Проснулся Нейл среди ночи, весь мокрый от липкого пота и жадно хватая ртом воздух. В ушах шумело, сердце тяжело и быстро вздрагивало в груди, каждым своим ударом болезненно отдаваясь внизу живота. Опять! Во имя богов, когда же это кончится?.. Он, тяжело дыша, сел на постели. Потом отбросил к стене сбившееся в комок одеяло и, спустив ноги на пол, сжал ладонями пульсирующие виски. На соседней кровати потревоженно заворочался сосед.
— Нейл? Хорошо всё?..
Сонный голос с гортанным островным акцентом окончательно вернул адепта эль Хаарта к реальности.
— Прости, Саян, — выдохнул он в темноту. — Кошмар приснился…
Сосед чуть слышно вздохнул в ответ и затих. Человеком он был деликатным и терпеливым, да и к ночным побудкам, похоже, за месяц уже попривык. «Надо думать, на мое счастье, — подумал Нейл. — Кто-нибудь другой, наверное, давно придушил бы подушкой». Губы молодого человека скривились в невеселой, вымученной усмешке. Новый его сосед, маленький кривоногий эйсерец, был воплощением спокойствия и невозмутимости — ни дать ни взять бронзовый божок — однако он все-таки был человеком из плоти и крови. А человеку свойственно ценить свой сон. Нейл растер горящее лицо руками. Сон! Он уже начал забывать, что это такое. Приснись ему в самом деле какой-нибудь кошмар, он, видят боги, только обрадовался — но нет. Грезилось ему совсем другое. И если раньше оно не слишком его беспокоило, то теперь… Это было невыносимо. Тело, познавшее радость плотских утех, медленно сводило его с ума, и он ничего не мог с этим поделать: стать мужчиной оказалось куда как проще, чем им быть. Если бы он только знал!..
Нейл, морщась, поднялся с кровати, протянул руку к полке, сдвинул неплотный ряд книг и нащупал у самой стены пузырек с настойкой корней лурии — он терпеть ее не мог, но сейчас другого выхода не было. Несколько часов до рассвета, хоть ненадолго бы забыться сном! Опорожнив склянку, адепт эль Хаарт вернулся в постель. С этим надо что-то делать, подумал он. Так дальше нельзя, иначе он докатится до того, чтобы вновь пойти на поклон к Фаизу. Тому, конечно, валяние в ногах понравится, и спектакль он досмотрит не без удовольствия, но после занавеса предсказуемо пошлет бывшего ученика подальше — и хорошо, если без комментариев, с этого змея станется разглядеть истинную причину… Нет, это не выход, только позориться зря. Но что делать с проклятыми снами, которые стыдно вспомнить и невозможно забыть?.. Раньше они просто волновали жаркой фантазией, приятно щекоча воображение и оставляя после себя неясный зуд в душе и легкое томление в теле, но сейчас предвкушение обернулось знанием, а желание — необходимой потребностью, и с каждым днем выносить это становилось всё тяжелее. Напряжение накапливалось, а сбросить его не получалось: отвары успокаивающих трав не помогали, физические нагрузки тоже — как ни тяжела была учеба на боевом факультете, она не шла ни в какое сравнение с давешним «курсом молодого бойца», что устроил адепту эль Хаарту его бывший наставник. Собственно, оный «курс», наверное, и отсрочил неизбежное — три минувших весенних месяца в преддверии перевода Нейл провел на последнем издыхании, весь июнь в Белой усадьбе он приходил в себя, а после, когда суровая школа ан Фарайя чуть забылась, пришла весточка от Сандры, и все его помыслы сосредоточились на ней одной. Воронка, ночные тренировки, постоянный страх, что узнает отец… Конечно, изредка те мучительные сны всё равно его посещали, но он как-то справлялся своими силами. Только Бар-Шабба — не Белая усадьба. И эта спальня принадлежит не ему одному, а в школьном банном