Барон Д’Освальдо перевел коня через шаткий мостик и вновь взгромоздился в седло. Тронув поводья, поднял голову — багровое полотнище с гербом рода Алваро трепетало над медленно отворяющейся створкой ворот. На второй заставе его уже заметили и торопились встретить. Карлос, подъехав ближе, прищурился и приветственно махнул рукой появившемуся на стене командиру гарнизона. Тот склонил голову в ответном жесте. «Однако, где же Астор? — подумал барон. — Должны были сразу доложить. Или маркиза ошиблась, нет его там?»
Он поддал пятками в бока коня. Своего друга и соседа Карлос видел последний раз еще летом — в самом конце августа. В сентябре, пока снимали урожай, обоим было не до встреч, а в начале октября барон серьезно повредил спину, упав с лошади, и почти весь месяц провел в постели. Ему и сейчас было еще тяжеловато ходить, однако верхом было полегче, да и обстоятельства, увы, к сиденью дома не располагали… Новость, еще вчера обрушившаяся на Геон что гром среди ясного неба, взбаламутила всю южную границу, и за последние два дня в поместье Освальдо перебывали, пожалуй, уже все хранители — кроме Астора Д’Алваро. Поэтому, не дождавшись друга, Карлос поехал к нему сам. Но дома не застал: вышедшая к гостю маркиза Д’Алваро неуверенно предположила, что ее супруг, должно быть, на заставе. «Но я н-не знаю точно, — словно оправдываясь, добавила она, опуская глаза. — Я… м-мы давно его н-не видели». Барон поспешил извиниться за вторжение и откланялся. Не без смутного чувства неловкости — очевидное смущение маркизы некстати всколыхнуло в памяти обрывки слухов, уже который месяц бродивших по границе. Поговаривали, что в семействе Д’Алваро не всё гладко, что маркиз почти не бывает дома и что рождение наследника его отнюдь не обрадовало. Предположения на этот счет строились самые разные — от приданого молодой маркизы, которое оказалось не в пример меньше обещанного, до ветвистых рогов на голове ее немолодого супруга. Барон Д’Освальдо, не выносивший сплетен, во все эти россказни не вслушивался, однако и он был не без глаз: на счастливых молодоженов Астор с Лавинией действительно походили мало. «Что-то там, кажется, и впрямь не слава богу», — подумал он, разворачивая коня ко второй заставе. Чужая семейная жизнь его не касалась, а вот друга увидеть было необходимо. «Поди, уже знает, — думал барон, подъезжая к мостику. — У него ведь в Даккарае племянница. Только что ж тогда ко мне носу не кажет? Даже Дэшел и тот приехал!» С хранителем девятой заставы, бароном Дэшелом, у Карлоса были давние разногласия, однако оба предпочли о них забыть в нелегкий час — тогда как маркиз Д’Алваро, лучший друг и ближайший сосед, не соизволил прислать товарищу даже записки.
Почему — это Карлос понял спустя четверть часа, когда миновал ворота, бросил поводья кому-то из бойцов второй заставы, вместе с Фабио прошел меж рядами драконьих стойл и остановился у центральной решетки. За ней, под боком дремлющего штурмовика, скорчилась знакомая фигура.
— В стельку? — спросил барон, уже зная ответ. Тяжелый сивушный запах он почуял еще на входе в стойла.
Фабио мрачно кивнул:
— Ночью Рамоса в деревню посылал… Так что сами понимаете, ваша милость. Теперь дай боги к вечеру проспится.
— А ты куда глядел?
— Туда же, куда и все, — дернул плечом командир гарнизона, и барон понимающе сощурил глаза. На границе уже которую ночь было неспокойно. Да еще Даккарай… Карлос покосился на бледное, сосредоточенное лицо Фабио и сочувственно крякнул. О том, что командир гарнизона второй заставы безответно влюблен в его дочь, он знал. «И что тем девчонкам надо?» — в который раз подивился он про себя. А вслух сказал:
— Ничего, ничего… Обойдется. Рано их хоронить. А списки, уж верно, скоро прибудут.
Тот не ответил, только невесело улыбнулся. Потом вслед за бароном обернулся к решетке и устало махнул рукой:
— Я ведь с ним двух караульных вчера оставил. Рамоса и еще одного из бойцов, чтоб приглядели. А толку? К утру первые двое кривые что твоя сабля, а третий — вот. Хоть сам его стереги! Так ведь на мне застава, а остальные с хранителем связываться не хотят…
Фабио, умолкнув, скривился. «Хранитель! — внутренне кипя, подумал он. — Соломы на лежанке!.. И с вина уже на самопляс крестьянский перешел, куда как прекрасно!» Не сдержавшись, командир гарнизона сплюнул себе под ноги. Его скуластое лицо на мгновение исказила гримаса бессильного гнева. Он и сам был не прочь опрокинуть чашу-другую, но не каждый же день! И не с утра же до ночи!
— Мда, — снова крякнул барон. — Узнаю Астора. Уж если ему что упёрлось — вынь да положь… Который день так?
— Боги с вами, какой там «день»! Третий месяц пошел, как не просыхает!
— Ясно. Караульщики-то его где? Тоже в сено слюни пускают?
— Так он им и дал, — хмуро отозвался Фабио, сдвигая засов на двери стойла. — В наряде, оружие чистят. Мутные еще, конечно, но с командиром не сравнить.
— Зови сюда, помогут.
Фабио молча кивнул и вышел. А хранитель первой заставы, потянув на себя решетку, шагнул через порог. Штурмовик, открыв глаза, поднял тяжелую башку.
— Что, Неро? — добродушно буркнул барон в ответ на вопросительный взгляд желтых глаз. — Сам-то не окосел еще?..
Он не глядя потрепал зверя по загривку и втянул носом спертый воздух стойла. Сплошная сивуха, причем далеко не лучшая… Карлос неодобрительно прищелкнул языком и опустился на корточки у лежанки.
— Астор! — позвал он. — Астор, слышишь? Вставай!
Хранитель второй заставы даже не шелохнулся. Карлос, нависнув над другом, встряхнул его за плечи раз, другой, и, вздохнув про себя, выпрямился. Бесполезно, бревно и то поживее. Совсем дело плохо. Почти до краю допился, а с чего бы? Про Даккарай он, выходит, не знает еще?.. Д’Освальдо нахмурился. На его памяти соседа вот эдак сносило с дороги, должно быть, лет двадцать назад. «Так ведь то Ирлин», — подумал барон, вспомнив хорошенькую малышку, которую его друг привез домой с предыдущей войны. Астор любил ее. И когда девушка сгорела в две недели от лихорадки, маркиз пил месяц без просыпу — пожалуй, еще почище нынешнего. Но сейчас-то все живы-здоровы! Жена молодая, любимая, наследник долгожданный… Карлос озадаченно качнул головой. «Третий месяц не просыхает» — это, получается, с самого сентября? Или с августа? На ум ему вновь пришли досужие сплетни. Неужто в них всё дело? Или злые языки в точку попали? «Да быть не может! — подумав, решил он. — Пустые пересуды! И Астор, в конце концов, не слепой же!» Первенец маркиза Д’Алваро увидел свет в последний день лета, и барон Д’Освальдо вместе с Фабио на правах ближайших друзей прибыли в поместье тем же вечером, поздравить счастливых родителей. Маркиза, понятное дело, к ним не спустилась, но ее дитя согласно традиции вынесли гостям — новорожденный Алонсо Д’Алваро был копия батюшки. «Значит, не то», — подумал Карлос. Что с детьми у его друга не ладилось, он знал, но на глаза тоже не жаловался, да и с маркизой Д’Алваро был знаком — какие там шашни на стороне, помилуйте боги! Она не из тех, кто будет хвостом крутить во все стороны, да и, по совести, красоткой ее не назовешь. «Сын его, — подумал Карлос, выпрямляясь, — даже гадать тут нечего… Но от радости в бутылку с ногами не лезут. Мда. Знать бы, так раньше приехал».
Позади послышались шаги. Барон Д’Освальдо обернулся через плечо: это вернулся командир гарнизона. За его спиной маячили двое давешних горе-караульщиков с помятыми физиономиями. Хранитель первой заставы поднялся на ноги.
— Убери со двора бойцов, чтоб не глазели, — сказал он Фабио. — И воды прикажи прикатить пару бочек. А вы двое идите сюда. Подсобите, мне одному несподручно…
Маркиз Д’Алваро мешком висел на плечах пришибленного капрала Рамоса и одного из солдат заставы. Худой, заросший, с опухшим бурым лицом и в затертом по швам, заляпанном жиром камзоле он был похож на бродягу. На то, как его выволакивали из-под бока Неро, он никак не отреагировал, и даже бодрящий ноябрьский холод в чувства его не привел. Пьян был хранитель мертвецки. Командир гарнизона бросил задумчивый взгляд на две большие бочки с водой, что уже прикатили по его приказу, и с сомнением кашлянул.
— Способ, конечно, дельный, так ведь он на ногах не стоит! На мерзлую землю класть — идея так себе, ваша милость. Не мальчик, все-таки, заморозим. Если вообще не захлебнется спьяну.
Барон пожал плечами.
— Ну не к столбу же позорному привязывать? — резонно возразил он. Карлос только что отвесил другу пару крепких оплеух, но ничего ими не добился: приходить в себя маркиз Д’Алваро отказывался наотрез. — Ничего. Этим двоим стеречь его было велено — так за дело будет. Потерпят с хранителем заодно, небось не околеют. Денщик его здесь?
— Да, ваша милость.
— Вели ему в караулку принести пару пледов потолще, — барон задумался на минуту, напрягши память. — Еще яиц с полдесятка, бренди, помидорного соку, масла, хрена и перцу. Черного. Хотя можно и красного. И лаврового листа сухого связку малую. Кофе тут не особо поможет…
— Гарет! — позвал Фабио. Денщик его сиятельства тут же материализовался по правую руку. — Всё слышал?
— Так точно!
— Выполнять, — командир гарнизона покосился на бочки. — А поливать кто будет, ваша милость?
— Ты да я, кто ж еще, — откликнулся барон. — Сбивай крышки. Я Астора знаю, дай боги чтобы двух бочек хватило… Эй, вы! Держите крепче! Фабио, давай, с двух сторон!..
Неполных два часа спустя, когда обе бочки вычерпаны были до самого донышка, а горючая смесь из яиц, бренди и жгучих специй, приготовленная Гаретом по рецепту барона, влита в кого следует, экзекуторы переместились в караулку. Денщика маркиза услали в поместье за чистым бельем и одеждой для господина, Фабио взялся варить похлебку, а барон, затребовав себе перо и бумагу, присел к окну. Маркиз Д’Алваро, таки приведенный в чувство, сгорбился на краю узкой койки. Его бил озноб.
— С-скоты, — сипло прошипел он, стуча зубами. — Полегче-то нельзя было? Вы меня чуть на тот свет не отправили!
Фабио, мешающий варево длинной ложкой, хмыкнул.
— Да где уж нам до вас, ваше сиятельство, — заметил он, не оборачиваясь. Хранитель второй заставы дернулся было, но, тут же издав страдальческий стон, стиснул ладонями виски. Голова раскалывалась от боли. Бренди бы… Хоть чарку-другую… Маркиз бросил алчущий взгляд на стенной шкаф над печкой, потом скосил глаза на барона и только вздохнул — какой там бренди! У Карлоса разговор короткий, хмельного даже понюхать не даст, а вот еще одну бочку вполне себе может обеспечить. Вспомнив недавний ледяной душ, его сиятельство весь передернулся. А после, побледнев, резко склонился над жестяным тазом, пристроенном на коленях. Отрезвляющее баронское средство было редкой гадостью — что на вкус, что в действии.
— Карлос… — долетело до барона от койки. — Есть у тебя… совесть? Ведь обещал же… больше меня этой дрянью… не пичкать…
Окончание фразы прервал новый булькающий стон. Барон Д’Освальдо и бровью не повел.
— Обещал, — согласился он, посыпая песком вторую записку и сворачивая в трубочку первую, уже просохшую. — Так и ты обещал в такой штопор больше не уходить. И что? Сдержал слово?
— Да шел бы ты!..
— И не надейся. Фабио, похлебка готова?
— Почти, ваша милость, но крупа еще жестковата.
— Сними с огня да замотай в полотенце, сама дойдет. На-ка вот, — он накапал воску от свечки на срез первой записки, запечатал и протянул ее Фабио. — Пошли с кем-нибудь из сменных бойцов ко мне, на первую. Я тут до ночи застряну, так предупредить бы… А эту жене. Будь другом, свези уж лично, она и так места себе не находит — ну, сам понимаешь! За заставу не беспокойся, я пригляжу.
Тот молча кивнул, принял обе записки и вышел. Астор, утирая губы дрожащей ладонью, приподнял голову:
— С каких это пор командир моего гарнизона у тебя в гонцах бегает, Карлос?..
Хранитель первой заставы повернул голову и смерил друга тяжелым взглядом.
— Да с тех самых, как ты мундир свой в вине утопил. Самому-то не стыдно — на старости лет так позориться?
— Тебе что за печаль? Небось не на твои пью!
— Угу. И повод есть?.. — прищурившись, обронил барон. Маркиз открыл было рот, вновь собираясь послать его куда подальше, но ему не дали. Карлос Д’Освальдо, рубанув воздух ладонью, грузно поднялся с табурета: — Хватит подпрыгивать, навоевался!
Он подошел к печи, снял с полки над ней пару мисок и поднял крышку закутанной в полотенце кастрюли. По караулке поплыл запах жирной бараньей похлебки с луком — вполне аппетитный, но маркиза Д’Алваро тут же вновь согнуло над тазом. Хранитель первой заставы, покосившись в сторону койки, качнул головой:
— Эк тебя полощет. Ел-то когда в последний раз?
— Н-не помню, — прохрипели в ответ.
— Ясно. Ну да ничего. Сейчас лаврового листа пожуешь, продышишься — да за стол сядем. Где тут у вас ложки-то…
— Я это есть не буду! — передернулся Астор, вновь приподнимая голову и тут же роняя ее обратно.
— Будешь, — невозмутимо отозвался барон, берясь за черпак. — А потом в порядок себя приведешь, кофе с лимоном выпьешь — и домой. И чтоб на заставе я тебя не видел, покуда не проспишься.
Маркиз медленно выпрямился и опустил таз на пол. Темные как у друга, запавшие глаза недобро сощурились.
— Знаешь что, Карлос…
— Да уж знаю, и побольше твоего, — не дав ему договорить, резко обернулся тот. — Жизнь не в радость — так на дело ее отдай, коль невтерпёж! Ты из норы-то своей вылези да оглянись вокруг! Которую неделю над хребтом данзарские передовые дозоры вьются, вот-вот приказа об усилении ждем!.. Даккарай на четверть выгорел, насилу отбили — и до сих пор неизвестно, какой ценой!.. Горные крепости третьего дня на особый режим перевели!.. Перевооружение полным ходом, война у ворот, а он зенки залил и не тронь его, горемыку! Жемчуг ему мелкий! Тьфу!
Хранитель второй заставы окаменел. Война? Передовые дозоры и приказ об усилении? Горные крепости?
Даккарай?..
— Карлос! — хрипло выдохнул он, впившись взглядом в раскрасневшееся от гнева лицо товарища. — О чем ты говоришь?! Что с Даккараем?!
Барон передернул плечами.
— Не знаю, — глухо уронил он. — Никто толком не знает, сплошь слухи одни… Вроде диверсия. И потери большие, но убитыми или ранеными — демон его разберет. Школу закрыли до выяснения, комиссию из столицы, говорят, направили, и целый гарнизон в помощь. Всё пограничье списков ждёт, у алтарей ночует — один ты пьешь!..
Он бессильно всплеснул руками и отвернулся. Загремели в ящике ложки. Маркиз Д’Алваро, тяжело дыша, вновь стиснул ладонями виски. Не будь ему так плохо, он решил бы, что всё услышанное — лишь хмельной бред, но увы. Новости, похоже, были не менее реальны, чем сам Карлос. Вот почему он к Абель не кого-то из сменных послал, а Фабио, понял Астор. Вот почему тот без слов заставу бросил… «Списки… И Кайя… Демоны! Кэсс!»
— Когда это случилось, Карлос? — подавив нарастающую панику, спросил маркиз.
— Вчерашней ночью.
— И ты только сейчас…
— Спасибо скажи, что вообще приехал, — бросил тот. Грохнул на стол полные миски, швырнул следом ложки и вновь оседлал табурет. — Мне, по совести, и сейчас-то не до тебя! Так что не буди лиха, садись да ешь!
Он дернул щекой и принялся за еду. Хранитель второй заставы, покачнувшись, поднялся. Доковылял до стола, опустился на стул напротив друга, глянул в миску — опять затошнило — и отвернулся к окну. Лучше бы кофе, подумал он.
— Какое сегодня число?
— Второе, — отозвался барон, мерно черпающий из своей миски густое жирное варево. — Ноября, если что.
— Ноября?.. — вырвалось у Астора. Друг мрачно хмыкнул. — А… год?
— Ну, с годом уж ты хватил. Как за два месяца-то не помер — уже загадка! Тот же год, тот же. Ешь давай. Еще неизвестно, с чем Фабио вернется, как бы его следом за тобой от кувшина оттаскивать не пришлось. И что я Кайю за него не выдал? Была бы здесь сейчас, ну не наездник, так что ж? Зато живая.
— Во имя богов, Карлос!.. — дрогнул маркиз, вспомнив собственную племянницу, о которой вот уже пять минут изо всех сил старался не думать. — Ничего же еще не известно!
— А что тут знать-то? — тот хмуро зыркнул на друга исподлобья и отодвинул пустую посуду в сторону. — Кто бастардов будет беречь? Они и в мирное время никому не сдались, а уж в такой каше…
— Сам же сказал — слухи!
— Нет дыма без огня, — обронил барон Д’Освальдо. И уткнув локти в столешницу, перевел взгляд на окно. — А полыхало, говорят, знатно.
— Да кто говорит-то?!
— Бойцы из горных крепостей и стражи перевала — те, что снялись на подмогу, как сигнал увидали, — они ведь в школу раньше охранного гарнизона и комиссий столичных поспели. Всем-то замок на губу не навесишь… Ешь. Жир застынет. А я пока кофе сварю, — хранитель первой заставы, оторвав взгляд от окна, тяжело поднялся и отошел к печи. Хранитель второй, пересилив себя, склонился над миской. — Ждать нам, полагаю, недолго осталось. Второй день пошел, уж должны были разобраться, что там стряслось и чем кончилось. А даже если и нет — Геон гудит, матери с ума сходят, тут долго в молчанку-то не поиграешь! Так что, верно, вот-вот списки пришлют…
— Надеюсь, — невнятно отозвался Астор, ложка за ложкой пихая в себя похлебку. — Как там Абель?
— Не спрашивай. Вторую ночь не спит. Да я и сам в том же порядке — Энрике-то ладно, ему полгода учиться осталось, считай, офицер готовый. Но Санто с Кайей? Первый курс же, совсем ещё зелень!
— Угу.
— Прости, забыл, — барон, поставив кофейник на огонь, вернулся к столу. — Племянница твоя тоже на первом?
— Да, — глядя в стол, кивнул Астор. — Знать бы!..
Он тряхнул головой и, скривившись от вспышки боли, одним движением отодвинул от себя миску. Последнее его восклицание относилось не только к спискам убитых и раненых, которые сейчас с замиранием сердца ждала южная граница. Кассандра! Если бы он только знал!.. Они с Руэйдом отослали ее в Даккарай, чтобы уберечь, — но вышло только хуже. Даже если с Кэсс всё в порядке, если диверсия в школе ее не коснулась, много ли в том радости? Она кадет, будущий наездник, а их слишком мало, чтобы держать в тылу. Рано или поздно их пошлют умирать. И когда придет черед Кассандры, ни ее отец, ни дядя уже ничего не смогут сделать. «Что нам стоило оставить в покое этих несчастных детей? — в отчаянии подумал Астор. — Магия — зло, но даже ей не сравниться с войной!»
— Значит, на мир уже нет надежды, Карлос? — глухо спросил он, не глядя на друга.
— Похоже, что так.
— А договор о ненападении?..
— С Данзаром? — короткий презрительный смешок. — Брось! Им обещания нарушать не впервой. Да еще со сворой берсийских псов под боком — чую, жарко нам придется, Астор. Как бы не в последний раз.
— Не каркай, — перебил маркиз Д’Алваро. — Отобьемся уж как-нибудь, слава богам, опыт есть.
— У нас. А дети?
— Карлос, ради всего святого! Не напоминай ты!..
Барон, хмуря брови, качнул головой.
— Самому бы забыть, — буркнул он и вернулся к печке. Сняв с огня закипевший кофейник, взял с полки кружки. — Ты дома-то когда был последний раз? В сентябре?
— Не помню.
— Понятно, — Карлос разлил по кружкам дымящийся кофе. — Ну, ничего, за два-то месяца, чай, имя твоё там не забыли. Дождемся твоего денщика — и езжай…
— Никуда я не поеду!
— Поедешь.
— Ты опять? — набычился маркиз. — Это мой дом. И, на минуточку, моя застава!
— Угу. А еще тут всегда есть кого за добавкой послать?.. — барон передернул плечами и сдвинул брови: — Без шуток, Астор — хватит! Последнее здоровье бутылке оставишь! А если завтра в бой?
— Надо будет — пойду, — огрызнулся тот. — Что ты пристал ко мне? «Езжай» да «езжай»! Мне и тут неплохо!
— Я вижу, — обронил хранитель первой заставы, ставя перед другом кружку. — Поезжай, Астор. Себя не жалко — так хоть жену пожалей. Небось, сидит там одна, не знает уже, что думать.
Маркиз, не сдержавшись, с иронией хохотнул. Если он и был в чем-то уверен, так это в том, что Лавинию его отсутствие могло только порадовать.
— Не беспокойся, — обронил он, — ей чем я дальше — тем лучше…
— Так на кой ляд тогда женился?
— Сдуру, — мрачно проскрипел маркиз Д’Алваро, отводя глаза. Друг хмыкнул.
— Понятно, — повторил он. И добавил: — Дело твоё, только поздно уже локти грызть, Астор. Лучше не станет. И кончай хлобыстать, пока не аукнулось! Ты чего хочешь — в ящик сыграть раньше времени? Добро! Ползи назад в стойло, уж верно, кто-нибудь посочувствует!
— Карлос!..
— Нишкни. Заварил кашу — так нечего теперь другим ложку пихать, сам и расхлебывай. Езжай домой, говорю, довольно позориться. И перед женой извинись, нелишне будет.
— «Извинись»? Да я видеть ее не могу!
— Не можешь — не смотри, — спокойно отозвался барон. — Не ты первый, не ты последний. Но она мать твоего сына, и она носит твое имя — унижая ее, ты унижаешь себя. Не дело, Астор.
— Кто бы говорил… — буркнул тот. — Хватит читать мне мораль, без тебя разберусь.
— Это как вчера и позавчера?..
— Да не буду я больше пить, не буду! — раздраженно дернулся маркиз Д’Алваро. — Только оставь ты уже меня в покое! Заняться тебе больше нечем? Если…
Он, не договорив, умолк и приподнялся на стуле. Взгляд хранителя второй заставы, устремленный в окно, вспыхнул одновременно тревогой и неясной надеждой. Барон выпрямился:
— Фабио?
— Да.
В поместье Алваро его хозяин вернулся уже за полночь. В ворота въехал, низко опустив капюшон, чтоб не встречаться глазами с бойцами внутреннего гарнизона, у крыльца спрыгнул на землю, покачнулся и бросил поводья зевающему денщику:
— Сведи на конюшню да иди спать. Камин сам растоплю.
Гарет, набегавшийся за день, прозевал «Будет исполнено, ваше сиятельство» и вместе с лошадьми исчез в темноте. Маркиз Д’Алваро медленно поднялся вверх по ступенькам крыльца. Толкнул дверь, шагнул через порог и, оказавшись в темной передней, прислушался. Дом спал. Что же, по крайней мере, встреча с супругой ему сейчас не грозит… Стянув плащ, Астор не глядя швырнул его в колченогое кресло у лестницы, кое-как одолел ее и, дохромав до спальни, с облегчением прикрыл за собой дверь. Чувствовал он себя скверно, пусть и получше, чем утром, — руки тряслись, голова трещала словно готовясь лопнуть, а дыхание сбивалось от малейшего усилия. Ни глотка бренди Карлос ему сделать так и не дал. Правда, здесь была не застава, и сейчас спуститься в погреб Астору уже никто бы не помешал, но… «Тогда точно сорвусь, — подумал он, облизнув пересохшие губы и с трудом отогнав навязчивое желание опохмелиться. — А остановить будет некому». Отлипнув от двери, маркиз с третьей попытки зажег свечу и занялся камином.
Фабио вернулся ни с чем. Ни на первую заставу, ни в поместье Освальдо списков так и не прислали. Может быть, завтра… Маркиз Д’Алваро, почувствовав знакомый холодок, потянувшийся к сердцу, на миг прикрыл глаза. Карлос был прав. Груб, но прав. Пока его друг бесился от злости, заливая вином горечь поражения, мир катился в тартарары. Снова. Как двадцать лет назад. Только тогда Астору некого было беречь, кроме своей страны, а теперь… Кассандра! В преданном огню Даккарае, совсем юная, совсем одна! «Будь проклят этот Данзар!» — вновь подумал маркиз, с ненавистью глядя в огонь. Пальцы его, сжимающие кочергу, свело судорогой. Слухи о диверсии до сих пор оставались слухами, да и о причастности ближайшего соседа к трагедии на Даккарайской пустоши никем не упоминалось, но вывод был очевиден. Конечно, Данзар! Несвойственная сезону активность по ту сторону Туманного хребта и гарнизоны горных крепостей Геона, переведенные в режим повышенной готовности, говорили об этом прямо. Приказа об усилении южных застав их хранители ждали не зря… Но боги с ними, с заставами и крепостями! Даккарай! «Как эти ублюдки только сумели до него добраться? — думал Астор. — И для чего им это было нужно? Жалкие полсотни офицеров, остальное — неоперившийся молодняк!..» Оставив кочергу, маркиз тяжело поднялся с колен и подошел к окну. Прижавшись лбом к холодному стеклу, вгляделся в ночь — там, внизу, в центре голой лавровой рощи, темнел домашний храм Антара. Его узкие окошки-бойницы призрачно светились желтым. Кто зажег свечи у алтаря? Гарет?.. «А должен был я», — промелькнуло в голове. Маркиз опустил глаза. После чего, сомкнув веки, мысленно воззвал к суровому богу войны и неба, моля о прощении. И снисхождении — не к себе, но к тем, чьи крылья еще не окрепли для бури. Кассандра… Кайя… Энрике, Санто и другие — те, чье будущее уже предопределено… «Храни наших детей, Владыка Неба! Возьми нашу силу в обмен на их удачу, укрой их облаками от вражьей стрелы, заслони крылом, освети их путь в поднебесье! Они всё, что у нас есть, — и мы отдали их тебе. Защити наших детей! И да восславят они величие твоё, как славили мы, наши отцы и деды — сталью наших мечей и кровью наших врагов…»
Маркиз Д’Алваро, открыв глаза, обернулся к двери — где-то там, за ней, в глубине притихшего дома спал его собственный сын. Которого он видел первый и последний раз в день его рождения: нелепое крошечное существо со сжатыми кулачками и сморщенным красным личиком, не вызывающее ничего, кроме растущей пустоты в душе. Астор вновь кинул взгляд вниз, сквозь стекло, и отошел от окна. В комнате, несмотря на растопленный камин, всё еще стоял промозглый холод. Пока воздух прогреется как следует… Да, собственно, почему бы и нет?..
Дверь, ведущая в правое крыло дома, была не заперта. Стараясь не скрипеть половицами, его сиятельство миновал короткий пролет и остановился меж двух дверей, одна напротив другой, в самом начале тонущего во мраке коридора. Правая, за которой было темно, была только чуть приоткрыта, зато левая распахнута настежь и освещена мягким светом масляной лампы. Стало быть, детская, подумал Астор и оказался прав. Просторная комната с веселым набивным рисунком на обоях встретила его теплом, сонной тишиной и неясными шорохами из колыбели под белым крахмальным пологом. Маркиз Д’Алваро, поколебавшись, приблизился и осторожно раздвинул складки ткани, боясь даже слабым шумом обнаружить свое присутствие, — однако, как выяснилось, осторожничал он зря. Младенец не спал. И выглядел, надо сказать, уже совсем не таким жалким, каким смутно запомнил его отец. Астор задумчиво склонил голову набок. Вылитый дед, подумал он, глядя на сына. Имя своё тот получил по праву: Д’Алваро, во плоти, хоть клеймо ставь — только глаза светлые. «Наверное, в мать», — подумал маркиз, зачем-то протягивая к ребенку руку. Младенец зашевелился, суча ножками под кружевным одеяльцем, и уставился на стоящего над ним человека. Человек был ему незнаком. Он смотрел на него сверху вниз, задумчиво хмуря брови, долго смотрел — а потом склонился над колыбелью, неловко просунул ладонь ему под голову и взял его на руки. Тоже неловко, и ладони у него были непривычно грубые, шершавые, но Алонсо не заплакал. Завозился, устраиваясь удобнее, и цепко ухватил незнакомца за палец. Маркиз Д’Алваро тихо фыркнул.
— А ты не промах, — обронил он, глядя на сына. Тот держал крепко и смотрел победителем. — Да, наша кровь… Ну, и что мне теперь с тобой делать, приятель?
Младенец смотрел на него, поблескивая глазенками из-под кружевной оборки чепчика. Совсем крохотный, но такой до смешного серьезный, что Астор не удержался от улыбки. Ребенок улыбаться еще не умел, поэтому только крепче сжал его палец. А маркиз, краем уха уловив вдруг тихий скрип дверных петель, выпрямился и вскинул голову.
— В-вы? — услышал он. И криво усмехнулся, увидев застывшую у косяка жену. — Что в-вы здесь д-делаете?..
С распущенными волосами, в длинной ночной рубашке замершая на пороге Лавиния сейчас казалась призраком — только широко раскрытые глаза были живые, и в них плескалась тревога. Астор опустил интуитивно выставленное вперед плечо.
— А что вас так удивляет? — помолчав, вопросом на вопрос ответил он. — Это пока еще мой дом. Или вы надеялись меня здесь больше не увидеть?
Маркиза, чье внимание было целиком сосредоточено на ребенке, сделала шаг вперед.
— Зачем в-вы его взяли? — выдохнула она. — Отдайте!
— С какой это стати?
— Отдайте! П-пожалуйста!.. — тревога в ее глазах сменилась отчаянием. — Он же ни в чём перед вами не виноват! Делайте со мной что хотите, только отдайте… Не трогайте его!
Насмешливая полуулыбка сползла с лица маркиза Д’Алваро. Он развернулся к колыбели, опустил в нее ребенка и, выпрямившись, в два шага оказался напротив жены. Та втянула голову в плечи, но с места не сдвинулась.
— Что хочу, говорите? — нависнув над ней, переспросил маркиз. — Да неужели?..
Лавиния зажмурилась. Он стоял так близко, что она кожей чувствовала его неровное горячее дыхание, но страх за сына был сильнее.
— Т-только не здесь, — обреченно прошелестела она, — п-пожалуйста…
На долгую минуту в комнате повисла тишина.
— «Не здесь»? — наконец услышала она пустой, тихий голос. — Что «не здесь»? Вы сами-то себя слышите? И кто я по-вашему, животное? Или питаюсь невинными младенцами? Во имя богов, Лавиния, он ведь и мой сын тоже!..
Маркиз Д’Алваро рывком отстранился от жены, покачнулся и, задев плечом косяк, нетвердым шагом покинул детскую.