Александр Федорович, в белоснежной сорочке с закатанными рукавами, прыгал вдоль стола - костылями дома он почти не пользовался, - открывал бутылки; у окна, за низким журнальным столиком, сидели над шахматной доской Быков и заведующий центральным отделением Малышев. Занятый очередным ходом Быков на секунду поднял сосредоточенный взгляд, коротко кивнул; Малышев, невзрачный и суетливый, вскочил, потушил зачемто сигарету - отличный работник, он вне служебных общений был на удивление стеснительным. Вслед за ласковой скороговоркой хозяйки из кухни доносился спокойный рассудительный голос жены Малышева, Софьи Емельяновны, заведующей, после Маши, совхозной школой...
К Забневым Тарас Константинович каждый раз входил, как в свое прошлое незаметно оглядываясь и в первые минуты внутренне напрягаясь. Здесь был зальчик и у них с Машей; во второй, меньшей комнате - откуда к порогу выбегала сейчас ковровая дорожка и виднелась полированная спинка деревянной кровати, Маша проверяла за письменным столом тетради, изредка машинально оглядываясь на него, шуршащего на диване газетами...
Наверно, поэтому Тарас Константинович и старался бывать у Забневых как можно реже, хотя оба они, особенно Елена Сергеевна, под любым предлогом пытались зазвать его к себе - угостить или, проще говоря, подкормить, как он сам догадывался. Елена Сергеевна вообще относилась к нему внимательней и сердечней, чем просто к соседу, - Тарас Константинович чувствовал это; так, вероятно, могла бы относиться к отцу-старику старшая дочь, у которой уже давно есть своя семья.
- Ну, как там совещание? - спросил Забнев.
- Как всегда, - Тарас Константинович махнул рукой. - Показал бы диплом, что ли.
- Вон на этажерке. - Александр Федорович засмеялся. - Все уже в руках подержали.
- Вот и я подержу.
Тарас Константинович раскрыл коричневую дерматиновую корочку с золотым тиснением, тихонько вздохнул.
А где его университеты?.. В песках Средней Азии, где он успел порубаться с басмачами? В небольшом сельце, что неподалеку отсюда - где он, молодой и горячий, раскулачивал богатеев и ночью сторожко возвращался домой, ожидая в спину гулкого удара обреза? Или - здесь, где прошли годы и годы?.. Нет, если Тарас Константинович и завидовал, то завидовал по-хорошему. Он еще утром сказал Забневу, что рад за него, как за самого себя, - это правда. В конце концов в том, что на смену таким, как он, Тарас Константинович, идут по-настоящему образованные люди, - торжество того великого дела, которому и он отдал свою долгую жизнь!
- К столу, мужчины, к столу, - позвала хозяйка, внося с Малышевой последние блюда. - Андрей Семеныч, Николай Николаич, - бросайте свои шахматы! Быстро, быстро!
Расселись; первый тост потребовали от Тараса Константиновича, - он, как и присутствующие, хорошо зная, что за краснобай Быков, пошутил:
- Торжество нынче, так сказать, идеологического порядка. Может, парторг сначала выскажется?
- Могу, - неожиданно охотно согласился Быков. Выбритый до сининки, широкоплечий, в тонкой белой рубахе с расстегнутым воротом, он поднялся с рюмкой в руке, поочередно, собираясь с мыслями, оглядел всех и решительно тряхнул курчавой головой:
- Молодец, Саша!
Все расхохотались - речь оказалась еще короче, чем ожидали, хотя и правильной, по существу. Посмеиваясь, Тарас Константинович предложил:
- Ну, что ж, отвечай, именинник. Вон какое выступление обстоятельное!
- Я в два слова не уложусь, - засмеялся Забнев.
Придерживаясь рукой за край стола, он привычным кивком закинул назад густые светло-медные пряди. - А сказать мне хочется одно: спасибо вам всем. Прежде всего, Тарасу Константиновичу - за то, что заставил поступить и все эти годы терпел мои отлучки на сессии и зачеты...
- Ладно, ладно.
- Тебе, Андрей, - продолжал Забнев, - за то, что не донимал нагрузками, щадил...
- С октября кружок поведешь, - пообещал Быков.
- Николая Николаевича - за то, что с его отделением и забот я не знал. А супругу его - вас, Софья Емельяновна, - за то, что Саньку моего выучили, до техникума довели...
Малышев конфузливо покраснел, невзрачная худенькая Софья Емельяновна растроганно шмыгнула носом.
- Диплом я получил с вашей помощью. Вот за это и спасибо вам, закончил Забнев и, поклонившись, стоя выпил.
- А жену-то забыл! - хмыкнув, упрекнул Тарас Константинович.
- А жене, может, побольше, чем всем, спасибо, - просто сказал Забнев. Усаживаясь, он дотронулся до ее плеча, - Елена Сергеевна коротко, почти незаметно прижалась к его руке щекой.
И опять это была правда. Когда-то молоденькая медсестра выходила безногого комбата в тульском госпитале и потом, после войны, сама разыскала его - студента последнего курса техникума, тощим доходягой, на котором, как на вешалке, болталась вылинявшая гимнастерка. Она родила ему сына - второй в семье Александр гостил сейчас у бабушки в Туле, избавила вечно занятого мужа от всех обязанностей по дому и ухитрилась при этом остаться по-прежнему привлекательной; разрумянившаяся от скупой ласки мужа, от добрых слов и глотка коньяку, она благодарно смотрела на всех сияющими синими глазами.
Некоторая торжественность первых минут, хотя и смягченная шутками, рассеялась: мужчины, выпив и основательно закусив, разговорились, задымили папиросами, с ленцой посматривали на экран телевизора.
В дверь постучали; удержав на месте жену, Забнев вскочил, подхватил в углу костыли.
- Петр, наверно.
Подталкиваемый хозяином, Петр внес в растопыренных руках ящичек с клубникой "викторией", смущенно отказываясь:
- Да я на машине, спасибо. Во - как ляленьку...
довез!
- Не спорить! - весело прикрикнула Елена Сергеевна. - Штрафную ему, Саша!
- Давай-ка, Петр Петрович, держи. - Забнев вылил в фужер остатки коньяку.
Петр принял посудину, покосился на Тараса Константиновича, - тот, вроде бы случайно, наклонил кудлатую голову.
- Ну, с праздничком! - Петр прицелился и одним махом выпил, двинув большим, как все в нем, кадыком.
Ел он завидно, ворочая мощными челюстями, и все еще смущенно оправдывался:
- Оголодал я - без своей стряпухи.
- А если она не вернется? - словно невзначай спросил Забнев, незаметно, для шофера, подмигивая.
- Как так? - Петр начал жевать медленнее.
- Да как? Помоложе найдет.
Петр женился недавно - все присутствующие были у него на свадьбе и знали, что он немножко ревнует свою молоденькую жену: он был значительно старше ее. Похожая на девочку, плясунья и песенница, она уехала погостить к матери в город.
- Разыгрываете, да? - догадался Петр и успокоенно принялся за следующий кусок пирога.
Все улыбались, за Петра вступилась одна хозяйка.
- Дайте человеку поесть спокойно, вот привязались.
Ешьте вон лучше ягоды. Первые же!
Елена Сергеевна щелкнула выключателем - куполок абажура наполнился мягким зеленоватым светом, клубника в ящичке ярко заалела.
Забнев понюхал крупную, с белым бочком ягоду, съел ее, не очень одобрительно покачал головой.