корпусе приватных кабинетов не предусмотрено… Само собой, средства, подавляющие влечение, существовали всегда — но спокойствие ценой полной мужской несостоятельности в будущем Нейлу было не нужно. «Хоть женись, ей-богу, — всплеском отчаяния промелькнуло в голове. — Так было бы, на ком!..» Чувствуя, как тяжелеют веки, Нейл откинулся на подушку и нашарил рукой край одеяла. Настойка уже начала действовать. Но пить ее каждую ночь не станешь, иначе через пару-тройку недель превратишься в бревно, неспособное в уме сложить два и два. «Надо что-то делать, — уже засыпая, думал адепт эль Хаарт. — Надо… что-то…»
Утро он встретил с больной головой, пересохшим горлом и сознанием того, что эту битву в одиночку ему не выиграть. Даже страх, живший где-то глубоко внутри и окончательно обретший форму после его девятнадцатого дня рождения, отступил, скрывшись в тени негасимого зова природы. «К демонам эти метания, — думал Нейл, поднимаясь по ступеням учебного корпуса под опостылевшим дождем в толпе таких же серых, нахохлившихся балахонов. — К демонам всё, я не могу так больше! Я живой человек! То, что было, не повторится, но дальше так продолжаться не может!..» Будто в подтверждение этому, он продул в учебном поединке сопернику много слабее его самого — не в рукопашной, нет, а на практическом занятии по боевой магии — и зал покинул с уже готовым решением в душе. Если этого не избежать, что ж, будь что будет. Но в этот раз он обойдется без чьей-либо помощи. Он знает, что нужно для того, чтобы решить его проблему, пока он окончательно не впал в ничтожество, сделавшись рабом собственных желаний. Он знает, где это взять. И он возьмет — сегодня, потому что такими темпами завтра для него наступит где-то между сумасшествием и робой алхимика… Едва дождавшись, пока отзвенит последний колокол, адепт эль Хаарт вернулся в казарму, вынул из сундука туго набитый кошель, вызвал к воротам наемный экипаж и отправился в город, на Береговую линию.
Было еще только начало пятого, и в кулуарах «Золотой хризантемы», как в большинстве веселых домов в такое время, наплыва клиентов не наблюдалось. Убранная алыми, с золотом, драпировками зала встретила Нейла пустыми столиками, а хозяйка заведения, мадам Роксана, вышедшая к гостю на звон дверного колокольчика, искренне удивилась, услышав, зачем он явился. Впрочем, как женщина деловая и многоопытная, замешательство своё она сумела вовремя скрыть.
— Конечно, сударь, — только и сказала она. — Устроим всё в лучшем виде! Вы у нас не впервые, я вас помню, и всех моих малышек видели — кого бы вам хотелось?..
Единственное, чего сейчас хотелось Нейлу, — выспаться по-человечески, поэтому он в ответ лишь пожал плечами. Местных девушек, благодаря Райану как завсегдатаю «Золотой хризантемы», он и вправду знал наперечет, но на выбор после очередной бессонной ночи оказался попросту неспособен.
— Всё равно, госпожа, — с плохо скрываемой неловкостью в голосе ответил он, и мадам, опустив ресницы, понимающе улыбнулась. — Мне подойдет любая из тех, кто свободен.
— Тогда вам повезло, сударь, — проворковала хозяйка, потянув за один из витых шелковых шнурков за стойкой. — Молли обычно нарасхват, но сейчас… Она вам понравится, не сомневайтесь. Молли, душечка!..
Где-то на втором этаже приглушенно зазвенел колокольчик, и мелодичный девичий голосок откликнулся эхом:
— Да, мадам?..
— К тебе новый гость! — отозвалась хозяйка «Золотой хризантемы» и вновь посмотрела на Нейла. — Ступайте наверх, сударь, комната четыре. Приятного вечера! Если захотите вина или фруктов, или чего-нибудь еще, просто скажите Молли.
