— Ты ещё можешь отказаться, — сказал Нелан уже во второй раз.
Ката положила гребень на стол и медленно повернулась к нему.
— Ты тоже можешь.
— Разве? — улыбнувшись, мужчина подошёл к ней.
Ката покосилась на их отражение в зеркале над столом: казалось, люди не могли быть более непохожими, чем они.
— Да. Только ты всё равно так не сделаешь. И я тоже.
Найти Вира не составило труда. Он точно совсем не боялся, что они придут за ним. Внутри, несмотря ни на что, всё равно возникал неприятный холод, стоило подумать о том, чтобы снова увидеть его. Но Ката знала, что это самое неправильное чувство на свете. Надо прийти и всё-таки дотронуться до Витторио, но не как мечтала раньше, а для первого и последнего удара.
Больше всего Ката не хотела сражаться, однако она твёрдо решила, что если для предотвращения новой войны ей нужно выйти на битву, она это сделает.
— Но что дальше? — спросила Ката и как можно более твёрдым взглядом посмотрела на Нелана. — Ведь выборов будет недостаточно, так? Все так и продолжат плести интриги, пытаясь вырвать себе кусочек получше. Мы можем убрать Совет, но не изменим людей так просто.
Этот разговор они начинали уже не первый раз, но так и не смогли закончить его. Ката боялась сказать, что она не хочет, не может больше переживать. Ей нужен покой — и не тот мнимый, который установится после революции, а настоящий, когда не нужно бояться за себя и близких. Когда твёрдо знаешь, что новый день для них настанет.
Но она видела, что Нелан хочет совсем другого. Он и оказался другим. Мужчина оправдывался тем, что согласился возглавить радикалов, чтобы остановить похищения детей, но… Но ведь это было важно, почему он не сказал раньше? И не сказал, что у него есть жена, да не абы кто — сама глава Детей Аша. Мать Адайн, бывшая жена Я-Эльмона, любовница В-Бреймона. Во имя Лаара Семиликого!
«А ты всё сказала?» — сама себя спросила Ката с укором. И она не была честна полностью. Если оба нечестны друг с другом, могло ли у них быть будущее?
— Что дальше… — протянул Нелан и положил руку рядом с ладонью Каты, но не коснулся. — Я скажу прямо: я не вижу никого из Детей Аша во главе Кирии и никого из Совета. И пока длится переходное время, мы должны найти людей, достойных этого. Стычки закончатся, но начнётся война, которую ведут словами и письмами.
— И ты хочешь участвовать в этой войне тоже?
Нелан повернулся к Кате. Светло-зелёные глаза смотрели ласково, по-доброму. Такой взгляд хотелось всегда чувствовать на себе.
— Я не знаю. Но то, что происходит сейчас, я уже не смогу оставить.
Ката вздохнула:
— Помнишь, я спрашивал тебя, почему ты поверил в нас? Дело ведь было в другом. Ты хотел ухватиться сразу за всё: и за идею Вира, и за Детей Аша — что-нибудь да сработает. Лишь бы действовать.
Нелан мягко улыбнулся:
— Да, это так. Я слишком долго боялся сделать. Прикрывался своим родом, обещаниями отцу, но я больше так не хочу. Не только я, мы все слишком долго боялись. Свобода и равенство — вот то, к чему я выбираю стремиться.
Ката передёрнула плечами, словно Нелан сказал что-то ужасное или мерзкое. Наверное, в этот раз разговор завершится. Они скажут, о чём думают. И больше разговоров у них уже не будет.
— Я знаю, что ты хочешь спокойной жизни, — продолжил Нелан и накрыл своей рукой ладонь Каты.
От прикосновения стало тепло, и хотелось молча улыбаться, а не говорить о том, что могло сделать такое касание последним.
— Но со мной не будет спокойно — не сейчас. Я люблю тебя, Ката, правда. Однако я не хочу больше трусить, мне важно продолжить начатое дело. Я готов защищать тебя хоть от всего мира, но себя я больше не буду жалеть, даже ради тебя. Мне важна судьба народа и наши идеи. Сейчас я выбираю это, и тебе решать, понимаешь ты меня или нет.
