Головной корабль вошел в бухту первым — неспешно и величаво, как полагается королевскому фрегату. Белые дуги парусов упруго трепетали в такт попутному ветру, горделиво приподнятый вверх бушприт сверкал над волнами остро заточенной иглой, дрожали лазурные, вышитые серебром флаги на мачтах, и небо над ними, раскаленное зноем, казалось выцветшей голубой фланелью. Сейчас, в полдень, всё вокруг казалось выцветшим — и пестрый, переполненный народом порт, и розоватые прибрежные скалы, и поднимающиеся на холм, к городским стенам, запруженные повозками дороги, и сами эти стены, и город, белеющий куполами за крепостным валом желтого песчаника, — одно лишь пронзительно-бирюзовое море не проиграло битву солнцу. Оно и ярко-голубые, пляшущие по ветру полотнища флагов на мачтах высоких гостей. Посольство Геона прибыло в Алмару.
— Что за пекло! — вполголоса обронил граф Бервик, утирая лицо платком. Адъютант его сиятельства, стоящий позади, подавил тяжкий вздох: мокрый как мышь в своем плотном мундире, застегнутом на все пуговицы, он не разделял графских страданий. Его сиятельство по крайней мере мог себе позволить снять камзол, а его адъютанту этого ни при каких обстоятельствах не полагалось…
Бервик, щурясь, приставил ладонь к глазам. Небольшая посольская флотилия вот-вот готовилась войти в порт Джумы — большого приморского города на юго-восточной оконечности Алмары, откуда им предстояло караваном двинуться на Кирам. И сам Бервик, и его изнемогающее от жары сопровождение, утомленные трехдневным морским путешествием по неспокойному морю, предпочли бы заночевать в Джуме, но, увы, времени на дорогу было не в избытке. «Хорошо бы до темноты добраться, — думал граф. — И успеть хоть немного передохнуть… Слава богам, лучезарный аль-маратхи осчастливил мир своим рождением в конце сентября! По летнему времени мы спеклись бы еще на подходе к Джуме». Его сиятельство вновь отер с лица пот. Город-крепость Кирам, центр одноименной провинции, был лишь отправной точкой грядущего почти недельного пути по Золотой дороге. Из него посольство Геона должно было двинуться в столицу через торговый Бэйет, затерянную в песках Хаттафу, Дагхаби — величественный город храмов и центр духовной жизни Алмары, и только потом, наконец, прибыть в столицу. Неделя — не год, да и великолепный Тигриш, эта «шкатулка чудес», того стоил, но всё же… Будь здесь хоть вполовину не так жарко!..
Бервик, мельком оглянувшись через плечо, сочувственно крякнул.
— Держись, Лэнгли, — сказал он несчастному адъютанту. — Мы почти на месте. И по крайней мере от качки боги нас скоро избавят.
Тот вздохнул уже в голос — морской болезнью он не страдал, а вот зной переносил плохо. Графу же, как представителю древнего южного рода, и здесь было проще. Качка! Так ведь караваном верблюжьим идти — не мягче… Подумав об этом, адъютант окончательно пал духом. Бервик, заметив это, качнул головой.
— Иди вниз, — сжалившись над мучеником, сказал он. — Пока до берега доберемся, пока пришвартуемся — около часа у тебя точно есть. Сними мундир да опрокинь на себя пару ведер, полегчает.
— Но как же…
— Не геройствуй. Нам еще до ночи в седлах преть, а запасного адъютанта у меня нет. Иди! И пришли мне сюда Франко.
Лэнгли упорствовать не стал. Его сиятельство оглянулся на мостик, в очередной раз утерся насквозь просоленным платком и облокотился о борт. Лицо его из утомленного сделалось напряженно-сосредоточенным. Жара, несмотря на все связанные с нею неудобства, была всё же наименьшим из зол. То же касалось и грядущей дороги, к тяготам дальних поездок Бервику было не привыкать. Однако столь важную миссию он принял на себя впервые.
