Фаиз ан Фарайя объявился в Мидлхейме пару недель назад. Нейл несколько раз встречал его у Райана — алмарец, не изменяя своим привычкам, являлся в дом магистра щита без приглашения, уходил тоже когда хотел, а в промежутке успевал достать до печенок даже невозмутимого Четвертого, которого, пожалуй, и конец света не мог выбить из колеи. Вел себя Фаиз в своей обычной манере, будто все кругом по гроб жизни ему обязаны, нос задирал до крыши, слов не выбирал, а от его высокомерного ехидства уже через пять минут у всех начиналась изжога. Но хуже всего приходилось Рексфорду. Стоило алмарцу появиться на пороге его гостиной, как все наличные «номера» вспоминали о службе, Нейл, из солидарности потерпев с четверть часа, тоже спешил откланяться, Зигги увязывался за ним — и лишь одному Райану деваться было некуда.
— Не понимаю, — как-то сказал товарищу Нейл, — почему ты просто не откажешь этому змею от дома?
— Не могу, — хмуро ответил номер Второй. — Не так всё просто, дружище. Алмара — наш союзник, и Фаиз сюда не только развлекаться ходит.
— Да что тебе, прямо приказали его терпеть?..
— Прямо не прямо, а контакт обязали поддерживать. Думаешь, мне оно в радость? Эта сволочь из кого угодно душу вынет! Но я в некотором роде человек казенный… Да и ан Фарайя, если на то пошло, тоже. Иногда даже он бывает полезен — вспомни хоть Бар-Шаббу, демона лысого мы бы оттуда ушли без него.
— И что теперь, до самой смерти гадости от него выслушивать? — возмутился Нейл. — Еще и в собственном доме!
— А у меня есть выбор? — невесело хмыкнул Райан. — Фаиз работает только на своих условиях — или ты собственное веселое обучение позабыл? Так что тут не до жиру, старина! С паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок…
Нейл в ответ только передернул плечами. Конечно, ему было проще, номера он не имел и буревестником не был, но явись ан Фарайя со своим гонором в дом не к магистру щита, а к магистру алхимии — уж там его точно терпеть бы не стали!..
Однако здесь был не дом. «И будет мне сейчас на орехи, — уныло подумал Нейл, не поднимая век. — Посидел часок в тишине, называется! Что за демон принес Фаиза сегодня к Лусетиусу?»
Напротив тихо зашуршала парча подушек. Потом раздался короткий смешок — очевидно, мысли Нейла слишком явственно проступили у него на лице — и пыхтение раскуриваемой трубки. Этого еще не хватало! «Отца удар хватит вслед за ее величеством, если он от меня запах нуиса учует, — подумал Нейл. — А сколько Фаиз этой дряни курит — так за версту же потом будет нести, не выветришь!..»
— Взял бы вторую трубку к шааширу, — сказал он, выпрямляясь и все-таки открывая глаза. — Я недавно пришел, угли еще горячие, уж угостил бы, не жалко. Убери ты эту гадость, во имя богов! Двух часов без неё не можешь.
Сидящий напротив в россыпи подушек алмарец пожал плечами.
— Не мочь и не хотеть — разные вещи, — обронил он. И сунув в рот мундштук короткой курительной трубки, насмешливо фыркнул: — Расслабься, святоша. Всё в рамках закона.
Со своей всегдашней ехидной ухмылкой Фаиз потянул из трубки и выпустил прямо в лицо собеседнику неплотное облако дыма. Что удивительно, дурмана в нем действительно не ощущалось: принюхавшись, сын первого алхимика распознал лишь терпкий аромат полыни, чуть отдающий мятной свежестью.
— Надо же, — сухо сказал он. — Не иначе как все медведи в лесу передохли.
— Тебя не поймешь, эль Хаарт, — лениво протянул алмарец, подгребая к себе свободной рукой еще подушек и устраиваясь на них полным царем горы. — И дурман не по вкусу, и полынь не угодила…
— Да кури ты что хочешь, — раздраженно поморщился Нейл, — лишь бы подальше!
— У тебя забыл спросить, где мне быть и что делать, — равнодушно зевнул в ответ ан Фарайя. Пару раз приложился к трубке, пуская колечки к потолку, и добавил: — Где де Шелоу потерял? У Рексфорда вас обоих который день не видно.
