Оттепель, краем коснувшаяся и Даккарайской пустоши, не успела продвинуться дальше. На смену ей вновь пришли снег и мороз. Метели на западе всё так же лютовали, лишь изредка давая двум армиям короткую передышку, и генералы с обеих сторон не спешили бросаться на амбразуру.
В ту памятную ночь, когда пала Рыбачья долина, противники хорошо потрепали друг друга. Численный перевес был на стороне Данзара, но его драконы, которых бросили в бой, едва корабли успели причалить, еще толком не пришли в себя после долгой дороги — им нужно было время. Требовалось оно и Геону. Велики были потери, дурна погода, а новое подкрепление из северных военных лагерей на запад продвигалось медленно, ждали его лишь к началу февраля. Беженцев из Рыбачьей долины благополучно переправили в Хелвинд, крупнейший из городов запада, что стоял в самом центре Неспящей равнины. Со всех сторон Хелвинд был укрыт горами, под его крепостными стенами шумели бурные реки, не замерзавшие даже зимой, а три горных крепости, глядящие на него с высоты узкими бойницами башен, были полны и в любой момент готовы укрыть его щитом своих крыльев. Большой, сильный, хорошо укрепленный, Хелвинд был надежным убежищем. Даже прорвись враг к нему сквозь перевалы — он бы здорово обломал себе зубы… Впрочем, пока что об этом не шло и речи. Войска Геона, закрепившись на Волчьих холмах, стояли лагерем на выходе из долины Клевера, а войска Данзара, раскинув шатры, — в трех милях западнее, на пути к побережью. И те, и другие набирались сил в ожидании смены погоды.
Даккарай метели тоже не обошли стороной — придя в этом году раньше срока, они обрушились на пустошь не хуже данзарских штурмовиков, и добровольным пленникам цитадели пришлось несладко. С утра до ночи выл за окнами ветер, стены казарм дрожали от холода, и кадеты, возвращаясь по вечерам в свои спальни, первым делом бросались к печкам — за день комнаты выстуживались полностью. Правда, снаружи было куда как студеней, но мерзнуть будущим наездникам было некогда. Лекции в аудиториях преподавательский совет урезал почти вполовину, ровно настолько же увеличив количество практических занятий. Летное дело, стрельба, рукопашный бой и уроки владения холодным оружием занимали теперь практически весь день. И кадеты, еще до отбоя без сил падая в кровати, славили богов, что хотя бы уборкой снега кроме них есть кому заняться: солдаты охранного гарнизона, все так же стоявшего в стенах школы, пришлись весьма кстати.
Однако и в том было мало радости. Учебные вылеты, на которые раньше допускались лишь старшие кадеты, теперь распространялись на всех: первый и второй курсы, до этого лишь с завистью вздыхавшие в спины третьему, получили право на свой «глоток свободы» и очень скоро поняли, что завидовать там было нечему. Холод, ветер, метель — видят боги, уже и они-то были не сахар, но всё остальное?..
— Да чтоб вас разорвало! — мученически простонала кадет эль Тэйтана, с трудом поднимая голову от подушки. Лампа на столе уже была зажжена, по комнате прыгали тени — остальные соседки, такие же встрепанные и сонные, толклись у шкафа, торопливо застегивая мундиры. А снаружи, по ту сторону заиндевевших окон, несмолкаемо ревел горн. — Опять! Смерти вы моей хотите, что ли?!
— Вставай, Орнелла, — донеслось от шкафа. — В наряде будет еще хуже.
Герцогиня, вполголоса поминая всех демонов нижнего мира, сбросила одеяло. На этой неделе это был уже третий подъем по тревоге — третий подряд. И сил у кадета эль Тэйтаны едва хватило на то, чтобы одеться. Косу ей плела Сельвия — у Кассандры и расческа-то в руках с трудом держалась. «Ну почему мне не дали штурмовика?» — не сговариваясь, подумали подруги, тоскливо переглянувшись между собой. И Орнелла, и Кассандра были привязаны к своим драконам, отдавая должное их скорости и уму, но сейчас…
— Шевелитесь, — обронила Кайя, набрасывая плащ. — Опоздаем — все залетим. Что вы обе как мухи сонные?
— И правда, с чего бы? — сварливо огрызнулась Орнелла. — Не мы же вчера полночи по скалам шныряли, вместо того, чтоб в строю красоваться!..