В конце сентября правителю Алмары, лучезарному аль-маратхи Селиму Тринадцатому, прозванному в народе Мудрым, исполнялось пятьдесят. И этот факт, ввиду значимости даты, определенно взывал к чему-то большему, нежели трехдневная череда пышных празднеств, коими Тигриш обыкновенно чествовал своего владыку. Нынешнее торжество должно было затмить своим великолепием все предыдущие — и в желающих нагреть на этом руки недостатка не было. Со всего света в столицу Алмары стекались торговцы диковинками, хозяева передвижных зверинцев, авантюристы и авантюристки всех мастей; почтенные купцы, предвидя солидную прибыль, от сброда не отставали, а владельцы постоялых дворов Тигриша в предвкушении потирали руки, готовясь принять их всех — хватило бы места. Посольства союзных держав одно за другим прибывали в Алмару на кораблях, доверху нагруженных дарами, и держа в уме перспективы добрососедства, замешанного на взаимной выгоде. Одним словом, всё было как всегда, разве что с большим размахом… Геон, конечно, не остался в стороне — и как ближайший сосед, и как давний союзник — только задача, поставленная перед главой его посольства, существенно отличалась от привычного всем обмена подарков на привилегии.
— Дело вам предстоит непростое, граф, — сказал верховный маг Геона в ночь перед отправкой посольства, когда все путевые грамоты были подписаны, дары — погружены, а будущий посол мира в лице его сиятельства явился в апартаменты его светлости для уточнения последних деталей. — Необходимо убедить Алмару в нашей лояльности. Полнейшей лояльности, а если потребуется — даже преданности. В разумных, тем не менее, пределах.
— Насколько разумных, ваша светлость? — уточнил Бервик. — Смею заметить, Алмаре не впервой торговаться, а слабость позиций восток чует за милю.
Верховный маг печально вздохнул и развел руками.
— Полагаю, — после небольшой паузы ответил он, — расстановка сил не в нашу пользу, и так или иначе мы окажемся в положении просителя — что неприятно, но, увы, неизбежно и в какой-то мере связывает нам руки. Однако хорошую мину при плохой игре, если постараться, сделать можно…
— Нужно, ваша светлость, — задумчиво протянул собеседник. — Иначе нас оберут до нитки, не предоставив в обмен ничего. Селима Тринадцатого не на пустом месте прозвали Мудрым — вспомните хоть его договор с Ветрами Пустыни! Алмара получила разветвленную сеть безопасных караванных троп и серьезную защиту с юга, тогда как шарарцам, кроме номинально очерченных границ и еще более номинальной независимости, мало что перепало.
— Шарарская пустыня получила вполне реального принца, — напомнил эль Гроув, имея в виду брачную договоренность между Алмарой и Шараром — клановым союзом, чьи вожди именовали себя Ветрами Пустыни и испокон веков властвовали над ней, даже невзирая на гнет всесильного соседа. — Конечно, младший сын он и в песках младший, но все-таки. Жаль, ее высочество принцессу Иделлу не удалось в свое время просватать за старшего!
Бервик неопределенно повел плечом. Сестра наследного принца была замужем за вторым сыном правителя Алмары, что в любом случае не играло особой роли — принцесса в интригах была не сильна, и на ее помощь вряд ли стоило бы рассчитывать, случись ей даже стать женой самого аль-маратхи, ане его невесткой. С другой стороны…
— Принц Юсуф любящий муж, — проговорил его сиятельство, — и всегда благоволил Геону. К тому же он глава монетного двора и, подобно своему отцу, предпочитает золото стали. Что касается продвижения наших интересов в Алмаре, то тут ее высочество, конечно, не помощник. Но хотя бы на приватную встречу с ее супругом, полагаю, я могу рассчитывать.
— Разумеется, — склонил голову эль Гроув. — Чего от нас в первую очередь как раз и ждут.
— То есть, на заступничество принца Юсуфа чересчур полагаться не стоит?
— Утверждать не берусь, но скорее всего. Что в любом случае не исключает необходимости этой встречи.
— Так же, как и многих других встреч?.. — задумчиво протянул его сиятельство. — Проторенной дорожкой, понимаю… Наш посол в Алмаре, принц Юсуф, первый советник Селима Мудрого, его старшие помощники, и далее, далее, далее. Остается только надеяться, что вес многочисленных подарков не пустит ко дну всю нашу флотилию. Но все-таки, ваша светлость, — на кого из алмарской верхушки я должен сделать главную ставку? Само собой, последнее слово за аль-маратхи, но даже если я удостоюсь высочайшей аудиенции, вряд ли от этого будет толк.
Герцог эль Гроув, помолчав, улыбнулся.
