Праздник урожая прошел без обычной пышности. Геон, ослабленный прошлогодней засухой и памятуя о непостоянстве фортуны, не спешил радоваться вновь наполненным закромам: урожай собрался пусть недурной, но отнюдь не гомерический, часть его следовало приберечь к весне, а значит, распускать пояса было рано. Большой бал в королевском дворце Мидлхейма отложили до лучших времен, ограничившись торжественным ужином для членов монаршей семьи, традиционный карнавал заменили на небесные огни, а обязательные пожертвования из казны в главные храмы столицы сократили до благовидного минимума. Не сказать, чтоб верховным жрецам это пришлось по вкусу, но крыть им было нечем: правящий дом подал пример всему Геону, отказавшись от привычных увеселений, и выражать недовольство по этому поводу было бы не слишком умно.
Народных гуляний, впрочем, отменять не стали.
— Есть в этом празднике нечто первобытное, — задумчиво обронил Рауль Норт-Ларрмайн, стоя у перил западной галереи дворца. Лежащая внизу столица, расцвеченная бутонами гигантских костров на площадях, смотрела на него из темноты диковинным зверем с сотней пылающих глаз. Стоящий рядом с принцем герцог эль Гроув кивнул.
— Как и в любом другом древнем празднике, ваше высочество, — отозвался он, глядя в темноту. — Времена меняются, но люди — нет. Много столетий назад наши предки вот так же плясали вокруг костров, славя божественную силу света и принося в жертву ненасытному пламени свои немудрящие дары — в надежде, что новый день даст им тепло и пищу… А много ли у нас, нынешних, с ними разницы? Ввергни человека во тьму — с него мигом слетит вся шелуха цивилизации! И тем быстрее, сдается мне, чем выше до этого он стоял.
— Больнее падать?..
— Образно говоря, да. Извечное крестьянское «не до жиру, быть бы живу» — спасительная философия, ваше высочество! Простые люди озабочены простыми вещами. Хотя, глядя сейчас на эти костры, и я отчего-то ощущаю в душе странное ликование. Значит ли это, что герцог от крестьянина недалеко ушел?
Принц рассмеялся.
— Память предков неистребима, ваша светлость, как и сама человеческая природа! К тому же сегодня, слава богам, Геону есть что праздновать.
Верховный маг кивнул вновь. Потом прислушался к мелодичным звукам клавесина, долетающим из распахнутых окон парадной гостиной ее величества, и улыбнулся.
— Ваша супруга — поистине кладезь талантов. Редкая музыкальность! Помнится, одна из моих тетушек — светлая ей память — тоже была неравнодушна к клавесину. Но звучал он в ее руках грудой кастрюль. Не исключаю, что ранняя глухота моего дядюшки и явилась следствием горячей любви его супруги к музицированию… По счастью, вам, ваше высочество, это не грозит. Однако не пора ли нам вернуться?
— Пожалуй, — бросив последний взгляд на костры в темноте, согласился Рауль. — Вернуться и откланяться. Час уже поздний, а у ее величества был трудный день. Следует поберечь ее здоровье.
— Полностью согласен, ваше высочество.
Они вернулись в гостиную как раз вовремя — клавесин умолк, и герцогиня Янтарного берега, обернувшись к королеве, интересовалась у той, что еще ее величеству хотелось бы послушать. Стефания Первая, полулежащая в кресле в окружении ближних фрейлин, в ответ только неопределенно шевельнула рукой.
— Что угодно, без разницы, — со скучающим видом обронила она. Невестка, опустив глаза, потянулась к нотным листам. — Амалия! Вина!
Госпожа де Вей, верная наперсница королевы, поднесла государыне золотой кубок. Вино шло вразрез со строгой диетой, назначенной ее величеству придворным лекарем, но спорить с государыней осмеливался только ее верховный маг, да и то лишь наедине, чем Стефания сейчас и пользовалась. Весь август ее мучили мигрени, в начале осени их сменила подагра — почти два месяца деятельная государыня вынужденно провела в постели, и на ее характере это сказалось не лучшим образом. К тому же, день праздника урожая выдался хлопотным без всяких балов. Королева устала. Не столько физически, сколько морально — и присутствие нелюбимой невестки только усиливало раздражение, которое она даже не старалась прятать. От вошедшего в гостиную Рауля это не укрылось. Он улыбнулся венценосной бабушке, послал супруге ободряющий взгляд и, опустившись в кресло подле королевы, сказал:
— Сыграйте «Маскарад», дорогая. Прелестная вещица и, что говорить, проверена временем.
— Временем? — с оттенком недовольства переспросила королева, отняв от губ кубок. — Вы полагаете, ваше высочество, что кроме пыльных древностей мне уж совсем ничего не интересно? «Маскарад»! Он всем до смерти надоел еще пятьдесят лет назад!
Рауль, оценив ее настроение, мягко улыбнулся вновь:
— Увы, ваше величество, я всегда имел склонность к замшелой классике, и это первое, что пришло мне в голову. Но вы, как известно, всегда тонко чувствовали музыку — скажите же, чем мы можем вас порадовать, и я уверен, ее светлость непременно… Может быть, «Весна»? Или «Алмарская шаль»?
Стефания Первая беззвучно фыркнула.
— Ваш дед, мир его праху, от ваших предпочтений остался бы в полном восторге, — процедила она. — И то, и другое я сотни раз слышала. Или с тех пор ни один композитор не написал ничего хоть сколько-нибудь путного?..
Принц в замешательстве развел руками. Потом бросил взгляд на сидящего по другую руку государыни верховного мага и вслух предположил, что, быть может, герцог как известный ценитель искусства окажется более сведущ в этом вопросе, — на что получил в ответ лишь очередную снисходительную гримасу.
— Его светлость, смею думать, искусство тоже меряет временем, — заявила Стефания, даже не взглянув на открывшего было рот эль Гроува. — Может, оно и верно, не знаю, но за полвека и лучшее вино способно превратиться в уксус. Дайте мне что-нибудь новое! Только не такое тоскливое, уж будьте любезны!
Она, передернув плечами, пригубила из кубка, а наследный принц, переглянувшись с верховным магом, едва заметно качнул головой. Королева была не в духе. «И пока ее недовольство музыкой не перекинулось на нас, пора уносить ноги», — про себя вынес вердикт Рауль. Судя по лицу эль Гроува, его светлость с его высочеством был более чем согласен.
Однако ни сказать, ни сделать они ничего не успели. Амбер Норт-Ларрмайн, чуть повернув голову и всё так же не поднимая глаз на государыню, проговорила кротко:
— Новое? Как пожелаете, ваше величество. Надеюсь, вам понравится «Шторм», ему еще нет и месяца…
И опустила пальцы на клавиши, не глядя в развернутый перед нею фрейлиной нотный лист. Последовавший за этим акустический удар заставил вздрогнуть всех, кто находился в гостиной. Фрейлины едва не задохнулись в своих туго затянутых корсетах, ошеломленная статс-дама застыла за спиной ее величества, не донеся руки до опустевшей золотой чаши, верховный маг подпрыгнул в кресле, а принц едва не опрокинул поднос, с которым склонился перед ним невозмутимый лакей — тоже, как выяснилось, не до такой степени невозмутимый. «Шторм» полностью оправдал свое название. В нем ревел ветер, рвались облака под трескучими жалами молний, раскаты грома мешались с грохотом камнепада, бились о скалы черные волны; буйство стихии звучало в каждой натянутой струне, эхом исступленной ярости отражаясь от стен, подавляя своей непредсказуемой, всесокрушающей мощью — такое неуместное в этой окутанной мягким сумраком роскошной гостиной, такое чужое всем этим замершим в испуганном недоумении людям, что даже самый стойкий из них не мог шевельнуть и пальцем. Герцог эль Гроув, стеклянными глазами глядя перед собой, бездумно вслушивался в дикую какофонию звуков, и перед глазами его вновь вставали костры, летящие искрами в черное небо. «Шторм» был не вызовом, не угрозой, но чем-то тем самым «первобытным» и вечным, поспорить с которым могли одни только боги. Голос природы звучал в нем, и пусть этой музыке не суждено было стать «замшелой классикой», но все «Маскарады», «Алмарские шали» и прочие времена года казались в сравнении с ним ничего не стоящей кружевной чепухой…
Буря стихла внезапно, оборвавшись на грозовом пике, и стало слышно, как монотонно бьется в стекло одинокая осенняя муха. Клавесин умолк. А спустя долгую минуту в притихшей гостиной раздался голос королевы:
— Недурно. Беспорядочно и чересчур много экспрессии, но уж всяко лучше пыльного старья… А теперь оставьте меня. Я хочу отдохнуть.
Праздник урожая согласно вековой традиции отмечался двадцать первого сентября. Двадцать второго, пятьдесят лет назад, на свет появился нынешний правитель Алмары, Селим Мудрый. А двадцать третьего, ближе к вечеру, наследный принц Геона получил из Тигриша весточку от соратника: Бервик писал, что посольство добралось благополучно и, милостью богов, первый камень в основу будущего моста согласия между двумя державами заложен. Драгоценный ларец был доставлен в целости и вручен юбиляру на торжественной церемонии в присутствии всего двора, включая других иноземных посланников, а его содержимое ожидаемо произвело фурор. «Дар Геона поистине бесценен и затмил собой все прочие, — писал Бервик. — Причем не только в глазах самого аль-маратхи, но и его жрецов Первого круга — что, полагаю, победа куда более весомая. Наше посольство и весь наш дипломатический корпус обласканы с головы до ног, а вашему покорному слуге даровали обещание светлейшей аудиенции в конце недели, по завершении празднеств…»
Рауль, прочтя эти строки, не смог сдержать победной улыбки. Начало положено! И какое начало! «Храни боги эль Гроува и его коллекцию, — исполненный ликования, подумал принц. — Брось мы под ноги Алмаре хоть половину своих провинций, всё равно не вышло бы лучше. Учение Шабб-Сияра, в подлиннике, — конечно, алмарское жречество потеряло покой! И как только Птицелов исхитрился добыть этот полумифический раритет?» Принц качнул головой. Не испытывая к верховному магу ни сердечной теплоты, ни особенного доверия, его высочество тем не менее признавал его безусловный талант политика. Однако как коллекционера Рауль ценил эль Гроува гораздо меньше — в основном потому, что искусство, даже самое высокое, в его глазах было лишь развлечением, а древние редкости — сентиментальной блажью. Но теперь, похоже, пришла пора менять мнение…
Учение Шабб-Сияра, великого алмарского ученого древности, известного богослова и основателя Бар-Шаббы, так давно считалось утерянным, что многие сомневались в самом факте его существования. Никто из живущих не видел его воочию. И даже фанатичные алмарские жрецы много лет полагали сей труд навсегда утраченным, возводя его в ранг артефакта, — как выяснилось, зря. Данстен эль Гроув сумел отыскать потерянную реликвию, и много лет она, окутанная плотной завесой тайны, служила венцом его коллекции редкостей, пока не пришла пора явить ее свету — пускай и вынужденно. Да, учение Шабб-Сияра не имело цены. Но благополучие Геона для его верховного мага было превыше всего: как никто понимая значение этой жертвы, эль Гроув без колебаний возложил ее на алтарь мира. И Алмаре, принявшей бесценный дар, теперь было не отвертеться. «Заставить Селима Тринадцатого вступить с нами в военный союз никакие сокровища мира не смогут, — думал принц, разрывая письмо Бервика на мелкие кусочки, — однако долг платежом красен. Тигриш это знает. И лучезарный аль-маратхи теперь при всем желании не сможет просто дать нашему послу от ворот поворот, отделавшись устной благодарностью, — так уронить лицо перед всем миром, своим народом и собственным жречеством равносильно прямому отказу от власти. Он должен показать, как велика для него честь обладания святыней».
Рауль Норт-Ларрмайн удовлетворенно сощурился. Потом смял в кулаке обрывки письма, поднялся из-за стола и, подойдя к камину, отправил бумажный комок в пасть пламени. О том, сколь щедрый дар Геон преподнес Алмаре, теперь известно всем на двух континентах — как, надо полагать, и то, что послу ее величества дарована высочайшая аудиенция со всем из нее вытекающим… Но письмо касалось и других, не менее важных вопросов, о которых до поры знать никому не следовало. Не только светлейший аль-маратхи явил представителю союзной державы свою благосклонность — его поддержали жрецы Первого круга. Впервые за два столетия иноверцу выпала немыслимая честь посетить священный город Дагхаби, дабы припасть к истокам мудрости и света, и даже сам Бервик в письме старался как можно меньше касаться этой темы, чтоб не спугнуть удачу. Прознай о решении алмарских храмовников хоть один из их иноземных сподвижников, на Дагхаби можно было бы поставить крест. «И такого удовольствия я Мэйнарду Второму точно не доставлю», — подумал Рауль, глядя в огонь. Дождавшись, когда бумага превратится в пепел, он кочергой поворошил угли и поднялся. Взглянул на часы в углу кабинета — была уже половина восьмого. Пора идти переодеваться к ужину. «Надеюсь, эль Гроуву я нынче вечером не понадоблюсь, — подумал Рауль, направляясь к дверям. — Тем более, что вести из Алмары он от своего человека тоже наверняка получил… Угге Ярвис. Мда. Ну, если он хоть на треть так хорош, как меня уверяли, Натан таки дожмет Алмару. Торговля и политика — две стороны одной медали. Только бы о грядущем паломничестве в Дагхаби никто не прознал!»
Сегодня его высочество ужинал в покоях супруги. И пусть на сей раз ни верховный маг со своими записками, ни кто-либо другой герцога с герцогиней не тревожил, ужин прошел в неловком молчании. Амбер, без того никогда не отличавшаяся особенной живостью нрава, этим вечером была молчаливей обычного, ела мало и на супруга почти не поднимала глаз. Как ни старался Рауль, застольный разговор откровенно не клеился. К третьей перемене блюд его высочество, исчерпавший всё свое красноречие и озадаченный поведением супруги, благоразумно оставил попытки ее расшевелить.
— Что с вами, дорогая? — спросил он, когда им подали кофе и ликеры, а за спиной последнего лакея закрылась дверь. — Вы нездоровы?
Амбер медленно покачала головой.
— Нет, ваше высочество, — тихо отозвалась она, не поднимая глаз от своей чашечки. — Я хорошо себя чувствую.
— Рад это слышать, — с сомнением в голосе проговорил Рауль. — Однако вы за целый вечер не проронили ни слова. Что-то случилось? Не приведи боги, плохие вести из дома?..
Герцогиня снова качнула головой. И, как показалось Раулю, после некоторого усилия над собой все же подняла голову. Лицо ее было бледным.
— Дома всё хорошо, ваше высочество, — сказала она. — Благодарю за беспокойство. И я совершенно здорова, просто… Ах, ваше высочество, я вчера поступила дурно! Этот «Шторм»! Он ужасен, он мне и самой не нравится, и я не должна была его играть!
— Амбер, — несколько опешив от такого всплеска эмоций, он подался вперед, — моя дорогая, поверьте, такой пустяк…
— Пустяк или нет, но мне следовало сдержаться! А теперь я не смею смотреть в глаза ее величеству и… Она никогда, никогда меня не простит!
Амбер вдруг тихо, совсем по-детски всхлипнула и закрыла лицо руками. Рауль, одновременно обеспокоенный и тронутый до глубины души ее отчаянием, отодвинул свой стул и встал.
— Ну, полно, моя дорогая, — мягко проговорил он. Подойдя к супруге и остановившись за ее креслом, принц обхватил ладонями ее узкие плечи. — Вы не сделали ничего дурного, поверьте. Вы ведь мне верите?
— Да, но… ее величество…
— Ее величество, — с легкой усмешкой обронил Рауль, — высказала свое пожелание — и оно было исполнено. Разве нет?
— Да, но этот «Шторм»…
— Своеобразная вещь, согласен. Но что касается ее величества — прошу вас, не стоит так переживать! Моя дорогая, вы при дворе недавно и еще мало знаете государыню, однако поверьте моему опыту — если бы ей эта музыка действительно не понравилась, остановить вашу игру ей не помешал бы и настоящий шторм! Кроме того, ее величество ценит в людях характер. А тех, кто хоть раз осмеливался проявить его в высочайшем присутствии, при дворе очень немного. Так что если королева и сердится на вас сейчас, то, уверяю, у нее это скоро пройдет.
— Правда?..
Амбер подняла голову и посмотрела на мужа растерянным взглядом. Принц улыбнулся.
— Ну разумеется. Говорю вам как ветеран дворцовых войн с выслугой в двадцать лет! — он фыркнул и, подумав, добавил: — Но, наверное, в будущем такого повторять не стоит — разве только поступит конкретное пожелание… Чего я бы не стал исключать. В этом вашем «Шторме» определенно что-то есть!
Герцогиня неуверенно улыбнулась в ответ.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Но мне всё равно очень стыдно. Не знаю, что тогда на меня нашло? Я и сыграть-то хотела совсем другое.
Она сокрушенно вздохнула.
— Не берите в голову, — Рауль отпустил ее плечи и выпрямился. — Вчера у нас у всех был нелегкий день. Налить вам ликеру?
— Да, пожалуйста…
— Малинового? — заговорщицки подмигнув, уточнил Рауль. Бледные щеки Амбер порозовели. Герцогиня Янтарного берега питала слабость к этой ароматной ягоде, и принцу это было хорошо известно.
— Да, — отозвалась она. — Спасибо, ваше высочество. Вы… у вас сегодня больше нет никаких неотложных дел?
Рауль, наполняя свою чарку следом за чаркой супруги, отрицательно качнул головой.
— Кроме вас — ни единого, дорогая. И после вчерашнего столпотворения я, признаться, очень рассчитывал сегодня на тихий вечер у камина в вашем несравненном обществе — если вы, конечно, не возражаете.
— О, нисколько, ваше высочество!
— Вот и прекрасно, — сказал Рауль, делая глоток ликера. — Тогда для начала предлагаю партию в нарр. Позавчера вы уложили меня на обе лопатки, и я жажду реванша!..
Он рассмеялся, а щеки Амбер зарумянились еще больше.
— Простите, ваше высочество, — сконфуженно пробормотала она. Принц, всё еще улыбаясь, протянул руку к шнурку колокольчика.
— За что? Достойному сопернику не грех и проиграть, — он позвонил и, вернув чарку на стол, подал супруге руку. — Впрочем, сегодня я настроен исключительно на победу! Норт-Ларрмайн я в конце концов или нет?
— Безусловно, Норт-Ларрмайн, ваше высочество, — с готовностью подтвердила Амбер. И, чуть помедлив, лукаво улыбнулась. — Как и я теперь, верно?..
Верховный маг Геона, стоя перед зеркалом, расчесывал свою знаменитую бороду. Черная как смоль, мягкая, словно шерсть мериноса, она была гордостью эль Гроува и являлась при дворе не иссякающим источником шуток и домыслов. Поговаривали, что бороду верховный маг определенно красит — такой глубокий цвет в его-то годы, и ни единого седого волоса?.. Дамы шептались, что не обходилось и без коклюшек на ночь: уж слишком ровно, одно к одному, лежали кольца тугих завитков, сами собой волосы так не вьются!.. А некоторые смельчаки и вовсе высказывали предположение, что борода его светлости раньше принадлежала кому-то другому, — впрочем, прознавший об этой версии граф Бервик, известный насмешник, во всеуслышанье объявил, что никогда в подобное не поверит и вообще, по его глубокому убеждению, достопочтенный мэтр уже родился с бородой, причем длиной не менее трех дюймов!.. Как бы то ни было, ни одна из крамольных догадок фактами не подтверждалась. А роскошная борода верховного мага — может, и крашеная, но уж точно не накладная — являлась первой среди себе подобных не только при дворе, но и, пожалуй, во всей столице.
Деревянная расческа с особой формы зубцами, чуть сбрызнутыми сандаловым маслом, в последний раз прошлась сверху вниз по рядам крупных черных колец. Данстен эль Гроув отступил от зеркала и зорко оглядел дело рук своих. Увиденное его удовлетворило. А тихо звякнувший сигнальный колокольчик над кроватью заставил отложить расческу — подойдя к стене справа от изголовья, герцог возложил раскрытую ладонь в центр висящей над прикроватной тумбой небольшой картины и, коротко надавив, повернул раму. Позади холста в стене что-то щелкнуло. Его светлость поднял с тумбы свечу и заглянул в открывшийся тайник с двумя круглыми отверстиями для пневмопочты — вечерний отчет, как всегда, прибыл точно ко времени. Улыбнувшись, герцог наклонил колбу, вытряхнул из нее свернутые в трубочку листочки и, вернув кронштейн в исходное положение, отжал рычаг. Колба со свистом ухнула вниз. Его светлость закрыл тайник. И с довольным прищуром крякнул — пневматическая почта, относительно недавнее изобретение придворных инженеров, не переставала его радовать. По долгу службы вынужденный с утра до ночи общаться с огромным количеством людей, верховный маг Геона как никто ценил уединение. Поэтому возможность получать опосредованно хотя бы отчеты, коих было неизменное множество, воспринял с большим энтузиазмом… Огладив бороду, его светлость покинул спальню и, перейдя в гостиную, уселся за стол. Разложил перед собой листочки, мельком взглянул на часы — половина двенадцатого — и углубился в чтение.
Ровно в полночь в центре королевской опочивальни закружился серый смерч. Стефания Первая, откинувшаяся на гору подушек, почувствовала прикосновение холодного ветра к коже, услышала знакомый сухой щелчок и улыбнулась.
— Данстен, — открывая глаза, сказала она. Шагнувший из воронки герцог эль Гроув нырнул рукой в карман черного камзола.
— Он самый, ваше величество, — ответил он, просовывая голову в цепочку амулета. — Или вы ожидали кого-то другого?..
Королева рассмеялась и хлопнула ладонью по одеялу рядом с собой.
— По тебе можно сверять часы, — заметила она. И взглянув в его улыбающееся лицо, приподняла брови: — Не верю своим глазам, Данстен, — ты в кои-то веки принес мне хорошие новости?
— Истинно так, душа моя!
Резво вскарабкавшись на кровать, его светлость откинулся спиной на высокое изголовье мореного дуба и победно взглянул на королеву. Та, не сдержавшись, фыркнула — вид у достопочтенного мэтра сейчас был что у кота после крынки сметаны.
— Неужто Мэйнард Второй решил сменить свою политику на мирную? — насмешливо предположила королева. Верховный маг мечтательно вздохнул и покачал головой:
— Увы, ваше величество, на это мы смело можем не рассчитывать. Но вести из Алмары пришли добрые: ваш щедрый дар лучезарному аль-маратхи был оценен по достоинству. Посол Геона получит аудиенцию, и я имею все основания полагать, что результаты ее Данзару не понравятся. Кроме того — только пока что это хранится в строжайшей тайне — граф Бервик удостоился чести посетить Дагхаби.
— Священный город? Как ему это удалось?!
— Имя Шабб-Сияра открывает любые двери, — тонко улыбнулся эль Гроув. — А наш посол проявил себя с наилучшей стороны: его прочувствованная речь на церемонии вручения даров, по слухам, произвела впечатление даже на цепного пса Селима Тринадцатого — и не мне вам говорить, что значит для нас благосклонность шафи ан Махшуда. Если Бервик сумеет удержать его расположение, то этот бой мы выиграем. Конечно, многое зависит от жрецов, да и сам аль-маратхи, как ни крути, имеет право голоса, причем решающее, но тем не менее!..
Стефания удовлетворенно сощурилась.
— И впрямь отличные новости, — сказала она. — Твой протеже меня приятно удивил — положа руку на сердце, я опасалась обратного. Все-таки молодость, отсутствие должного опыта…
— Опыт дело наживное, душа моя. Тем более, Бервик все же не птенец бескрылый, да и наши агенты в Алмаре его страхуют. Но главное — у него есть талант и чутьё! Остальное приложится.
— Будем на это надеяться. Рауль уже знает?..
— Само собой. Гонец графа опередил моего на добрую четверть часа, — верховный маг весело хохотнул. — Так что сегодняшнее разгромное поражение у камина его высочество, думаю, переживет!
Стефания недоуменно наморщила брови.
— Поражение? У камина?..
— Я говорю об игре в нарр, ваше величество, — герцог и герцогиня до нее большие охотники. Хотя, вынужден заметить, его высочеству несколько недостает терпения: час назад он как раз с треском продул очередную партию.
— О боги! Нарр? Да что же им, заняться больше нечем?!
Эль Гроув, пряча улыбку, покосился на каминные часы.
— Осмелюсь предположить, душа моя, — заметил он, — что фишки наверняка уже убраны, а бои переместились в спальню герцогини. И в данный момент, полагаю…
Стефания громко фыркнула:
— Ради всего святого, мэтр, увольте меня от подробностей!.. Спальня! А что с того толку?!
Она передернула плечами. Данстен эль Гроув терпеливо вздохнул про себя — несмотря на безупречное поведение невестки, королева ее не жаловала, причем в последнее время даже не давая себе труда это хоть как-то скрывать. И одной из причин тому была как раз пресловутая спальня: наследник престола был женат уже почти год, а результатов этой женитьбы пока не предвиделось. Супружеским долгом герцог и герцогиня Янтарного берега не пренебрегали, оба были молоды и, согласно вердикту главного королевского лекаря, более чем здоровы. Однако порадовать венценосную бабушку им до сих пор было нечем. И дело не в том, что Стефания так уж мечтала о правнуках — к младенцам ее величество относилась спокойно — но возраст и ухудшающееся здоровье заставляли ее все чаще задумываться о том, что останется после нее.
— Уму непостижимо! — сердито проговорила Стефания. Ее приподнятое настроение вмиг улетучилось — как всегда случалось в последнее время, стоило кому-либо заикнуться об Амбер. — Почти год брака! Обоих вот-вот коронуют! А им всё игрушки!
— Позвольте, ваше величество, но…
— Во имя богов, Данстен! Какое тут может быть «но»?! Мой старший сын увидел свет спустя ровно девять месяцев от первой брачной ночи! Потому что я знала свой долг!
— Разумеется, ваше величество, и всё же…
— Надоело мне ждать и входить в чье-то там «положение»! — кипятилась Стефания. — У них было достаточно времени, чтоб притереться друг к другу! Они вполне ладят, лекари в голос клянутся, что герцогиня совершенно готова подарить мужу наследника — так где же он? Для того, чтобы зачать дитя, особых стараний не требуется, а уж от женщины так тем более! Вот я в свое время…
Верховный маг всплеснул руками.
— Ваше величество! — умоляюще вскричал он. — Заклинаю вас, дайте же мне сказать хоть слово!
Королева, метнув в его сторону свирепый взгляд, умолкла. И демонстративно отвернулась. Эль Гроув опустил глаза, чтобы не рассмеяться: так похожа сейчас была Стефания Первая на обиженного ребенка, которому пообещали сладкое яблоко в карамели, а вместо него подсунули печеную картофелину на палочке… Герцог примирительно кашлянул и взял королеву за руку.
— Душа моя, — мягко сказал он. — Прошу, успокойся. У меня и в мыслях не было с тобой спорить. Конечно, ты во всем права, а уж о твоей преданности долгу мне известно лучше, чем кому бы то ни было во всем Геоне!.. Но ты слишком строга к его высочеству и ее светлости — отсутствием наследников они обеспокоены ничуть не меньше твоего. И, поверь, всеми силами стараются это исправить.
— Что-то не слишком заметно, — насупленно буркнула Стефания. Эль Гроув улыбнулся в бороду.
— Отчего же? По мне, заметно и еще как. Или вчерашний «Шторм» тебя в этом не убедил?..
— Ради всего святого, Данстен! При чем здесь музыка? Впервые слышу, что она способствует деторождению!
Верховный маг, уже не таясь, рассмеялся.
— Душа моя, это же не причина, а следствие. Герцогиня Янтарного берега плоть от плоти своего отца, а эль Моури слишком рассудочны для таких эскапад — так что за вчерашнюю встряску ответственна исключительно кровь Норт-Ларрмайнов. И если до конца месяца лекари не подтвердят мои слова, можешь собственноручно обрить мне бороду!
Стефания ахнула.
— Данстен! Ты не шутишь? Она и вправду…
— Именно, душа моя. Боги услышали твои молитвы: герцогиня в положении, пусть сама об этом еще не догадывается. Я лично проверил — не волнуйся, исключительно с безопасного расстояния и со всеми предосторожностями… Искра жизни еще совсем крохотная, но сомневаться в ней не приходится.
— Слава Танору! — выдохнула королева. Герцог согласно кивнул.
— Слава Танору, — всё еще улыбаясь, эхом откликнулся он.
Некоторое время оба молчали, глядя на весело пляшущий огонь в камине.
— Нынче ты и впрямь добрый вестник, Данстен, — наконец проговорила Стефания. — Остается молить богов, чтобы они и дальше были к нам благосклонны. А что Дымка? Первый алхимик нашел противоядие?
— Пока нет, душа моя. Но полдела уже сделано, загадка разгадана — и, зная герцога эль Хаарта, я готов снова поставить на кон свою бороду, что в самом скором времени…
— Опять твоя борода! Это уже какая-то мания, Данстен! Свет на ней клином сошелся, что ли?
— Отнюдь, ваше величество. Хотя…
Его светлость демонстративно задумался, и королева, хохоча, швырнула в него подушкой.