Кадет Освальдо смущенно опустила глаза. Правда в словах соседки была — Кайя и Сельвия, как наездники штурмовиков, задачи имели другие.
— Ну, знаешь ли, — буркнула она, — в строю тоже не легче. Вчера вон сколько нам синяков насажали!
Орнелла лишь сердито фыркнула в ответ. Говоря за себя, она бы с куда большей охотой предпочла синяки выслеживанию в снежной круговерти чужих дозоров. Но кого это волнует?..
— Спасибо, Селли, — сказала она, тряхнув заплетенной косой, и следом за подругами заторопилась на выход. В передней уже было пусто.
— Так и знала! — недовольно нахмурилась Кайя. — Ходу!
Голос ее потонул в свисте метели и реве горна. Скатившись вниз по крыльцу, все четверо бросились догонять уже порядком ушедшую вперед колонну. Успели одним лишь чудом — ветер валил с ног — и почти у самых ворот кадетского городка тишком пристроились в хвост. Сверху летел снег, справа и слева, теснясь плечами, шагали другие кадеты, неотличимые друг от друга в темноте.
— Интересно, куда сегодня? — шепнула Кассандра, щурясь от ветра. — Хребет Орлана мы уже вдоль и поперек излазили.
— Какая разница? — вяло отмахнулась Орнелла, прикрыв зевающий рот рукавом. — Всё одно мерзнуть до самого рассвета, а потом снова в седло. И хорошо, если хоть завтрашней ночью выспимся!
Идущая впереди Сельвия согласно вздохнула. Наездникам тяжелых штурмовиков не приходилось носиться над скалами под самым студеным ветром, но и на земле тоже было несладко. Кайя, скосив глаза на подругу, ободряюще коснулась плечом ее плеча.
— Ничего, — сказала она. — До смерти не затаскают… Но лучше бы все-таки на старое место. Там хоть всё знакомо.
Несмотря на весь свой талант и фамильную выносливость Д’Освальдо, Кайя тоже была не железная.
Но измученным кадетам не повезло. Приказом мастера Тайрина их увели на Белый хребет, соседний с хребтом Орлана и пусть отчасти знакомым, но лишь старшекурсникам. Которые, положа руку на сердце, внезапную смену диспозиции тоже не оценили: Белый хребет местом был коварным, с целой россыпью сквозных коридоров и крайне неудобными площадками для лагерей — совершенно голыми, открытыми и продуваемыми со всех сторон. Палатки там было крепить практически не за что, костры гасли под ветром, а часовые примерзали к камням даже осенью. А уж в конце января, да в метель…
— Околеем к демонам, — проскрипел Реджинальд Стрэттон, соскальзывая с седла на неровной заснеженной площадке с восточной стороны хребта. И зло сплюнул себе под ноги. Плевок замерз, двух дюймов не долетев до земли. — Что за погода!
— Да уж, — сказал Энрике. — Никогда бы не подумал, что буду завидовать Декстеру.
— Равнение на меня! — донеслось из вихрящейся снежной мути чуть впереди. — Собрать строй! Смир-р-на!
Голос у капитана де Гарра был на зависть сигнальному горну, но и он чуть не проиграл свисту ветра. Кадеты Стрэттон и Д’Освальдо, взяв под уздцы драконов, развернулись, вместе с другими выстраиваясь в линию. Ее конец и начало терялись во мгле. «Прав Реджи, — мелькнуло в голове Энрике. — Околеем как пить дать. Конечно, мастер Тайрин прав, нечего привыкать к хорошему, — на войне с нами никто носиться не будет… Но не пошлют же в бой первокурсников! Хоть зелень бы пожалели, к чему всех на вылет тащить?» В лицо кадету Д’Освальдо хлестнуло колючей снежной взвесью, и он выругался про себя. Первокурсником Энрике давно не был, мерзнуть на скалах ему тоже было не привыкать, но таких бурь, пожалуй, он до сегодняшнего дня не помнил. Так и свищет! И это на плато, а выше, у пиков, наверняка полное светопреставление. Условия, приближенные к боевым — оно, ясное дело, только на пользу, но так ведь к утру половины состава не досчитаешься!..
Однако им со Стрэттоном пришлось куда легче многих. Их боевой задачей выпала охрана условных продовольственных складов — за которую сейчас убил бы любой кадет. Охрана пещеры, под защитой каменных стен, в запутанном лабиринте скальных коридоров была мечтой каждого, обреченного мерзнуть под ветром там, снаружи. Приятели заняли вверенный им пятачок, пристроили в каменном выступе над головами пылающий факел и расслабились. Учитывая хитросплетение внутренних галерей хребта, о вторжении можно было не беспокоиться. Два штурмовика, зевая, свернулись клубками у каменных арок друг напротив друга, кадет Стрэттон достал карты…
— Шулер!