— А кого бы вы сами выбрали, граф?
— Главу почтового двора, — без колебаний отозвался Бервик. И досадливо поморщился: — Только, боюсь, одного моего желания тут мало. Вы ведь знакомы с шафи ан Махшудом и куда лучше моего знаете, что это за человек. Положа руку на сердце, я совершенно не представляю, как к нему подступиться. Мзду он не берет, на подарки его тоже не купишь — он безраздельно предан Селиму Тринадцатому и живет только его интересами… В случае с ан Махшудом даже об аудиенции нечего и мечтать!
— Соглашусь, — не без сожаления кивнул достопочтенный мэтр. — Встретиться с шафи вы сможете только в том случае, если он сам того захочет — на что, прямо скажем, я бы не рассчитывал. Почтовый двор Алмары даст фору даже моей тайной канцелярии, а что касается ан Махшуда… Он верный раб своего повелителя, но раб умный, хитрый, и с поистине бульдожьей хваткой. Пока он сидит у трона, Селиму Мудрому опасаться нечего — чего я, увы, никак не могу сказать о нас. Понятия не имею, что знает шафи о грядущей войне и о Дымке, но что-то ему определенно известно. А вот что именно, и как он планирует это использовать, предугадать невозможно.
— Но попытаться стоит?
— Безусловно. Хотя я бы предпочел точно знать… Но тут всё зависит от несгибаемого шафи, так что нет смысла тратить время на пустые догадки. Подведем итоги. Всю необходимую информацию вы от меня уже получили, с остальным разберетесь на месте. Кроме того, секретарь нашего посла в Тигрише, что по торговым делам, вынужден оставить должность, и вместе с вами завтра отправится тот, кто его заменит — Угге Ярвис, один из моих старейших агентов и в высшей степени компетентный человек. Ближе к почтовому двору он вас, конечно, не сделает, однако…
— Ярвис? — прищурился граф. — Знакомое имя. От него так и веет золотом. Купец, или я ошибаюсь?
— Нисколько, — краем губ одобрительно улыбнулся эль Гроув. — Семейство Ярвисов не первое десятилетие состоит в торговой гильдии Лессина, причем отнюдь не в последних рядах. Что, как вы понимаете, тоже нам на руку. Угге знает расклад, и трех дней пути, полагаю, ему вполне хватит, чтобы поделиться своим знанием с вами.
— Благодарю, ваша светлость.
— Не стоит. От успеха вашей миссии в Алмаре напрямую зависит судьба Геона, не время трястись над кадрами!.. Надеюсь, Ярвис будет вам полезен.
Палуба накренилась, и Бервик машинально стиснул пальцами скользкое дерево борта. Потом обернулся в сторону капитанского мостика и мрачно хмыкнул себе под нос. Угге Ярвис, маленький юркий человечек с обширной лысиной и хитрыми лисьими глазками, что сейчас обливался потом за спиной капитана, действительно оказался небесполезен. И «расклад», состоящий из ветвистого хитросплетения левых поставок, устных договоренностей, рисковых сделок, тайных прожектов и запутанных схем сбыта выдал такой, что любо-дорого — правда, касалось всё это в основном торговли. Разумеется, золото всегда и везде правит бал, однако полученная информация в чистом виде пока что немногого стоила. Её следовало еще пристроить к делу, каковое, увы, долгого планирования с подсчетом возможных рисков не предполагало: сроки пребывания посольства в Тигрише были заранее оговорены, а что такое неполные две недели?.. «Только общую расстановку сил прикинуть да мосты навести, — хмуро подумал Бервик. — И то еще постараться придется — с их-то восточной неторопливостью… Сюда бы эль Гроува!» Вспомнив о Птицелове, его сиятельство только вздохнул про себя. Верховного мага Геона и главу тайной канцелярии поставить во главе посольства не представлялось возможным по многим причинам.
— Лево руля! — прогрохотало с мостика. — Держать на Первый причал! Прямые паруса убрать!..
Фрегат накренился еще больше. В лицо графу полетела мелкая соленая взвесь, и он, поморщившись, чуть отстранился от борта. Сапоги заскользили по палубе. «Где Франко? — с некоторым раздражением подумал он. — Мы вот-вот причалим. Или у Лэнгли на радостях всё из головы вылетело?»
