл чуть не рассмеялся, но Вик выглядела предельно серьезной и покраснела.
— Я не шучу, — сказала она и, когда он в смятении, недоверчиво глядя на нее, отпрянул, резко схватила его за грудки. — Куда? Разве сам этого не хотел?
— Ты что несешь? — хрипло от волнения спросил Гейл. — С чего это вдруг?
Вик сильно покраснела.
— Я тут подумала… Но я хочу убедиться, просто… Когда ты поцеловал меня там, на арене, это действительно было мерзко.
Гейл скривился. Ну, отлично.
— А сейчас… Просто, знаешь, наверное, я поторопилась в выводах, — Вик глубоко вздохнула, — я хотела бы попробовать еще раз. Если ты не против.
Гейл мрачно смотрел на нее.
Иногда он ее ненавидел. Безжалостную упрямую Вик.
— Конечно, какие проблемы, — с горечью сказал он, с обидой глядя на нее. — Знаешь, если вдруг захочешь со мной переспать, ну, просто, чтобы проверить, не мерзко ли тебе…
— Заткнись, — грубо предупредила Вик. — Можно подумать, ты бы отказался, если бы я предложила.
— А ты бы предложила? — ядовитым голосом спросил Гейл.
Вик посмотрела на него так, будто он ранил ее, и Гейл вмиг устыдился.
— Ладно, иди сюда, — примирительно сказал он. — Прости, мне не следовало, просто это было неожиданно.
Вик хмыкнула, но придвинулась ближе, и когда поцеловала, Гейл все ожидал, что она отодвинется, они нервно дружно посмеются над этим и поскорее уже позабудут этот неловкий вечер — какая досада, а ведь все так хорошо начиналось, — но Вик все не отодвигалась. Ее поцелуи были легкими, губы мягкими и осторожными. Она изучала его лицо подушечками пальцев, трогала кончики распущенных, влажных еще после мытья волос. Гейл сжал полы своей рубашки изо всех сил, непроизвольно напрягаясь. Поцелуй Вик стал напористей, откровенней. Гейл не заметил, когда она оседлала его, не заметил, как вцепился в ее бока, в ее плечи, как притянул к себе ближе. Она задрала его голову, вцепившись в волосы почти до боли, оторвалась, наконец, от поцелуя, тяжело дыша. Ее глаза казались совсем черными, с тлеющими угольками на месте зрачков.
— Ну что? — прерывисто спросил Гейл. Разжатые руки дрожали, он сам весь дрожал и вспотел. — Проверила?
Вик молчала. Обняла его лицо ладонями, прижалась к его лбу своим, прикрыла глаза, а когда открыла, взгляд ее наполнился изумлением и смятением. Она порывисто вскочила, подбежала к потайному ходу, отворила его, на ходу поправляя задравшуюся кофтенку, и, не оборачиваясь, нырнула в проем.
***
С самого утра все валилось из рук, и Гейл не мог ни на чем сосредоточиться. От утреннего собрания он позорно сбежал, сославшись на больной живот, после добрых два часа мучил целителя несуществующими симптомами, пока не пришел рассерженный Легрей и изрядно заинтригованный его поведением Лок. Гейл на их вопросы отвечать отказался, надулся, обиделся и начал жаловаться, что работает без отдыху с тех пор, как приехал в Вершину, чем заставил Легрея о чем-то призадуматься.
На занятиях Гейл старался отвечать со всем прилежанием и спросил Легрея о клятвах. Задумчивый Легрей пообещал, что вскоре они доберутся и до этой сложной темы, а пока юному королю не мешало бы сосредоточиться на здесь и сейчас и не отвлекаться на сторонние темы.
Знал бы он, насколько важны были любые сведения о клятвах…
От прогулки Гейл отказался, предпочтя вместо этого лишний час помедитировать, а на Малом совете всецело ушел мыслями в проблемы своего государства. В конце концов, он король и отвечал за все и, кажется, начал к этому действительно привыкать.
Он старательно избегал весь день Вик и мысли о ней, но они, конечно же, были быстрее, и когда главные часы пробили время отбоя, Гейл обреченно заперся в своей комнате, накрылся одеялом с головой, переполненной роем размышлений, и мрачно ждал лишь одного — поскорее заснуть.
Придет ли она сегодня? Что значило ее вчерашнее бегство. Это было не в ее характере: она предпочитала разом разрубать узел проблемы, а не сбегать. Она выглядела изумленной, вспомнил он, почти напуганной. Чего же она испугалась? Неужели своих чувств?
Придет ли она сегодня? И что будет говорить и делать, если придет?
Сон не шел. Гейл мучился под жарким тяжелым одеялом, ворочался с боку на бок, в конце концов, встал и решительно подошел к трапезному столику, на котором как всегда стояли кувшин с водой, бутыль с вином, фрукты и сладости.
Попивая второй кубок вина, он думал о том, что если бы действительно хотел заснуть, выпил бы сонный эликсир — сразу две порции, но правда была в том, что он не хотел, чтобы этот день закончился.
Он оглянулся посмотреть на время. Напольные часы в виде высокого фонтана с золотыми рыбками, спешили к полуночи. Гейл задумчиво подошел к камину, присел, скрестив ноги, протянул руку и зажег приготовленные там дрова. Коснулся пальцами деревянного пола, прячущего каменные плиты, из которых была возведена Вершина. Уставился на огонь, завораживающую гибкость пламени, тающую в воздухе. Воздух дрожал, подрагивал, переливисто мерцал искрами.
Когда раздался знакомый тихий скрип тайного входа, Гейл уже ничему не удивился, разве что отстраненно вспомнил волнение, преследовавшее весь день. Руки Вик мягко обвили его шею. Она опустилась на колени, обнимая его со спины, укладывая голову ему на плечо.
Сердце пропустило несколько ударов, а затем понеслось вскачь, будто попыталось наверстать и не смогло больше замедлиться.
Он медленно повернулся к ней и заключил в объятия. Уткнулся в теплую шею и вздохнул, потерся носом, скользнул выше, по щеке, нашел ее губы — мягкие, податливые. Полуприкрытые глаза Вик казались черными в полутьме комнаты, незнакомыми и загадочными. Ее ресницы подрагивали. Она целовала легко, целомудрено, и от доброй усмешки в ее глазах Гейл ощутил себя глупым робким мальчишкой. Он хотел бы спросить, что все это значит, но боялся, что не выдавит ни одного связного слова. Он вжимал ладони в ее гибкую спину, вел пальцами, не решаясь ни спуститься ниже, ни как-то коснуться ее спереди. От напряжения горели мышцы, он задыхался, мучился и не находил выхода, словно если бы сделал что-нибудь, то прекрасное видение вмиг исчезло бы.
Она взобралась к нему на колени, одновременно задирая ночную рубашку. Под ней ничего не было, обмирая, понял Гейл, скользя ладонями по ее стройным сильным ногам. Не сводя с него глаз, она привстала, одной рукой высвобождая его и направляя в себя. Во рту пересохло. Возбуждение стало таким сильным, что он готов был кончить, едва коснулся ее сокровенности своим естеством. Он прикрыл на мгновение глаза. Совладав с собой, встал, не разъединяясь с ней, удерживая ее на руках, и неверным шагом направился к постели.