Энрике ухмыльнулся. Обычно эта нелестная характеристика относилась к владельцу колоды, но сегодня был не его день.
— Зависть, дорогой граф, — обронил он. — Зависть… Умейте признавать свои ошибки.
Реджинальд недовольно передернул плечами.
— Ну? — спросил он. — Что за фант?
Играли на интерес, но с желанием Энрике еще не определился. И сделав вид, что задумался, возвел глаза к потолку:
— Даже не знаю…
— Может, на втором кругу решишь? — прищурился Стрэттон. Проигрывал он редко. Энрике насмешливо хмыкнул:
— Вот еще. Такой праздник не каждый день выпадает!
Товарищ сердито раздул ноздри. Он знал по опыту, что от будущего хранителя пустяком не отделаешься. К тому же, так везло кадету Д’Освальдо последний раз еще в сентябре.
— Третьего дня Декстер мне четыре пинты красного продул всухую, — интригующе напомнил проигравший. — Когда он там отобьется, бог весть… Крепленое, как ты любишь. Янтарный берег!
Энрике прищурился. Звучало и впрямь соблазнительно. Он взлохматил колоду и уже открыл было рот, чтобы принять откуп, но тут его штурмовик поднял голову и тихонько фыркнул. Наездник, выпрямившись следом, навострил уши.
— Ну? Ты знаешь, Энрике, я два раза не предлагаю.
— Ш-ш! Тише, Реджи. Кажется, у нас гости.
Стрэттон высокомерно прищурился:
— Брось! У них нынче в разведке одна зелень!..
— Зелень зелени рознь, — склонив голову к плечу, отозвался Энрике. Он уже уловил знакомый шорох хитина из левого коридора. — В тень, старина! Будет сейчас потеха!
Напарник, тоже прислушавшись, приподнялся. Его дракон вслед за Тьяго поднял голову, жадно раздувая ноздри, — похоже, и впрямь кому-то с младшего курса улыбнулась удача. Встретившись взглядом с Энрике, Реджинальд тихо хмыкнул:
— Ну, хоть разомнемся… Я слева.
— Я справа. Тьяго, в стену!
Штурмовик, поднявшись на лапы, встряхнулся и, отступив к стене, слился с ней черным сгустком застывшей породы. Дракон Реджинальда Стрэттона, повинуясь короткой команде наездника, повторил маневр по ту сторону арки. А оба наездника, убрав карты, растворились в темноте у входа в пещеру. Ждать им пришлось недолго.
— Ну вот же! — донеслось до них спустя неполные пять минут. — Факел!
— И что? Их по всему хребту несколько дюжин распихано, Кэсс!
— Нет. Яр завелся, это не обманка. Стоять!
Энрике, узнав голос Кассандры, одобрительно шевельнул бровью. В разведчики несбывшуюся супругу определили не зря… Он услышал, как по ту сторону арки ударились в пол подкованные железом сапоги, и взглядом просигналил напарнику: «будь готов». Стрэттон, на мгновение показавшись из темноты, кивнул и вновь слился с ней. А свет от факела, метнувшись в сторону, прочертил по неровному полу длинную желтую полосу.
— Орнелла, подожди!
— Да нет здесь никого, Кэсс. Твой дурень просто кураж поймал.
— Йар-р!..
— Орнелла!
— Ей-богу, Кэсс, так доверять дракону…
Застывшая тьма пещеры всколыхнулась под светом пламени факела. Тонкая фигурка, увенчанная золотой косой, вступила под каменные своды. Шаг, еще шаг. Энрике, сощурившись, весь подобрался.
— Ну, что я говорила? Пусто! — услышал он торжествующий голос. — И нет здесь… Кэсс? А белый крест на полу — это…
— Орнелла! Назад!
Кадет эль Тэйтана дернулась к выходу из пещеры — но было поздно. Проход заслонила сухая высокая фигура, и волосы ее пламенем вспыхнули в свете факела.
— Отставить, кадет, — насмешливо раздался в тишине голос Реджинальда Стрэттона. — Вы окружены.
