Нарг Моргот в мрачных раздумьях поднимался по щербатым, гранитным ступеням парадной лестницы крепости в покои Верховного ворона. Этот мальчишка, племянник Морриса, выродок предателя Реннера, он начал все сильней беспокоить его, особенно после того, как стал участвовать в поединках. Лживый, дерзкий, грязный щенок с позорной белой отметиной, он что-то задумал. Тяжелые, смутные подозрения отравляли наргу ночи и дни, заставляя пристально следить за каждым движением Реми на ристалище.
Нарга и раньше не покидало чувство, что тот только прикидывается, что участвует в боях, используя всю свою силу. Этот поединок со скрогом, нарг очень надеялся, что могучий противник прихлопнет Реми как гнусного таракана. Он вынудил грязное отродье открыться и показал всю недооцененную ими опасность. Скарг был прав, то, что скрывалось в этом тощем теле превосходило все, с чем до сих пор приходилось сталкиваться наргу, а он знавал немало сильных бойцов. С этим скрогом и взрослому ворону пришлось бы повозиться, прежде чем прикончить, а гаденыш справился с ним играючи.
Моргот бы не поверил, если бы не увидел своими глазами, как на краткое время мальчишка обрел крылья из темного пламени, которое вдруг опалило душу нарга страхом. Этого он тоже не мог ему простить, как и того, что Реми открыто пошел против его воли. При этом Моргот ясно различил еще полыхающий в его глазах яростный, сумрачный огонь. Возможно, нирлунги уже этой ночью помогут ему избавиться от выродка, но не следовало полагаться на такую призрачную удачу. Поэтому Моргот решил, что пришло время поговорить с Верховным вороном…
— Я знаю, что ты хочешь мне сказать, — промолвил скарг восседая за столом, уставленном кушаньями. Он сделал глоток вина из большого золотого кубка, отделанного черным ониксом. — Я видел поединок. И я впечатлен. Этот тупица Отрис не соврал, сказав, что Реми едва не обернулся вороном, когда чуть не убил Фрая голыми руками.
— Я тоже видел на что он способен. И он становится опасен. Его сила будет прибывать, сейчас ему только шестнадцать. А что будет, когда он вступит в возраст?
— Я все продумал, Моргот. Не нужно больше поединков, мы выяснили все, что хотели. До обряда у него не будет возможности использовать свою силу, железо не даст ему это сделать, даже если он попытается.
— Ты думаешь, этого будет достаточно? — Моргот с сомнением покачал головой.
— Пока он не пройдет обряд — да, вполне. А потом я смогу удержать его на цепи своей власти. Но если он станет для нас бесполезен, мы его казним. Мы должны получить эту силу Моргот, она должна принадлежать нам целиком и полностью. Реми должен понять, что единственный путь для него подчиниться нашей воле, чтобы исполнять ее. И мы найдем способ добиться этого.
— Как скажешь, Верховный!
Моргот низко поклонился и вышел ничуть не успокоенный…
…Первые лучи восходящего солнца озарили нежным, розовым светом темные, угрюмые углы волчьей клетки, позолотили толстые, черные прутья решетки. Ее грубая тень накрыла собой черноволосого юношу, почти мальчика, крепко спящего на грязном каменном полу. От прочного кожаного ошейника, сжимавшего ему горло, к большому железному кольцу тянулась короткая, туго натянутая цепь. По обе стороны кольца, вделанного в пол, на огромных, вытянутых лапах с кривыми торчащими когтями, покоились страшные, словно ночной кошмар, волчьи головы. Глаза нирлунгов были закрыты, бока вздымались равномерно и едва заметно, но хвосты были напряженно выпрямлены, а уши чутко подрагивали, ловя каждый, даже самый незначительный шорох, слушая глубокое, спокойное дыхание лежавшего почти у самых их пастей, существа, в котором было что-то настолько странное, что свирепые, голодные волки, не решились будить его своим рычанием. И остаток ночи провели рядом, иногда погружаясь в неглубокую, настороженную дрему. Такими и застали их вронги, когда пришли за Реми.