— Ваше сиятельство! — словно в ответ на его мысли, раздалось из-за спины. Бервик обернулся. Обнаружившийся позади Франко Д’Ориан, бывший соученик графа и один из гвардейцев ближнего круга его высочества, на которого они оба возлагали большие надежды, вытянулся во фрунт: — Прошу прощения за задержку, были небольшие трудности в трюме.
— Не течь, я надеюсь? — фыркнул граф.
— Нет, ваше сиятельство. До этого, слава богам, не дошло, хотя не скажу, что кое-кто плохо старался — ваш «особый подарок» сломал замок на клетке и попытался то же самое проделать с бортом. Совсем измучился, бедняга, трехдневную качку и темноту не всякий взрослый дракон выдержит, а он всего полгода как из скорлупы…
Наткнувшись на смеющийся взгляд Бервика, гвардеец смущенно умолк, не договорив. Как всякий наездник, Франко Д’Ориан к драконам относился с большим пиететом, но сейчас в нем скорее говорил обычный человек, души не чающий в детях — без оглядки на вид. А «особый подарок» по сути и был ребенком, разве что драконьим, и суровый северянин всю дорогу носился с ним как курица с яйцом, ненавязчиво оттирая от клетки грума и веселя соратников. Впрочем, прохаживаться на этот счет последние предпочитали потише и подальше от «заботливого папаши» — могло и аукнуться…
Бервику возмездие не грозило, однако он все-таки притушил веселье и только спросил:
— Отловили?
— Конечно, ваше сиятельство. Но замок на честном слове держится, придется в порту чинить: телега не трюм, как бы не сбежал все-таки!.. Пока железным прутом заложили, да вряд ли его надолго хватит.
Граф кивнул, принимая к сведению.
— Тогда клетку сгружайте последней, — подумав, распорядился он. — И грум от решетки пускай ни на шаг не отходит. Я поговорю с комендантом, может, новую клетку сможем достать, покрепче… Зверь не покалечился?
— Ни царапины, ваше сиятельство. Я лично осмотрел.
«Ну еще бы», — про себя хохотнул Бервик. А вслух сказал:
— Хорошо. Тогда займись подготовкой к разгрузке. Повозки и конное охранение до Кирама должны уже ждать на берегу, но с местными лучше держать ухо востро, сам понимаешь.
— Будет исполнено, ваше сиятельство, — Франко Д’Ориан щелкнул каблуками и, дождавшись кивка командира, испарился. Он был человек дела и, подобно главе посольства, впервые взял на себя такую большую ответственность, которую просто обязан был оправдать. Бервик понимающе усмехнулся ему в спину. Потом прикинул расстояние до берега, оглядел свои мятые штаны, мокрую от пота рубаху — и заторопился вниз, к каютам.
Первый причал, в отличие от остальных трех, обслуживал только приближенных ко двору светлейшего аль-маратхи и посольства союзных держав, так что обычной портовой сутолоки, вместе с ее шумом и грязью, здесь не было и в помине: никаких праздношатающихся, никакой суеты, всё к удобству дорогих гостей. Новоприбывших встречал сам комендант порта Джумы с присными, отряд городской стражи, несколько десятков пустых подвод, три десятка верблюдов и две дюжины верховых лошадей. Посольство сошло на берег и спустя время, необходимое для разгрузки, отправилось в город, во дворец наместника, откуда уже в три часа пополудни караваном выступило на Кирам.
После шумной, многолюдной Джумы, раскинувшейся перед путешественниками яркой восточной шалью и почти сразу растаявшей за их спинами как мираж, Кирам показался блеклым, до странности тихим и каким-то заброшенным. Маленький город-крепость, обнесенный высокой стеной почерневшего и спекшегося в монолит песчаника, стоял на страже Золотой дороги, ведущей из Кирама еще через три провинции прямо в столицу, и жизнь здесь была иной. Суровой, по большей части скрытой от посторонних глаз, но оттого не менее интригующей — впрочем, удовлетворить свое любопытство на этот счет Бервику возможности не представилось. Посольство прибыло в Кирам незадолго до полуночи, и кроме почетного караула у ворот да двух шеренг неподвижных стражей на стенах графу ничего увидеть не удалось. Приняли их как должно, разместили в гостевых покоях без проволочек и со всем удобством, покои же окружили бойцами внутренней стражи, так что даже не будь его сиятельство так вымотан долгой дорогой и рискни он высунуть нос из своих апартаментов, далеко бы он всё равно не ушел. Посему, едва притронувшись к ужину, он камнем упал в постель и уснул, а на рассвете, давясь зевотой, вновь забрался в крошечный шелковый паланкин на спине верблюда и отправился далее.