— Кэсс!.. — взвизгнула кадет эль Тэйтана, и ей в унисон со стороны коридора хором откликнулся торжествующий рык двух штурмовиков. Энрике хмыкнул.
— Тьяго… — начал он, но не успел закончить. Новый рык, уже не драконий, эхом ударил в стены:
— Стоять!
Даже луженая глотка капитана де Гарра вчистую проиграла кадету Д’Элтар. Вздрогнули все — и оба штурмовика, и самочка-разведчик, и два третьекурсника.
— Кэсс! — порывисто обернувшись к выходу из пещеры, крикнула Орнелла. — Беги!.. Сау, прикрой!
Еще один рык, хрипловато-растерянный, рассыпался эхом. «Йар-р!..» — донеслось до Энрике. А следом, сквозь недовольное драконье урчание, до него долетел затихающий шелест крыльев.
— Тьяго! Задержать!
Приказ ушел в пустоту. Штурмовик кадета Д’Освальдо, дернувшись было следом за скрывающимся в левом коридоре первым разведчиком, сдал назад под щелкнувшими челюстями второго.
— Фр-р!.. — выдохнула Сау, встопорщив гребень. И мягко, протяжно взрыкнула, словно предупреждая. Штурмовик прижал к голове короткие отростки гребней. Это была самка — своя самка. Трогать ее было нельзя. Энрике, правильно истолковав тишину по ту сторону, скрипнул зубами. «Да чтоб тебя! — подумал он. — Нет бы наоборот!»
— Реджи, — бросил он, оставляя нишу. — Держи фант. Догонишь — с тебя две пинты красного вместо четырех. Нет — сообщи нашим, что схрон обнаружен.
— Ладно… — раздосадовано донеслось уже из коридора. Кадет Стрэттон с куда большим удовольствием остался бы в обществе хорошенькой герцогини — вместо того, чтобы гоняться по лабиринту за шустрым разведчиком. Он знал Яра, и в том, что кадет Д’Элтар успеет добраться до своей группы раньше него самого, не сомневался. «Эту молнию к стене не прижмешь, — подумал он со смесью недовольства и восхищения. — Девчонке чистая ртуть под седло досталась».
Громко захлопали крылья, и кадет Стрэттон растворился во тьме каменной галереи. Кадет Д’Освальдо, шагнув на свет, шевельнул плечом.
— Тьяго! — велел он. — Закрыть горло!
Штурмовик согласно всхрапнул, и его громоздкая тень упала на пол пещеры. Кадет эль Тэйтана, застыв в центре начерченного белой краской креста, вскинула голову. Золотистые глаза сталью блеснули в свете одинокого факела.
— Какая встреча, — глумливо протянул Энрике, поворачиваясь к ней. — Напрасно вы не послушали друга, ваша светлость…
Она не ответила. Он был сильнее и опытнее, а деться ей было некуда.
— Природа, — обронил Энрике, бросив короткий взгляд в сторону коридора. — Вам повезло, герцогиня, — Тьяго не обидит самку, потому что знает ее запах. Но штурмовикам Данзара, боюсь, будет всё равно.
Орнелла вздернула подбородок.
— Они получат не больше вашего, — процедила она.
— Вы полагаете?..
Насмешливо хмыкнув, он шагнул ближе. Кадет эль Тэйтана машинально подалась назад, и кадет Д’Освальдо, заметив это, улыбнулся.
— Вы не протянете и недели на реальной войне, — сказал он. — Вы не наездник, герцогиня. Неужто вы сами этого не понимаете?
Та прищурилась.
— А вам не приходило в голову, что вы выдаете желаемое за действительное?..
— Нет, — рассмеялся Энрике. — И никому не придет, даже вашему обожаемому де Кайсару. Понять не могу, что вы в нем нашли?
— А вам что за печаль? — ощетинилась она. — Завидки взяли?
— Боги с вами, герцогиня, — фыркнул тот. — Такой жены я и врагу не пожелаю!.. Что, ваш прекрасный принц всё держит оборону? Ну, не отчаивайтесь. Вы купили себе место в Даккарае, купите и мужа. Любопытно только, надолго ли хватит его благодарности?
Тонкая фигурка в центре белого креста застыла, будто схваченная морозом. Губы девушки скривились в презрительной гримасе.
