Ясный спокойный вечер, сменила тихая, благоуханная ночь, над Зачарованным озером застыл золотой монетой лунный диск, темные волны сонно плескались о берег, слышались отдаленные, переливчатые голоса — это мьюми пели звездам и те отвечали им мерцанием. Величавый серебряный замок окутала легкая дымка, приглушив его блистающее сияние. Легкий ветерок играл гибкими ветвями чудесных деревьев в Заповедной роще, и они тихо колыхались, временами среди листвы раздавался едва слышный смех и вспыхивали крохотные разноцветные огоньки.
Ночь промелькнула быстрой тенью, и наступило нежное, розовое утро. Его прохлада бодрила и освежала, вызывая желание петь и двигаться легко и упруго по изумрудной луговой траве, сверкавшей алмазными каплями росы в лучах восходящего солнца.
День был великолепным, ярким и полным света, теплым, но не жарким. И каждый его час казалось стоил целой жизни, был полновесным и зрелым, как налитой золотым зерном колос. Он дарил силу и мудрость, приятную усталость честного труженика, хорошо сделавшего свое дело. А вновь наступивший вечер лечил эту усталость отдохновением в кругу прекрасных муз, которые кружили над тихими водами озера в завораживающем танце под дивную музыку небесных сфер, услышав которую однажды, забыть уже невозможно.
А Эйфория все спала и спала. Сон ее был крепок и безмятежен, лишь иногда темные полукружья длинных, густых ресниц начинали беспокойно трепетать, а веки подрагивать, словно девушка пыталась вырваться из прочных объятий сна, но скоро она снова стихала и все замирало. Рана затянулась, и о перенесенном Эйфи испытании напоминал только тонкий, едва заметный шрам, но даже он скоро исчез без следа. Целебная сила Зачарованного озера, пробужденная Королевой мьюми, сделала свое дело. И теперь ничто не могло нарушить покой погруженной в глубокий сон девушки. Несколько раз в шатер заходил Реми, он садился рядом с Эйфи с, тревогой и нежностью смотрел на нее, взгляд у него делался мягким и ласковым, а глаза светлели и начинали отливать бархатной, лесной зеленью. Но с каждым разом тревога его росла, он осторожно прикасался кончиками пальцев к щеке девушки, гладил ее сиявшие медью волосы. От его прикосновений дыхание Эйфории учащалось, а губы приоткрывались, будто она силилась что-то сказать ему.
Джой хорошо отдохнул ночью в шатре, поднялся на рассвете и провел весь день в компании с мьюми в окрестностях Зачарованного озера, вернулся только поздно вечером, довольный и веселый. Он навестил Эйфорию и порадовался ее здоровому и свежему виду. Реми не стал делиться с ним своей тревогой, и после общего с мьюми сытного, вкусного ужина, за которым он почти ничего не ел, вновь вернулся в шатер. Поставил на низенький столик зажженую свечу в простом, глиняном подсвечнике, присел возле девушки, тронул ее за плечо и тихонько позвал:
— Эйфи, просыпайся. Эйфория…
— Ты напрасно беспокоишься, — раздался за его спиной мелодичный голос Юты. — Я исцелила ее, как ты и просил. Она сейчас здорова и счастлива, спит и видит чудесные сны, не мешай ей. Пойдем со мной, нам еще о многом нужно поговорить.
Реми поднял голову и посмотрел на Королеву долгим, проницательным взглядом, глаза его под темными, хмуро сведенными к переносице бровями, сумрачно блестели. Он молчал, и в этом молчании и взгляде были немой укор, понимание и боль. Боль за нее, за Юту. И Королева, не выдержав этого взгляда, отвернулась, порывисто вздохнула и хотела выйти, но Реми окликнул ее:
— Юта! Она должна проснуться. Пожалуйста.
Королева остановилась, взялась за полог, закрывавший выход и приоткрыла его, потом рассмеялась негромко, но в смехе ее не было радости, а в глазах веселья. Она обернулась и сказала:
— Ты помнишь, Реми, как пришел к нам с едва затянувшимися ранами, после того как тебя чуть живого изгнали из деревни добрые люди, о которых ты теперь так печешься.
— Да, Королева, я помню, — сказал Реми мягко. — Они были напуганы и все же спасли меня. Я ни в чем не могу их винить.
— А ты не забыл, как я помогла тебе тогда, ничего не требуя взамен.
— Да, Юта, я не забыл, и я благодарен тебе за это.
— Скажи, Реми, я всегда была тебе добрым другом?
Реми поднялся и выпрямился, все также пристально глядя на мьюми.
— Да, Королева, всегда. И я смею надеяться, что мы и дальше будем с тобой добрыми друзьями. Мне бы очень этого хотелось.
