— Поговорим, — сухо откликнулся Рейн.
Слова Адары прозвучали по-деловому скупо, с долей пренебрежения. Этим она сразу напомнила Совет. Рейн решил, что с ней тоже стоит держаться настороже. Женщины бывали опасны не меньше мужчин, и та, которая стала королевой нищих, могла оказаться врагом посильнее многих.
— Так кто вы?
— Давай сначала поговорим, кто ты.
— Ноториэс, инквизитор, король, — Рейн широко улыбнулся, потирая клеймо. — Выбирайте любой ответ.
Он сдвинулся на край кресла, сбив накидку, и продолжил:
— Дальше вы спросите, чего я хочу, так? Вы думаете, что знаете, что со мной произошло. Допустим. Тогда вы должны понимать, что я хочу сгноить весь этот чертов Совет, всю Церковь и Инквизицию. Чтобы люди сами пошли к Дому Совета и подожгли его, — он с улыбкой откинулся на спинку. — Так кто вы, кира Адара? Чего хотите вы?
Женщина опять не ответила на вопросы:
— Так давай сделаем это, Рейн. Давай сгноим Совет, Церковь и Инквизицию, — она улыбнулась мягкой красивой улыбкой, как если бы предлагала попить чаю или звала на прогулку.
— Я-то это сделаю, даже если придётся привязать к себе взрывчатку и так войти в Дом Совета. Я один, мне терять нечего. А вы? Зачем вам это?
Женщина призадумалась, точно решала, можно ли ему довериться. Рейн знал таких: лучше не давать ей время подумать, надо сразу найти болевую точку.
— Что сделал Совет? Вы — из знатного рода, так? Отец попытался отдать замуж за богатенького подонка, и вы сбежали? Нет, слишком мелко. Может, кто-то из великих вас обрюхатил, а родители выкинули ребенка? Или над вами надругались?
По мере того как лицо Адары искажалось и превращалось в маску, наваждение спадало всё сильнее. Никакая это не благородная дама, и настоящего благородства у неё не больше, чем у практика-ноториэса. Рейн был уверен, что она хранит достаточно грязных секретов, а её поступки — поступки обиженной женщины, а не защитницы народа.
Хотя в глубине души хотелось ошибиться. И найти настоящую поддержку, а не как тогда.
С тихим стуком вошла Эйли, поставила на стол между креслами ароматный чай, отдававший чабрецом, и тарелку с белом хлебом и сыром. Рейн тут же схватил ломоть, кинул на него кусок сыра потолще и жадно вцепился зубами.
Эйли уставилась на него. Адара указала рукой на дверь, и девушка, то и дело оборачиваясь на короля, медленно вышла.
Рейн быстро проглотил последний кусок и снова уставился на правительницу Замка.
— Так что с вами произошло?
Она мелодично рассмеялась:
— Не спеши раскрывать мои карты, Рейн.
— Но мои раскрыты. Может, мне и нечего терять, но я не готов слепо доверять людям. Хватит уже, достаточно верил.
— А все ли карты? Расскажи, что с тобой произошло, из-за кого ты стал таким?
Голос Адары зазвучал по-матерински добро и нежно. Она придвинулась к столику и сделала небольшой глоток чая.
— Хорошо, заключим сделку. Сначала вы расскажете, что задумали, а затем я — что со мной произошло на самом деле.
Улыбка Адары перестала быть нежной. Она состроила гримаску и недовольно ответила:
— Не играй в инквизитора, Рейн. Ты оказался здесь из-за меня, и не тебе ставить условия.
— Хорошо, тогда я уйду. Или что, не выпустите? Как мертвец я немногого буду стоить. Возьмёте пленником и попробуете поторговаться с Советом? Но это не поможет его «сгноить». Вам ведь нужен не я, а король Кирии, которого знает народ: и все эти ваши нищие, и знать. Так?