Далее, по прошествии суток, была еще одна ночевка — в очередной крепости, по виду ничем не отличавшейся от предыдущей, потом еще день пути под раскаленным солнцем, и следующая провинция, Бэйет, где изнывающий от жары напополам со скукой граф наконец увидел настоящую Алмару. Пеструю, многоликую, полнокровную, в чем-то даже избыточную, насквозь пропитанную истинным духом востока — такую, какой не увидишь ни на побережье, ни на каменистых подступах к пустыне. Ослепительно голубое небо, ослепительно белые стены домов, такая же ослепляющая роскошь во всем… А еще — бессчетное множество людей, приезжих и местных, никогда не пустеющие улицы, звонкие голоса торговцев, пение цитр уличных музыкантов, воловий рев, конское ржание, скрип колес и пыль — вездесущая, желтоватыми клубами стелющаяся над дорогой и норовящая забиться всюду, где только найдет лазейку. К сводящей с ума жаре посольство за несколько дней кое-как притерпелось, но пыль проклинали с утра до вечера все как один, даже привычный к разъездам Бервик: она скрипела на зубах, оседала на коже, просачиваясь сквозь плотные стенки паланкина, и порой доставляла столько неудобств, что в сравнении с ними меркли все прелести Бэйета. А оных было немало. Бэйет, богатейшая и самая крупная провинция Алмары, красотой и роскошью своей затмевала прочие; с ее рабовладельческими рынками поспорить мог только Эйсер, богатству ее торговой гильдии завидовал Лессин, а простиравшиеся на многие мили фруктовые сады не знали себе равных на двух континентах: когда на вторые сутки Золотая дорога выбралась за крепостные стены и запетляла меж зеленых холмов, все будто захмелели от аромата цветущих фруктовых деревьев. Чего только здесь не было! Персики и абрикосы, апельсины и слива, гранаты и айва, медовые груши, финики, фиги… Сады Бэйета плодоносили дважды в год, принося в казну немалую долю годового дохода целой страны — так же, как и сменившие их виноградники и простирающиеся до самого горизонта пыльно-зеленые поля олив, так же, как золотящиеся поля пшеницы — Бэйет был не только торговой колыбелью Алмары, но и ее житницей. Жаркое солнце согревало этот благословенный край, мутные желтые реки, ветвящиеся искусственными каналами, вдоволь поили землю, и плодам этой щедрости могло позавидовать даже Разнотравье, кормившее не только Геон, но и многих его соседей. Алмара и тут была первой. И редко какой иноземный гость, идущий с караваном по Золотой дороге, мог заглушить в себе предательский голос зависти, хоть и замешанной на восхищении — было, чему завидовать!
Глава нынешнего посольства, подобно многим, тоже не избежал этого недостойного чувства, и потому испытал даже некоторое облегчение, когда земли Бэйета кончились, и после ночевки в пограничной крепости караван вступил в Хаттафу, провинцию настолько пустынную и скудную, что даже не верилось в такое соседство. Только что вокруг зеленели холмы — и вот уже нет ничего и в помине, ни садов, ни полей, ни рек, одна только каменистая, присыпанная серовато-желтым песком пустыня да бескрайнее небо над головой, такое яркое, словно это оно вытянуло из земли все краски. Ни зверя, ни человека. Лишь редкие буро-коричневые пятна ядовитого кустарника зулл да одинокая юркая ящерка, скользнувшая в расщелину между камней — непонятно, была или пригрезилась?..
— В Северных горах больше жизни, — вынес вердикт Франко Д’Ориан, подавленный окружающим запустением. Чахлый оазис, у которого караван встал на привале, являл собой такое же печальное зрелище, поэтому Бервик молча кивнул в ответ. А Угге Ярвис только улыбнулся, отведя в сторону взгляд плутоватых глаз. Этот маленький человек с потной лысиной никогда не смотрел в глаза собеседнику, взгляд его всегда был в движении, перебегая от одного предмета к другому, — и графа это порядком раздражало. Он и от самого Угге был не в восторге, пусть признавал его очевидную пользу.