Юта стремительно подошла к Реми, всколыхнув трепетный огонек свечи, который в ее присутствии стал казаться тусклым и грубым, приблизившись почти вплотную, она положила изящные руки ему на плечи и произнесла с обидой и грустью:
— Тогда почему, ты мне не доверяешь, Реми, друг мой? Ты закрываешь от меня свое сердце и свою душу, а сам читаешь в моей душе, как в открытой книге? Но ведь ты прячешь свою душу и сердце даже от самого себя.
Он взял ее руки в свои и прикоснулся к ним сухими, горячими губами:
— Пожалуйста, разбуди ее, Юта.
— Ты напрасно просишь меня о том, — с горечью сказала Королева, не отнимая рук, — что вполне можешь сделать сам, если действительно этого хочешь. Но подумай, прежде чем, вернуть ее из мира сладких грез. Быть может ей лучше оставаться там, чем терзаться сомнениями наяву, терять надежду и ранить душу разочарованием, стремясь обрести недостижимое. Ее душа обожжена, Реми, и я бессильна исцелить ее, мне не подвластны такие раны. И если у тебя нет для нее лекарства, то лучше не тревожь ее пока не придет пора возвращаться.
Реми недоверчиво посмотрел на Королеву, медленно разжал свои руки, вновь опустился у ложа Эйфории и произнес серьезно и в то же время ласково, словно будил уснувшее дитя:
— Эйфи, пора проснуться. Возвращайся, сон больше не властен над тобой.
Ресницы девушки снова задрожали словно крылья бабочки, и Реми продолжил звать ее негромко и настойчиво. Склонившись, он несколько раз провел ладонью по ее щеке, дотронулся до лба, убрав с него густые пряди волос, и наконец слегка коснулся пальцами закрытых глаз и губ, взял ее руку и осторожно подышал на нее. Эйфория вздрогнула, глубоко, прерывисто вздохнула и открыла еще затуманенные сном глаза. Встретилась взглядом с Реми, и лицо ее осветилось радостью. Королева, пристально наблюдавшая за ними все это время, накинула на голову капюшон плаща, скрыв себя, и бесшумно вышла из шатра.
— Реми, — прошептала Эйфория еще слабым и неверным голосом.
— Привет, — он улыбнулся ей радостно и облегченно. — Вот уж не думал, что ты так любишь поспать.
Эйфория тронула рукой его волосы, коснувшись белой пряди, и сказала все еще очень сонным голосом:
— Ты настоящий, это не сон.
— Да, я настоящий, — подтвердил Реми, продолжая улыбаться.
— Ты мне снился. Совсем другим. Ты был другим
Казалось, Эйфория еще не вполне очнулась, взгляд был затуманенным, а речь немного несвязной. В глазах Реми промелькнуло беспокойство, лицо его помрачнело, стало серьезным и озабоченным, на него словно легла тень.
— Каким, Эйфория?
Эйфи задумчиво помолчала, потом неуверенно произнесла:
— Вот, только что я помнила это, и уже забыла. Все растаяло в памяти, как снег… Снег. Почему я подумала про снег? Кажется, там был снег и кто-то белый. И мне было больно… Как хорошо проснуться, Реми. Ты назвал меня соней? Я так долго спала? Но еще даже не утро! Еще ночь…
— Нет, — сказал Реми. — Уже ночь. Ты спала больше суток, и ты здорова, Эйфи. Посмотри, от раны ни следа не осталось.
Он помог ей сесть, и Эйфория удивленно уставилась на свою ногу в разорванной штанине, сквозь прореху в которой видна была нежная, молочная-розовая кожа, без малейших признаков повреждений. О былой ране говорили только засохшие пятна крови на ткани вокруг.
— Как ты себя чувствуешь? — Реми с удовольствием наблюдал как Эйфория быстро приходила в себя, бледные щеки окрасились румянцем, из глаз ушла сонная пелена и они заблестели.
— Хорошо, — на ее лице засияла улыбка. — Очень хорошо. Королева дала мне выпить воды из чаши. Знаешь, вода была такой необычной, такой чистой и как будто живой. Она меня исцелила. Только мне было очень страшно. И королева пела ей что-то, мне показалось, она просила и приказывала одновременно, если такое возможно.
— Здесь все возможно, — заметил Реми вполголоса, — мьюми удивительные существа. Тебе не нужно их бояться, они не причинят тебе вреда. Никто не причинит тебе вреда, Эйфи. Я не позволю.
Он сел на траву рядом с девушкой, взял ее руки в свои и несильно пожал.