Рейн увидел, как крепко тонкие пальчики Адары сжали ручку чашки. В этом жесте уже не было ничего благородного — только плохо сдерживаемая злость.
Да, инквизиторы говорили верно: враг врага может стать хорошим другом. Но битва закончится, и от дружбы не останется ни следа.
— Хорошо, Рейн. Всё просто. Да, я действительно из великого рода, и я сбежала. В Совете — мой муж, который бил меня и лишил дочери, и любовник, с которым мы хотели уехать, да он не пришёл. Но дело не только в этом. Я всегда знала, что мне строить новый мир.
Рейн уставился на Адару. Из великого рода. Фанатичка. Обиженная женщина. Опасная смесь. Так кто она?!
И кто в Совете — её муж, а кто — любовник? И та дочь?
Он потёр подбородок. Официально дочери были только у Крейна У-Дрисана и Нола Я-Эльмона. Но у главы торговой гильдии был ещё сын, и Адара бы упомянула его. У церковника…
Адара, значит.
— Эстера А-Даран?! — воскликнул Рейн и с такой силой опустил руки на деревянный стол, что чашки подпрыгнули.
Я-Эльмон сказал правду: он действительно не тронул свою жену, но как та сбежала? И кого тогда выдали за погибшую от чахотки девушку? И, выходит, это мать Адайн? Во имя Яра!
Женщина поджала губы и небрежно бросила:
— А ты неглуп, Рейн. И как это Совет не рассмотрел, каков ты.
— Я знаю, где ваша дочь.
— Что?!
— Я расскажу, когда всё узнаю.
Казалось, Адара вот-вот бросится вперёд. Она испепеляла его взглядом и всем своим видом напоминала разъяренную кошку. Рейн вспомнил, как сам постоянно видел в Адайн бродячую кошку, и на лице появилась усмешка. Мать и дочь — одна другой лучше.
Адара сделала глубокий вдох и быстро вернула на лицо спокойную улыбку.
— Ладно, Рейн, раз тебе так хочется узнать историю моей наивной юности, будет тебе история.
Она села в пол-оборота, положила руки на подлокотники и, поглядывая куда-то в сторону, начала:
— Отец ещё в молодости переехал с Рьёрда, но так ничего и не добился. Мы постоянно жили в долгах, однако всё, что он делал — это ждал, когда мне исполнится шестнадцать, и я выйду за кого-нибудь побогаче.
Рейну показалось, что это не он вынудил её — она сама хотела рассказать о себе.
Адара сделала паузу и улыбнулась воспоминаниям:
— Мама была не такой. Она понимала и хотела свободы — и для меня, и для всех. Она была из Детей Аша. Отец стал для неё прикрытием, чтобы проникнуть в круг великих родов.
Рейн потёр виски. Великие и нищие, Дети Аша, родители и дети — всё смешалось в единый клубок, и это ему чертовски не нравилось.
— Отец не обращал на меня внимания, а мама всюду брала с собой. Помню, как я сидела в полутёмных гостиных, слушала эти странные разговоры: о жертве Аша и поисках Яра, о настоящей сущности демонов и, конечно, о народе. Как Совет пытается заткнуть его, как распоряжается чужими судьбами, о вранье и лицемерии. Какой тут брак! Всё, чем я грезила с десяти лет — это революция.
Рейн вспомнил Адайн. Она явно пошла в мать, а не в отца. Такая же упрямица с непоколебимой верой.
Хотя нет. Вера Адайн явно поколебалась. Иначе бы она не сидела там, на первом ряду, и не смотрела на короля без демона холодным бездушным взглядом. От той девчонки, которая клялась весь Лиц разобрать по кирпичику ради одного из них, ничего не осталось.
— Мама относила себя к либеральному крылу, а мне были близки идеи радикалов. Сколько раз мы спорили из-за этого! Но она говорила верно: не важно, какой за тобой стоит род, недостаточно выйти на площадь и начать взывать к революции. Нужно быть кем-то другим, кем-то важным для народа.
