Сбившаяся бесформенным белым комком простыня, целый день неспешно сползавшая с кровати, наконец упала на притихшую на полу подушку, усталую от бесконечных полетов над кроватью. День подходил к концу, но никто этого даже не заметил.
Они проговорили весь день. Говорили обо всем и ни о чем. Роза лежала в кровати, а Марк сидел рядом на краешке, и увлеченно взмахивая руками, рассказывал историю за историей. Их крохотное убежище заливало апрельское солнце, и то ли от его теплых лучей, то ли от того, что они были рядом, но им обоим было хорошо и спокойно. Хотелось, чтобы день не заканчивался, и чтобы такое долгожданное после дождливых недель весеннее солнце никогда не заходило за крыши соседних домов.
Притаившийся и набирающий силу вечер понемногу нависал над радостным солнечным днем, вытесняя его за горизонт. Вечер на удивление оказался таким же теплым, как и уходящий день. Он принес с собой нежную томность и приятную усталость. И когда к концу этого удивительного дня они случайно задели друг друга кончиками пальцев, то смущенно одернули руки, будто прикоснулись к чему-то запретному, к чему-то такому, что могло навсегда перевернуть их жизнь. И это было правдой.
Это стало правдой. Так бывает — то, что совсем недавно было неведомо, пугало, заставляло смущено опускать глаза, вдруг обрело силу и стало манить, притягивать к себе, наполняя каждую клетку горячим желанием. Он и она ясно чувствовали — сегодня случится то, что навсегда поделит их жизнь на «до» и «после». Каким-то глубинным чувством ощутили — еще немного, и они, наконец, прикоснутся к чему-то сверхъестественному. Коснутся друг друга своими мирами, до краев наполненными желанием.
Рождались новые ощущения — такие удивительные, что обоим становилось страшно. До боли, до экстаза. Прикосновения били током. До экстаза, до боли. Пересохшие губы шептали — да, тела кричали — да. А в голове у обоих — нет. От прикосновений их тела пронзил удар электрический разряд. Такой страшный и одновременно приятный.
— Нет. Что это? — шептала она.
— Ты такая… — шептал он.
Ее смуглая шелковая кожа горит под его поцелуями. И мурашки по телу… Он прикасается к ним губами, и они — теплые, тонкие — растворяются от его дыхания. И тут же появляются вновь, дрожа от страха перед чем-то неизведанным и таким желанным. Сейчас ее кожа предательски рассказывает все ее тайны. Просто кожа не умеет лгать. Он нежно гладит ее шею, которая так приятно пахнет, и она вздрагивает от этого прикосновения. И опять мурашки…
Вдруг ей становится легко и спокойно. Рубикон перейден — прикосновения сильнее любых слов. Тело расслабляется и растворяется в неге. Она жаждет утонуть в его руках, в его губах. Захлебнуться ими и тонуть, тонуть, закрыв глаза. Она закрывает глаза.
Ее рука на его руке. Она прижимает его ладонь к своей обнаженной груди, и он чувствует, как в его ладони бьется ее сердце. Оно стучит набатом, готовое вырваться наружу. Такое маленькое и такое большое сердце. Такое слабое и такое сильное. И слышно как сердце стучит во всем ее теле. В каждой клетке, в каждом атоме. Он прижимается к ней, принимая удары на себя. Ближе, еще ближе. Как же хочется в ней раствориться…
Он целует ее, не стесняясь — сильно и нежно, страстно и страшно. Целует все ее тело. Целует ее дрожь, ее страх, ее зов. И нет ничего, что смогло бы остановить эти поцелуи. И нет ничего, что смогло бы заменить их.
Их одежда, скомканная и ненужная, лежит на полу рядом с позабытой простыней и одинокой подушкой. В комнате уже совсем темно и тихо. Лишь ее пронзительные стоны разрывают тишину. Она слышит их, будто они чужие. Будто это стоны той Розы, еще неизвестной до этой минуты, которая в ней до сих пор спала. А проснувшись, открыла себя новую, еще не известную ранее. Она испугалась себя новой, и одновременно обрадовалась этому. Что-то наконец наполнило ее, дополнило, сделало цельной. Чувство себя измененной, ощущение перемены уже не забудется никогда.
Он лежал на ней, и она, горячая, дрожащая все сильней и сильней прижимала к себе его жаркое тело, такое желанное тепло которого соединялось с ее теплом. Его пот с ее потом, его страсть с ее страстью.
Она раздвинула ноги, сжала бедрами его бедра и сильно прижала к себе. И в то же мгновение почувствовала внизу живота жар. Он обжег ее всю, поднимаясь снизу вверх, из глубин вырываясь наружу. Было горячо так, как не было еще никогда. Такого с ней не было никогда! На миг стало страшно. Но лишь на миг. Ей нестерпимо захотелось сгореть в этом огне. Сгореть дотла, до пепла. Перестать быть собой, наполниться этим огнем.
Она вскрикнула, открылась, опустошаясь, и в это время огонь вошел в нее. Тела задвигались в такт, и с каждым движением пустота начала заполняться новой Розой. Очищенной и обновленной.
— Что же вы творите, молодые люди?
Он беззвучно задёргал челюстью, хватая воздух.
— Нам жаль, что доставляем беспокойство, но вы опять нужны нам.
Яков Соломонович лишь развёл руками, пропустил Розу и ее белолицего спутника в квартиру и молча поплелся следом.
— Можно сесть? — спросила Роза, когда они прошли в гостиную.
Яков Соломонович утвердительно кивнул.
— Как рука? — спросил он, как только гости расселись.
— Заживает, большое спасибо. Надеюсь, вы никому не рассказали о том, что произошло той ночью?
— Нет, что вы! Конечно, нет. Будьте покойны.
— Мы вам верим, Яков Соломонович. К тому же, вы мудрый человек и против себя не пойдете. Вам это совершенно ни к чему, ведь так?
— Несомненно, девочка моя, и не сомневайтесь, — закивал головой старый мед-эксперт и покосился краем глаза на белолицего, стоящего чуть в стороне, рядом с дверью в спальню.
За прошедшие сутки лицо того заметно изменилось, разгладилось, приобрело здоровый цвет. Шрамы почти рассосались, лицо оживилось, став более естественным.
«Несомненно, он», — Яков Соломонович еле удержался за подлокотник стоящего рядом кресла, чтобы не упасть.
— Вам плохо? — спросила Роза.
— Нет-нет, мне очень хорошо, — попытался сострить побледневший Липсиц.
Роза подошла вплотную и твёрдо посмотрела в глаза.
— Вы узнали?
— Да, узнал, — потупил взгляд Яков Соломонович.
— Вот и хорошо, теперь не надо объяснять.
Она подхватила обессиленного хозяина квартиры под локоть и усадила в кресло.
— Значит, вы его узнали, и скорее всего ещё той ночью. Но никому не сказали. Понятно.
— А что я таки мог сказать? Марк мёртв, и я судебный мед-эксперт, который ни разу не ошибся за всю свою многолетнюю практику, лично идентифицировал его труп. И вы хотите, чтобы я после этого стал утверждать, что видел Марка Кариди живым? Ой-вей, не смешите мой радикулит. Меня же сразу примут за выжившего из ума старого маразматика!
— В этом есть логика.
— Яков Соломонович, — наконец заговорил белолицый спутник, и Липсиц подумал о том, что он впервые за эти две встречи услышал его голос. И этот голос действительно оказался голосом Марка.
— Марк, — непроизвольно вырвалось у него.
— Да, это я.
Марк открыл дверь спальни и заглянул внутрь. Затем прошёл к ванной комнате и сделал то же самое. Так он проверил всю квартиру и, не найдя ничего подозрительного, опять вернулся в гостиную, сев напротив Якова Соломоновича.
— Мы знали, что вам стоит доверять, поэтому снова пришли сюда.
«Это когда-нибудь закончится? — с досадой думал Липсиц, теребя край домашнего халата. — Ну почему именно я? Ведь всё уже разрешилось. Все они сказали мне своё «спасибо» и ушли. Вот пусть и дальше занимаются своими делами. Но без меня! Мне шестьдесят пять, и я в три раза старше их всех. Я старый больной человек и очень хочу покоя. Когда это все закончится, уйду к чёртовой матери на пенсию. Забуду как кошмарный сон. Буду днями спать и читать…»
Он схватился за сердце.
— Вы слышите меня, Яков Соломонович, что с вами? — Роза почти кричала, стоя над ним.
— Валерьянка там, — он указал на маленький шкафчик, рядом с большим книжным шкафом.
«Лучше бы они не приходили. Всё так хорошо разрешилось. А ведь блондин догадывался, что они вернутся. Поэтому и потребовал, чтобы я позвонил, когда появятся. Ну, зачем они пришли? Эх, проницательный этот… О! Если сделать вид, что их не было? Но он узнает. Старый шлёмиль ты, Яков. Ты же знаешь — он всё всегда узнаёт! Что же делать? Когда умру, тогда всё и разрешится. Покойник забот не имеет».
Роза достала из шкафчика бутылочку с валерьянкой и подала Липсицу. Яков Соломонович дрожащими руками накапал необходимое количество в специальную ложечку и одним махом влил лекарство в рот.
«А может они больше никогда не придут? Конечно! Они уйдут, я позвоню и всё. Я позвонил, а они больше не пришли. И ко мне вопросов нет».
Или валерьянка подействовала, или самовнушение, но эта мысль подбодрила его.
«Так и скажу. Они пришли, я позвонил, но они больше не явились. Моей вины нет ни перед ним, ни перед ними. Воистину, и кривыми ногами можно идти по ровной дороге».
Он оживился, на бледном лице появился румянец.
— Так чем могу быть полезен? Что вы, молодые люди, от меня хотели?
— Оживить Марка, — сказала Роза.
— Как, еще не всё? — Яков Соломонович округлил глаза.
Молодёжь рассмеялась. Девушка показала на своего спутника:
— Сейчас он официально мёртв, но надо сделать так, чтобы это признали ошибкой. Надо вернуть Марка к жизни, и для этого нужна ваша помощь, как специалиста.
— Опять за рыбу гроши! А моё медицинское заключение?
— Всё подстроено, и это легко доказать. На обгоревшем трупе был чип? Был. Так вот, та личка не Марка. Поверьте, вашей вины в том, что случилось, нет. Помогите нам.
— И что я должен сделать?
— Если сделать анализ ДНК живого Кариди и содержимого его экстренного запаса Банка крови, то всё встанет на свои места. Дадите новое заключение, что вот этот с корявым лицом действительно является инспектором Марком Кариди 2018-го года рождения, полным здоровья и сил. В общем, подтвердите, что это именно наш Марк, пожалуйста. Если согласны, приступим с завтрашнего дня.
— Тут такое дело… Но кто же позволит, Роза? — Яков Соломонович напрягся.
Он повернулся к Марку.
— Марк, я не знаю, стоит ли… и как это сделать? Есть одно обстоятельство…
— Дорогой Яков Соломонович, — перебила его Роза, — вы только проведите экспертизу ДНК и всё. Сделайте что нужно, а дальше мы сами. Хорошо?
Она говорила таким ласковым голосом, что казалось, вот-вот погладит Липсица по голове словно ребёнка. Спорить с ней было бесполезно, и тот кивнул головой в знак согласия и смиренно опустил голову.
— Вот и славно. А сейчас нам надо идти.
И уже в дверях, уходя, добавила:
— Будем завтра в это же время.
И закрыла за собой дверь.
Яков Соломонович держал потными руками телефонную трубку так близко ко рту, будто боялся, что сказанное им прохожие прочтут по губам.
— Это я.
Его голос дрожал и срывался. Держась, чтобы не упасть, за дверь телефонной будки, он никак не мог побороть дрожь, бившую его изнутри.
— Говорите, — услышал голос в трубке.
— Они были у меня.
Возникшая пауза зазвенела в ушах. Она была не долгой, но за это время ручьи пота водопадами текли с седых висков Якова Соломоновича.
— Так, понятно. Когда?
— Сегодня… только что.
— Дальше.
— Это они…
Он сбивался. Держащая трубку рука дрожала. Голос на том конце провода был спокоен.
— Это я уже понял. Вы знаете, что мне надо?
— Да-да, конечно знаю.
Он немного помолчал, вытер пот вместе с накатившими слезами и, наконец, сказал в трубку:
— Они завтра придут снова. В это же время.
И быстро положил трубку на рычаг.
— Я просил купить без сахара, — раздражённо буркнул Хромой. — Эту гадость пьёт исключительно био-мусор.
— Вот и пей, — ухмыляясь, парировал напарник.
Так они пререкались вот уже больше часа. Труп Чёрного увезли ещё вчера, и теперь они без явного интереса наблюдали за тем, как бригада экспертов почти до винтика разбирает спортивный «Нагано». Обоим было откровенно скучно. Они сидели в служебном электрокаре, и Хромой отрешённо разглядывал сквозь солнечные очки молоденькую девушку-эксперта, склонившуюся у стены над большим пятном засохшей крови.
— Как тебе та пышечка? — спросил он напарника, высокого худощавого шатена в светлом болоньевом плаще.
Тот почти дремал, прикрыв глаза широкополой шляпой. Он выглядел моложе Хромого и был довольно симпатичным сукиным сыном. Потому и нравился женщинам. Потому и презирал окружающий мир.
— Куда тебе, Альфред. Пора уже ноги в тазике греть по вечерам, а не на девчонок пялиться.
Напарника звали Пьер, и он был «утилизатором». Хладнокровным и циничным. Несмотря на молодость, считался настоящим профессионалом, и Хромому приходилось молчаливо терпеть его хамский тон.
— Ну, ты и фрукт, — тихо прорычал Хромой. — Не понимаю, как я тебя терплю?
— Была у меня недавно одна история. С такой же, как эта… — Пьер намеренно пропустил брошенный упрек мимо ушей.
Он приподнялся на пассажирском кресле, сдвинул шляпу на затылок и продолжил:
— Приглянулась как-то мне такая пышечка-криминалист из пятого экспертного отдела. Симпапулька. Но недоступная… меня аж трясло, когда я сталкивался с ней в коридоре. Запах такой от нее шел приятный. Лаванды. Одним словом — влип по уши. Запал на нее так, что даже снилась пару раз. Такая светленькая, чистенькая, как куколка. Ты ее может тоже видел в управе. Так вот, решил я — познакомлюсь, во что бы то ни стало, а там будь что будет. И понеслось. Один раз подмигнул ей — она отвернулась, аж фыркнула. Эх…сучка! В другой раз улыбнулся — ноль реакции. И так продолжался месяц. Месяц! И вот как-то раз, так же как сегодня, на выезде столкнулись мы с ней нос к носу. Смотрю — глаза в пол воткнула и краской заливается. Мне потом ее коллеги из группы говорят — мной интересовалась. Представляешь? Спрашивала кто, да что… в общем, клюнула на меня. Так, думаю, растопил лед. Теперь точно моя будет. Решил дальше действовать настойчивее. Неделю поджидал ее на Главной Площади под Черной Башней. Чтоб эффект случайности и неожиданности получился. Тогда они лучше ведутся. Но столкнулись не там, а после службы. В центре Мегаполис-Сити. И точно — совсем случайно. Увидела меня — чуть в обморок не упала. Предложил подвезти, она согласилась. Ну, Хромой, дальше тебе не интересно будет…
И Пьер презрительно расхохотался.
— Вот ты, Пьер, молодой ты дурак, — недовольно скривился Хромой.
— Ладно, слушай дальше, — хамовито продолжил напарник. — Там, в машине и случилось у нас всё. Ну, ты понимаешь? Оказывается, она сама давно этого хотела. Давно ко мне не ровно дышала. Прямо сохла по мне. Вот такая пышечка была.
Он замолчал и опять накрыл лицо шляпой, намереваясь заснуть.
— А дальше? — нетерпеливо спросил Хромой.
— Что дальше? — удивленно переспросил Пьер, опуская шляпу на глаза.
— Ну, дальше… чем закончилось?
— Ничем, — небрежно бросил напарник, и его глаза опять скрылись под фетровыми полями.
— Как это? — не понял Хромой.
— Так, ничем, — послышалось из-под шляпы.
Пьер устало зевнул. Было видно, что его утомила затянувшаяся беседа. Они редко разговаривали так долго, а историями делились и того реже.
— Она исчезла куда-то, — добавил он бесстрастно. — Потом выяснилось, что пыталась покончить с собой. Сейчас таких случаев много. Суета, стресс, нервы…
Хромой понял, больше он от напарника не услышит ничего. Лимит общения на сегодня был исчерпан. Он скрестил руки на груди, удобнее устроился в водительском кресле и, прикрыв глаза, тоже задремал.
Его разбудил незнакомый голос. Он проснулся и в зеркале заднего вида увидел светло-серые глаза:
— Доброе утро всем, — глаза дружески улыбались.
— Вы… это откуда? — обескуражено выдавил из себя сонный Хромой.
— По поручению Агаты Грейс, — уверенно произнесли с заднего сидения. — Ознакомьтесь с предписанием.
— Что? — вырвалось у проснувшегося Пьера.
Между кресел показалась рука с протянутым документом, и Хромой принялся читать:
— Предъявитель… с целях государственной безопасности… — Хромой тянул слова, внимательно вчитываясь в написанное. Закончив, повернулся к человеку сзади.
— Моё имя Алекс. Вы здесь закончили?
— Да-а, как бы… вроде того.
— Значит едем.
Хромой не мог взять в толк, как смог этот пижон так просто из ниоткуда, вдруг появиться на заднем сидении его спецкара.
— Не объясни… те, нам…? Господин Алекс… — начал он.
— Потом, — сдержано перебил незнакомец, — …может быть. Не время для объяснений. С сегодняшнего дня вы в моём распоряжении.
И он назвал адрес судмедэксперта и Хромой завёл мотор.
— Успеем перекусить? — спросил Пьер. — Без завтрака торчали, как привязанные бараны.
Казалось «чистильщик» не особо задавался вопросом, кто этот незнакомец, и почему теперь командует он. Пьер вообще мало задавался вопросами. Не любил спрашивать, сам предпочитал давать ответы. По части ответов лучшим его аргументом был автоматический «люггер», спрятанный под широким плащом.
— Ничего кусать не будем, — твердо сказал Алекс. — Оружие при вас?
— Обижаете, — фыркнул Пьер и хлопнул себя в оттопыренный бок.
— Хорошо. Отчёт отдела «Зет»?
— Держите, шеф, — Хромой передал толстую зелёную папку на заднее сидение. — Это всё что им известно об «иных» и «контактёрах».
И служебный электрокар тронулся с места в направлении города.
Проехав метров сто, машина вырулила из тёмного тоннеля на залитую солнцем автостраду, быстро набрала скорость и, блеснув яркой вспышкой, молнией в чистом небе, бесследно исчезла, растворившись в ослепительных солнечных лучах.