За столом уже сидел мужчина высокого, наверное не менее двухметрового, роста, очень худой, изможденный и измученный.
– Это мой друг Юрек, о котором я вам говорил, - представил Пиановский.
Новый знакомый встал, молча поклонился. На протяжении всей беседы он мало говорил тихим, болезненным голосом. И конечно же, как правильно сказал Пиановский, пока не мог быть ничем полезен: даже говорить-то было трудно, сказав несколько фраз, он явно уставал.
Поужинав и потолковав о делах менее значительных, уже не относящихся к заданию разведчиков, они расстались. Было условлено, что завтра вечером Пиановский придет в тот самый бункер, о котором он говорил. А Юзеф сейчас пойдет с разведчиками на их базу. И после того как они сделают дела, которые им предстоит сделать, он приведет их в бункер, показав дорогу, то есть будет проводником.
С того момента, как разведчики разошлись по разным направлениям, прошло двое суток. Настало время возвращаться на базу, куда должен прийти и Льговский со своим спутником.
Дошли до базы благополучно. Здесь их встретили Оношко и Василевич; как и полагается мужчинам, они сдерживали радость по поводу возвращения товарищей, а Надя не скрывала этой радости, она засуетилась, как гостеприимная хозяйка, предлагала друзьям поесть, готова была вывернуть весь мешок с продуктами.
– Сыты мы, - сказал Брускин. - За таким столом сидели, даже на Большой земле сейчас таких не накрывают! - Аркадий коротко рассказал обо всем, что им удалось проделать, представил Юзефа, объяснил, кто он.
Группа Льговского на базу к условленному времени не вернулась. Что с ними? Ждать их или использовать так удачно подвернувшиеся возможности? Как и прежде, для соблюдения безопасности надо было прибыть в бункер намного раньше условленного времени, чтобы выяснить, не готовится ли там какая-то неприятность? Хоть и доверяли они Пиановскому, но помнили об одной из заповедей разведки: доверяй, но проверяй! К тому же Пиановский и сам мог не знать, что на его бункер случайно наткнулись гитлеровцы и ждут теперь в засаде хозяина этого тайного прибежища.
Однако сменить базу группы без разрешения командира разведчики не имели права. Кто знает, может, Льговский найдет еще более удобные условия для выполнения задания. Надо ждать. Но и упускать возможность использования бункера не хотелось. Поэтому решили забрать с собой Оношко и в сопровождении Юзефа отправиться к блиндажу. Оношко, узнав дорогу, должен вернуться затем на базу группы, встретиться с Льговским, все ему доложить и, если тот решит воспользоваться бункером, привести группу со всем имуществом туда.
Как всегда, разведчики шли к бункеру с большой осторожностью, постоянно прислушиваясь и ведя наблюдение, - впереди Юзеф и Брускин, за ними остальные. Встреча с Пиановским в бункере была назначена на поздний вечер, а они пришли туда рано утром. И каково же было их удивление, когда они, предварительно осматривая издали район блиндажа, вдруг услышали, что там кто-то ходит! Затаившись за деревьями, разведчики узнали в этом человеке самого Пиановского. Он прогуливался туда и обратно около бункера и постукивал гибким прутиком по голенищу сапог. Кого же он ждет задолго до условленного с разведчиками времени встречи? Наблюдали долго, но, никого не обнаружив, вышли из своего укрытия, подошли к Пиановскому. Он встретил их сердитым взглядом. Не говоря ни слова, протянул клочок бумажки Аркадию. Это была записка. В ней было написано по-польски: «Группа ждет вас».
– Что это значит? - спросил Брускин.
– Это я хочу вас спросить: что это значит? - зло сказал Пиановский. - Мы же с вами договорились: будем работать на полном доверии!
– Мы от вас действительно ничего не скрываем. И я не могу понять, что вы имеете в виду.
Пиановский задумался, опять нервно постукал прутиком по сапогу и сказал:
– Тогда это дело совсем серьезное! Вот что произошло. После вашего ухода через некоторое время ко мне в дверь постучали. Я открыл и увидел двух немцев в военной форме. Один - унтер-офицер с Железным крестом, другой - солдат. Они мне сказали, что сопровождали немецких беженцев в этот район, здесь их сдали, а теперь возвращаются в свою часть. И им хотелось бы отдохнуть. Я ответил: «Приму вас с удовольствием, но по инструкции фельджандармерии запрещено принимать солдат или кого-либо из посторонних и давать им приют без ее разрешения. Поэтому я сейчас позвоню в жандармерию, и мы вместе получим разрешение». Я заметил, что мои слова их смутили. Им явно не хотелось, чтобы я звонил в жандармерию. Я тоже подумал, что это какие-то необычные немцы. Во-первых, такой ранний час - пять утра. И потом «швабы» в одиночку или по двое в лес не ходят. Меньше чем взводом они в лес заходить боятся. Форма на этих немцах мятая, неглаженая, оба небритые. И вообще какие-то они не нахальные немцы. Гитлеровцы всегда ведут себя вызывающе, грубо, а эти просили. Они поняли, что я о чем-то догадываюсь, и стали мне объяснять: если я позвоню в жандармерию, то там могут не разрешить остаться на отдых и скажут, чтобы они поскорее возвращались в свою часть. Вы же знаете, какая строгая жандармерия. В общем, мне эти немцы показались подозрительными, я их пустил в дом, и в жандармерию не позвонил.