Адепт эль Хаарт, всё еще пряча глаза, буркнул в ответ что-то благодарно-невразумительное и заторопился к лестнице. Мадам проводила его смеющимся взглядом — сколько таких неопытных юнцов она повидала на своем веку!.. Однако (тут госпожа Роксана, посерьезнев, сдвинула брови) конкретно этот был ей не просто знаком. Относительно него имелись вполне конкретные распоряжения.
— Дорис! — позвала она, дождавшись, когда дверь комнаты под номером четыре захлопнется за спиною гостя. — Поди сюда, лентяйка! Мне нужно отлучиться ненадолго, побудешь за меня…
Нейл, войдя и закрыв за собой дверь, огляделся. Погруженная в мягкий полумрак комната была просторной, уютной — и почти целиком розовой. Плюшевые портьеры, пушистый ковер на полу, шелковое покрывало кровати, цветы на столике у камина, стекла колб масляных ламп — всё было розового цвета. И девушка, сидящая на коленях у низкого чайного столика, тоже была бело-розовая, в облаке льняных локонов. Только глаза у нее были голубые.
— Привет, милый, — улыбнувшись, сказала она. — Я Молли. Хочешь чаю?
— Нет, — пробормотал Нейл. Вся эта пастораль в кружевах и нежных оттенках сбила его с толку — обитель жрицы любви он представлял себе несколько иначе. Девушка улыбнулась снова и, склонив голову набок, предположила:
— Тогда вина?..
Нейл качнул головой. И вновь покосившись на кровать, внутренне поморщился — та была с балдахином. Да что же, без него никак нельзя обойтись?.. Взгляд его, скользнув по розовой комнате, натолкнулся на диван с высокой спинкой. Сойдет. Нейл, не глядя на девушку, стянул балахон, сделал несколько шагов вперед и опустился на мягкое шелковое сиденье.
— Я не хочу пить, Молли, — сказал он. — И есть тоже. Я толком не спал уже почти месяц. Ты знаешь, зачем я пришел, — делай, что нужно, разговаривать нам необязательно.
Еще недавно он и в мыслях не смог бы этого произнести. И прозвучали его слова, пожалуй, чересчур сухо и резко — однако Молли словно бы не заметила этого. Она опустила руку, что уже протянула к графину на столике, и поднялась.
— Бедняжка, — сказала она, сочувственно глядя на Нейла. — Я понимаю… В этой вашей школе совсем нет девушек, а это, наверное, тяжело, да?..
Нейл против воли улыбнулся.
— Тяжело. Но будь они там, было бы еще хуже.
— О! Понимаю, — повторила она. А потом шагнула вперед, провела руками по плечам — и воздушное бледно-розовое платье мягко соскользнуло с ее тела. — Но это ничего, милый. Другие девушки тоже есть.
Она была красивая. С белой матовой кожей, тонкой талией и небольшой, но округлой, почти совершенной формы грудью с маленькими золотисто-розовыми кружками ареол. Очень красивая. И она пахла розами, а не жасмином.
— Пойдем в постель, милый? — спросила она. Нейл снова качнул головой. Кровать, балдахин — всё это он уже видел и повторения не хотел.
— Можно и здесь, — сказал он, откидываясь на спинку дивана. Девушка улыбнулась.
— Конечно, — сказала она, легко перешагнув через кипу шелковых оборок. А в следующее мгновение — Нейл сам не понял, как — она уже сидела у него на коленях, положив руки ему на плечи, и ее губы касались его губ — нежно, как крылья бабочки, и тихий голос шептал ему что-то ласковое, такое же теплое и розовое, как она сама. Мягкая, словно из бархата, ладонь коснулась его шеи, и Нейл вздрогнул.
— Нет, — отрывисто бросил он, стиснув пальцами ее запястье. — Руки… убери руки…
— Как скажешь, милый.
— И не называй меня так…
— Хорошо, — прошелестело у него над ухом. Негромко звякнула пряжка ремня, Молли приподнялась и с тихим протяжным вздохом медленно опустилась вниз. — Тс-с… Всё хорошо… Так хорошо…
Она вновь прерывисто вздохнула, сжав коленями его бедра, и он не смог сдержать стон. Да, Молли не могла не понравиться. Молли знала, что нужно делать.