Адара повернулась, и Рейн встретился своим взглядом с её — совсем как у хищницы. Кем-то другим, важным — это королём?
— Мама умерла незадолго до моих шестнадцати. Я не знала, что делать без неё. Дети Аша только отмахивались от меня: мала ещё. Тогда я решила, что всё равно продолжу мамино дело, как умею. Я принимала приглашения, ходила на званые ужины, танцы. Осторожно заводила разговоры, искала тех, кому близки наши идеи. Но вот появился Нол Я-Эльмон. Он держался спокойно и молчаливо, но я видела, какого труда ему стоит сдержать себя от криков и грязного слова, от сигар, от тяги к власти и роскоши, от ревности. Мне казалось, что это отличный вариант — сын великого рода, будущий глава Церкви. Его переход на нашу сторону станет моей личной победой, и тогда-то Дети Аша начнут меня уважать, как уважали маму. Я согласилась выйти за Нола, а отец был только рад.
Адара снова посмотрела в сторону. Нахмурившись, она с грозным видом продолжила:
— Но ничего у меня не вышло. Чему нас учит Церковь? Послушание, смирение, молчание. И этот урок она умеет преподавать только через боль. Вот и Нол за каждое слово, которое ему не нравилось, бил меня. Я долго, очень долго верила, что справлюсь с ним, но не вышло. Даже после рождения Эль он не изменился.
Рейн скривил губы. Звучало так, словно она специально родила, чтобы привязать к себе мужа.
— А ведь ему нужно было всего лишь послушать демона. Честно сказать, что он хочет управлять, а не врать о заботе о народе. Признаться, что ему нравятся дорогие перстни, а не ограничивать других. Да лучше бы научился стрелять или фехтовать, хоть это и не положено церковникам, чем вымещал силу на мне и слугах!
Голос Адары зазвучал обиженно. Рейн понял, что не испытывает к женщине жалости. Может, она и заслуживала сочувствия, но в её поступках немногое было лучше поступков Я-Эльмона. Они вступили в сражение на равных.
Адара вздохнула:
— Хорошо. Когда мне было двадцать, я познакомилась с одним юношей. Он был даже младше меня, — на лице появилось мечтательное выражение. — Его уволили из гвардии, и после он никак не мог найти работу. Тогда решил стать наёмником, чтобы побыстрее заработать, сбежать и устроить мне жизнь не хуже, чем в Лице.
Рейн вздрогнул. Был в Совете один наемник…
— Как его звали?
Адара печально улыбнулась.
— Рейн, я же вижу, что ты всё понимаешь.
Он кивнул. Так вот о каких «личных счетах» с Я-Эльмоном говорил В-Бреймон.
Да черт возьми, как все эти нити могли так спутаться! История начиналась с борьбы за лучшее место для себя, а превратилась в разборки между любовниками. Что дальше: незаконнорожденные дети, потерявшиеся братья и сестры, неродные родители?
Хотелось громко выругаться и пролистать от этой сцены — к другой, той, где снова начнутся борьба и месть.
— Мы договорились бежать. Я не знала, что делать с малышкой Эль. Ей едва исполнилось три, она постоянно плакала. Из-за неё нас было легче найти. Но когда я рассказывала о Детях Аша, Эль так улыбалась, — при этих словах Адара сама улыбнулась, а Рейн скривился ещё сильнее. — Я решила, что оставлю её ненадолго, и заберу, когда мы устроимся.
Может, отец и мать Адайн оказались живы, да смысла от них не было.
Ненадолго, ага. Только в жизни так не бывало. Те, кто обещал вернуться, обычно не возвращались, они бежали от прошлого, придумывая сотни оправданий.
— Я ушла, но Ригард не явился. Я не знала, что делать дальше, и позорно вернулась домой.
Рейн постарался вспомнить, что говорил глава Инквизиции о тех счетах. Он сказал:
— В-Бреймон думал, что Я-Эльмон убил вас. Он стал инквизитором, чтобы противостоять ему.