— Вы не согласны с главой охраны, господин Ярвис? — чуть приподняв бровь, поинтересовался его сиятельство, когда Франко отошел к лошадям. Угге неопределенно качнул головой.
— Отчасти. Хаттафа не радует красивым видом, увы, но что касается жизни… Даже самый зоркий глаз склонен обманываться.
Бервик окинул взглядом занесенные песком каменные торосы и с сомнением хмыкнул. Может, глаза его и уступали орлиным, но не до такой же степени?
— Полагаю, — насмешливо обронил он, — беспощадное солнце ослепило всех, кроме вас, господин Ярвис. В таком случае пожалейте увечного — и где же обман?..
Угге, тихо хихикнув себе под нос, утер лысину.
— Утверждать не берусь, ваше сиятельство, однако факты — вещь упрямая. Иной раз они безжалостнее цифр! Вам, конечно, известно, что золотоносный Бэйет не всегда был столь прекрасен?
Граф кивнул. Еще пару-тройку столетий назад нынешняя житница Алмары производила столь же гнетущее впечатление, что и соседняя Хаттафа. И на то, чтобы это исправить, ушел не один год тяжелой работы, не один сундук золота и бессчетное множество человеческих жизней. Жирный чернозем, в котором прорастало любое брошенное зерно, сюда везли караванами из других провинций — иной раз даже из-за моря. И реки, коих на каменистых пустошах не было и в помине, тоже поворачивали вспять отнюдь не боги.
— Да, — сказал Бервик, — я помню, что от щедрот природы Бэйету перепали сущие крохи, и вся эта благодать — рукотворная. Что ж, предприятие обошлось недешево, но так или иначе оно того стоило.
— Согласен, ваше сиятельство. И все же, склоняясь пред мудростью предков лучезарного аль-маратхи, осмелюсь спросить: что мешало им вслед за Бэйетом дать новую жизнь Хаттафе?.. Несколько крепостей — и больше ничего, кроме камней да песка, на многие мили! У Алмары хватило сил и средств поднять Бэйет, хотя он втрое больше Хаттафы, и не хватило ни того, ни другого, чтобы употребить эту провинцию себе во благо? Забегая вперед — для Дагхаби, границ которой мы достигнем к ночи, ничего не пожалели. А эту территорию, при более чем доступных возможностях, оставили как есть. Не видится ли вам, ваше сиятельство, в этом некая странность?..
— Пожалуй, — граф с любопытством прищурился: — Разумного объяснения я не нахожу, однако вам, похоже, повезло больше?
— Помилуйте, ваше сиятельство! — с наивной и вместе с тем хитрой улыбкой всплеснул руками Ярвис. — Где мне, мелкой песчинке, судить о промысле богов и их помазанников на земле? Да, факты есть, но прочее лишь домыслы. Я только хотел сказать, что пустыня не равна пустоте — по крайней мере, ветер может с этим поспорить!
Вернулся Франко Д’Ориан, и Угге под каким-то невнятным предлогом ускользнул в сторону колодца, хотя там в нем явно не нуждались. Бервик не стал его останавливать. И оборванную на середине беседу после тоже продолжать не стал — но остаток пути через Хаттафу провел в раздумьях. Угге Ярвис, по собственному заявлению эль Гроува, был одним из его старейших агентов, а значит, человеком куда более информированным, чем большинство служащих тайной канцелярии — да другого, в свете последних событий, Птицелов с посольством бы не отправил. И по всему выходило, что к болтовне Угге прислушаться стоило. «Если бы только эта лысая обезьяна выражалась яснее! — с досадой думал граф. — Уж мне эти тайники, без шифра дороги не спросят! А я разбирай его говорильню, будто заняться мне больше нечем… Конечно, чужих ушей в караване хватает, полсотни столичной стражи, еще полсотни — бойцы наместника, да и в сотне Франко, уж то наверняка, хоть пара человек да сидит на двойном довольствии — да только никого из них тогда, на привале, и близко не было. К чему говорить загадками?» Ответа на этот вопрос у его сиятельства не нашлось, с Ярвиса тоже спрос был невелик, так что пришлось разбираться с намеками Угге самостоятельно.
Такое пренебрежение целой провинцией, пусть и не бог весть какой огромной, действительно было странно. Восток всегда и всё обращал на пользу собственным интересам — взять хоть тот же Бэйет — и «забыть» о Хаттафе не мог по определению. А раз так, значит и ее он использовал. Другой вопрос — как? Не на это ли намекал Ярвис, разглагольствуя об обмане зрения и о том, что пустыня-де не равна пустоте?.. Собственно, с последним утверждением трудно не согласиться, и пример тому — ближайший сосед Алмары, Шарар, точнее, как раз Шарарская пустыня. Песчаные барханы, сотня оазисов, несколько десятков караванных троп — да, побогаче, чем в Хаттафе, и территории не сравнить, но то на то и выходит! А ведь Шарар безжизненным не назовешь. И людьми он богат, и всем прочим не обижен: кланы Ветров Пустыни не дадут соврать… Здесь мысли графа споткнулись. Ветер? Обманчивая пустота? Да быть не может! Неужели Ярвис имел в виду подземные города, по образу и подобию Потаенного мира Шарарской пустыни? «Если судить по намекам, очень на то похоже. Но где Шарар и где Хаттафа? Да и пустынники своё без боя не отдали бы, так что хоть где-то, хоть как-то это бы обязательно всплыло. Разве что новодел… Но ведь это же сколько работы! Да еще и по факту двойной, раз никто о ней до сих пор не узнал, — такое масштабное строительство в обстановке строжайшей секретности вести куда тяжелее. Даже один город и тот все жилы вытянет! Если правда — как они это провернули? Ведь через Хаттафу идет Золотая дорога, а это и караваны с утра до ночи, и любопытных глаз да ушей в плепорции… Нет, слишком уж фантастично — тайный город, растущий под покровом ночи в недрах земли! Это даже звучит как какая-то шутка». Его сиятельство задумался еще крепче. Время для шуток определенно было не самое подходящее. И как бы ему ни претил Угге Ярвис, одно не оставляло сомнений — дело свое этот человек точно знает. Может быть, он и имел в виду нечто другое, говоря о ветрах и пустыне, но это всё равно что-то значило! Вот только что? И насколько важно оно для Геона?..
На ночлег в Хаттафе посольство не встало. Караван шел весь день, с одним коротким привалом в том самом оазисе, и вскоре после полуночи пересек границу провинции — проигнорировав ее пограничную крепость, что только усилило смутные подозрения Бервика. Похоже, с ночью в Хаттафе что-то всё же было нечисто… Парой часов позже караван вошел в предместье Дагхаби, откуда уже на рассвете должен был отправиться прямиком в столицу, и тратить драгоценные минуты отдыха на безуспешные попытки что-то выведать Бервик счел нецелесообразным. Без того хватало забот, причем куда более насущных. «Уже завтра к вечеру мы будем в Тигрише, — думал он, лежа без сна в гостевой спальне дома наместника Дагхаби и уставившись в потолок. — А послезавтра сиятельному аль-маратхи исполнится пятьдесят… И у меня будет всего десять дней на то, чтобы вернуться в Геон не с пустыми руками. Как же добраться до главы почтового двора? Чем его прельстить? Как заставить себе поверить? Так мало времени и почти не на кого опереться! Будь на моем месте эль Гроув…» Его сиятельство философски вздохнул. Верховного мага Геона тут не было.
Зато кое-кто другой, пусть и не столь искусный в интригах, по счастью, был. Про себя вознеся краткую молитву Танору — о том, чтобы хоть эта карта оказалась счастливой, глава посольства перевернулся на бок и закрыл глаза.
Загадку Хаттафы он отложил до лучших времен.