— Соскучился? — не удержался от шпильки Нейл. Алмарец фыркнул. — Зигги не в духе. И у нас тут война, если ты вдруг забыл.
— А! Это разве война?
— Ну конечно. Уж ты-то тех войн за свою жизнь повидал — как бы со счета не сбиться, — саркастически заметил Нейл. Отнял от губ мундштук и тоже попытался выдуть колечко, но не сумел — как только они у Фаиза так ловко получаются?
— Практика, эль Хаарт, — назидательно донеслось с горы подушек. — Практика! И вкати глаза обратно, чтобы понять, о чем ты думаешь, менталистом быть не надо — у тебя же всё на лице написано. Что к Рексфорду-то носу не кажешь? Он о тебе спрашивал.
— У кого? — вздернул брови Нейл. — У тебя?
Фаиз согласно хохотнул:
— И не говори. Сам не понял, когда это я тебе нянькой сделаться успел. Завтра поедешь?
— Нет.
— А что так? Всё детские обиды на горло давят? Так ты вроде реванш уже взял — на берегу Рексфорду знатно прилетело… И не ему одному, кстати. Где ты шлялся, пока нас в клещи брали? Нет, что с мостом стало, я видел, но ты-то что там делал, герой доморощенный?
Нейл передернул плечами. Одним из безусловных талантов Фаиза было умение с полтычка найти чью-то больную мозоль — и надавить от души.
— Себя спроси, — набычившись, буркнул он. — Меньше надо было в чужой голове копаться — я после этих твоих «граней» по темноте за порог спокойно выйти не могу! Через раз кто-то в затылок дышит. Вот я тогда и отстал, чтоб проверить — кажется или нет… Не показалось, как видишь.
Смуглое лицо алмарца приняло удивленное выражение. Он опустил трубку, перевернулся на бок и уткнул локоть в подушку.
— Погоди, — глядя в сердитые глаза Нейла, недоверчиво уточнил он. — Хочешь сказать, ты чувствуешь слежку? А раньше такое случалось?
— Нет. Говорю же — после тебя началось. И ты как хочешь, но мне это совсем не нравится! Я скоро собственной тени пугаться начну!
Ан Фарайя задумчиво потер мундштуком подбородок. Судя по всему, услышанное его всерьез озадачило.
— Вообще так быть не должно, — хмуря брови, обронил он. — Или я в спешке какую-то грань не закрыл?..
— Вот спасибо! — возмущенно чихнул Нейл. Фаиз метнул на него раздраженный взгляд:
— Ты-то уж молчал бы. Не спусти ты на меня эту тварь, я вышел бы как положено, и все остались бы при своих. Однако, занятный эффект! И, кстати говоря, небесполезный — но можно попробовать еще разок заглянуть, если уж так тебе это жить мешает.
Нейл представил себе повторение того кошмарного сна и весь передернулся. «Нет уж, благодарю покорно, — подумал он. — Одного раза хватит».
— Мешает, — вслух сказал он. — Но я как-нибудь переживу. Моей голове без тебя есть о чем болеть…
Он вновь откинулся на подушки, сунув в рот мундштук, и они замолчали. Ан Фарайя пускал к потолку колечки дыма, Нейл пытался ему подражать — без особого толку.
— Ты что в Геоне-то позабыл, Фаиз? Дома не сидится?
— Служба. Я теперь в дипкорпусе, младшим письмоводителем. Конверты из одной стопки в другую перекладываю.
— Непыльная работенка.
— Угу. Опухну скоро со скуки. И у Рексфорда всё то же самое, ты-то хоть иногда зубами щелкаешь, а эти… — в голосе алмарца мелькнуло пренебрежение. — Сидят с кислыми рожами и политес из себя по капле давят.
— А ты с ними по-людски общаться не пробовал? — хмыкнул Нейл. — Можешь же. Глядишь, повеселей бы стало.
Ответом ему был высокомерный смешок. Ну само собой, философски подумал Нейл. Из «людей» во всем белом свете есть только Фаиз ан Фарайя, остальные — мусор и пыль под ногами. И откуда в нем столько спеси?
— Сочувствую, — сказал он, — но, видно, придется тебе еще поскучать, Фаиз. Зигги у Райана вряд ли теперь скоро появится, а мне так и вовсе там делать нечего.
— А чего ж таскался тогда весь месяц, как нанятый?