Адара скрестила руки на груди:
— Ему было девятнадцать, когда мы решили сбежать, а в Инквизицию Риг вступил только через семь лет. Что-то долго он собирался с духом. Если хотел отомстить, мог просто убить Нола — он же наёмник! Нет, Риг струсил и передумал бежать.
Рейн кивнул. Это было согласие не со словами Адары, а со своими мыслями. Да, в ней говорила не только фанатичка, воспитанная другой фанатичкой, но и обиженная женщина. В Совете было двое мужчин: первый лишил надежды, второй — любви, — и она лелеяла обиду семнадцать лет. Это страшно, и опасаться Адару стоило не меньше, чем её врагов.
— Нол понял, что я хотела убежать. Он опять поднял на меня руку, но вступилась новая служанка, бедняжка не знала, на что способен Нол. Он… — королева замолчала и поджала губы. С щек исчез румянец. — Не рассчитал сил и убил её. А это могла быть я. Нол запер меня, но я выбралась и сбежала — уже окончательно. На следующий день по городу разнеслось: Эстера А-Даран умерла от чахотки, Нол Я-Эльмон безутешен и скорбит по любимой жене.
Рейн задумался: наверное, глава Церкви, чтобы скрыть своё преступление, выдал служанку за жену. Вот почему по рассказам слуг они видели кровавую рану. Однако деньги для них и для врача не оставили сомнений: это его жена, и она болела чахоткой, раны не было.
— Пусть так, — голос Адары зазвучал холодно. Она откинула волосы назад и посмотрела в глаза Рейну. — Эстера А-Даран умерла, да. Но та, которая осталась, умела выживать. Мне пришлось опуститься до жизни в самой грязной части Лица, но я выбралась. И где-то там сейчас живет Эсси Даран — владелица небольшой лавки, где делают горячий шоколад. А есть Адара, которая от неловкой воровки поднялась до королевы Замка. Но моя любимица — Эста Э-Дар. Ох, эта затейница хранит много секретов. А какая она целеустремленная! Сколько же времени ей понадобилось, чтобы подчинить старых упрямцев из Детей Аша, но она справилась и возглавила их.
Рейн почувствовал, как челюсть медленно поползла вниз. Он уставился на женщину и не знал, что и сказать — слишком много вопросов возникло в голове.
Адара рассмеялась и воскликнула с притворной улыбкой:
— Ах, бедный мой мальчик, ты так взволнован! Ну слушай же. В Замке меня научили воровать. На первые же деньги я купила себе документы на имя Эсси Даран. Накопив небольшой капитал, позволила ей купить лавку и нанять двух работниц. А они и рады: дело идёт неплохо, деньги платятся вовремя, но хозяйка появляется редко, да и тогда молча оглядится и сразу уйдет.
В голосе Адары зазвучала гордость. Рейн впервые почувствовал уважение к ней. Да, она была фанатичкой, плохой женой и ещё более ужасной матерью, женщиной, помешанной на своей обиде. Но она умела выживать, умела выбираться из ловушки лучше любой крысы. Она упала туда, где не был даже Рейн, но поднялась — да не в одной жизни, в трёх.
— Эсси не целеустремленная, она ценит покой и стабильность. Адара оказалась побойчее. Замок — королевство со своей знатью и народом. Адаре пришлось поднять настоящее восстание, чтобы стать правительницей. Тем более поводы были: бывший король брал уж слишком большой налог со своих подданных.
— Зачем? — воскликнул Рейн. — Какой прок от этого места?
Адара отхлебнула уже остывший чай и ответила с улыбкой.
— Сила бывает разной, Рейн. У меня нет гвардии, практиков или церковного воинствующего ордена в своём распоряжении. Моя армия другая: тихая, незаметная и готовая даже на самоубийство, ведь терять ей нечего. Такие воины стоят не меньше, поверь.