Ката пошевелила рукой так, чтобы их ладони как можно плотнее соприкоснулись. После тысячи чужих рук на своём теле она вывела для себя простую формулу: если она любит человека, хочет его касаться. Это желание было самым ярким подтверждением из всех возможных.
— Я тоже долго трусила, только у меня был другой страх: я боялась попросить хоть что-нибудь для себя, думала, недостойна ничего. Теперь я тоже больше не хочу жить со своим страхом, я буду выбирать тех людей, которые выбирают меня.
Ката медленно высвободила свою ладонь из руки Нелана и прижала её к груди. Нелан несколько раз кивнул.
— Не забывай, что ты стоишь всего. Что бы я не сказал «до», это остаётся для меня правдой.
Ката вспомнила, как он произнёс так в первый раз — тогда, у него дома, перед Виром, — и не сдержала улыбки. Эти слова не были правдой для Нелана, как бы он не убеждал её, однако стали правдой для другого человека.
— Всего, кроме революции, — Ката сказала это без укора, просто признавая истину и не желая с ней спорить. — Но эти слова правдивы для меня самой. Я больше не буду притворяться. Надеюсь, и ты знаешь, что делаешь.
Ката не сдержалась и положила руки на плечи Нелана. Они простояли так несколько секунд, глядя друг другу в глаза, затем она быстрым шагом вышла из комнаты, из дома.
Всего одна битва. Надо выйти на неё, чтобы не началась война ещё большая. Это тоже шаг к покою.
Ката, стоя на пороге дома В-Бреймона, напряженно озиралась. Волнение подкралось только сейчас. Вир был слишком умен, чтобы так легко показать, где он живёт. Ещё никому не удавалось загнать его в ловушку. Он не то что выбирался из передряг — он даже не попадал в них, умело избегая расставленных капканов.
А она решила, что выследила его, выследила, потому что хорошо знала. Нет, не могло быть так просто. Ката дотронулась до револьвера, скрытого коротким плащом, но уверенности это прикосновение не дало.
Южанка снова собралась звонить, как дверь открылась, на пороге появился Вир, а она так и застыла перед ним с поднятой рукой.
Мужчина, как всегда, был безукоризненно одет, словно находился не дома, а на важном приёме. С задумчивым видом он провёл рукой по заросшей щеке — таким знакомым жестом, тем жестом, которым она сама всегда хотела дотронуться до него — и улыбнулся:
— Рад видеть тебя, Ката. А я думал, сколько же дней понадобится, чтобы ты пришла ко мне? Неделя, значит. Сказать честно, я делал ставку на пять дней.
Ката округлила глаза. Он ждал её. Она думала, что приготовила для него ловушку, но сама угодила в неё.
— Проходи, нам есть о чем поговорить, — Вир сделал шаг в сторону, указывая рукой в коридор.
«Беги или стреляй», — подумала Ката, но вместо этого откинула капюшон с головы и послушно шагнула в дом. Надо понять, что задумал Вир. Он столько раз просил её «пообщаться», чтобы узнать чужие замыслы, а теперь пора ему самому оказаться на месте тех, кого она была вынуждена обманывать.
Ригард В-Бреймон жил в Сине, в обычном доме, как у среднего класса. Он точно специально подчеркивал разницу между собой и Советом и не переезжал в Ре-Эст.
Ката и Вир прошли по коридору, обклеенному простыми бежевыми обоями в полоску. Он открыл дверь и пропустил её в комнату.
Девушка не сдержала грустной улыбки — Вир оставался верен себе и даже здесь успел обустроить кабинет, свой личный замок, где он мог готовить планы нападения. Внутри пахло книгами и крепким кофе. Южанка, с удовольствием вдыхая эти ароматы, села в кресло.
— Так что привело тебя, Ката? — Вир опустился за стол напротив.
— Почему ты ждал меня?
— Как остальные?
— Зачем ты послал инквизиторов?
Вир надел очки и улыбнулся:
— Я не хочу играть в вопросы. Что же, если ты пока не готова говорить, я не буду заставлять тебя и начну первым.
