Нарг Моргот ощерил в ухмылке острые, кривые зубы:
— Ты сегодня будешь биться в клетке, грязное отродье. Мы подобрали для тебя достойного противника.
Обычно непроницаемое лицо его вдруг оживилось мрачной радостью и каким-то непонятным Реми предвкушением. Готовилось что-то необычное, что-то очень недоброе и сердце сжалось от предчувствия беды. В последнее время Моргот опять стал смотреть на него с подозрением, угрюмо прожигая на поединках пристальным взглядом из-под черных, сведенных к переносице бровей. Здесь было чего опасаться. Ронги никогда не бились в клетке — тесном пятачке земли, ограниченном решетками из прочных железных прутьев. Здесь было место для игрищ взрослых воронов, прошедших обряд, где они забавлялись со своими жертвами. Иногда это были хищные звери из окрестных лесов, кабаны или медведи, а порой скроги, взятые в плен при очередном разбойничьем набеге. Это было дурное место, видевшее столько безжалостных, жестоких убийств, что даже в ясный, солнечный день на нем лежала тень, вызывая дрожь у любого живого существа, кроме самих вронгов, предпочитавших кровавые зрелища любым другим.
Поединок должен был состояться вечером, за час до захода солнца. Так решил Моррис, и день Реми был занят работой на каменоломне. Но на душе его не раз, и не два тоскливо холодело от тревожного ожидания назначенного срока, оно выматывало его сильнее, чем тяжелый, монотонный труд с киркой. Наконец, за ним пришли. Это был Фрай, который только недавно вернулся из пещер врачевания, где приходил в себя после стычки с Реми, а с ним незнакомый вронг. Они дали ему время умыться и ополоснуть водой тело, чтобы смыть каменную пыль и грязь, что было, по его мнению, недобрым знаком. Значит, действительно предстояло что-то по-настоящему серьезное. Он сделал несколько глотков воды, чтобы унять пробудившуюся жажду и смочить пересохшее от волнения горло. Ему хотелось припасть к фляжке с теплой, колодезной водой и выпить ее всю, до капли, но Реми знал, перед поединком не стоит этого делать.
Они привели его к клетке, вокруг которой уже собралась толпа воронов, окружив ее черным, живым кольцом. При появлении Реми шум голосов стих, а затем возобновился с новой силой. Он заметил, что вронги были чем-то возбуждены и на их лицах было то же, что и у Моргота, предвкушение чего-то особенного. Реми привычно разделся до пояса и, ни на кого не глядя, вошел в клетку. За ним сразу закрыли узкую дверь из решетки. Он не успел как следует осмотреться, как на площадку с противоположной стороны вывели высокого, крепкого скрога, закованного в цепи. Его обнаженный торс и руки бугрились мощными мышцами, кулаки были похожи на кувалды, а ноги на прочные железные столбы.
Возможно прежде, подумал Реми, завороженно рассматривая могучего соперника, он был кузнецом, но, скорее всего, воином. Об этом говорили многочисленные отметины на его теле. Наголо обритая голова и железное кольцо на крепкой, бычьей шее, выдавали его теперешнее рабское положение. Глаза пленника горели мрачным, непокорным огнем. Вронги сняли с него оковы и вытолкнули на середину площадки.
— Эй ты, скрог! — заговорил Моргот со злобным весельем в голосе. Он стоял с наружной стороны клетки и по-прежнему хищно щерился. Реми еще не доводилось наблюдать его таким довольным. — Ты видишь этого молодого ворона с белой отметиной в волосах?
Реми снова посмотрел на Моргота, удивившись про себя тому, что нарг назвал его вороном. Он никогда не называл его так прежде, считая недостойным такой чести. Но уже через мгновение понял, в чем тут было дело. Изборожденное шрамами лицо бывшего воина исказилось от лютой ненависти, он вперил в Реми свирепый взгляд и коротко, недобро усмехнулся. А Моргот продолжил:
— Вы с ним сойдетесь в поединке. В смертельном поединке. Биться будете до конца. Тот из вас, кто выживет, получит свободу.
Скрог смерил Реми презрительным взглядом, звучно плюнул в его сторону, что означало полнейшую недостойность противника, потом недоверчиво взглянул на Моргота и, снова криво усмехнувшись, прохрипел:
— Слишком просто, чтобы походить на правду.
— Слово нарга! — Моргот торжественно поднял левую руку. — Убей его, и мы тебя отпустим. Только один из вас выйдет сегодня из этой клетки живым и свободным. Тебе ведь раньше приходилось это делать. Так ведь, скрог?
— Это — не поединок. Это — казнь, — пробормотал тот. И Реми был с ним совершенно согласен, подумав с острой, болезненной тоской: «Значит, он действительно был воином». Это было очень плохо. Реми знал, что навыки убийцы не помогут этому человеку, но стремясь обрести свободу, он будет биться до конца. Впрочем, расклад и без того, теперь стал для него понятен: «убей или убьют тебя» Он явственно услышал эти слова скарга. Для них это был беспроигрышный вариант при любом исходе, а для него ловушка.
— Что ты такого натворил, щенок, что от тебя хотят избавиться свои же? — заговорил с ним скрог. — А впрочем, мне глубоко плевать на это. Одним ублюдочным вороном меньше, уже стоящее дело. Не бойся, я убью тебя быстро, не стану растягивать удовольствие, хотя и очень хотел бы. Твоя никчемная жизнь слишком маленькая цена за мою свободу. Если только, это порождение демонов ночи не лжет как обычно.
