В запертой комнате было темно, за окнами опустилась ранняя зимняя ночь, тихо потрескивало пламя очага да горело несколько светящихся кристаллов. Маленький человеческий мальчишка, заколдованный сонными чарами, тихо посапывал в середине большой кровати, укрытый теплыми одеялами. Ороро неподвижно стоял над ним в глубокой задумчивости. Вздохнув, отвернулся и, превозмогая боль, глубоко кольнувшую все тело сотнями острых игл, открыл Дверь в Нижний мир, и мрачно уставился на танцующую красными всполохами прореху. Его слишком долго там не было, Вортар, должно быть, рвет и мечет.
Ороро обернулся посмотреть на Бронна. Вид спящего ребенка немного воодушевил и внушил уверенность.
— Я скоро вернусь, — негромко пообещал он, хотя Бронн не мог услышать, и шагнул в Дверь.
В Нижнем мире был разгар дня, и многие тэйверы находились на улице: уборщики приводили в порядок сторожевые посты, расположенные у границы с магическим барьером, который преграждал путь монстрам, атакующим по ночам; дети переносили маленькие чем-то груженые корзинки, бежали с поручениями — мало кого можно было увидеть слоняющимся без дела либо играющим. Один из них едва не сбил Ороро с ног и, увидев, на кого натолкнулся, испуганно вскрикнул, отпрянул и со всех ног пустился прочь.
Недоверчивые презрительные взгляды скользнули по Ороро, но никто ничего не сказал и, конечно же, не стал унижаться до приветствия — то, что Вортар взял его под свое крыло, и что Ороро был ключом к свободе, не значило, что их мнение к проклятым полукровкам переменилось. Пожалуй, не стоило дразнить их своей возможностью вот так просто появляться из Срединного мира в центре города, но к дому Вортара отсюда дойти было удобней всего, да и не помешает лишний раз напомнить этим высокомерным тэйверам, что он — их единственная возможность выбраться отсюда. Пусть видят, пусть осознают свою беспомощность, пусть завидуют и не забывают.
Ороро задрал подбородок, расправил плечи, с достоинством дошагал к дому Вортара и занес руку, чтобы постучать, но не успел: дверь открылась, едва не заехав ему по носу, а выходивший Цертер резко замер. Его глаза удивленно распахнулись. В них мелькнуло изумление и облегчение. Опомнившись, он быстро оглядел Ороро и нахмурился.
— Где тебя носило?
— Вортар здесь? — одновременно с ним спросил Ороро.
Цертер, помедлив, отступил назад, внутрь дома, оставив дверь открытой.
— Мы с полного ночного дежурства, недавно проснулись, — пояснил он, хотя по нему с как всегда идеально убранными волосами и выглаженной чистой одеждой нельзя было сказать, что он провел долгую бессонную ночь. — Так что у него дурное настроение, не принимай на свой счет.
Ороро последовал за ним по коридорам большого дома Вортара. Серебряные волосы Цертера были собраны в несколько переплетающихся между собой косичек с черными бусинами. Это выглядело красиво, и Ороро мимолетно пожалел о своих коротких волосах.
— Голоден? — спросил тем временем Цертер. Он вел их на кухню, откуда доносился запах жареного мяса.
Ороро отрицательно покачал головой. Добрых три недели он восстанавливал надорванные силы и здоровье, благо, в этом существенно помогал, сам того не ведая, маленький Бронн, в чьем разуме теснились кошмары пережитого. Если бы королю Гейлорду взбрела в голову мысль призвать Ороро в те дни, он не смог бы противиться, но, похоже, тот не знал, что происходило с его слугой. Он мог бы выяснить, используя клятву, но, судя по всему, не умел, а попросить помощи не решился, иначе пришлось бы обнаружить свои преступления.
Скорее всего тот Страж не выжил, размышлял Ороро, ведь выживи он — вмешался бы и научил короля пускать клятву в дело.
— Вы только посмотрите, кто почтил нас своим присутствием, — насмешливо протянул Вортар, встретивший их на кухне.
Босоногий, растрепанный, он был одет в измятую одежду и угрожающе взмахнул деревянной лопаткой в опасной близости от лица Ороро. Не часто можно было встретить его за готовкой, должно быть, и впрямь сильно раздражен.
Бесполезно было сейчас пытаться что-то объяснить, иначе Вортар залил бы Ороро уши ядовитыми комментариями или того хуже — решил демонстративно наказать перед ним сестру, потому Ороро просто снял плащ и аккуратно закатал просторный рукав рубашки, обнажая воспаленное едва не нарушенной клятвой предплечье. Цертер тут же подцепил его руку за запястье привычно холодными длинными пальцами и внимательно посмотрел на последнее кольцо барьера. Переглянулся с Вортаром.
— У тебя есть, что нам сказать? — ледяным голосом осведомился Вортар, подойдя к Ороро вплотную. — После всех наших приготовлений, после всего ты посмел так глупо рисковать своей жизнью. Надеюсь, это того стоило?
Ороро выдержал его полыхающий яростью взгляд. Вортар имел право злиться, в конце концов, он как никто понимал, что поставлено на кон, и что случится, если Ороро умрет.
Цертер невозмутимо подвел Ороро ближе к кристаллу света, расположенному над столом. Указал взглядом на стул и, аккуратно устроив руку Ороро на столешнице, принялся тщательно изучать клятву и остатки барьера.
— Я составил барьер из девяти колец не случайно, — спокойно, будто рассуждая о погоде, пояснил он. — Три кольца — это три ступени защиты на одно условие. Когда Орохин не явился на зов хозяина, он фактически нарушил третье условие, но в нем была лазейка. Человек не обозначил точно, на какой именно зов Орохин должен был явиться — напрямую или через клятву. Как правило, при подобных неточностях ритуал клятвы склоняется к наиболее веской вероятности — к зову напрямую, поскольку прямой зов, как и прямой приказ имеет большую силу, и я воспользовался этим. Человек призывал Орохина, не напрямую обращаясь к нему, а через расстояние, взывая к клятве. Потому первые три кольца не разрушились, когда Орохин проигнорировал призыв. Но после мы отправились на выручку нашим товарищам, и… Я прекрасно осознаю, что своими словами невольно подтолкнул Орохина к мысли о косвенном убийстве хозяина. — Лицо Цертера помрачнело, и лишь на этих словах Вортар, наконец, перестал сверлить взглядом Орохина и обратил его на своего друга. — Ведь это я предложил открыть Дверь в Срединный мир, мне следовало догадаться, что за этим последует, видел же, что Орохин был не в себе.
— Твоя идея спасла нам жизни, — твердо сказал Вортар.
Цертер смолчал. Распущенные длинные передние пряди скрывали выражение его глаз, и Ороро с досадой подумал, что, должно быть, все это время, что он не объявлялся в Нижнем мире, Цертер винил себя в этом. В эту мысль вплелась другая — о сестре, которая также не знала, в порядке ли он. После разговора с этими двумя нужно немедленно отыскать ее и испросить прощения за недостойное поведение. Он мог хотя бы попытаться предупредить ее, что жив, но не был уверен, что справится хотя бы с простейшим заклинанием, не говоря уже о связи через магический круг. Ох как пригодились бы в этой ситуации кристаллы связи, о работе над которыми говорила Мэлина!
— В том, что Орохин открыл Дверь в дом своего хозяина, виноват лишь он сам, — продолжал настаивать Вортар. — Ты не в ответе за него.
— Очевидно, что-то пошло не по плану Орохина, — продолжил Цертер, оставив его слова без внимания. — Монстры не справились с его хозяином, и Орохину пришлось противостоять ему напрямую. Ты ослушался его и попытался убить своими руками, не так ли?
Ороро кивнул, неожиданно ощутив благодарность за то, что Цертер взял роль рассказчика на себя. По дороге сюда мысленно он уже вообразил ссору с Вортаром, и как бедная сестра потерпит наказание за его оплошность, но, слава богам, здесь оказался Цертер, а значит Вортар не позволит своему гневу разойтись.
В ааро-дарула Вортара они с Цертером были ровесниками, самыми молодыми. Старше всех был Рогуро, и иногда Ороро ревниво подозревал, что он ухаживал за Урурой. От нее Ороро знал, что Вортар и Цертер были знакомы еще до катастрофы. Очутившись в Нижнем мире, Цертер, потерявший семью, надолго замкнулся в себе. Их с Вортаром объединили в группу сверстников и однажды отправили на работы за пределы города — днем, когда высшие твари по обыкновению дремали. По обыкновению, но не всегда. Из отряда в тридцать тэйверов вернулись лишь Вортар с Цертером спустя две недели. По словам Вортара, они прятались в лесах и вернулись в город, едва выпала такая возможность, но где они на самом деле пропадали и что пережили — никто кроме них не знал, а Цертер вскоре обнаружил к удивлению окружающих способности Абсолютного Создателя.
Вортар хоть и старался демонстрировать одинаковое отношение ко всем членам ааро-дарула, даже Ороро было очевидно, что это не так, и дело было не в высокой ценности Цертера, как редкого абсолютного Создателя. Пережитое в те две недели сплотило их. Цертер был чуть ли не единственным тэйвером, который на памяти Ороро мог противостоять злому до крайности Вортару, успокоить или направить его мысли в другое русло. Иногда — чаще в дурную погоду, когда даже высшие твари боялись высунуть нос — он впадал в странное оцепенение и порой что-то непонятное бормотал. «Уходит в себя» — так называла это Урура, «опять чудит» — говорили остальные, пытаясь скрыть за неловкими смешками страх. Состояние то могло длиться минуту, однажды протянулось на несколько дней, изрядно этим всех напугав. Немудрено, что Вортар волновался за своего драгоценного друга.
— Почему ты не сбежал, пока мог? — невозмутимо продолжал пытки Цертер. — Ты ведь должен был чувствовать, что барьер рушится, ты должен был понимать, что если тебе удастся убить хозяина, ты погиб бы вместе с ним, и тогда все мы — и твоя сестра — так и остались бы гнить здесь до скончания времен.
Лицо горело от стыда. Ороро не решался взглянуть на Вортара, проще было смотреть на отрешенное лицо Цертера, который продолжал изучать его руку, словно не было на свете ничего интереснее.
Цертер много лет работал над заклинанием барьера — он хотел создать хотя бы временную защиту для тэйвера, попавшего в Срединный мир. Вернуться бы в родные земли хоть на краткий миг, вдохнуть полной грудью вкусный свежий воздух, подставить лицо яркому теплому солнцу, окинуть взглядом бескрайнее глубокое небо — все это Ороро видел в изголодавшихся завистливых взглядах тэйверов.
— Почему ты не сказал, что твоим хозяином стал Хранитель Южной Вершины? — неожиданно спросил Вортар.
Глаза Ороро округлились.
— За дурака меня держишь? — Вортар скучающе подошел к плите с большой сковородой, на которой жареное мясо, судя по запаху, начало гореть, и тщательно размешал. — Действительно, кем бы мог быть тот маг, что справился с ордой несущихся монстров, без предупреждения явившихся перед ним?
Он взял разделочную доску, выхватил нож и нашинковал охапку мокрой зелени из сита, стоявшего на двух ножках над глиняным тазиком.
— Более того, кем бы мог быть маг, умудрившийся заковать тебя клятвой слуги, а после едва не прикончил в бою один на один?
Ороро смолчал.
— Ну и довольно очевидно, что это был Хранитель Юга, — продолжал Вортар. — На Западе нет Хранителя, восточный — в залах Созерцания, а насчет северного у нас особые планы, связанные с нашими союзниками-ниргенами. Их разведчики доложили бы, случись там что-то подобное. Ты так и не скажешь, на чем он взял тебя?
Ороро отрицательно качнул головой. Он намеревался молчать до тех пор, пока Вортар не устанет язвить и не перейдет на нормальный разговор.
Сковорода яростно зашипела от порции зелени. Нож пролетел в нескольких сантиметрах от головы Ороро и вонзился в мишень на стене, заменяющую подставку для ножей.
— Ты должен был рассказать об этом — мы могли по крайней мере воспользоваться подвернувшимся случаем и придумать способ разрушить Южную Вершину!
Цертер, что-то записывающий в маленькой книжице, которую постоянно носил с собой, отвлекся, недоуменно моргнул.
— Разве по плану она не следует последней?