— Лучше вообще никакого мужа, чем кто-нибудь вроде вас, — бросила она. И сделав паузу, усмехнулась: — Впрочем, у вас и на меньшее сил не хватило, не так ли? Ваша сестра стоит больше, чем вы! И доведись совету выбирать между вами двумя — сидеть бы вам на границе до старости!.. Даже у Кэсс хватило ума понять, что не стоит тратить на вас свое время, — а вы ведь уже размечтались на ее приданое, да? Соляные шахты Д’Элтаров! Большое подспорье для пустого кармана! Вы всерьез полагали, что ваши ужимки кого-то способны впечатлить? Смешно!
В темных глазах напротив зажглись злые мерцающие огоньки. Энрике неприятно усмехнулся.
— Допустим, — протянул он. Лицо Орнеллы, мраморно-бледное, в окружении ореола золотых волос, было теперь совсем близко. Искаженное злостью, уже не исполненное тем божественным светом, но еще более прекрасное — Энрике никогда не встречал настолько красивых женщин. И еще ни одну он не ненавидел так сильно, как эту. — А вы-то кто без отцовских денег и титула? Что в вас завидного? Смазливая мордашка, которая любому мужчине опротивеет через неделю, с вашей-то дикой спесью?
— А хоть бы и так, — сузив глаза, прошипела она. — У вас и того нет — и никогда не будет! Голытьба с пограничья! Кому вы сдались, кроме ваших деревенских дур!
— Голытьба, значит?..
Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Энрике сделал еще шаг вперед и, обхватив руками упирающуюся девушку, одним движением притянул ее к себе.
— Наши деревенские дуры, — хрипло обронил он, — по крайней мере знают, когда стоит закрыть рот. Но вас, похоже, этому не научили. Что ж, лучше поздно, чем никогда!
Скользнув ладонью вверх по ее спине, Энрике зарылся пальцами в густые волосы у основания тяжелой косы и прижался губами к золотисто-розовым губам. Он целовал ее — грубо и больно, не думая ни о чем, кроме своей уязвленной гордости, а в груди его медленно разливался уже знакомый жар. Стройное тело извивалось в его объятиях, сжатые кулачки молотили его по плечам, но ему было всё равно. Оно дышало летом, это небесное создание, которое он держал в руках; оно пахло молоком и медом, и от этого запаха у Энрике кружилась голова. Он почувствовал, как герцогиня, еще минуту назад шипевшая дикой кошкой, вдруг обмякла и прильнула к нему, и мир вокруг поплыл знойной дымкой. Мягкие теплые губы, такие сладкие на вкус, приоткрылись ему навстречу… А следом острое колено со всей силы врезалось ему в пах, и маленький твердый кулачок впечатался прямо ему в лицо, заставив с воплем отшатнуться назад. По щеке хлестнул кончик косы, дробно зазвенели, удаляясь, подковки сапог.
— Гр-р…
— Прочь, животное! — донесся до Энрике дрожащий в холодной ярости голос. — С дороги!.. Сау, вверх! Ласточкой!
Глухо, разочарованно рыкнул Тьяго. Свет факела, задрожав, колыхнулся, сухо и жестко зашелестел хитин чешуи, захлопали крылья. Сбежала. Оно, может, и к лучшему, подумал кадет Д'Освальдо, утирая с лица кровь.
Под арку пещеры просунулась виноватая черная морда.
— Что, Тьяго? — гнусаво прокряхтел наездник, зажимая пальцами разбитый нос. — Опозорились?..
Разогнуться Энрике смог лишь через пару минут — удар у хрупкой герцогини поставлен был что надо. «Так-то, пожалуй, я еще дешево отделался», — мысленно признал он. И потянувшись за платком, вдруг застыл. Нет, не показалось. Со стороны коридора летел нарастающий шум множества крыльев. Ближе, ближе… Свои? Или Кэсс всё же обставила Стрэттона?
Тьяго зарычал.
— Вход взять на прицел! — услышал кадет Д’Освальдо. — Выставить часовых! Охрана склада — выходить с поднятыми руками!
— Гр-р…
— Отгоните дракона! Д’Элтар — в дозор на правый коридор! Эль Тэйтана — на левый! Вы двое — в пещеру, займитесь охраной… Берем флаг и дёру, ударная группа на подходе!
«Чтоб тебя демоны взяли, Марстон», — узнав голос, подумал Энрике. И плюнув на пол, шагнул вперед, поднимая руки. Напрасно он жалел «зелень» — она оказалась куда как прытче, чем кто-либо мог представить.
Назад в Даккарай вернулись с рассветом. Метель к утру не утихла, как все рассчитывали, но разыгралась в полную силу: уставшие за ночь и порядком подмерзшие драконы с трудом прорвались сквозь бурю. Кадеты, едва живые, выглядели не лучше. «Пусть отдохнут, — сказал их кураторам Сезар Тайрин. — Они стойко держались. Разведут зверей по ангарам, накормят — и свободны до завтрашнего утра».
Приказ был исполнен. Преподаватели и ученики, получив заслуженный выходной, после завтрака разбрелись по казармам и уснули мертвым сном, еле-еле продрав глаза к ужину, — на обед в этот день почти никто не пошел… Впрочем, вечером за столами тоже было немало свободных мест. Первый курс отсутствовал наполовину, второй на треть, старший в столовую явился весь, но тоже клевал носами, без интереса ковыряясь ложками в мисках. Усталость и недосып прошедших дней оказались сильнее голода.
— Где нос так расквасил, Энрике? — спросил Декстер, один из немногих, кто ужинал с аппетитом.
— В поворот не вписался, — не глядя на него, сказал кадет Д’Освальдо и потянул к губам свою кружку. Реджинальд Стрэттон на миг задумчиво сощурился, но промолчал.
— Да, — обронил, зевая, кадет Вэдсуорт, — Белый хребет то еще местечко… И коридоры там — демон рога обломает!
Рональд де Ласси, бросив взгляд на багрово-фиолетовый синяк, украшающий лицо соседа, сочувственно крякнул.
— Перелом? — спросил он. Энрике коротко качнул головой.
— Нет. Просто разбил.
Он был сегодня неразговорчив. «Хотя с такой-то красотой в поллица оно и понятно, — подумал Клифф. — Да небось болит еще. Вот не свезло!» Он сочувственно вздохнул следом за Рональдом. С Энрике они помирились еще в тот день, когда пала Рыбачья долина, и даже несмотря на это печальное обстоятельство в душе кадета Вэдсуорта вновь установился мир. Они, все четверо, дружили еще с первого курса, и прошлогоднюю ссору Клифф переживал остро. Энрике тоже, пусть и старался этого не показывать, — но теперь между ними ничего не стояло, и можно было опять относиться друг к другу как прежде. Поговорив наконец без обиняков и принеся взаимные извинения, товарищи сошлись на том, что оба были неправы. Тем более, на Кассандру кадет Д’Освальдо давно уже не претендовал. Что им было делить?..
Допив свой кофе, Клиффорд зевнул и поднялся с лавки.
— Глаза закрываются, — сказал он. — Так что вы как хотите, господа, а я обратно в постель. Кто его знает, вдруг опять ночью по тревоге поднимут…
— Это навряд ли, — рассудительно отозвался Стрэттон, впрочем, тоже поднимаясь. — Хорошо, если к ночи метель поутихнет, но на это я бы не рассчитывал. Рон?
— Иду, — кивнул тот, отодвигая миску. И посмотрел на присосавшегося к кружке Декстера: — Пошли, болезный. Не то ведь рухнешь где по дороге, только к весне откопаем!
Рональд уже немного пришел в себя после известных событий, и пусть то, что вотчина де Ласси досталась врагу, до сих пор не давало ему покоя, в конце концов он рассудил, что могло быть гораздо хуже. Дом его не сгорел, родные были живы и здоровы, а третьего дня он получил из Хелвинда письмо от матери и немного воспрянул духом. Рональд всей душой верил в то, что Геон не проиграет войны, а значит, Рыбачью долину он рано или поздно вернет — и себе, и ее законным хозяевам.
— Идите, — не поворачивая головы, сказал кадет Д’Освальдо. — Мне еще в лазарет надо.
Де Ласси и Декстер следом за остальными поднялись из-за стола, и четверка кадетов направились к выходу из столовой. Энрике вновь поднес к губам кружку. На самом деле, в лазарет он не собирался — однако то, к чему готовился, сидя в одиночестве за столом, было потяжелей сразу трех переломов…
Энрике, чуть повернув голову, бросил взгляд на стол у противоположной стены. Девушки-кадеты в казарму пока не торопились, и все обитательницы комнаты под лестницей сейчас были здесь — включая герцогиню эль Тэйтана. Она сидела к нему лицом, рядом с Кайей, очень бледная и очень спокойная, и мерно катала по столешнице хлебный шарик. Сидящая напротив Кассандра, судя по жестикуляции, что-то увлеченно рассказывала подругам, и Орнелла, изредка кивая, улыбалась одними губами. Вид у нее был отсутствующий. Энрике, опустив глаза, уткнулся взглядом в стол. Прошлой ночью он наломал таких дров, что теперь не знал, с какого боку к ним подступиться. Дав волю гневу, он повел себя недостойно мужчины и дворянина и получил по заслугам, причем куда меньше, чем следовало. При всей своей нелюбви к сводной сестре, узнай Энрике, что кто-то посмел при ней распустить руки, дело точно кончилось бы лазаретом — но за герцогиню эль Тэйтана вступиться было некому. «Что на тебя нашло, скотина?..» — мысленно спросил Энрике у своего отражения в кружке с кофе — и отвел глаза. Он знал, что, и от этого было еще паршивей.
Только вот самого себя на поединок не вызовешь! А о том, что случилось, герцогиня уж точно никому не расскажет — это его позор, однако ее он заденет не меньше… Что ж, тогда пусть казнь выбирает жертва.
Кадет эль Тэйтана, все так же рассеянно улыбаясь, достала из рукава платок и завернула в него булочку. Имея деньги, даже в военной школе нет нужды пухнуть с голоду, значит, не себе приберегает на сон грядущий, подумал Энрике. Наверняка дракону понесет — это, конечно, против правил, но почти все наездники тишком зверей балуют, Кэсс тоже вечно таскала своему обормоту то хлеб, то яблоки… Как будто в подтверждение этой догадки, герцогиня сунула булочку в карман мундира и, что-то сказав подругам, поднялась. Энрике прищурился. Сейчас пойдет, понял он. И по такой погоде желающих составить ей компанию уж точно не найдется. «Пристроюсь в хвост, — решил он, краем глаза следя за покидающей столовую девушкой. — Провожу заодно, погода лютая… В ангаре чужих глаз да ушей не будет. Отобьет последнее — ну, значит, и поделом». Дождавшись, пока кадет эль Тэйтана исчезнет в дверях, он вернул кружку на стол, поднялся и быстрым шагом вышел следом за ней.
Учебный городок, занесенный снегом, был безлюден и темен. Добравшись до него, закутанная в плащ герцогиня свернула от решетки ворот направо, а идущий след в след за ней кадет Д’Освальдо, помедлив, скользнул вдоль ограды. Здесь, среди плотно стоящих пристроек, ветер стал потише, за девушку можно уже было не беспокоиться — дойдет. А вот ему самому светиться у ворот третьего ангара не стоило. Обойдя зевающих дозорных, что вторые сутки дежурили без смены, Энрике миновал первый ангар, второй, и поравнявшись с нужным, скрылся в тени задней стены. Там была еще одна дверь, слава богам, запертая только на внешний засов, — для школьной обслуги. Выждав для верности минут пять, Энрике осторожно поднял его, чуть приоткрыл дверь и плечом вперед проскользнул в узкую щель. В ангаре было тепло и тихо — лишь изредка похрустывала солома лежанок да сонно взрыкивали по своим стойлам драконы. Беззвучно прикрыв за собой дверь, молодой человек задвинул щеколду и прислушался. Где-то совсем рядом глухо лязгнул засов, заскрипела решетка — кадет эль Тэйтана опередила его всего на пару минут. И, к счастью, никто из караульных в ангар следом за ней не увязался.
— Привет, Сау, — услышал Энрике. — Смотри, что я тебе принесла…
В ответ раздалось мягкое драконье урчание. Неслышно ступая, кадет Д’Освальдо в три шага преодолел коридорчик заднего выхода и, увидев зажженный масляный фонарь над шестым стойлом слева, свернул к нему.
— Здесь даже есть немного изюма — больше для запаха, конечно… Погоди, обжора, дай хоть разверну!
Голос Орнеллы был тихий, ласковый, но какой-то безжизненный. Энрике чуть сбавил шаг. «И что я ей скажу? — вдруг подумал он. — «Простите, герцогиня, был не прав — двиньте мне коленом еще разок, да забудем про вчерашнее»? Нет, двинуть-то она, конечно, двинет…»
Уже достигнув открытой решетки он, колеблясь, остановился в тени соседнего стойла. Энрике был не Реджинальд Стрэттон, способный договориться с кем угодно о чем угодно, — дипломат из него, как из любого Д’Освальдо, был никакой. Они умели только драться. «И влипать в неприятности, — мрачно резюмировал он. — Причем по собственной же дури. Ну что мне стоило удержать при себе хотя бы руки!..» Подумав об этом, молодой человек дернул щекой. Что толку теперь сожалеть — дело сделано. И пусть простить его всё равно не простят, но по крайней мере…
— Вкусно? — донеслось из стойла. — Ну, ну, куда? У меня ничего больше нет, Сау… Совсем ничего…
Издав странный булькающий смешок, герцогиня умолкла. И уже поднявший ногу, чтобы шагнуть вперед, Энрике понял, что она плачет.