Дагхаби миновали быстро, одним днем — и саму провинцию, и величественный храмовый город в самом ее сердце, по традиции носящий то же имя. Центр религиозной жизни Алмары был местом закрытым для иноверцев, чужеземные караваны здесь не останавливались — собственно, даже наместник провинции жил на отшибе, у самой границы с Хаттафой, и должность свою занимал лишь номинально. Настоящая власть в Дагхаби принадлежала жрецам. Всё, что успел увидеть глава посольства сквозь отогнутый краешек полога, это вымощенные серым булыжником ровные мостовые, пустынные улицы и несвойственное для засушливой Алмары обилие зелени, в которой утопали белоснежные громады храмов. Последних тут была без малого сотня. «К чему так много?» — про себя подивился Бервик, однако мысль эту озвучивать не стал. В чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят, особенно если этот «монастырь» — алмарский… Боги востока жестоки и своенравны. Да и жрецы их ненамного мягче, прогневить боевитых храмовников не рискнет, пожалуй, сам аль-маратхи! И трудно вменить ему это в вину: на востоке жречество испокон веков контролирует почти все сферы жизни, не гнушаясь вмешиваться даже в политику, а уж о том, чтобы занять трон — не важно, по праву крови или по праву сильного, — без согласия храмовников Первого круга нечего даже думать. Неугодные властителям Дагхаби теряются в вечности, а не согласные с их волей долго не живут. «Надеюсь, меня эта участь минует, — подумал Бервик, взглянув на тяжелый узорчатый ларец, покоящийся под левой рукой. — И еще больше надеюсь, что стараниями эль Гроува Геону его щедрость зачтется». Граф огладил внушительную свинцовую печать и улыбнулся. Дары всей алмарской верхушке, включая членов правящей семьи, ехали в обозе, но самый главный и ценный, предназначавшийся Селиму Тринадцатому, вез лично глава посольства. О том же, что драгоценный груз из себя представляет, знало лишь четверо: королева Геона, ее верховных маг, ее внук и его правая рука в лице графа Бервика. То, что пряталось в недрах ларца, не имело цены. И лишиться такого козыря в борьбе за благосклонность Алмары посольство не должно было ни при каких обстоятельствах…
Караван шел ходко. Золотая дорога, ровная и широкая, стелилась в глубокой низине между холмами, храня людей и животных от палящего солнца, и уже на закате глазам путешественников открылась равнина Тигриша. Окруженная со всех сторон кольцом невысоких гор, опоясанная широкой лентой реки, она пламенела в последних лучах солнца всеми оттенками алого и пурпурного — огромная, круглая, сверкающая, точно начищенное медное блюдо. И венчал ее заключенный в кольцо крепостных стен город, носящий ее имя. Звезда востока, шкатулка чудес, великолепный Тигриш — столица Алмары была ее самой ценной жемчужиной. Бервик, откинув полог, оглядел долину с высоты перевала и восхищенно прищелкнул языком.
— Боги свидетели, в жизни не видел такой красоты! — послышалось слева, и граф, повернув голову, добродушно фыркнул. Замерший в седле Франко Д’Ориан, этот суровый гвардеец и бесстрашный боец, сейчас был похож на ребенка, застывшего перед витриной дорогой лавки с игрушками. Впрочем, его можно было понять.
— Не могу с вами не согласиться, — раздалось позади, и мускулистый лоснящийся мул с Угге Ярвисом на спине подъехал ближе к верблюду главы посольства. — Долина Тигриша всегда производит впечатление. Однако в стенах столицы не советую зевать по сторонам: шедевры восточного зодчества, увы, частенько проигрывают древнему искусству местных ловцов удачи.
Глава охраны, завороженный видом, рассеянно кивнул. Бервик снова фыркнул:
— Ваш безжалостный прагматизм, господин Ярвис, способен развеять любую грёзу. Уже приходилось сталкиваться со столичными умельцами?..
Тот с долгим согласным вздохом развел руками.
— Сочувствую, — всё еще посмеиваясь, обронил граф. — И льщу себя надеждой, что нам повезет больше — храни небо гостеприимство лучезарного аль-маратхи и его городскую стражу. Франко! Очнись! Нам на эти красоты еще не один день любоваться, а солнце вот-вот сядет.
— Виноват, ваше сиятельство!
Д’Ориан, опомнившись, встряхнулся и поворотил коня.
— Сузить колонну! — разнеслось над перевалом. — Поднять флаги! Грузовое охранение — кучнее! Замыкающим — выстроиться полукругом! Головные вперед!..
Караван возобновил движение. Глава посольства, опустив полог, откинулся на подушки внутри паланкина и обхватил руками драгоценный ларец. Тигриш. Почти что прибыли, и, слава богам, без потерь. Хорошо бы подарки судьбы на этом не кончились!
«Десять дней, — прикрыв глаза и покачиваясь в такт верблюжьим шагам, думал Бервик. — Десять коротких дней, которые могут решить исход войны… Светлые боги, дайте мне сил и мудрости, чтобы исполнить мой долг, — и да стоит Геон вечно!..»