Ката вцепилась в подлокотники. Вир всегда умел убеждать. Надо внимательно слушать его, чтобы разгадать замыслы, но ни за что нельзя поддаваться. Ни в этот раз, ни уже в другой.
— Должно быть, ты теперь знаешь, что Ригард — мой брат. Мы познакомились, будучи взрослыми, но у нас нашлось слишком много общего. Ты знаешь, чего я хочу: для меня важно уничтожить результаты труда Совета, то, что он так тщательно создавал десятилетиями — его ложь. Я не хочу, чтобы кирийцы по-прежнему жили обманутыми и отказывались от своей силы.
«Нет, не правда!» — напомнила себе Ката. Вира гнала вперёд только жажда мести, а не желание помочь народу. Разговоры о равенстве, о правде, о демонах стали прикрытием, которое помогало переманить на свою сторону людей, но они не были настоящими.
— У меня появился план и ради него я был готов на все. Мы все были готовы. И когда возникла угроза для него, я не побоялся сделать, что должен был, даже если речь шла о том, чтобы убрать вас.
Ката не сдержала дрожь.
— Но сначала сбежали вы, а вскоре после коронации Рейн. Я был готов к неожиданностям. План жив, он лишь немного изменился.
— Как изменился? — тихо спросила девушка.
— Зачем ты здесь, Ката?
Она скромно опустила взгляд, тяжело вздыхая. Последняя битва — вернее, последнее притворство.
— Ты же ждал меня. Ты знаешь, почему я здесь.
— А если я ошибаюсь? Расскажи мне.
Ката, склонив голову немного набок, пристально посмотрела на Вира и с чувством воскликнула:
— Я больше не могу так! — она прижала руки к груди. — Я не хочу видеть кровь и не могу переживать смерти. Кай погиб, кто станет следующим? Крысиный совет не знает, что делать дальше. Я не могу там оставаться. Я не хочу погибнуть!
Вир кивнул с таким самодовольным видом, словно давно ждал, что она покажет слабость и прибежит к нему — более сильному, более знающему.
— Ката, здесь тебе не будет спокойнее. Революция началась, и она не остановится.
Девушка вспомнила слова, которые ей повторяли в Орно день за днем: «Каждый мужчина хочет почувствовать себя сильным и особенным, так покажи ему, что он тебе нужен и что ты готова на все ради него». И её учили, как это показывать и что делать, чтобы доказать свои слова, и Ката сотни раз пробовала знания на практике. Прошли годы, она ещё многому научилась, но почему-то только тот урок оказался важен для задуманной битвы.
Девушка сдвинулась на самый край кресла и снизу вверх, подобно слуге, посмотрела на Вира.
— Я знаю, что революция не остановится. Но ты не прав, здесь мне будет спокойно. Здесь, с тобой, понимаешь?
Вир медленным движением снял очки и вздохнул. Его лицо оставалось непроницаемой маской: то ли не верил ей, то ли чувствовал презрение, то ли упивался тем, что она приползла к нему, как он ждал.
— Как ты нашла меня?
Ката вздрогнула, испугавшись перемены темы, и, изобразив робкую улыбку, ответила:
— Проследила за твоим братом — это было единственной зацепкой. Я всегда умела быть незаметной, а ты научил меня следить, помнишь?
— Риг теряет форму, — мужчина покачал головой. Опять непонятно — то ли недовольство, то ли добрая усмешка.
— Вир, я могу помочь! — взмолилась Ката. — Только скажи, что ты знаешь, что делать. Я больше не могу жить, не понимая, что дальше.
Он устало потер глаза:
— Да, я знаю, что делать. Я ведь обещал, что наш план может десяток раз изменится, но он будет жить.
Витторио всегда говорил так, что его слова не вызывали сомнения — он действительно знал, что делать. А было ли это знание у Рейна? У Нелана? Что у них вообще было, кроме сумасшедшей решимости?
