В толпе смятение. Женский голос в толпе: "Убили!"
Студент. "Не вы ль сперва так долго гнали..."
Свист. Полиция бросается к фонарю. Толпа загудела. В толпе крикнули: "Беги!"
Караульный. Чего глядите? Бери его!
Студент. "Угас, как светоч, дивный гений..." (Слова студента тонут в гуле толпы.) "...Его убийца хладнокровно навел удар... Спасенья нет". (Скрывается.)
Крик: "Держи его!" Полицейские бросаются вслед за студентом. Окна квартиры Пушкина начинают гаснуть. В тоже время на другой фонарь поднимается офицер в
армейской форме.
Офицер. Сограждане! То, что мы слышали сейчас, правда. Пушкин умышленно и обдуманно убит. И этим омерзительным убийством оскорблен весь народ...
Квартальный. Замолчать!
Офицер. Гибель великого гражданина совершилась потому, что в стране неограниченная власть вручена недостойным лицам, кои обращаются с народом, как с невольниками...
Полиция засвистела пронзительно во всех концах. В подворотне появляется
Ракеев.
Ракеев. Эге-ге. Арестовать!
Появились жандармы. Офицер исчезает. В тот же момент послышался топот
лошадей. Крик в толпе: "Затопчут!" Толпа шарахнулась, заревела.
Тесните толпу!
Пространство перед подворотней очистилось. Окна квартиры Пушкина угасли, а подворотня начала наливаться светом. Стихло. И тут же из подворотни потекло тихое, печальное пение, показались первые жандармские офицеры, показались
первые свечи.
Темно. Пение постепенно переходит в свист вьюги. Ночь. Глухая почтовая станция. Свеча. Огонь в печке. Смотрительша припала к окошку, что-то пытается рассмотреть в метели. За окошком мелькнул свет фонарей, Послышались глухие голоса. Первым входит станционный смотритель с фонарем и пропускает вперед
себя Ракеева и Александра Тургенева. Смотрительша кланяется.
Ракеев. Есть кто на станции?
Тургенев, бросается к огню, греет руки.
Смотритель. Никого нету ваше высокоблагородие, никого.
Ракеев. А это кто?
Смотритель. Жена моя, супруга, ваше высокоблагородие.
Тургенев. Что это, чай? Налейте мне, ради бога, стакан.
Ракеев. И мне стакан, только поскорее. Через час дашь лошадей, под, возок тройку и под... это... пару...
Тургенев, обжигаясь, пьет чай.
Смотритель. Тройку-то ведь, ваше...
Ракеев. Через час дашь тройку. (Берет стакан, пьет.)
Смотритель. Слушаю, слушаю.
Ракеев. Мы на час приляжем. Ровно через час... Часы-то есть у тебя? Через час нас будить. Александр Иванович, угодно, час поспим?
Тургенев. Ода, да, я не чувствую ни рук, ни ног.
Ракеев. Ежели будет какой-нибудь проезжий, буди раньше и дай знать жандарму.
Смотритель. Понял, понял, слушаю!
Ракеев (смотрительше). А тебе, матушка, нечего в окно смотреть, ничего там любопытного нету.
Смотритель. Нечего, нечего... Слушаю. Пожалуйте на чистую половину.
Смотрительша открывает дверь, входит в другую комнату, зажигает там свечку,
возвращается. Ракеев вдет в другую комнату, Тургенев - за ним.
Тургенев. Боже мой!
Дверь за Тургеневым и Ракеевым закрывается.
Смотрительша. Кого, кого это они?
Смотритель. Ежели ты на улицу выглянешь, я тебя вожжой. Беду с тобой наживешь. Вот оказия навязалась! И нужно же было им по этому тракту... Выглянешь - я тебе... Ты с ним не шути!
Смотрительша. Чего я там не видела...
Станционный смотритель уходит. Смотрительша тотчас припадает к окошку. Наружная дверь открывается, в нее осторожно заглядывает Пономарев, потом
входит.
Пономарев. Легли?
Смотрительша. Легли.
Пономарев. Давай на пятак, кости замерзли.