Метель стихла внезапно, в один момент — казалось, вот только что над головой остервенело выл ветер, а вокруг не было видно ни зги из-за снежной круговерти — и вдруг наступила тишина. Из черного ставший белым, Даккарай застыл, словно бы в ожидании подвоха, но буря уже ушла дальше, за перевалы.
Кадет Д’Освальдо, глядя себе под ноги, возвращался в казарму. Настроение у него было дрянь.
Прощения он не получил — да и просить не стал, побоялся, что сделает только хуже. Может быть, герцогиня плакала не из-за того, что случилось прошедшей ночью, но она не захотела показывать эти слезы даже подругам — что уж говорить о нём?.. Энрике бесшумно отступил в тень, вернулся к задней двери и покинул третий ангар несолоно хлебавши. «Завтра, — думал он, понимая, что чем дальше, тем тяжелее будет решиться вновь посмотреть в эти золотые глаза. — Перехвачу ее где-нибудь между занятиями!»
Оставив за спиной темный учебный городок, кадет Д’Освальдо спустился вниз по узкой улочке, миновал пост и свернул к родной казарме. Погруженный в свое невеселые думы, он даже не обратил внимания на странную тишину вокруг — метель улеглась, до отбоя было еще не меньше двух часов, однако улицы кадетского городка были пусты словно в полночь. Не толклись у крылечек стайки кадетов, не хлопали двери казарм и капитанских флигелей, а большинство окон были темны — но всё это прошло мимо Энрике. Не глядя по сторонам, он взбежал по ступенькам, толкнул дверь и ввалился в переднюю. Она была пуста, даже дневального поблизости не маячило, что Энрике только порадовало. На душе у него скребли кошки, в ушах до сих пор стояли тихие, горькие всхлипывания, и видеть кого бы то ни было ему сейчас не хотелось. Скинув плащ, он отряхнул снег с сапог и прошел в свою комнату. Она тоже была пустой и холодной. Кадет Д’Освальдо зажег лампу и занялся печкой, отстраненно прислушиваясь к окружающей тишине. Завтра, думал он. Завтра непременно — только бы уж тогда получилось!..
Снаружи послышался шум, а чуть погодя грохот сапог из передней и знакомый гомон голосов возвестил, что остальные жители казармы вернулись в свою обитель. Позади сидящего у печки на корточках Энрике с шумом распахнулась дверь.
— Вот он! — воскликнул Рональд. И, сбрасывая плащ, шагнул через порог. — Где тебя носит? Уже искать хотели! Реджи, Клифф!..
Энрике пожал плечами.
— Куда я отсюда денусь, — обронил он, захлопывая дверцу. Потом поднялся на ноги, обернулся к двери — да так и застыл с кочергой в руках. В комнату следом за де Ласси ввалились остальные и, судя по лицам, ничего хорошего они с собой не принесли.
— Туда и денешься, — входя последним, сказал Стрэттон. — Причем уже завтра. Нас переводят.
— Что?..
— Мы оставляем Даккарай, — вместо Реджинальда ответил Клифф. — Приказ короля. Первый курс отправляют в Предгорье, а второй и третий вместе с гарнизоном завтра днем выступают на Мидлхейм. Лагерь Райленд на Южной косе.
Энрике медленно стиснул в пальцах тяжелую кочергу.
— Запад?.. — глядя на Стрэттона, выдохнул он. Тот передернул плечами.
— Там всё по-прежнему. Жаль, ненадолго — Данзар вновь спустил на воду корабли, и в этот раз в авангарде флота движутся его бомбардиры. То, что идет сейчас к проливу Саари, армия запада не сдержит. Скоро на пустошь хлынут беженцы.
Энрике побледнел.
— А нас… — сиплым голосом пробормотал он, — нас… отсылают? Зачем?! Мы ведь можем сражаться!
— Можем, — невозмутимо отозвался Реджинальд Стрэттон, снимая плащ и аккуратно вешая его на крюк у двери. — И будем. Но уже не здесь.