— Я сдержу слово, — прокаркал Моргот, довольный лестным для него сравнением. Он взмахнул рукой: Начинайте!..
…Скрог не сразу кинулся на Реми, они немного покружили по площадке, присматриваясь друг к друг. Впрочем, с лица его не сходила презрительная, даже брезгливая гримаса. Он сделал несколько выпадов, не очень стараясь достать Реми, скорее прощупывая противника, играя с ним. Но Реми уже знал, что будет дальше. Когда он, по мнению соперника, потеряет бдительность, тот нанесет ему страшный, сокрушительный удар, целясь в основание подбородка. Этот прием считался особенно удачным, когда соперник был намного ниже воина, как сейчас, в случае с Реми. Могучая рука уже начала едва заметно подрагивать от нетерпения, ложась на траекторию удара.
Реми не мог не оценить благородства и милосердия противника. Такой удар, нанесенный с должной быстротой и мощью, мгновенно сломал бы ему шею, глубоко вогнав в мозг кости, и все закончилось бы очень быстро. Но у Реми были другие виды на жизнь, он верил, что сумеет выбраться, что его план сработает, и эта надежда поддерживала его в самые безнадежные минуты. Поэтому он отступил поближе к решетке и приготовился, одновременно чувствуя, как стремительно начинает разгораться внутри него темное пламя из черного, постоянно тлеющего уголька гнева и скорби.
Он не ошибся, скрог, перед тем как нанести удар, вдруг изменился в лице, оно преобразилось яростью, с которой он и бросился на Реми. Раздался хруст костей, и скрог ошеломленно уставился на свой окровавленный кулак, сокрушенный о стальную решетку. Он резко обернулся на спокойно стоящего позади него Реми, не веря своим глазам, и снова кинулся на щуплую, но поразительно подвижную мишень. Реми дал ему немного погоняться за собой по площадке под крики воронов, пока пламя не набрало силу. Он не хотел причинять вреда этому человеку, но понимал, что должен действовать решительно. И когда взбешенный неудачами, слепой от ярости противник вновь пошел на него тараном, он нанес первый удар, чувствуя нарастающее упоение, совладать с которым ему было труднее всего.
Вырвавшись на свободу темное пламя, сгустком незримой энергии, достигло груди скрога даже раньше, чем закаменевший кулак Реми, и легко отбросило назад огромное тело. Он устоял, нелепо взмахнув руками, с удивленным, почти обиженным выражением на лице. Реми не дал ему опомниться и атаковал стремительно, пока растущее в нем напряжение, сходное с гулом, бушующего лесного пожара, не захватило его разум целиком. Скрог был сильным. Его только недавно захватили в плен, и он не успел исчахнуть на тяжелых работах и скудной, плохой еде, положенной рабам. Поэтому он пытался, отчаянно рыча от исступления и боли, не поддаваться напору противника. Но огромные кулаки лупили воздух, не касаясь проклятого ворона, который неуловимой тенью ускользал из-под удара, чтобы безошибочно точным движением ударить самому.
Скоро Реми почувствовал, что начал входить в раж, и когда ощутил за своей спиной грозный шелест черных, призрачных крыльев перерождения, понял, пора заканчивать, пока еще он может это сделать. Он легко, пружинисто подпрыгнул, чтобы ударить сверху и увлекшись не заметил, что задержался в воздухе чуть больше, чем возможно, а крылья внезапно обрели плотность и замерцали грозной тенью, став на мгновение доступными зрению. Среди воронов вдруг воцарилась мертвая тишина, и в этой тишине Реми сокрушил наконец бывшего воина, одним движением то ли руки, то ли крыла, налитого невиданной мощью.
— Да, что ты такое? — с трудом прохрипел скрог, падая на колени. И глядя на Реми широко распахнутыми, голубыми, неяркими глазами, прежде чем рухнуть на землю, выплюнул ему в лицо вместе с кровью. — Проклятый оборотень.
Тяжело дыша Реми отступил от замершего на земле человека, немного постоял, усмиряя темный огонь, вновь загоняя его в тайники души, гася его свирепое пламя воспоминаниями о чистейшей, ледяной воде ручьев Одинокой горы. Потом тыльной стороной ладони попытался стереть с лица смешанную со слюной кровь скрога, но только сильнее размазал ее, и осмотрелся, пошатываясь от усталости и не понимая, почему вдруг стало так тихо. И почему застыли вдруг в тяжелом молчании все вороны, уставившись на него черными провалами глаз. В клетку протиснулся Моргот, величественно выпрямился, подошел к скрогу и внимательно осмотрел его.
— Добей! — сурово приказал он, но Реми отрицательно помотал головой.
— Ты слышал, что я сказал! — На плечах нарга ощетинились острые угольной черноты перья. — Ты смеешь возражать мне, жалкий червяк. Грязное, предательское отродье! Прикончи его или будешь наказан. Живо!
Моргот грозной скалой надвинулся на Реми, готовый обрушить на него свой гнев. Но Реми дерзко посмотрел ему прямо в лицо, не опуская взгляд, громко и решительно произнес:
— Я не стану этого делать!
Среди воронов прокатился неясный ропот. Лицо нарга почернело от негодования и злобы, глаза загорелись тусклым красным огнем.
— К нирлунгам его! — крикнул он и сделал знак двум рослым вронгам схватить Реми.