– Ну и кто же они? - нетерпеливо спросил Шевченко.
– Сейчас все узнаете. Вот что я обнаружил дальше. Попросил я жену приготовить им покушать, и она принялась накрывать на стол, а немцы стали умываться, приводить себя в порядок. И вот, когда один из них разулся, я увидел, что на ногах у него портянки из вафельного полотенца. «Откуда могут быть такие портянки у немца? - подумал я. - Гитлеровцы портянки не носят, у них носки». А потом, когда мы сели к столу, покушали и после этого захотелось покурить, один из «швабов» достал табак и стал делать самокрутки… из газеты! Но у немцев всегда есть папиросная бумага. Ну, это меня совсем насторожило. Потом они легли спать. Я дождался, когда они заснут, и посмотрел их вещички. И вы знаете, что я там обнаружил?
Разведчики с любопытством и недоумением ждали, что же скажет Пиановский. Он сделал паузу, еще раз внимательно и как-то с укором посмотрел на разведчиков и, покачав головой, высказал:
– Я обнаружил у них в сумке точно такие же карты, на каких я вам показывал, где находятся гарнизоны и части воинские в нашем районе! Точно такие же листы, какие вы имеете! Значит, это ваши люди. Значит, вы мне не все сказали и в чем-то не доверяете?
Пиановский помолчал, потом, опять строго посмотрев на разведчиков, продолжал:
– Вот, поняв, что вы мне не доверяете, я решил, что имею право кое-что выяснить сам. Взял осторожно их оружие и унес в другую комнату, спрятал его там. А потом подошел и разбудил этих немцев. И сказал им, показывая их же карты: если вы ищете своих коллег, тех парней, которые пришли от Рокоссовского, то они у меня были и ушли. А куда ушли, я не знаю. Были они у меня недавно. И вы мне тоже не морочьте голову, а выкладывайте, что вам нужно, если хотите, чтобы я вам помог. И признавайтесь, кто вы такие. Эти «швабы» или сделали вид, что не догадываются, о чем я говорю, или не хотели сказать, что они ваши товарищи, но, в общем, они стали меня про вас расспрашивать. Я им сказал то, что считал возможным, но на всякий случай не сказал, что мне известно ваше местонахождение. Немцы наконец ответили: он сам понимает - они не могут сказать всего, но очень просят связать их с этими самыми парнями от Рокоссовского.
Я не хотел их выводить на вас, а посоветовал написать записку и сказал: может быть, они еще придут или я их встречу где-нибудь в лесу, тогда уж эту записку и передам. И вот сейчас я здесь так рано потому, что они спят.
Все было очень неожиданно и довольно подозрительно. То, что появились уже немцы в форме, каким бы предлогом их появление ни объяснил Пиановский, разведчикам не нравилось. Они посоветовались, что делать, как поступить, но без Льговского принимать какие-то решительные меры не могли.
Отпускать Пиановского домой разведчикам тоже не хотелось. Вся эта история очень усложнила отношения разведчиков с Пиановским. Появилось некоторое недоверие. Он это чувствовал, и разведчики понимали, что он это чувствует. И не хотелось им обижать его, если он действительно окажется честным патриотом. Осторожность требовала не проявлять торопливость, но и медлить нельзя; в общем, действовал еще один закон разведки: не спеши, но поторапливайся.
Решили послать Оношко на базу и, если вернулся Льговский, срочно вести его сюда. Когда прибыл Льговский с группой, ему доложили обо всем проделанном и добытом и о том, что происходит. Он тоже ничего не знал о появившейся группе. Решил все-таки послать двух человек на связь к этим странным немцам.
В дом лесничего пошли Аркадий Брускин и Николай Шевченко, за ними поодаль следовала другая группа разведчиков, которая должна была вести наблюдение за тем, что произойдет в доме лесничего, и помочь товарищам, если возникнет такая необходимость.
Осмотрев предварительно прилегающие к лесничеству местность и дороги, разведчики вошли в дом. Они застали немцев еще спящими. Эта их беззаботность, а может быть, и предельная усталость, говорили о том, что все-таки это не настоящие гитлеровцы. Что-то с ними произошло: или они дезертиры, или действительно наши разведчики, заброшенные в тыл, и что-то у них не ладится. В общем, первое впечатление у разведчиков сложилось благоприятное. Они ушли в кабинет Пиановского, а Пиановский разбудил немцев. Те оделись, умылись и вошли в кабинет. Присутствие незнакомых людей их не удивило и не насторожило, они понимали, что это не представители власти, а люди, приглашенные Пиановским по их же просьбе.