Рейн почувствовал страх. Хотелось встретиться взглядом с Астом и попросить у него совета. Он хотел борьбы, но вместе с ней — свободы и доверия. А эти красивые руки, как и жадные лапы Совета, только бы взяли поводок да ухватили посильнее. Лай-не лай на такого хозяина, сила будет у него. И если он примет условия Адары, так и останется цепным псом, который бросается вперёд по команде.
— Эста понравилась бы тебе, Рейн. Ей пришлось сложнее всего, — Адара вздохнула. — Я по-прежнему горела делом и хотела вернуться к Детям Аша, но они бы мне не поверили: слишком много всего случилось. К ним могла присоединиться Эсси, но у неё не было знатного происхождения, и эти упрямцы никогда бы не позволили ей возглавить крыло. Тогда я вспомнила о своём друге детства. Он оказался так мил, что согласился помочь с документами и взять простую девушку в жены. Так Эста Дар стала Эстой Э-Дар. Отец решил, что мой милый друг взял в жены служанку и лишил наследства. Он не знал, что мы оба с шестнадцати грезили переменами в Кирии, и что этот поступок для него важнее мнения отца.
Рейн скрестил руки. Знал он одного из Детей Аша из рода Э. Черт возьми, ну хоть сейчас-то пусть он ошибётся!
— И как зовут вашего «милого друга»?
— Это не важно, — Адара улыбнулась. — Эсте понадобилось много времени. Только в начале этого года она возглавила Детей Аша. И теперь самое время сбросить маски
Рейн провёл рукой по лицу. «Спасибо за доверие, черт возьми».
Послышался тихий стук, затем в комнату заглянула Эйли.
— Дерек принёс послание от Монка, — она протянула запечатанный конверт. — Ещё он передал, что гвардия вышла на улицы патрулировать город вместе с полицейскими, а инквизиторы вынюхивают в Канаве и Сине.
Адара взяла конверт и выразительно посмотрела на Рейна.
Видимо, вчера Совет пытался справиться без шумихи, а сегодня решил собрать все силы. Зачем? Король мог не появляться на людях и день, и два, и больше — это бы не вызвало вопросов.
Он вздрогнул. Советники опять скажут, что король продался Детям Аша. Или что те похитили его. В любом случае шестёрка останется святошами. И все эти гвардейцы, инквизиторы и полиция — не просто так. Совет понял, что Рейн готов начать войну и решил ударить первым. Он будет выслеживать, пока не превратит короля в испуганного загнанного пса.
Нет уж. Д-Арвиль тогда сказал верно: он не сторожевой пес, а охотничий. Ему охотиться.
Адара распечатал конверт и глазами пробежалась по серой, низкого качества бумаге. Она взмахнула рукой, и Эйли, взяв с письменного стола ручку и чистый лист, услужливо подала ей.
— Подожди пару минут, Рейн, мне нужно ответить. Моё королевство требует внимания, — улыбнувшись, Адара начала торопливо писать. Рейн попытался заглянуть в текст, но женщина так положила руку, что не было видно ни строчки.
Он снова подумал о королеве.
Итак, в этом году она возглавила Детей Аша и не стала откладывать мечту о переменах. Но можно ли на них положиться? Между консерваторами, либералами и радикалами не было единого мнения, все ли её поддержат? Наверняка нет, иначе бы она начала действовать раньше. Что ей помешало: отсутствие денег, плана, нужного количества сил?
— Что ещё слышно из города? — спросила Адара, не поднимая голову от бумаги.
Эйли перечисляла, загибая пальцы.
— На юге из канала достали труп. Перерезали горло. Думают, это Замок.
Адара кивнула.
— Один из королей Канавы сегодня женится.
— Кто?
— Дар Крейн.
Рейн сразу насторожился. Может, про «Три желудя» тоже что-то скажут или про его владельца.
— На ком?