И всё было иначе: не болезненный жар с неутолимой, иссушающей жаждой, не ослепляюще острые всполохи темного серебра, не сладкая лихорадка агонии — только теплые волны удовольствия, поднимающиеся всё выше и выше, захлестывающие с головой, заставляющие забыть обо всем… А потом всплеск, словно удар о скалы, и тишина. Благословенная тишина — и ничто.
Обратно в казарму Нейл вернулся уже затемно. У него едва хватило сил снять плащ и ботинки: как был, в балахоне, штанах и рубахе он упал в постель и уснул. Сон его был глубок, прохладен и темен как самая черная ночь — а его сосед впервые за весь сентябрь не проснулся в четвертом часу, проклиная всё на свете, и не спрашивая, стиснув зубы, что случилось. Саян Нга-Унур был истинное дитя своего народа, и поколебать его душевное равновесие было непросто. Но возможно.
Однако, хвала всем богам, просить коменданта о смене комнаты ему всё же не пришлось: кошмары, изводившие его соседа, а заодно и его самого, их общую спальню больше не посещали. А «Золотая хризантема» в лице Молли приобрела постоянного и очень щедрого клиента — к всеобщему удовлетворению.
Райан Рексфорд привык всегда и во всем быть на шаг впереди остальных. Даже его позывной как буревестника по факту был лишь формальностью: здесь, в Бар-Шаббе, среди соратников Райан являлся, безусловно, первым. Этого было достаточно, да иначе и быть не могло — при всех своих амбициях сын магистра щита понимал, что вровень с графом Бервиком он все равно никогда не встанет. Номер Второй так номер Второй! К чему зацикливаться на таких мелочах?
Первым он был и на курсе, из года в год подтверждая своё несомненное лидерство высшим баллом в любой дисциплине, а потому у мэтров кредит доверия имел неограниченный. Что позволяло без лишних мытарств совмещать учебу и службу: на систематические прогулы адепта Рексфорда преподаватели закрывали глаза, а он, в свою очередь, всегда имел возможность отблагодарить их за это. Вот и теперь, в четверг, в самый разгар дня, пока его однокашники дружно отмораживали зады в аудитории, Райан Рексфорд катил в наемном экипаже по главной улице города, и мысли его были далеки от дел школьных. Взгляд чуть прищуренных глаз номера Второго задумчиво скользил по проплывающим за окошком домам. На главной улице в основном располагались дорогие лавки, аптеки и конторы солидных дельцов — и если раньше, какой бы ни была погода, здесь было не протолкнуться, то теперь… Рексфорд качнул головой. Мокрые серые тротуары были пусты, лишь ветер гонял по ним облетевшую листву. Люди встречались редко, всё больше конторские или рассыльные, да и те снаружи не задерживались — только вот дело было не в осени, дожде и разгулявшемся ветре. Вслед за новой властью пришли новые порядки.
— И то ли еще будет, — пророчески обронил Райан, хмурясь. А потом усмехнулся: воистину толпа это стадо баранов! Дай им пастуха и веди, куда хочешь, заставь прыгать с обрыва — прыгнут…
Уэйн Теллер, новый законно выбранный архимаг, в «пастухи» годился как никто. Но ни его пламенные речи вкупе с редким ораторским искусством, ни сокрушительное личное обаяние, ни уж тем более фанатичные мечты о «всеобщем равенстве» никогда бы не подняли его так высоко, не вмешайся Данзар. Именно он посадил Теллера в кресло архимага и, вероятно, уже совсем скоро его устами начнет диктовать свои условия. Одно непонятно — ведь Данзар всегда делал ставку на магов! А утопические фантазии Теллера с политикой Мэйнарда Второго ни в одной точке не сходились, что же он так вцепился в этого проповедника?.. Светлые брови Райана Рексфорда сошлись на переносице. Он не первый раз задавал себе этот вопрос. Экипаж чуть накренился, сворачивая в переулок, и номер Второй, мельком глянув в окно, откинулся на сиденье. Данзар, не Данзар, а Уэйн Теллер отнюдь не красовался на публику, раздавая предвыборные обещания. Став архимагом, он взялся за дело всерьез и сразу: не прошло и месяца, как те, в чьих руках была сосредоточена реальная власть в Бар-Шаббе, полезли на стену — да поздно!..