Ката снова сжала подлокотники. Нельзя так думать. Вир — предатель. Из-за него умер Кай. Что бы он не задумал, это не могло быть правильным. Тот мужчина, который спас её, остался давно в прошлом, не стоило больше цепляться за него.
— Чем я могу помочь тебе? — Ката голосом выделила последнее слово и улыбнулась Виру.
Всего раз, так давно, что это уже казалось сном, он сказал, что ему нравится её улыбка. Лишь бы это осталось неизменным даже спустя столько времени.
— Ты уже всё сделала, дальше я справлюсь сам. Просто оставайся рядом.
Ката снова улыбнулась, но сердце бешено заколотилось. С Виром всегда было спокойно, и даже сейчас он не ждал, что она будет действовать — ей просто требовалось быть с ним. Он сам предлагал ей покой, который она так искала. Но это был не настоящий покой — до первого слова, противоречащего плану.
Дверь с шумом распахнулась, в проёме появился Ригард В-Бреймон. Он облокотился о косяк и пренебрежительно улыбнулся:
— Прилетела-таки, птичка.
Ката, вздрогнув, сложила руки на коленях.
— Риг, — в голосе Вира послышалась угроза.
Глава Инквизиции был одет в традиционные чёрные цвета. И рубашка, и жилет, и брюки были ладно скроены, но в глаза так и бросалось — не его это образ. По лисьему взгляду, по ухмылке было отчётливо видно, что настоящий В-Бреймон — не лидер инквизиторов, не один из Совета, а обычный убийца. Смелый, сильный, отчаянный — но всё-таки просто убийца, который привык выполнять приказы, а не отдавать их.
— Именем Яра прошу прощения, если я показался грубым, — Ригард притворно вздохнул, прошёл в кабинет и сел во второе кресло, изучающе уставившись на Кату.
Девушка подняла взгляд и призвала все силы, чтобы не отвести его. В-Бреймон потер заросшую тёмной щетиной щеку — таким же движением, как делал это Вир — и сказал:
— Я ещё хотел спросить, насколько уютны камеры Чёрного дома, но да ладно, оставим шутки. Ну что, птичка, расскажи, Рейн умер?
Ката медлила с ответом. Этот вопрос мог быть проверкой — возможно, Ригард и Вир уже знали, что вместо Рейна погиб Кай. Или настоящим, и, если она скажет правду, подставит друзей.
— Нет, — девушка покачала головой. — Умер только Кай.
В-Бреймон развёл руками:
— И такое бывает. Опять этот парнишка все портит.
— Пока всё идет неплохо, — Вир пожал плечами. — Да, король не на нашей стороне, что ж, пусть собирает себе армию и идёт против Совета. Не важно, чьими руками, главное, уничтожить шестёрку.
Вир посмотрел на Кату, словно ждал, что та вот-вот сорвётся и начнёт спорить. И слова отчаянно рвались наружу — неплохо, правда неплохо, а как же смерть Кая? — но ей удалось их пересилить.
— Рейн в ярости после гибели брата, — осторожно начала девушка. — У него нет плана, но он готов голыми руками разорвать каждого из Совета, — она выразительно посмотрела на В-Бреймона и повторила: — Каждого.
Ригард рассмеялся:
— Да пусть попробует, главное, чтобы я успел увидеть падение остальных.
Видимо, того, что план брата опасен для главы Инквизиции, В-Бреймон явно не боялся. Сколько же у него набралось поводов для мести Совету? Или от чего было всё начатое?
— Кто настоящий отец Адайн?
Улыбка медленно сползла с лица Ригарда. Вот он, камень преткновения между братьями.
— Я-Эльмон, конечно, — откликнулся Вир.
— Она что, до сих пор думает, что это могу быть я? — в голосе инквизитора почудился страх.
— Адайн больше не верит никому, поэтому хочет узнать правду у матери. Она знает, что та жива, и нашла её.
В-Бреймон побледнел и с силой ухватился за подлокотники кресла.
Ката изобразила растерянность:
— Её ведь звали Эстера А-Даран, верно? Нелан знает её. Она тоже из Детей Аша. Вы не были знакомы? — спросила она у Вира.