Эйли пожала плечами:
— Это неизвестно, он скрывает. Тильда видела рядом с ним благородную девушку, — она загнула третий палец и продолжила: — Ночью с кондитерской фабрики украли сахар. Всех работников уже допрашивают. Жун говорит, они вот-вот поднимут бунт.
— Сахар, — Адара задумалась и посмотрела на Эйли. — Необычный выбор, надо разобраться.
— Что мне сделать? — с готовностью откликнулась служанка.
— Ничего, — королева ответила снисходительной улыбкой и вернулась к письму.
— Порвалось, — девушка ткнула рукой в Рейна. Он задумался и не сразу понял, что та говорила ему. — На куртке.
Рейн взял за рукав и разглядел дыру около сантиметра. Раньше на этом месте была заплатка.
— Я могу зашить.
— Спасибо, не надо, — Рейн смутился.
— Да, молодец, зашей, — скомандовала Адара. — Ты будешь помогать Рейну также, как мне. Теперь это твоя работа.
Эйли робко протянула ему руки.
— Черт возьми, — буркнул Рейн и передал Эйли куртку.
Закончив и отдав письмо, королева спросила:
— Итак, Рейн, должно быть, ты не терял время и придумал, какой вопрос мне задать.
— Так что вы собираетесь делать?
— Революцию, Рейн.
Он ухмыльнулся.
— Как? Что, я выйду на площадь и обращусь к народу? Думаете, меня послушают?
Адара снисходительно ему улыбнулась, совсем до этого — для Эйли.
— Нет, не послушают. Ты будешь символом. Король, который сбежал от Совета после того, как узнал его страшные тайны. Или так: король, который не смог молчать. Рейн, что ты знаешь о революциях?
Он осторожно ответил:
— Ничего.
Снова та снисходительная улыбка. Рейн почувствовал злость.
— В Ленгерне революция случилась десять лет назад. Она началась зимой с восстания рабочих на заводе. Выдалась зима с холодами, каких давно не было. Столица оказалась не готова. Дров и продовольствия не хватало. Ленгернийцы вышли на улицы… В Кимчии прошлый год был неурожайным. Люди начали голодать. Они выбрали послов и отправили к императрице просить помощи. Ещё до того, как они вернулись, разнёсся слух, что правительница ответила: «Если хлеба нет, пусть едят торты». Кимчийцы вышли на улицы… Всегда нужен повод, понимаешь? Спусковой крючок, как на ружье. И наше дело — создать такой повод. Слова короля не могут стать им, они только подводят итог. Нужна ситуация — здесь и сейчас, которая гнетёт и не даёт жить.
— И какую ситуацию мы создадим? — хмуро спросил Рейн. Если она нужна, выходит, народу скоро станет ещё хуже.
Адара коварно улыбнулась:
— О, Совет сам всё сделает. Достаточно небольшой помощи, просто подтолкнуть людей в нужную сторону. В этом мне помогут нищие, агитаторы Детей Аша и ты.
— А что дальше? Ситуация будет, но кто позаботится о народе? Вы? Но вы даже о дочери не позаботились.
Адара вздрогнула. Лицо стало гримасой, но всего на доли секунды — и вот уже она снова превратилась в уверенную и решительную королеву.
— Я пыталась вернуть Эль, как только нашла место, где мы могли спокойно жить. Я познакомилась с людьми, которые пообещали забрать её. Они меня предали, — она сморщилась. — Это были радикалы, и им оказалось важнее заставить Нола платить. Эль сбежала, а я так и не смогла найти её.
— Вы ни разу не спросили, где она. Сразу начали о революции.
Адара выпрямилась ещё сильнее и холодно ответила:
— Если моя дочь жива, уверена, она меня поймёт. Она — такой же народ, о котором я забочусь. Совет унижает и обманывает её так же, как других. На первом месте должно стоять наше дело, после — всё остальное.
Рейн вздохнул, потирая клеймо. Да, Адайн поняла бы. И Кай, и Эль, и Ката с Виром. Они тоже выбрали дело.