Начал новый глава совета с очистки улиц. Он разогнал всех лоточников и коробейников, определив им место на городских рынках, а нищих и попрошаек чохом отправил в работные дома — под известным соусом заботы об их же благе. К чему терять всякое человеческое достоинство, живя подаянием и копаясь в отбросах, когда можно приносить пользу себе и другим, причем отнюдь не бесплатно?.. Сброд, не привыкший работать, роптал, даже несмотря на казенное жилье, стол и жалование, но куда ему было деваться? Недовольных быстро утихомирили, в государственную казну потек увеличивающийся с каждым днем денежный ручеек — а вслед за побирушками да уличными торговцами пришла очередь городской стражи. Ее, разумеется, с улиц не убрали. Но укомплектовали на появившиеся средства отрядами нового образца, являвшимися, по факту, личной гвардией самого Теллера. Набирали в них по большей части молодых и резвых, в каждом отряде магов и не обладающих даром было строго поровну, а подчинялись они не главе городской стражи, а исключительно архимагу. Купить их было нельзя, но это еще полбеды — вторая ее половина заключалась в том, что теперь и обычному стражнику дать на лапу не представлялось возможным. За этим неусыпно следили те самые молодые да резвые: теперь всем отрядам городской стражи вменялись в обязанность совместные патрули, а при обнаружении любого намека на беззаконие стражники должны были докладывать об этом не своим командирам и их непосредственному начальнику, но в первую очередь — главе квартального «летучего отряда» имени Уэйна Теллера… Если же вдруг какой-то упрямый храбрец с шевроном на плече осмеливался в обход всех запретов протянуть руку за отступными, его тут же брали за химок. В первый раз — предупреждение, строгий выговор и солидный штраф, во второй — пинок под зад с насиженного места, вернуться на которое он мог лишь осознав и покаявшись, да и то очень нескоро. Назад проштрафившегося принимали только с условием сильного понижения в чине, должность его отдавали другому, не запятнавшему чести мундира, и пробиться обратно к кормушке ему уже не светило. Честность и неподкупность повсеместно поощрялись, если не сказать — культивировались, в рядах городской стражи алмарской плесенью расцвело стукачество, доносы и подсиживания, а преступления, без оглядки на то, кто их совершал, предавались огласке. Последнему нимало способствовали газетчики, сидящие на довольствии всё у того же архимага — и это помимо непрерывного потока пропаганды, льющегося со страниц всех городских изданий. Надо ли говорить, что уже к августу представители теневой стороны Бар-Шаббы вовсю забили тревогу? Сначала их лишили уличных торговцев и нищих, исправно плативших дань, потом — всех прикормленных командиров стражи, потом спустили на них свору молодых волкодавов из летучих отрядов, а в конце концов и вовсе прижали так, что ни вздохнуть ни охнуть! Решить вопрос по старинке, заслав кому следует ларчик-другой звенящих благодарностей, не вышло: «гонцы доброй воли» один за другим отправлялись за решетку, их щедрые дары — в казну, а попытка личного воздействия на главную проблему путем дипломатических переговоров тоже не увенчалась успехом. Новая власть на контакт не шла. Зато не ленилась показывать зубы — несколько столкновений с пресловутыми летучими отрядами Теллера ясно дали понять «уважаемым людям», что праздник кончился. Собрав с помощью городской стражи всю информацию о расстановке сил по ту сторона закона, представители архимага взялись за кнуты и вожжи, не считаясь со средствами, и преуспели. Мудро поддержав самое слабое звено и получив в свое распоряжение полный расклад по делам их конкурентов, Теллер убил сразу двух зайцев: избавился от серьезной угрозы, попутно прибрав к