В руках у воронов были длинные, прочные дубинки, достаточно тяжелые, чтобы с одного удара проломить даже самый твердый череп. Укоротив цепи, они загнали злобно рычащих нирлунгов в пещеру и закрыли их там, после чего вошли в клетку, храня на лицах мрачное и суровое выражение. Один из вронгов ткнул дубинкой в Реми, которого не разбудила даже их возня с волками, он спал, крепко сомкнув веки. Тогда другой ворон несколько раз сильно пнул его в бок. И когда Реми наконец с усилием открыл глаза, резко прокаркал:
— Поднимайся. Быстро.
Он молча сел, охваченный мгновенно пробудившимся волнением, после чего один из вронгов разомкнул цепь у кольца и скрутил ей руки Реми. Его удивило их поведение, они бросали на него короткие, быстрые взгляды, полные острой неприязни и какой-то непонятной Реми опаски, держа наготове дубинки, словно имели дело с диким, хищным зверем, а не с ронгом, который едва начал входить в возраст. Эти меры предосторожности с их стороны показались ему странными, ведь он никогда прежде не проявлял агрессии вне поединков, кроме случая с Фраем. Реми давно уже понял, насколько это бесполезно. Бессмысленным сопротивлением он только ухудшал свое и без того непростое существование.
Подталкивая дубинками, вронги повели его на верхние ярусы крепости, и он понял, что его ведут к Моррису. Значит, Верховный решил заняться им сам, что, впрочем, было неудивительно, после того, что Реми натворил, осмелившись возразить Морготу, да еще и при старших воронах. Несмотря на ранний, утренний час, у Морриса горел в камине огонь, на окнах драпировались плотные шторы, спадавшие на пол тяжелыми складками, а по углам большой, роскошно обставленной залы прятались ночные тени, было сумрачно и душно. Скарг подошел к Реми, несколько секунд внимательно его рассматривал и, словно выполняя какую-то скучную обязанность, влепил ему две увесистые пощечины, процедив сквозь зубы:
— Опусти взгляд. И утри кровь. Ты забываешься. Ты смеешь поднимать глаза не только на нарга Моргота, но и на меня.
— Да, скарг Моррис. Простите, — сказал Реми ровным голосом. Он покорно склонил голову и попытался унять связанными цепью руками кровь, текущую по подбородку из разбитых губ.
Скарг удовлетворенно кивнул и уселся в свое золоченое кресло, на вершине высокой спинки которого красовался эбеново-черный ворон, распростерший огромные крылья, вместо глаз у него горели зловещим красным цветом крупные дымчатые рубины.
— Теперь ответь мне, — проронил скарг, не сводя с Реми тяжелого, пристального взгляда, — почему вчера на поединке ты не добил своего противника? Ведь, ты слышал, что приказал Моргот.
Реми с трудом сглотнул вязкую, соленую от крови, слюну, тесный, кожаный ошейник, который вронги так и не сняли с него, вдруг сдавил ему горло с новой силой. Он тяжело, сокрушенно вздохнул, стараясь, чтобы голос его при ответе звучал как можно более искренне.
— Простите, Верховный ворон, я… Я не смог. Я оказался не готов и проявил слабость…
— Скажи мне, Реми, — сказал скарг вкрадчиво, выдержав по своему обыкновению многозначительную паузу, — ты все еще хочешь пройти обряд, чтобы стать настоящим вороном?
— Да, скарг Моррис, я хочу пройти обряд. С вашего милосердного позволения.
— И ты знаешь, какое тебя ждет наказание, если ты не выполнишь все его условия?
Реми побледнел, но ответил решительно и без колебаний:
— Да, я знаю это.
— Хорошо, я окажу тебе такую милость, — скарг не смог сдержать самодовольной улыбки. — И вот еще что!.. Ты, очевидно, полагаешь, что проведя ночь в клетке с нирлунгами, ты искупил свою вину. Не тешь себя напрасной надеждой. Ты был наказан всего лишь за дерзость и неуважение, которые проявил к своему достойному учителю.
— Достойному мучителю, — не удержавшись, подумал Реми, но на лице его при этом отразилась только заученная почтительность.