Наверное, это правильно. Если быть на той стороне, которая выбирает, а не на той, которая оказывается «остальным».
— Так ты со мной, Рейн? — настойчиво спросила Адара.
Он потёр клеймо сильнее. Как никогда захотелось, чтобы Аст был рядом. Уж он бы знал, что сказать.
Адара была единственной, кто мог протянуть ему руку, кто хотел того же. Так что останавливало от простого «да»? Рейн сам не мог понять: то ли он опять боялся стать тем, кем могли пожертвовать, то ли думал не о революции — только о мести.
А демон помог бы разобраться в своих желаниях и чувствах.
Рейн взъерошил волосы. «Ну же, что как тряпка!» — подумал он с настойчивостью и представил недовольное лицо Аста.
Адара насмешливо фыркнула:
— Можешь говорить с собой вслух. Так, кажется, размышляют те, у кого нет демона?
Рейн ответил злобным взглядом. А лицо-то её проглядывало всё больше. Он не нуждался в сочувствии, но и отвечать смешками она не имела права.
— Если кто и разговаривает с собой вслух — тому место в доме призрения. Я знаю, что демон — это определённая зона разума, но он не может думать и чувствовать больше самого человека. Я остался прежним, и мне не нужен демон, чтобы понимать, чего я хочу.
«Нужен», — хотелось жалобно перебить самого себя. Рейн мотнул головой.
Нет. Он справится сам, даже в одиночестве. Должен справиться.
Как он там раньше думал? Чтобы мальчишку больше не повели по коридорам Чёрного дома за то, что он попытался стоять за себя. Чтобы другого мальчишку не пытали из-за смелых идей. Чтобы какую-нибудь девчонку не забрали из дома и не бросили на улицах Канавы, а другая не осталась одна, на чужом месте. И чтобы ни у кого больше не вырвали душу и сердце разом.
Ага. Все эти мальчишки и девчонки выросли такими же лицемерами и убийцами — немногим лучше Совета. И правильным решением было одно: отобрать у них дело, которое они задумали, и самому перегрызть глотку Совету.
— Так чего же ты хочешь? — Адара, прищурившись, посмотрела на Рейна, будто пыталась досмотреться до глубин души. Он уставился в ответ.
«Фанатичная сука», — Рейн вынес вердикт. Она — из Детей Аша. Их лидер — тот, кто похищал детей и молчал, подобно Совету. Якобы ждал момент, да продолжал десятилетиями спокойно смотреть. И также жестоко шёл по головам.
Хотелось разорвать всех: Совет, Детей Аша… Для них не было места в мире — больше не было. Но напасть сразу на обоих не удастся — надо на время принять чью-то сторону. Из двух ублюдков выбрать одного, которому он позволит застегнуть поводок на шее.
— Я… — начал Рейн и неожиданно замолчал, повернув голову — с улицы послышались крики.
Адара недовольно поморщилась и подошла к окну. Несколько секунд она простояла, вглядываясь, затем выбежала из комнаты. Рейн не стал смотреть — сразу бросился следом.
По коридору, через дверь, во двор. Эйли лежала на земле, постанывая. Рядом валялась куртка Рейна и нитки. В грудь девушки вцепился небольшой зверек, похожий на горностая или ласку, но с шерстью покороче. Двое «калек» пытались снять его, однако животное крепко вцепилось когтями и зубами.
Рейн ещё не успел добежать до Эйли и достать нож, как зверёк стал слабеть — его оторвали от груди и отбросили в сторону. Он слабо шевельнулся и уже не встал.
— Черт возьми! — прорычал Рейн, подскочив к Эйли. Он не посмел коснуться её, только взглянул в красивые синие глаза-льдинки.
— Это что, крыса? — слабо прошептала девушка.
«Калеки» помогли встать. Она повисла на их руках. Кофта на груди была разорвана, сквозь прорези виднелись глубокие царапины и укусы.