Ригард со свирепым лицом повернулся к брату:
— Так ты знал?
— Нет, — Вир покачал головой. — Разве сейчас это важно? Мы…
— Да, черт возьми, для меня это важно! Я из-за неё — из-за неё и отца — начал всё это. Но если Эстера жива…?
— Что тогда? — быстро спросил Вир. — Откажешься от плана?
Ката внимательно следила за братьями, мысленно улыбаясь. Вир остался прежним. Он мог быть самым заботливым другом, отцом, братом, но только пока это не мешало его собственным интересам. Плану, который он лелеял девять лет, и в угоду которому был готов предать всех.
— Что ты ещё знаешь? — прорычал В-Бреймон. — Ну?
— Я не знал о ней!
— Мы… — начала Ката, но Ригард перебил её:
— Помолчи!
Ката потянулась к револьверу, прикрытому плащом. А зачем спрашивать или пытаться поссорить? Она ведь пришла для другого. Вот же, сразу двое. Если прикончить их, это будет победой в нескольких битвах.
Сначала в Ригарда. Он сильнее и опаснее. Затем в Вира. Просто нажать на курок. Ката обхватила рукоятку.
Резко вскочив, В-Бреймон одной рукой сжал Кату за горло, а другой схватил её за предплечье и отвел руку с оружием в сторону.
— Думала, не замечу?
Ката выпучила глаза и нелепо взмахнула руками, не в силах дотронуться, оттолкнуть.
— Отпусти её! — Вир вскочил.
Ригард немного ослабил хватку.
— Зачем? Не наигрался с этой шлюхой? Она пришла убить тебя!
Одной рукой продолжая сжимать горло, второй В-Бреймон выхватил револьвер и бросил перед Виром на стол.
— На, полюбуйся.
— Кем бы она не была, она моя, ясно, и ты не тронешь её.
Ригард просвистел и, брезгливо сморщившись, сделал шаг назад. Ката с трудом отвела от него взгляд и посмотрела на Вира. Он выпрямился во весь рост и с грозным видом уставился на брата. Губы были сжаты в тонкую нить, и Ката читала на них слова, которые он имел в виду: «Моя шлюха».
Глава Инквизиции опустился в кресло и сцепил руки перед собой.
— Хорошо, давайте обсудим, что это было.
Ката задрожала и воскликнула, глядя на Вира:
— Это же ты мне его дал, сказал, что никто больше не дотронется до меня, если я не захочу! — она отодвинулась в сторону и со страхом посмотрела на В-Бреймона, точно он был всего в сантиметре от неё и угрожал.
— Идём, надо поговорить, — Вир взял очки со стола и указал ей на дверь.
Ката, крепко обхватив себя руками, вышла. Уже у выхода она бросила взгляд на стол, где по-прежнему лежал револьвер, такой же как тот, который подарил Вир.
Она в одном доме с двумя лисами, но битву выиграть всё равно надо — и ещё один секрет у неё оставался.
— Не забудь потом со мной поговорить, — бросил В-Бреймон с угрозой.
— Обязательно, — процедил сквозь зубы Вир.
Он провёл Кату по коридору и открыл последнюю дверь, которая вела в маленькую спальню, заваленную книгами. Хотя слово «заваленная» не подходило комнате. Книги стояли на полу, на шкафах, на кровати ровными стопками одинакового размера.
Вир убрал их со стула, предлагая сесть. Девушка осталась стоять — знала, что если уже сядет, снова посмотрит на Вира снизу вверх, и вся решимость тут же пройдет.
— Ката, так зачем ты здесь?
— Я хочу покоя, правда. У Рейна нет плана, и он делает только хуже, а я устала бояться. С тобой всегда было спокойно, что бы не происходило, мне это нужно.
— Но ты потянулась к револьверу.
— Потому что Ригард был так близко! Я его не знаю, я не могу подпускать, это страшно! — «Одна битва». Ката сделала шаг к Виру. — Я слишком хорошо всё помню. Всего одним рукам я могу позволить коснуться.