— Твой проступок гораздо серьезней, — продолжал между тем Моррис. — И ты знаешь об этом. Ты выказал неповиновение, наглое, недопустимое неповиновение. Ты — грязное, презренное отродье низкого предателя, тебе гнусному выродку из милосердия позволили жить, а ты посмел возвысить голос и проявить непокорность. Я не могу оставить этот гнилой росток бунтарства без внимания и вынужден принять меры, чтобы искоренить его из твоего сердца. Так вот, ты должен был прикончить этого жалкого скрога. Но ты не сделал этого, а значит, займешь его место в общей яме среди рабов, этих презренных отбросов, до тех пор, пока я не решу, что пришло время проходить обряд. И ты получишь все, что им причитается: удары плетью, оковы, железное кольцо на шею. Ты знаешь, для чего оно? Скоро узнаешь. И ты должен будешь усердно трудиться, Реми, чтобы заслужить себе кусок плесневелого хлеба и глоток гнилой воды. Надеюсь, это научит тебя благодарной покорности и укрепит в решении поступать впредь правильно.
Тут Моррис вновь ненадолго замолчал, буравя Реми тяжелым взглядом. Затем тонко улыбнулся и произнес с оттенком злорадства в голосе.
— Но я решил оказать тебе еще и особую милость.
При этих словах Реми невольно содрогнулся. Он предпочел бы совсем не знать милостей скарга, не суливших ему ничего хорошего. А уж особая милость и вовсе обещала быть особенно недоброй. Скарг снова довольно ощерился, обнажив по-волчьи острые зубы, и произнес:
— Ты не лишишься своих прекрасных, черных волос, которые я мог бы назвать великолепными, если бы не эта безобразная белая отметина, которая напоминает о той дурной крови, что течет в твоих жилах.
При этих словах Реми захотелось обреченно вздохнуть. Он не ошибся, милость скарга на самом деле означала, что скроги будут считать его вороном, что сильно осложнит ему пребывание среди них. Теперь каждый из скрогов будет стараться выместить на нем общую ненависть этих несчастных созданий, оказавшихся в цепких когтях черного племени. Но Реми лишь сказал:
— Я благодарен вам за оказанное мне милосердие.
— А теперь, — произнес Моррис повелительно возвысив голос, — поблагодари меня так, как подобает в твоем новом положении. На колени!
Чуть помедлив, Реми опустился на колени и низко склонив голову произнес все тем же ровным голосом:
— Благодарю господина за милость, оказанную мне, недостойному рабу.
Моррис стремительно поднялся, в глазах его блеснул тусклый, багровый пламень, он быстро приблизился к Реми и сильно ударил его по лицу, так, что он едва устоял на коленях.
— Ты должен был сказать моего господина, неблагодарный раб! Усвой, наконец, я — твой хозяин и повелитель! И хорошо запомни еще несколько несложных правил. Отныне ты не смеешь заговорить по своей воле в присутствии свободных воронов без разрешения хозяина. Тебе запрещено поднимать взгляд на любого свободного ворона, а также дерзко стоять. Ты должен выражать свою покорность и свое рабское состояние, опускаясь на колени в присутствии любого из нашего племени и оставаться так, пока тебе не позволят встать. И пока я не решу по-другому, ты будешь рабом, для которого есть только воля хозяина. Ты меня понял?
— Да, мой господин, — глухо промолвил Реми, не поднимая низко опущенной головы, угрюмо глядя как на серые мраморные плитки пола капает его кровь с кровоточащих губ, собираясь в темную, блестящую лужицу. Моррис не пожалел усилий в стремлении вколотить в Реми новые правила покорности. — Я вас понял.
— Ну вот, — удовлетворенно прокаркал скарг, усаживаясь обратно в кресло и неторопливо расправляя складки своего черного плаща. — Ты, начинаешь понимать, как должен вести себя. Я доволен. Уверен, пребывание среди скрогов пойдет тебе на пользу.
Он громко хлопнул в ладоши и в зал вошли два прежних вронга с дубинками.
— Разрешаю тебе встать, — сказал Моррис, изобразив при этом на лице отеческую улыбку. И обращаясь к воронам добавил своим самым веселым тоном. — В яму его, к скрогам. И заковать.