— Это не будет иметь никакого значения, если этот недоумок умрет. Мы трудимся днем и ночью, работаем над новыми заклинаниями, тогда как ты — да-да, Орохин, смотри мне в глаза, когда я говорю с тобой! — кажется, лишь тянешь время.
— Думаешь это так легко? — процедил в ответ Орохин. — Я тружусь и рискую не меньше, а то и больше вашего!
— Прошел век, и все, чего ты достиг за это время — расправился с одной лишь Западной Вершиной! Нам что же, придется еще три века дожидаться, покуда ты поможешь уничтожить остальные? Да и посмотри на себя! В таком состоянии тебя побьет даже ребенок!
Ороро в его напоминании не нуждался — сам прекрасно все видел в зеркале по утрам. Несколько дней он не мог нормально есть: его тошнило, воротило даже от воды, лишь питательные темные эмоции Брона держали на крыле. Он осунулся, отощал, поседели волосы, крылья ломило до сих пор. Такова была цена нарушения клятвы — и то, как подозревал Ороро, еще не вся.
— Я что-нибудь придумаю, — холодно ответил он.
— Уж будь так добр, — в тон ему сказал Вортар.
— Расскажи подробней о короле, — неожиданно попросил Цертер. — Каков он, почему все еще не расправился с тобой, есть ли у него слабости? Возможно, семья, друзья, возлюбленные? Кто-то, на кого можно воздействовать. Через кого можно добраться до него.
Ороро ощутил, как губы расходятся в мрачной улыбке.
Цертер, как всегда, предлагал гениальные идеи.
Что ж, подобный расклад более чем устраивал его. Клык за клык, как говорится у ниргенов.
Но секундочку. Что он в действительности знал о короле Гейлорде?
Ороро напряг память, Цертер выжидательно смотрел на него, готовый записывать важные по его мнению сведения, а Вортар, ворча, вернулся к готовке.
***
Краста, с тревогой сжимая ладони и пальцы перед собой, смотрела, как медленно тает алый закат, и ночь устилает небо синим, стремительно темнеющим покрывалом. Миг, когда угрожающая чернота сплеталась с последними отчаянными багровыми всполохами, взволновал до слез. Туго перетянутая неудобным корсетом грудь быстро вздымалась, плоский живот (Краста никогда бы прежде не поверила, что у нее может быть тонкая талия, но с убийства Жатриена она не могла толком есть) и спина невольно напряглись в трепетном ожидании, что вот сейчас ее коснутся сзади знакомые руки, медленно поднимутся выше, заключая в объятие, губы коснутся мочки уха и хрипло прошепчут что-нибудь непристойное.
Но уже растаяли последние отголоски этого дня и замерцали звезды на небе, медленно выплывала Зела и блестел на другом конце неба осколок Зельды, а здесь и сейчас Краста напрасно изо всех сил удерживала последние мгновения неистовой надежды и ожидания, что каким-то чудом Жатриен подойдет к ней бесшумной поступью, коснется и прошепчет ее имя.
Окончательно замерзшая, она разочарованно открыла глаза, прислушалась. Мир продолжал двигаться вперед: привычно доносились отзвуки шагов слуг и служанок, негромкие разговоры, редкий смех, отдаваясь болью и глухим раздражением — они не понимали, не чувствовали даже сотой части испытываемой ею боли, конкуренцию которой мог составить лишь страх.
Погибший Джул часто снился ей. Краста не раз задавалась вопросом — не стоило ли обнаружить себя? Криком отвлечь внимание полукровки от короля? Тогда Джул, возможно, остался бы жив. Вот только в тот момент жадное мщение внутри возликовало: Краста с неожиданной для себя бешеной радостью ожидала, когда же полукровка вспорет горло Гейлорду, отомстит за Жатриена и ее детей, оставшихся без отца. Вот только она не заметила Джула, и увидела его, лишь когда он встал между полукровкой и королем, защищая того всем собой.
Джул должен был все слышать. Почему, почему он ринулся защитить Гейлорда?
Он всегда был слишком честным, с горечью подумала Краста.
И поплатился за это.
Прежде в ней теплилась надежда, что гибель Жатриена и впрямь была случайной, но теперь она слишком хорошо помнила выражение лица Гейлорда, его равнодушный голос, его последние слова Джулу, и ничего, кроме страха и ненависти она к нему испытывать не могла.
Он обещал не тронуть Жатриена — и убил его. Он обещал, что никогда не будет использовать ребенка в своих целях — и использовал. Он обещал не мстить ее детям — и…
Краста вздрогнула, резко обернулся и поспешила вниз, срываясь на бег, не обращая внимания на встревожившихся Красных Стражей, оставшихся за дверью. Скорее, скорее в комнату детей! Что если пока она стояла на балконе башни, он добрался до них?! Они ведь так похожи на отца! Гейлорд странно смотрел на Клэрию, заметил ли он ее сходство с Жатриеном? О чем он думал? Ох, только бы успеть, какая же она глупая!
Краста ворвалась в детскую, и от шума нянька, сидевшая у кровати, подскочила, роняя шитье, а сонные Клэрия и Кэлард, как всегда спящие в обнимку, завозились, проснулись, потерли глазенки, недоуменно глядя на растрепанную и наверняка безумную с виду мать.
— Уйди, — приказала Краста, не глядя на няньку, и, не дожидаясь, пока та уйдет, подбежала к детям, притянула их к себе, осыпая безудержными поцелуями, ласками и слезами.
— Мам, мам, — пищала Клэрия. — Ты чего?
— Ничего, — дрогнувшим голосом сказала Краста и нервно рассмеялась. — Все хорошо, мамочка просто вас так сильно любит.
— Мы тоже любим мамочку, — с готовностью ответила Клэрия, жмурясь от удовольствия.
Но Кэлард оставался серьезным. Он коснулся лица успокоившейся Красты пальчиками, отвел выбившуюся золотую прядку.
— Не бойся, мамочка, — попросил он, и Краста вздрогнула от его проницательного грустного взгляда.
Она легла между ними, не в силах разлучиться, уложила себе на грудь, крепко обняла, и вскоре они уже засопели, провалившись в глубокий сон. Краста разглядывала их безмятежные детские лица, в каждой черточке которых видела Жатриена, и оттого любовь к ним поднималась такой жаркой всепоглощающей волной, что становилось больно дышать.
Она не позволит Гейлорду навредить им. Его слову нельзя верить. Сейчас он говорит одно, а завтра сделает совсем другое.
В тяжелых думах пролетела половина ночи. Краста лежала, не шелохнувшись — чтобы не разбудить детей и чтобы не вспугнуть слабую пока решимость взять дело в свои руки. В конце концов ей пришлось встать — мысли слишком сильно взбудоражили, чтобы она могла просто оставаться на месте.
Она осторожно поднялась, укладывая поудобнее детей. Подоткнула им одеяльца и как можно тише вышла за дверь, за которой стояла в ожидании верная нянька и Красные Стражи. Красте стало стыдно от того, что она не помнила ее имени, и вообще в последнее время стала рассеянной и раздражительной, хотя ее милые служанки уж точно были ни при чем.
— Присмотри за ними, — мягко попросила она, вкладывая в взгляд сожаление за грубость, и поспешила в свою комнату.
Лихорадочные мысли ни на минуту не отпускали ее разум из своих крошечных липких лапок.
Мог ли Гейлорд бояться, что когда дети вырастут, они решат отомстить ему за отца?
Он ссылал их в Мехрив — осколки камней, пучки редкой травы, серое небо, дожди, сырой воздух; в Ренденский дворец — холодные камни, потеющие окна, стонущие в бурю трубы. Разумеется, Гейлорд не мог обо всем этом знать. Краста понимала, что то было не его решение, а Малого Совета, и, учитывая положение, это было даже… великодушно — на что еще могли рассчитывать жена и дети человека, который предал и чуть не убил короля?
Лучше бы ему и дяде в тот день это удалось…
Краста кивнула на прощание своим Стражам и, очутившись в комнате, заперла дверь и с облегчением прижалась к ней пылающим лбом.
— Вы не похожи на ту, что описывал мне герцог Огуст, — произнес незнакомый голос за спиной.
Краста в первый миг окаменела, в другой — потянулась рукой провернуть ключ, торчащий в гнезде замка, и открыла рот, чтобы закричать, позвать на помощь, как неожиданно смысл слов незнакомца достиг ее разума, и Краста изумленно обернулась.