— Отведите её к Эльде, она перевяжет раны, — приказала Адара.
С оханьем Эйли попыталась наклониться, чтобы поднять куртку Рейна. Он осторожно взял её за руку и твердо сказал:
— Пожалуйста, иди перевязать раны. Для меня это важно.
Эйли смущенно опустила взгляд. «Калеки» повели девушка вглубь скопления лачуг.
Адара и Рейн уставились друг на друга.
— Всего несколько часов, так? — спросила королева.
Рейн кивнул, смотря вслед Эйли. Да, её уже никто не отмоет, не откормит и не приоденет. Не увидит, что она, в общем-то, симпатичная девчонка, не заметит этих красивых льдистых глаз. И теперь точно — из-за него.
Рейн ткнул зверька носком ботинка. Мёртв.
Это был лакка — тварь с южного материка Нангри. Их продавали только на Чёрном рынке — они могли стать оружием более опасным, чем все шпаги и ружья.
Подобно псу, лакки по запаху выслеживали цель, кусали его и отравляли смертоносным ядом. Тот появлялся при определённом образе питания и стоил зверькам жизни. Передав яд, они умирали сами, жертва — только через шесть часов. Идеальное убийство.
Животные с трудом переносили климат Кирии, а их воспитание и содержание требовали огромных трат. Во всём Лице этих тварей было не больше десятка, и они принадлежали Инквизиции, используемые для поиска или убийства наиболее важных жертв.
Видимо Совет понял, что не смог приручить пса и решил, что тот не усидит на цепи — легче его убить. Да только вещь с запахом Рейна оказалась у другого, и лакка напал не на того.
У Эйли было всего шесть часов и ни минутой больше. В Кирии не существовало противоядия, замедлить действие яда тоже не мог никто. Хотелось взреветь, раскрушить что-нибудь, врезать кулаком по морде, разораться самыми грязными словами.
А на её месте должен быть он. Из-за чертова Совета, этих лицемерных скотов. И у них — не один лакка.
Рейн быстро бросил:
— Если лакка здесь, инквизиторы могут прийти. Я ухожу. Я уже достаточно испортил.
— Нет! — уверенно воскликнула Адара, перегородив ему дорогу. — Ты нам нужен, Рейн. Ты не должен уходить.
— Чтобы ещё кто-нибудь умер из-за меня? — Рейн беспомощно развел руками. — Эйли же не виновата.
— Не виновата. Но так случилось, и это уже не исправить.
«Сука», — холодно подумал Рейн.
— Если ты не хочешь, чтобы Совет продолжал бесчинствовать, ты останешься.
Рейн посмотрел в сторону, куда ушла Эйли с «калеками», затем на худое тельце лакки.
— Ты ведь знаешь, что в одиночку не справишься. Ты прав, можно обмотаться взрывчаткой и взорвать Дом Совета. Но мёртвые не бывают счастливы — им всё равно. Ты этого хочешь? Неужели ты не представляешь свою жизнь, когда не будет Совета, когда ты избавишься от клейма ноториэса?
Рейн вспомнил дом под крышей из красной черепицы. Не хотелось ему больше в этот дом. Те, кого он назвал кирпичиками в фундаменте, оказались самым ненадежным материалом.
Да так рассыпалась, что кирпичи летели и задевали всех. И кто-то за это должен заплатить.
— Ну так что, Рейн? Революция?
Зелёные глаза Адары стали ярче, точно колдовские болотные огни. Таким глазам он уже поверил раз, и ни к чему хорошему это не привело. Но теперь ему было по-настоящему нечего терять.
— Революция, — Рейн уверенно кивнул.
Пёс так пёс. Он снова сменит хозяина и сядет на цепь. Но это ничего. Главное, что ему покажут направление, где притаилась добыча. И сначала он перегрызёт ей горло, а потом цепь, на которой уже так долго сидит.