— Реми, — сказала она, вдруг смутившись. — Послушай, я не прошла Посвящение не случайно. Моему отцу было сделано предсказание прорицательницей из Долины фей. По традиции, после рождения ребенка в нашем роду, его родители совершают туда паломничество, чтобы услышать о чем-то очень важном, что определит судьбу новорожденного. Так вот, Эсцилла, она темная фея, но никогда не ошибается в своих пророчествах, она сказала моим родным, если они не хотят потерять дочь, им следует держать ее подальше от живых камней. А без них Посвящение не имеет силы. Поэтому отец и запретил мне его проходить и даже слышать не хотел об этом. Мне рассказал о живых камнях дедушка. Он не любил предсказательниц, считал, что они нарочно запутывают людей своими туманными речами, чтобы и дальше пользоваться теми дарами, что им приносят. А на самом деле только сам человек определяет свою судьбу и может либо изменить ее, либо следовать за ней слепо, подчиняясь обстоятельствам. Он однажды ходил за живыми камнями, и когда я гостила у него, много рассказывал мне об этом. Но я хочу тебе сказать, Реми, с тобой я ничего не боюсь. И если ты считаешь, что мне нужно пройти Посвящение и получить Знак, я сделаю это несмотря ни на что. И я верю тебе.
— Живые камни не могут повредить человеку, Эйфи, — сказал Реми, внимательно глядя на нее. Слова девушки заставили его глубоко задуматься. — Ты сама убедишься в этом, когда увидишь их. Я бы ни за что не взял тебя с собой, если бы они были опасны. Может прорицательница хотела сказать что-то другое и ее неверно поняли. Темные феи коварны, они не лгут, но и всей правды ты от них никогда не услышишь. Я думаю, когда мы вернемся, ты примешь решение. А сейчас тебе нужно как следует подкрепиться. Пойдем.
Он встал, протянул ей руку и помог подняться. Эйфорию переполняло чувство радостного ликования, оно казалось беспричинным и таким естественным как беспечный смех ребенка, увлеченного игрой. Ей тоже хотелось смеяться и петь одновременно, закружиться с Реми в танце, вновь почувствовать на себе тепло его рук, ощутить его близость, от которой у нее сладко замирало сердце, заглянуть ему в глаза и увидеть в их темно-зеленой, сумрачной глубине крохотные золотые искры, а еще хотелось без умолку болтать. Она подумала, что вода волшебного озера опьянила ее избытком своей жизненной силы, а слова Реми наполнили сердце счастьем. И лишь мысли о Королеве мьюми омрачали это светлое лучезарное настроение.
— Реми, — сказала Эйфория, когда они вышли из шатра. — Прежде, я хочу поблагодарить Королеву за исцеление. Я ей так признательна.
Реми одобрительно кивнул и взял ее за руку, при этом сердце Эйфи радостно затрепетало.
— Хорошо. Я провожу тебя к ней.
По берегу, залитому лунным светом, они пришли к уединенной беседке, оплетенной побегами дикой жимолости. Там в уютном полумраке, на резной кипарисовой скамейке сидела Королева Юта. Лицо ее по-прежнему было скрыто капюшоном плаща, у ног неярко мерцал светильник с окошками из тонких пластин горного хрусталя, на коленях у королевы лежала раскрытая книга, страницы которой были украшены драгоценными миниатюрами, выполненными пурпурной и золотой красками. И хотя взгляд королевы скользил по строчкам старинных баллад, мысли ее были от них далеки и касались предметов и лиц более близких. Она услышала шаги, подняла голову и откинула капюшон. Беседка озарилась сиянием ее волос и лица, Юта в волнении приподнялась на скамейке, но затем вновь опустилась на нее.
— Прости, Королева, что нарушаем твое уединение, — услышала она голос Реми. — Ты позволишь нам войти?
— Входите, — произнесла она негромко, едва слышный вздох разочарования вырвался из ее груди. В высоком проеме беседки возникли два силуэта. Реми и Эйфория вошли под узорный свод любимого места отдыха королевы мьюми держась за руки. Юта холодно посмотрела на девушку:
— Я вижу, что ты вполне здорова, Эйфория.
Эйфи поклонилась ей и сказала, преодолев смущение и робость:
— Да, Королева…
Юта молча, не прерывая, выслушала сбивчивую, но искреннюю, благодарную речь девушки, потом благосклонно кивнула ей, немного смягчившись. И тут заговорил Реми:
— Я прошу тебя, Королева, о великой милости, дать Эйфории свою защиту на возвращение домой. На ней нет Знака, она не прошла Посвящение и беззащитна перед силами зла, ее душа хоть и чиста, но открыта колдовскому воздействию и слишком неискушенна, чтобы противостоять чарам воронов. И они преследуют ее. Только твоя благодатная сила способна помочь ей. Пожалуйста, Королева, я прошу тебя о милосердии и помощи.
Юта нахмурилась, ее глаза потемнели и стали похожи на грозовое небо, на лицо легла тень, а вся ее фигура исполнилась сурового величия. Казалось, королева разгневалась, в беседке сгустились тени, а мир вдруг окутала душная тишина. Эйфи почувствовала, как у нее внезапно перехватило дыхание, от взгляда на королеву мьюми ее пробрала дрожь. Юта долго молчала, прежде чем ответить, и не сводила пристального взгляда с Реми. Он выдержал ее взгляд, лицо его выражало почтение и одновременно решимость. Тогда Королева произнесла, строго посмотрев на девушку:
— Пусть она уйдет. Я хочу поговорить с тобой наедине.