Она первой дотронулась до Вира — сначала кончиками пальцев до груди, затем положила всю ладонь. Мужчина вздрогнул и впервые показал на лице растерянность.
— Ката… — начал он и не договорил.
— С тобой спокойно, мне это нужно, — повторила девушка.
Вир осторожно коснулся её талии. Ката робко улыбнулась. Вторую руку он положил ей на затылок и медленно, словно боясь напугать, прижал к себе. На секунду они встретились губами, и Вир, сжав Кату уже сильнее, потянул на кровать.
Они упали на неё, и муэчина стал шарить руками, сбрасывая книги. Он, всегда требующий порядка и строго следующий ему, так безжалостно кидал свои любимые книги, освобождая место для их тел.
Ката не сдержала дрожь — а мог ли покой на самом деле быть здесь, таким? Мог ли Вир измениться?
Он сорвал с неё плащ и отбросил в сторону, прижался губами к шее, дошёл до ключицы и двинулся назад.
— Ката, — прошептал Витторио.
Девушка дёрнулась — там, в плаще, крепясь к внутренней подкладке, остался нож. Единственное, что могло прекратить эти прикосновения и закончить череду предательств.
Южанка сжала бедра Вира коленями, оттолкнулась спиной и прижала его к кровати, садясь сверху. Девушка опустилась к нему — между лицами оставалось не больше сантиметра, — и одной рукой ласково дотронулась до заросшей щеки.
Столько раз она представляла, как касается её, но всегда думала, что щетина у него колючая и жесткая, а та оказалась мягкой и приятной на ощупь. И на секунду до безумия, до исступления захотелось задержать пальцы одной руки — на щеке, а другой обвить шею.
Вместо этого свободной рукой Ката потянулась к полу, пытаясь нащупать плащ. А тот, как предатель, лежал слишком, слишком далеко.
Вир потянул губы вперёд, и она ответила на поцелуй. Сначала тот показался совсем лёгким, будто даже детским, но с каждой секундой становился всё более страстным и жадным. Левой рукой Вир вцепился в волосы Каты, крепко прижимая к себе, а правой начал водить по бедру.
Она уже не могла дотянуться до плаща, никак. А Вир всё касался её, касался, и наваждение уже спало — осталось желание убрать с себя чужие ладони как можно скорее.
Ката потянулась в сторону, нащупала края подушки, затем резко оторвалась от Вира и, перехватив её двумя руками, прижала к лицу мужчины.
Это было единственное прикосновение, которого он заслуживал.
Вир дёрнулся, и девушка навалилась на него всем телом, но тот сильным движением сбросил её и ударил по щеке. Голова мотнулась, как у болванчика.
— Так, значит? — прошипел он. — Я поверил тебе!
«Мы тоже», — пронеслась мысль, но произнести вслух Ката не смогла. Она видела разъярённые, жаждущие глаза Вира и, словно кролик перед удавом, не могла ни сказать, ни шевельнуться.
Вир подтянул её к себе, больно ухватив за бедра, и тогда девушка закричала.
— Что, передумала? — ещё более яростно прошипел он.
Ката попыталась оттолкнуть Вира, но его стройное, гибкое тело оказалось до безумия сильным, он крепко прижимал её к кровати, одной рукой надавливая на запястья, а другой шаря по телу вниз, вверх, влево, вправо — с каждым сантиметром всё больнее и больнее.
Перед глазами появился образ мужчины в красивом тёмно-синем костюме, который, увидев Кату, просто улыбнулся, предложил отдохнуть, а сам взялся за книгу. Наверное, того мужчины на самом деле никогда не существовало. Она выдумала его, как выдумывала себе принца каждая девчонка в борделе, чтобы не сойти с ума, переходя из одних жадных липких рук в другие.
— Нет! — прокричала Ката. — Прошу! Вир!
Он сорвал с неё тёмную блузу, штаны, и руки потянулись вслед за одеждой, но мужчина не дал шелохнуться. На какой-то крошечный сантиметр он отстранился и с безумным взглядом, с горечью в голосе произнёс:
— Я же тебе верил! У меня была только ты!
«А ты — у нас», — сил, чтобы сказать, осталось ещё меньше.
Вир потянулся к ремню на своих брюках. С рук исчезла тяжесть, Ката дёрнулась, пытаясь отползти, но ноги уже не слушались.
Вир схватил её, надавил на плечи и губами прижался к родинке над грудью.
Так делали все, кто был там, в Орно, а ещё в Инции, Эрнодамме и других городах Лёна, куда её отправляли. Все: молодые и старые, худые, толстые, косые, красивые, белые, чёрные, желтокожие. Все, у кого были липкие жадные руки, которые она так долго пыталась забыть.
— Вир… — выдохнула Ката с надеждой, самой безумной надеждой — она же так долго верила ему, в него, так не может…
Вир сделал быстрый резкий рывок, затем двинулся медленно и плавно, как с любимой женщиной, будто ничего до и не было — но лишь на пару секунд.
«Лаар Семиликий», — воззвала Ката, но никто не откликнулся, как никогда не откликался на её сотни и тысячи просьб, каждый день, в течение четырёх лет — и ещё сегодня.
Вир двигался грубо, быстро, хватаясь за волосы, шею, руки, грудь. Ката закрыла глаза, стараясь отгородиться от боли, от этих чужих неприятных прикосновений, от запаха, окружавшего со всех сторон.
Она уже не понимала, кто был над ней — а Вир ли? Воспоминания и явь сплелись в единый тугой комок.
Так же унизительно, как в первый раз, когда чернокожий купец из Нангри заставил опуститься перед ним на колени. Так же больно, как после встречи с губернатором Лёна, отстегавшим плёткой. Так же страшно, как за проступок быть проданной сразу троим. И также обидно, как узнать, что единственный, кого посчитала другом, оплатил ночь, чтобы сделать брату подарок на день рождения.
Вир дёрнулся последний раз, потянул за волосы, заставляя выгнуть спину, и отстранился. Ката отползла от него и вцепилась в простыню.
— Можешь идти, спасибо, — послышался холодный голос Вира.
«Идти», — это простое слово отозвалось болью в каждой клеточке тела. Раньше оно всегда означало свободу — может, всего на пару часов, но всё-таки, а сейчас звучало, как самое страшное в мире проклятье.
Ката на негнущихся ногах встала и проковыляла к одежде, раскиданной по полу. Вир потянулся к тумбе у кровати, что-то взял и бросил. Монеты со звоном ударились о пол, прокатились и упали.
Девушка не сдержала дрожи.
Все эти минуты были в тысячу раз длиннее всех минут на Лёне, а каждое прикосновение — больнее прикосновений. Но и там, и тут не было ничего хуже момента, когда давали деньги — и грязнее его.
Ката потянулась к белью, штанам, блузе, но шнурки и застежки плохо поддавались дрожащим пальцам. Девушка взялась за плащ, нащупывая маленький кинжал, спрятанный в подкладке.
Нет, у неё не было сил. Она — не воин. Она зря вышла на эту битву, и теперь могла только трусливо отползти с поля боя.
С ещё большей дрожью Ката прижала к груди плащ и посмотрела на Вира. Пока она возилась, он уже успел одеться и снова стоял со спокойным лицом, в хорошо сидящем костюме — тот самый «профессор», которого слушали все они, слушали и верили.
— Я больше вас не увижу, — сказал Вир.
Это был не вопрос, а приказ, смешанный с угрозой. Он положил ладонь на ручку двери, нажал на неё, та стала открываться…
Эта битва не должна быть проиграна. Слишком многие в ней полегли — вера, честь, гордость.
Ката запустила руку под плащ и взялась за рукоять — короткую, шершавую на ощупь. Она ещё раз взглянула в карие глаза Вира, затем быстро выхватила кинжал и резким движением ударила в шею, туда, где была артерия — он сам рассказал, куда надо бить.
Маленькое лезвие вошло не глубоко. Вир дёрнулся и потянул к Кате руки.
Эта битва не должна быть проиграна. Она — шаг к спокойствию.
Ката вытащила кинжал и ударила вновь, затем ещё раз. Кровь забила фонтаном в такт сердцебиению, в такт хрипу и стону.
Эта битва не должна быть проиграна. Каждому в ней платить за то, что позволил довериться, но потом это доверие извратил, оплевал и обесчестил.
Ката била снова и снова, пока Вир не упал к её ногам, и тогда она посмотрела на него долгим, оценивающим взглядом, точно видела впервые в жизни. Перекошенное лицо напоминало маску ярости, и ничего в нём уже не было от спокойного достойного мужчины, каким она всегда знала его. Тот был выдуман, а правда — вот она.
Ката аккуратно, как можно тише, прикрыла дверь и, быстро шмыгнув к стене, вжалась в неё. Она ещё чувствовала запах Вира: перед собой, сверху, сбоку и даже снизу. Липкий, тяжёлый, намертво приклеившийся к телу. Хотелось его смыть, а не получится, так содрать вместе с кожей!
Ката медленно сделала шаг в сторону, затем ещё один, пока не уперлась в подоконник. Девушка скинула плащ, испачканный кровью, распахнула окно и забралась наверх. Эта битва — самая позорная в её жизни, самая неприятная, самая жестокая, но и самая нужная — закончилась, и с поля пора бежать как можно быстрее.
Спрыгнув с подоконника, Ката помчалась по улицам Сины, всё ближе к Канаве, а потом вдоль неё, на север.
И во имя Лаара Семиликого, пусть это будет последняя битва, а после она обретёт покой.
Ката тенью скользнула за дверь дома, затем по коридору. Она знала, что все её ждали — вернее, её победы или поражения в битве против Вира. Но чем закончилось сражение, она не могла сказать — не понимала и не могла принять любой итог.
Из гостиной, пятясь спиной вперёд, вышел Анрейк. Вслед ему нёсся разъяренный голос Адайн:
— Лучше отойди от меня!
Он прикрыл дверь, стараясь быть как можно тише, и увидел Кату. Они замерли напротив друг друга — две тени, которые пытались стать ещё более незаметными.
Шрамы на лице парня посветлели, а обеспокоенная улыбка сделала его почти таким же милым, как прежде:
— Что с тобой? Ты в порядке?
Ката открыла рот, чтобы ответить, но так и не сказала ни слова. Усталость и отвращение к себе накатили с новой силой. Она опять чувствовала себя липкой, вонючей и мечтала только о горячей ванной, в которую можно будет полностью забраться и лежать, пока кожа не сделается мягкой и чистой до скрипа.
Но Анрейк всё стоял и ждал ответа. Он тоже не сказал больше ни слова, и от этого покорного молчаливого ожидания делалось ещё неприятнее.
— Как мне достать билет до Гоата? — вопрос, казалось, вырвался сам собой.
И он был, наверное, самым правильным из всего, что Ката сейчас могла спросить или сказать. Она говорила, что не воин, что всего раз сможет выйти на битву, и сдержала своё слово. Теперь настала пора возвращаться домой. Это всё было частью одного: она не спряталась от сражения и теперь решила не прятаться от того, чего хотела на самом деле, даже в угоду другим. Слишком уж долгим было это угождение.
— Сейчас сложно уехать… — растерянно начал Анрейк, но заметив взгляд Каты, он кивнул и уверенно ответил: — Я достану тебе билет. На какой день?
— Как можно быстрее, прошу. Я хочу домой.
— Я тебя понимаю. Ты можешь рассчитывать на меня, я помогу, обещаю.
Кивнув, Ката поплелась по коридору. Вслед донеслось:
— Я могу ещё что-нибудь сделать для тебя?
Ката замерла, а затем медленно повернулась.
— Поставь воду греться, пожалуйста. Как можно больше.
Анрейк ответил странным взглядом: то ли догадался, что с ней произошло, то ли, наоборот, ничего не понял.
Как бы то ни было — плевать. Хватит уже скрываться от всех и, особенно, от самой себя. Кем бы она не была в прошлом, что бы не происходило с ней сейчас — всё это часть одной судьбы. А прятаться от неё — самая глупая на свете затея.