— А тебе что за дело? — недовольно проскрипел Нейл. И неожиданно для себя самого вдруг признался: — Да как было не ездить? Ведь я его подвел, получается. И ранение это…
— Совесть замучила, значит, — не без ехидства резюмировал алмарец. — Понятно.
Подушки потревоженно зашуршали — ан Фарайя потянулся к низкому столику, где рядом с шааширом стоял графин. Как всегда не озаботившись разрешением, он плеснул в стакан Нейла фруктовой воды, сделал пару глотков и поморщился:
— Опять лимонная. Ты в курсе, эль Хаарт, что есть и другие фрукты? Да и вино у Лусетиуса, говорят, недурное — или ты всё пай-мальчика из себя корчишь? Не надоело? Ладно мне вера не позволяет, а тебе-то кто?
Нейл закатил глаза. «Далось им всем то вино, — подумал он. — Мало мне Райан с Зигги кувшин в руки пихали, так теперь и этот туда же!» Он покосился в сторону алмарца, что с видом мученика цедил лимонную воду, и, не сдержавшись, буркнул:
— Вера! Пить она тебе не позволяет, а как…
Не договорив, он смешался и сунул в зубы мундштук. Фаиз склонил голову набок. Его угольно-черные глаза весело блеснули.
— Ну?.. — с живым любопытством протянул он, глядя в лицо собеседнику. — «А как» что? Вслух сказать опять духу не хватило?.. Ханжа ты, эль Хаарт, и кислятина, на все пуговицы застегнутая, — как самому не тошно? — он умолк на миг, а потом добавил демонстративно задумчиво: — Хотя из таких скромников, говорят, обычно самые пылкие любовники получаются…
Нейл возмущенно дернулся и, подавившись горячим паром, зашелся в долгом приступе кашля. Фаиз, хохоча, подвинул ему стакан.
— Вот что тебя вечно демон под руку толкает? — кое-как совладав с кашлем и сердито булькая лимонной водой, выдохнул Нейл. — Нормально же сидели, так нет! Обязательно нужно гадость ляпнуть!
— Ты первый начал, — заметил ан Фарайя. — И потом, почему сразу «гадость»? В твоем случае это скорей комплимент.
— Фаиз!
Алмарец, широко улыбаясь, вновь откинулся на подушки. К потолку одно за другим поплыли мягкие дымные колечки. Нейл опрокинул в себя еще один стакан фруктовой воды и сунул руку за лацкан. Вынул часы, щелкнул крышкой: стрелки показывали без четверти семь, отец вот-вот подъедет. «Слава богам, — подумал молодой человек, бросив косой взгляд на лопающуюся от самодовольства смуглую физиономию напротив. — А то еще немного — и я бы точно в него шааширом запустил. Ну что за ехидна, боги свидетели!» Убрав часы назад в нагрудный карман жилета, он приложил к губам мундштук, выдохнул к потолку струйку бледного пара и сказал:
— Мне пора. Угли почти прогорели, но еще минут на десять их хватит.
Ан Фарайя в ответ насмешливо фыркнул — спасибо, хоть молча. Нейл, порывшись в кошеле, бросил на стол пару монет и поднялся.
— Приятного вечера, Фаиз, — уже от двери сказал он. Алмарец, прикрыв глаза, в ответ чуть шевельнул головой:
— И тебе не хворать…
Когда Нейл ушел, в кабинет заглянул подавальщик. Фаиз, едва удостоив его взглядом, заказал себе свежий шаашир и кофе, оплатил вперед и велел не беспокоить. В доме на Парковой его знали, так что поняли без уточнений — подавальщик, закрыв за собой дверь, плотно заткнул щель над полом влажным шерстяным ковриком и повесил на ручку ярко-красный шелковый фестон. Дурман в Геоне был запрещен, но деньги и здесь оставались деньгами — Лусетиус не собирался их упускать…
Оставшись один, Фаиз аккуратно раскрутил колбу, добавил в смесь добрую щепоть голубовато-серого порошка из небольшой жестянки, что до поры пряталась в кармане его камзола, собрал шаашир заново и раздул угли. Потом удобно устроился в своем парчовом гнезде из подушек и приложил к губам мундштук. «Так-то лучше», — подумал он, глубоко вдохнув горячий терпкий пар с чуть солоноватыми вяжущими нотками. После второго вдоха в голове зашумело, после третьего веки потянуло книзу — но четвертый это исправил. Порошок белии был неплохой альтернативой нуису. Фаиз вдохнул еще раз, медленно выпустил дым из ноздрей и запрокинул лицо к потолку. Голова немного кружилась, но ничего, минут через пять отпустит. И на ближайшие пару дней о дурмане можно будет забыть. «Убери ты эту гадость, во имя богов! Двух часов без нее можешь» — всплыл в памяти недовольный голос Нейлара эль Хаарта, и губы алмарца изогнулись в саркастической ухмылке. Этот святоша даже не представляет, насколько он прав. Гадость, конечно, и нуис не лучше, но что делать?.. Фаиз закрыл глаза. Первое посвящение, первый шаг на пути к сокровенным тайнам ордена Длинной тени, дарило страждущему силу и возможности, недоступные для других, — однако брало свою плату. И держаться на грани без средств, расширяющих сознание, было невозможно… Почувствовав легкую дурноту, молодой человек сделал глоток крепкого несладкого кофе и вновь сунул в рот мундштук. Ничего. Цель оправдывает средства. Так или иначе, но я своё возьму, подумал он.