Для того чтобы установить какой-то контакт и хотя бы минимальное доверие, разведчики положили на стол свои карты, рядом с точно такими же картами советского издания, которые были обнаружены в вещах этих немцев. Увидев карты, немцы поняли, с кем имеют дело.
Один из них представился: Фриц Келлер, а второй назвался Августом Мейслером. Унтер-офицер Келлер - высокий, худой, немного сутулый, с довольно симпатичным лицом и веселыми приветливыми глазами. Мейслер был прямой противоположностью унтер-офицеру: толстый увалень, медлительный в движениях, с такими же медлительными глазами. Он стоял сзади унтер-офицера, видимо полностью признавая его старшинство.
Все сели к столу, и унтер-офицер Келлер доверительно сказал по-немецки:
– Мы видим, что полностью в ваших руках. У нас сейчас нет даже оружия. Если судить по этим картам, то мы с вами коллеги. И это действительно так. Если вы парни от Рокоссовского, то запросите «хозяина» по рации, которая у вас должна быть, и они вам скажут, кто мы такие. Но мы действительно ваши коллеги, вы нас не опасайтесь. С нами случилась беда. После того как появились в этом районе, мы стали искать себе жилье. И обратились к одному бауэру, а он, подлец, нас выдал! Хорошо, что мы обнаружили гестаповцев, когда они только приближались к нашему дому. Мы отстреливались, бежали от них. В схватке с гитлеровцами потеряли радиостанцию. И вот теперь мы без радиостанции и нет от нас никакой пользы тем, кто нас сюда прислал…
Всматриваясь в полное лицо Августа Мейслера, Брускин старался припомнить, где же он мог видеть этого немца? И Аркадий вдруг вспомнил: в Гродно, в кинотеатре. У того произошел какой-то казус с билетом, но тогда этот немец был одет в красноармейскую форму.
Брускин спросил Августа:
– Вы бывали в Гродно?
– Да, конечно, бывал. Там мы жили.
– А какой фильм шел в тот день, когда у вас что-то было не в порядке с билетом?
Август Мейслер вскинул брови и удивленно смотрел на неожиданного знакомого, поражаясь, видимо, такой осведомленности русской разведывательной службы. Он ответил:
– Если я правильно произношу, то фильм был «Секретарь райкома».
Брускин тоже вспомнил, что в тот вечер шла картина «Секретарь райкома». Август тем временем продолжал:
– Меня тогда что-то спрашивал про билет, а я не мог толком понимайт, что они хотят, - я плохо понимайт по-русски, я был в красноармейская форма, о, немец - в советская форма! Меня хотели арестовать. Но хорошо, там рядом был офицер, который меня знал, он объяснил, что я свой человек.
Кажется, можно было доверять этой группе. Но все же, продолжая разговор с новыми знакомыми, Брускин искал еще какие-то детали для того, чтобы убедиться полностью, что это свои люди. Унтер-офицер Келлер назвал фамилию одного майора. Брускин знал, что это работник штаба, и задал вопрос с подтекстом:
– А кто был другом майора?
Унтер-офицер улыбнулся и, понимая, что ему еще не полностью доверяют, весело ответил:
– О, я знаю, о ком вы говорите, - это его собака, его любимый пес, который всегда ходил с ним рядом!
Это действительно было так. Брускин знал это, и унтер-офицер, следовательно, тоже знал, что майор всегда ходил с собакой.
Шевченко остался в доме, а Брускин подошел к командиру группы и все ему рассказал. Надя Четверухина тут же связалась по радио с Центром и сообщила о встрече с новой группой.
На запрос Льговского пришел ответ, подтверждающий, что эта группа действительно заброшена в тыл. Было приказано присоединить группу к себе. И ей также выполнять задание, поставленное группе Льговского.
В этот день в Центр были переданы сведения, добытые за первые дни разведки в тылу противника. Это были достаточно ценные и немалые сведения. Льговский обобщил свои наблюдения, сопоставил их с тем, что увидела группа Шевченко, Брускина в тех районах, куда они выходили, и что сообщил Пиановский. Льговский очень умело ориентировался в отдельных отрывочных данных, составляя из них довольно полную обстановку в заданном районе.
У разведчиков стало легче на душе после того, как подтвердилось, что все они могут друг другу доверять. Теперь уже за столом, за чашкой чая они разговорились по-свойски, и веселый по нраву Фриц Келлер рассказал о себе. Поскольку не все хорошо понимали немецкий, он, как мог, говорил по-русски: