шер и велит сестричке дать Иевиню понюхать наша-"
тырного спирту.
Пострадавшего укладывают на топчан. Когда кровь смыли, то оказалось, ничего особенно страшного нет, нож поранил только мягкие ткани.
- Пострадал глютэус максимус, проще говоря-задвица, - деловито констатирует фельдшер.
Киршкалн звонит на коммутатор в проходную и приказывает немедленно дозвониться начальнику домой, затем наклоняется к Иевиню.
- Ничего, заживет! Сидеть только некоторое время не сможешь, зад отдохнет, - шутит он и после этого спрашивает вполголоса уже серьезно: Кто порезал?
- Не знаю.
- Брось врать!
- Правда, сейчас не знаю.
Киршкалн смотрит долгим пристальным взглядом на бледное лицо парня, в его еще испуганные глаза, придвигает поближе белую табуретку, садится и решает, что на этот раз, очевидно, можно верить.
- Рассказывай подробно все, что запомнил!
- Чего там рассказывать. В дверях затор получился, а сзади поднаперли. Я обернулся и сказал, чтобы не толкались, и сразу после этого почувствовал:
воткнули и по ноге потекло теплое в башмак.
- Кто стоял впереди тебя, с тобой, сзади?
Иевинь называет несколько фамилий, но все они как будто бы вне подозрений.
- Я специально не смотрел, да и темно там было, - добавляет он.
- А когда почувствовал, ты стоял еще обернувшись назад?
Иевинь старается припомнить.
- Нет, ткнули сразу, как только повернулся к дверям.
- Значит, сзади?
- Наверно.
- И ты даже не представляешь, кто бы это мог быть?
Иевинь молчит. Он не смотрит на воспитателя, но болезненно морщится, потому что сестра бинтует рану и требует подтянуть колено и немного приподняться.
- Представить мало ли что можно.
- И к тому же иногда очень правильно, - добавляет Киршкалн.
Иевинь смотрит на сестричку, и Киршкалн наклоняется к нему ближе.
- Зумент, - шепчет паренек.
- Может, еще кто?
Киршкалн припоминает, что, перед тем как раздался крик, Зумент стоял рядом с ним. Несокрушимое алиби. Но чего ради Зумент остановился около него и выдал свою ханжескую сентенцию? А не для того ли, чтобы заполучить это самое алиби? Возможно, что и Струга оказался совсем не случайно рядом. Таким образом, оба атамана вышли сухими из воды. Не то что кто из ребят, но сам воспитатель мог засвидетельствовать их полную невиновность,
- Тогда кто-нибудь из его друзей.
- Кто именно?
- Кто его знает? Что у него - сушек мало?
- А почему ты думаешь, что к этому причастен Зумент?
Иевинь с минуту колебался, но раненую мышцу опять пронзает боль. А раз так, то дальше замалчивать эту историю нельзя. Кто знает - в следующий раз, может, прирежут насмерть?
- Мы вчера подрались. И Жук сказал: "Зуб даю".
- Ясно, - говорит Киршкалн. - А теперь лежи и не ломай над этим голову.
Оставив Иевиня в санчасти, он возвращается в школу.
* * *
Внешне Озолниек выглядит очень спокойным, впрочем, так всегда, если он взволнован по-настоящему. По поводу разных мелких повседневных нарушений и служебных неурядиц он иной раз и поднимет голос, отпустит колкое замечание, но, если неприятности крупные, он холоден и безмолвно грозен. Такой он и входит в учительскую, где воспитатели допрашивают задержанных ребят.
- Добрый вечер, - здоровается он сухо, затем отзывает в сторону Киршкална.
Слушая доклад воспитателя, начальник ни разу не перебивает, только покусывает губу и разглядывает найденный у порога нож.
- Виновный нам еще не известен, но сработано, надо полагать, по указке Зумента. Это может быть Ерум... Пока что удалось выяснить, что в толкучке у двери был и он. Удар направлен был снизу вверх, рука с ножом, значит, была опущена. Если бы в последний момент Иевинь не обернулся, лезвие вспороло бы низ живота. К счастью, Иевиню сейчас серьезная опасность не угрожает, полежит немного и поправится, - заканчивает Киршкалн.
- Лампочка на лестнице перегорела уже несколько дней назад. Мелочь, не так ли? - смотрит на воспитателя Озолниек. - Но в нашем деле, как видишь, мелочей нет. И почему в дверях возникла толкотня?
Почему после кино воспитанников не построили по отделениям, а разрешили выходить из помещения толпой? Тоже, разумеется, мелочь.
Киршкалн молчит. Что тут скажешь? Конечно, сам прошляпил.
- Из штангенциркуля сработан! - подержав в руках нож, заключает начальник.
- Да.
- Как настроение в отделении? В твоем, в частности?
- Пока не знаю. Мы тут сразу допросом занялись.