Изгнанный с Дворцового холма и вынужденный одним днем покинуть Тигриш, Фаиз ан Фарайя вернулся под кров отчего дома, где ему ожидаемо не обрадовались. Но то, что рождало отчаяние в душе двенадцатилетнего юнца, ничего не значило для лучшего ученика шафи ан Махшуда, даже утратившего высочайшее расположение. Тем более, что о последнем пока еще никто не знал. До провинции Хизам, где располагалось поместье ан Фарайя, Фаиз добрался через три дня — измученный, с опухшей несмотря на все старания Гаяра рукой и злой как целая стая демонов. Бывая в Хизаме по долгу службы, он иногда останавливался на пару ночей в отцовском поместье, в том самом ветхом домике на задворках — детскую обиду и разочарование он в себе давно задавил, а где спать, ему, в сущности, было без разницы. Тогда, но не теперь. Чувствовал Фаиз себя скверно, с рукой было неладно, немилость у шафи вот-вот грозила обернуться крахом всех его надежд — и провести, возможно, последние недели жизни в темной развалюхе с видом на пустырь он не хотел. В конце концов, он был ан Фарайя по крови и по закону, и родовое гнездо было его домом тоже, что бы там сам эмуке об этом ни думал. Впрочем, мнение отца на сей счет Фаиза заботило в последнюю очередь — поэтому вместо того, чтобы как обычно от ворот свернуть через ров и сады направо, он осадил коня прямо у белого мраморного крыльца. Спрыгнул на землю, окинул мрачным взглядом струхнувшую охрану и кивнул своей двойке:
— За мной.
Бойцы эмуке ан Фарайя, нерешительно переглядываясь между собой, расступились. Их было вдесятеро больше только у дома, но никто из них не имел дара — зато о том, кто есть Фаиз ан Фарайя и чей он ученик, знали все как один. Связываться с боевым чародеем, да еще приближенным к железному шафи, да еще с двумя рослыми магами-шарарцами за спиной могло прийти в голову только сумасшедшему. К тому же, охрану эмуке держал не из рабов, а из наемных солдат: не ладит отец с сыном, так его дело! Не убивать же его пришли? Пусть разбираются сами…
Стража убралась с дороги, но хозяину о прибытии сына доложили немедленно, так что в доме Фаиза ждал еще десяток бойцов, уже из числа личной охраны Анзора ан Фарайя — во главе с ним самим. Когда гости вошли в переднюю, эмуке стоял на середине лестницы, опершись рукой на перила; ему было уже за семьдесят, но выглядел он лет на двадцать моложе — высокий, поджарый, с военной выправкой и черными как смоль волосами, едва тронутыми сединой на висках. На смуглом, костистом лице его с крючковатым носом и брезгливо поджатыми губами застыло уже знакомое Фаизу выражение холодного недовольства.
— Что ты здесь делаешь? — скользнув взглядом по трем молодым людям в одинаковых шерстяных хламидах и остановив его на лице младшего сына, процедил Анзор. Фаиз поднял голову, будто лишь сейчас заметив его.
— Я приехал домой, — ровно отозвался он. — Не знал, что для этого нужен повод, эмуке.
Намеренное пренебрежение словом «отец» заставило старика тяжело нахмуриться. Такое обращение позволялось только вышестоящим, а уж никак не сыновьям, тем более таким, как Фаиз. Однако указывать ему на это, требуя уважения к себе, значило лишь попусту терять лицо — не говоря уж о благосклонности железного шафи. А ни первого, ни второго Анзор лишаться не хотел.
— Что ж, — смирив раздражение, только и сказал он. — Приехал так приехал. Надолго?
— Как получится.
— Ясно. Ибрагим! — эмуке шевельнул левым плечом, и стоящий ближе всех постельничий, его доверенное лицо и второй человек в доме, сделал короткий шаг вперед. — Проводи шахри ан Фарайя и его спутников в…
— В гостевое крыло, — закончил за Анзора сын, ставя ногу на первую ступень лестницы. — И пришли мне туда пятерку рабов, еды и воды. Мы устали с дороги.
Ибрагим, колеблясь, метнул вопросительный взгляд на своего господина. Эмуке беззвучно скрипнул зубами, но в ответ лишь чуть прикрыл глаза, словно говоря: «Делай как он сказал». Фаиз вел себя непочтительно, перебивая родителя, диктуя свои условия тем, кто ему не служил, и там, где ему было не место, — но он пока еще держал себя в рамках. Что могло кончиться в любой момент. Младшего своего отпрыска эмуке совсем не знал, зато его старший сын служил в столичной гвардии, на Дворцовом холме, а там Фаиз был хорошо известен — не только как любимый ученик шафи ан Махшуда, но и как человек крутого нрава, не выбирающий средств. К тому же, он был магом. И пусть сам эмуке не испытывал трепета ни перед сыном, ни перед его даром, доводить ситуацию до открытого столкновения он не счел нужным. Пусть забирает гостевые покои, лишь бы скорее убрался с глаз, подумал Анзор. Он собирался отправить гостей в северное крыло, много лет не используемое и находящееся в самой дальней части дома, но гостевое тоже сгодится — оно ненамного ближе. О том, что сила воздействия дара зависит от расстояния, эмуке знал. И пусть жить с магом под одной крышей не желал по-прежнему (а уж с тремя сразу — так тем более!), но здраво рассудил, что повлиять он, увы, на это не может, а значит, уже хорошо, что Фаизу не приглянулись основные покои. С него бы сталось, подумал Анзор, глядя в спину младшему сыну и в очередной раз жалея, что когда-то сохранил ему жизнь…
Постельничий, посланный с Фаизом, возвратился скоро.
— Проводил? — спросил эмуке. Тот кивнул.
— Да, мой господин. Хотя скорее меня провожали — не знал, что шахри ан Фарайя уже приходилось бывать в большом доме.
Анзор нахмурился. Он тоже полагал, что до нынешнего дня младший сын порога не переступал — но, похоже, напрасно. Магия! Что ей замки да стены?..
— Отправь бойца в крепость, Ибрагим, — подумав, сказал он. — Пусть пришлют мне шестерку боевых магов из гарнизона.
Постельничий кивнул. Приказ эмуке был исполнен без промедления, и уже к вечеру в поместье ан Фарайя прибыло шесть боевых чародеев. Они расположились в смежных покоях, получив приказ денно и нощно отслеживать передвижения тройки гостей, отчитываясь об этом лично эмуке ан Фарайя, — и не подпускать их к нему слишком близко.
Фаизу распоряжение отца стало известно еще до приезда магов, но ему не было до этого дела. Разгуливать по поместью он не планировал, а то, что хотел, уже получил — человеческие условия, пятерку рабов, пусть не лучшего разбора, но вполне годных, и долгожданный отдых. Сундук свой он оставил на Дворцовом холме, но деньги у него были — в отличие от Нейла, кошель свой он Бар-Шаббе не подарил — так что Салим был отправлен на рынок, купить всем троим одежды и пополнить запас дурмана, а Фаиз, смыв с себя дорожную пыль и наскоро утолив голод, отправился в постель. Он так устал, что почти не чувствовал боли, пока Гаяр занимался его рукой, — даже без всякого опия…
Рана на предплечье мокла, гноилась и никак не хотела заживать, однако покой, долгий сон и упорство врачевателя в конечном итоге одержали верх: к концу первой недели, проведенной Фаизом в стенах отчего дома, дело пошло на лад. Опий, что Салим привез из города, уже почти не требовался, к изнуренному телу возвращались силы и бодрость, и одно только не давало Фаизу покоя — молчание его господина. Шафи, прогнав ученика от себя, не торопился вернуть его обратно. Прошла неделя, за ней другая, но вестей из Тигриша не было, и Фаизом день ото дня всё сильнее овладевало беспокойство. Он понимал, что виноват и, по сути, еще дешево отделался: разочаруй он шафи по-настоящему, он сейчас удобрял бы собственным пеплом землю в одном из садов Дворцового холма. Но облегчения это не приносило. Фаиз ждал, мрачнея с каждым новым закатом и срываясь из-за любой мелочи то на рабов, то на собственную двойку, ел себя поедом за глупость и проклинал Геон такими словами, что имей они реальную силу, от него уже не осталось бы камня на камне — а тот, кто был главной причиной всех бед, и подавно скончался бы в муках дня через полтора…
Если бы люди могли выбирать, кого им любить, жизнь была бы намного проще. Но получилось как получилось. Мурад ан Махшуд не ошибся в причине, побудившей ученика нарушить его приказ, однако теперь вместо любви Фаизом владела столь же горячая ненависть. «Знал ведь, чем кончится, — скрипя зубами, думал он. — И всё равно вляпался. Как можно быть таким идиотом?»
Фаиз действительно свалял дурака там, в Бар-Шаббе, понимал это и раскаивался как никогда, но не мог уже ничего изменить. Он не предавал своего господина, но обманул его доверие, и теперь за это расплачивался. Время шло, а шафи молчал. Тихо сходящий с ума от бездействия и неопределенности, к концу третьей недели своей опалы Фаиз уже лез на стену. Не помогал даже дурман. Рабы жались по углам, шарарцы не смели глаз на него поднять — но их это всё равно не спасало. Злой на весь свет и в первую очередь на себя самого, Фаиз метался по гостевым покоям, опротивевшим ему не меньше былой развалюхи, и любой звук выводил его из себя. Здоровье его шло на поправку, рана хорошо затягивалась, но всё еще требовала перевязок — и отвечавший за них Гаяр получал больше всех. Он всё делал не так, не так сидел, не так смотрел, не так бинтовал и, похоже, бесил господина одним только своим присутствием, однако терпел, молча делая свое дело. А Фаиз, видя его спокойствие, ярился еще сильнее. Он стал настолько невыносим, что даже самому себе, верно, теперь не подал бы руки.
Эмуке ан Фарайя о происходящем в гостевом крыле неизменно докладывали, и он всё больше мрачнел, начиная догадываться — вернуться домой сына заставила отнюдь не служба. Фаиз прогневил шафи, думал Анзор, это уже очевидно, однако насколько сильно? И не выйдет ли это боком всем ан Фарайя, включая его самого?.. Верный Ибрагим, от которого у его господина не было тайн, высказывался с осторожностью. Может, между шахри ан Фарайя и шафи действительно пробежала черная кошка, говорил он эмуке, но вряд ли уж так длинна ее тень, раз учитель отпустил ученика живым. Кроме того, его братьев это никак не коснулось, оба все так же служили — один в гвардии, второй на границе с Шараром, и оставались на хорошем счету. Да и на Дворцовом холме о том, что любимый ученик шафи ан Махшуда вдруг впал в немилость, слышно не было. «Проявите терпение, мой господин, — увещевал Ибрагим. — Еще неясно, чем дело кончится, и как бы вам самому не вышло разгневать шафи». Эмуке сердито хмурился, но понимал, что постельничий прав…
Так они и жили, отец и сын — под крышей одного дома, не видя и не желая видеть друг друга, один как загнанный зверь мечась по своей норе, а второй затаившись в предчувствии беды, пока на исходе четвертой недели, почти в середине декабря, у ворот поместья не объявился гонец из столицы. У него было письмо к Фаизу. Ибрагим лично проводил гонца к младшему ан Фарайя и видел, как тот сломал печать на свитке — а потом, едва заглянув в него, отрывисто бросил: «Гаяр! Седлай лошадей!» и сорвал с плеч халат. Постельничий, про себя вознося хвалу Четырем, вернулся к эмуке с благой вестью. А вскоре в поместье уже не было никакого Фаиза.
Спустя неполных три дня, на закате, тройка молодых людей в одинаковых черных хламидах въехала в западные ворота Дворцового холма. Двое остались внизу, во дворике, а третий вслед за молчаливым широкоплечим шарарцем прошел галереей, поднялся по узкой лестнице и, шагнув через порог знакомой маленькой комнатки с забранным косой решеткой окном, молча упал на колени перед своим господином. В письме, что Фаиз получил от него, было всего одно слово: «Возвращайся». Шафи сменил гнев на милость. И даже если не простил, то, очевидно, все же решил подумать об этом.
— Встань, — произнес над головой спокойный голос, но Фаиз не шевельнулся.
— Не смею, мой господин. Я слишком виноват перед вами.
Шафи с усмешкой качнул головой:
— Рад, что ты это понял… Встань же.
Ученик, не поднимая глаз, подчинился. Он был весь в дорожной пыли — верно, гнал лошадей от самого Хизама без остановок, подумал шафи. Это хорошо. Значит, и вправду понял. Но всё равно лучше проверить как следует. Мурад ан Махшуд отошел к маленькому столику у окна, где его уже дожидался кофе.
— Сними эту пыльную тряпку, — не оборачиваясь, сказал он, — и выброси за порог. Рашид уберет.
Позади него тихо зашуршала ткань и скрипнула дверь. Шафи разлил кофе по двум чашечкам-наперсткам и обернулся. Фаиз стоял посередине комнаты с низко опущенной головой, в ожидании дальнейший приказаний.
— Садись, — шафи кивнул в сторону лежанки у стены и, дождавшись, когда воля его будет исполнена, опустился на вышитую подушку напротив. Скользнул взглядом по ученику, отметил повязку на его предплечье, выглядывающую из короткого рукава сорочки, и добавил: — Мне жаль, что пришлось причинить тебе боль.
— Я заслужил её, мой господин, — отозвался Фаиз. Мурад ан Махшуд протянул ему один из фарфоровых наперстков.
— Держи. Пей не торопясь, горячий.
Фаиз поднес к губам чашечку и, сделав первый глоток, почувствовал, как с души медленно сползает камень. Кофе, даже самый крепкий, не мог дать такой дерущей горло горечи. Сок тацинты. Ему все-таки дали последний шанс.
— Ты улыбаешься? — услышал он. — Отчего?
Молодой человек поднял голову. В черных глазах, уже подернутых пеленой скорого сна, шафи прочел благодарность. И улыбнулся тоже. Мурад ан Махшуд сам учил воспитанника ходить за грань, и вкус сока тацинты был Фаизу знаком — он понял, что будет дальше. Шафи одним глотком прикончил свой кофе.
— Смотри на меня, — мягко проговорил он, чуть наклоняясь вперед. — Не опускай век. Ты знаешь, что я хочу увидеть, — покажи мне это, мальчик…
Когда Фаиз пришел в себя, за решетчатым окошком в черном небе сияли звезды. Он лежал там же, где и уснул — на набитой конским волосом лежанке, а во рту было сухо и горько. Что снилось ему, Фаиз не помнил. Шевельнувшись, он с трудом повернул тяжелую голову и встретился взглядом со своим учителем. Шафи ободряюще прикрыл веки.
— Всё хорошо, — сказал он. — Отдыхай. Скоро отпустит… Ты удивил меня своим выбором, Фаиз, — худшего и представить трудно, однако в этом есть свои плюсы. Быстрее пройдет. Сердце твое еще неспокойно, но разум всё же смог восторжествовать над ним, а это главное. Я прощаю тебя. Первый и последний раз, но ты и сам это знаешь. И больше не оступишься.
— Никогда, — выдохнул ученик. — Клянусь жизнью, мой господин!
— Это лишнее, — улыбнулся шафи. — Я был за гранью и видел больше, чем ты можешь сказать… Послезавтра из Джумы в Геон отплывают наши торговые корабли — я отдал приказ выделить тебе каюту. Данзар собирает войска, мне нужен в Мидлхейме доверенный человек, а ты хорошо знаком со столицей. Место в нашем дипломатическом корпусе уже ждет тебя. Что касается буревестников — держи с ними связь как прежде, и особенно с номером Вторым. Он нам пригодится. Темное серебро — это точно?..
— Да, мой господин. Не реже раза в сезон.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул ан Махшуд. — Но пока что держи свое знание при себе. И пригляди за фантомагом. Вербовать, к сожалению, его бесполезно — даже твоих воспоминаний было достаточно, чтобы это понять, однако… Он подвержен стороннему влиянию, а номер Второй сильно упал в его глазах — постарайся восполнить пробел, пока не опередили. И все-таки выясни до конца, откуда растут крылья у его драконов, и какое отношение имеет к ним Даккарай. Я чувствую, что-то там есть. Только будь осторожнее с первым алхимиком, он и его пасынок не одного поля ягоды… Впрочем, у нас еще будет время обсудить всё как следует! Джума примет тебя воронкой. А пока отдыхай. Как только сможешь встать, Рашид проводит тебя в западные комнаты. Гаяр уже ждет тебя там, в Геон вы отправитесь вместе.
— Вдвоем, мой господин? А Салим?..
Шафи усмехнулся, на миг прикрыв глаза.
— Салим останется здесь. Он не твоя тень, ты всё понял верно, но и его голова стоит недешево — мне не хотелось бы ее терять.
Фаиз растерянно моргнул.
— Не понимаю, мой господин. Я верен вам, вы это знаете. Я никогда бы…
— Ты нет, — согласно кивнул ан Махшуд. — Но твой верный пес избавится от него при первом же удобном случае и будет считать себя правым. Шарар, мальчик! Верность — его сила и его слабость… Даже твой личный приказ не убережет Салима от возмездия: то, что ты принял как данность, для твоей тени — предательство. Такие, как он, не прощают. И себя им не жаль.
Фаиз вспомнил свою последнюю встречу с учителем в тех же западных комнатах, вспомнил то, чем она окончилась, — и спокойный негромкий голос над головой: «до рассвета еще есть время». Да, Гаяр не пожалел бы головы ради возможности всего лишь облегчить боль своего господина. И он знал, кто донес шафи о случившемся на берегу Бар-Шаббы. А раз так, Салиму действительно лучше остаться.
— Я буду с ним построже, мой господин, — пообещал Фаиз, хмуря брови. На сухом лице ан Махшуда мелькнула насмешливая улыбка.
— Попробуй, — обронил он, памятуя о собственной тени в лице молчаливого Рашида. — Но поверь моему опыту, скорее всего ты просто зря потратишь время…
Еще по прошествии суток Фаиз ан Фарайя, снабженный всеми необходимыми бумагами для передачи послу Алмары в Геоне, отбыл из порта Джумы в Мидлхейм. По приезду, как и обещал шафи, его ждало место младшего письмоводителя при восточном дипломатическом корпусе, апартаменты с отдельным входом в одном из флигелей доходного дома позади здания посольства — и новая миссия, в которой Нейлару эль Хаарту было отведено своё место.
— Дымка, — сказал Мурад ан Махшуд, прощаясь со своим учеником на Дворцовом холме. — След ее ведет в Данзар, но мы должны быть в этом точно уверены. Мне нужны доказательства. К первому алхимику подобраться непросто, но я надеюсь на тебя, Фаиз.
— Благодарю, мой господин, — склонив голову, отозвался тот. — Я вас не подведу.
Он оступился однажды, но усвоил урок. И теперь, лежа в россыпи парчовых подушек в доме Лусетиуса, под тихое бульканье шаашира размышлял о том, как половчее взять в оборот сына герцога эль Хаарта, не вызвав при этом слишком пристального внимания со стороны его отца и всей толпы буревестников. Последнее, даже учитывая размолвку между Нейлом и Райаном, было, пожалуй, трудней всего. Номер Второй кто угодно, но не дурак, не говоря уж номере Первом. И заинтересованность алмарской разведки в новом фантомаге Геона вряд ли останется незамеченной… Что ж, в таком случае необходим интерес второй стороны — уверенной в том, что ей самой это нужнее.
«Господин прав, — думал Фаиз, — эль Хаарт не из лидеров, его удел — вторая скрипка, и ему жизни нет без того, чтобы кто-нибудь не подталкивал его в спину. А с людьми он сходится неохотно. Рексфорда он до сих пор не простил, де Шелоу ровно такая же сопля, как он сам… И раз кроме меня рядом никого не осталось, он однозначно выберет знакомое зло. Тем более я, в отличие от Рексфорда, еще не успел его разочаровать».
Фаиз ан Фарайя поднес к губам мундштук. Трудно разочароваться в том, кем не был очарован, подумал он.