— Прошу прощения, что напугал, — сказал незнакомец.
При тусклом свете кристаллов Краста разглядела, что одет он был в обычную ливрею, что носили слуги, занимающиеся чисткой каминов и кристаллов света. Один из сотен многочисленных слуг.
— Кто вы? — спросила она.
— Ваш союзник, — задумчиво ответил незнакомец, пристально разглядывая ее. — Вы позволите?
Он медленно протянул руку к кристаллу света, и Краста кивнула. Незнакомец провел пальцем вверх по шкале сияния, и в комнате посветлело. Незнакомец галантным жестом предложил Красте присесть, но она предпочла стоять. Он, казалось, совсем не боялся, что она могла в любую секунду позвать Стражей, и его уволокли бы в темницы за вопиющую наглость вторжения в покои принцессы. Манерой держаться он не походил на слугу. Кем же он был в действительности?
Он устроился на кресле, налил в два кубка напиток из стоявшего на трапезном столике кувшина и первым сделал глоток, не сводя заинтересованного взгляда с Красты.
— Что вы имеете в виду говоря, что вы мой союзник? — спросила Краста, скрещивая руки на груди.
— Я, как и вы, ненавижу короля Гейлорда, — ответил незнакомец. — Я был одним из тех, кто помогал герцогу Огусту и лорду Жатриену, вашему мужу, свергнуть его. Примите мои соболезнования. Ваш муж был храбрым человеком.
Краста благодарно кивнула. В носу защипало от слез, как и всегда при упоминании о любимом.
— Что вы хотите? — спросила она.
— Мести.
Краста издала невеселый смешок.
— Что мой брат сделал вам плохого?
В непроглядно черных глазах незнакомца застыл лед.
— Он убил моего брата и его жену, убил их дочь и женщину, которую я называл своей матерью. — Он помолчал, сдерживая гнев. — А после он грозился убить моего маленького племянника, если я не подчинюсь.
Глаза Красты широко раскрылись.
Этого не могло быть. Это просто совпадение, твердила она себе, в глубине души зная уже, кто навестил ее.
Напольные часы, выполненные в виде золотой птичьей клетки, негромко пробили три раза. Наступил час номэйдов — первых тварей, час, когда приходили кошмары, и Краста вздрогнула.
— Как видите, у меня полно оснований для мести, — продолжал незнакомец, — и я прошу вашей помощи, зная, что по его вине погиб ваш муж, отец ваших детей. Зная, что и ваши дети могут быть в опасности.
Краста резко вскинула голову.
Незнакомец смотрел на нее внимательными глазами, в которых не отражалось ничего.
— Я помогу вам, — ответила она, не узнавая свой голос. Она дрожала, но не от страха, а от гнева, злой радости и отчаянной надежды. Сердце стремительно колотилось. — Вам опасно находиться здесь, вы же знаете, — поддавшись наитию, сказала она.
В выражении глаз незнакомца мелькнуло удивление, а Краста между тем замечала все больше и больше в его внешнем облике.
Он был изможден, что лишь подчеркивал неяркий свет кристаллов. Глубокие тени словно бы вдавили его глаза глубже в череп, лицо было заостренным, как и худые длинные пальцы. Он казался молодым, но печать какой-то болезни словно бы преждевременно состарила его.
— Вы не могли знать, что я не позову помощь и соглашусь помочь, — продолжала Краста. — Вы очень рисковали, придя сюда со столь откровенными речами. Похоже, месть для вас дороже жизни.
Незнакомец задумчиво сделал глоток из кубка.
— По правде, это не так. Я должен вернуться к своему племяннику, ведь он остался совсем один. Я здесь, чтобы обеспечить ему безопасность и нормальную жизнь, а это возможно, лишь если король Гейлорд умрет. Это гораздо важнее мести, ради этого можно и рискнуть. А вы как думаете?
Он коротко взглянул на нее, и Краста застыла, осознавая непривычную для себя власть над чужой жизнью, осознавая их сходство. В его печальных глазах она увидела все, что ей было нужно — все, что она видела в своих каждый раз, как гляделась в зеркало. Помедлив, она сделала шаг, опустилась в соседнее кресло, взяла в руки кубок, который он прежде налил для нее, и приготовилась слушать.