рукам все ей принадлежащее, и поставил победителя на жесткий контроль. Единственный выживший в этой короткой войне уличных шаек не успел порадоваться тому, как хорошо он разыграл карты, пойдя на сделку с правосудием… Нет, ни его самого, ни его людей не тронули. Но всё, что раньше принадлежало его более зубастым конкурентам — то, что он под прикрытием закона полагал в итоге закрепить за собой, — отошло государству. Ему же посоветовали не поднимать шума и сидеть, не высовываясь, там, где укажут: во избежание, так сказать, повторения недавних печальных событий. Грехи-то записаны! И то, что у него их поменьше, чем у ныне покойных соратников, вины его не умаляет. Последний главарь последней шайки возражать не рискнул. Да и какой у него у был выбор? Так же, как у нищих, законопаченных в работные дома, так же, как у прижатой к ногтю городской стражи, — никакого… Улицы Бар-Шаббы очистились от сброда. Газеты пели Теллеру осанну, горожане восхищались его хваткой и собственной прозорливостью — ведь это они его выбрали! — а дельцы средней руки, держатели лавок, трактиров и мастерских, вздохнули с облегчением. Конечно, они всё равно платили налоги, теперь даже несколько большие, чем при Хонзе, но без еженедельных поборов «ловцов удачи» так на так выходило дешевле.
Правда, нашлись и недовольные. Те, что были как раз не «средней руки», — Уэйн Теллер, из всех углов вычищая скверну и неся на крыльях своих летучих отрядов справедливость и трепет, ни на минуту не забывал о тех, ради кого он, собственно, всё это начал. Надежды, возложенные на него лишенными дара, он оправдал в полной мере. Он сделал улицы безопасными, он дал неимущим жилье и работу, он строил больницы и школы за счет казны, но самое главное — в первый день сентября он издал закон о нормированном рабочем дне. Теперь, если хозяин желал, чтобы работник задержался на службе сверх оговоренного времени, он должен был за это заплатить.
Простой люд возликовал. Чего, однако, нельзя было сказать о тех, кто обеспечивал его работой, — и в первую очередь это касалось крупных купцов и промышленников. Они открыто выражали свое недовольство, отказываясь следовать букве закона, но летучими отрядами их было уже не запугать, эти люди могли себе позволить собственную охрану, отлично обученную и вооруженную до зубов. Кроме того, дела они вели честно. И точно так же, как мелкие торговцы, платили налоги — только исчислялись оные в совсем других цифрах, составлявших немалую долю государственного бюджета, так что идти на прямой конфликт с таким серьезным противником архимагу было чревато…
Экипаж, разбрызгивая воду из луж, свернул в очередной переулок, пролетел, замедляясь, еще сотню локтей, и встал.
— На месте, сударь! — сквозь шум дождя донесся до Райана голос возницы. Адепт Рексфорд, нырнув пальцами в карман жилета, запахнул плащ и выбрался из повозки.
— Держи, — сказал он, бросив вознице монету. — Вернешься за мной через час.
— Сделаем, сударь! — монета улеглась в поясной кошель, а кучер, прищелкнув языком, тронул поводья. Ему уже приходилось возить этого молодого господина, и он знал, что платит тот щедро — особенно если не задавать лишних вопросов… Экипаж, покачиваясь на рессорах, скрылся за углом, а Райан Рексфорд, надвинув капюшон, быстрым шагом пересек мостовую и толкнул скрипучую дверь неприметной лавчонки, притулившейся между чьим-то закрытым складом и мастерской сапожника. На обшарпанной грязноватой вывеске над входом была изображена книга.
Седой старик в больших роговых очках, склонившийся у стойки над раскрытым фолиантом, поднял голову на тихий звон колокольчика и расплылся в улыбке:
— Добрый вечер, господин Рексфорд!
— Добрый, мэтр Лавелио, — улыбнулся в ответ Райан. — Как торговля?
— Как видите, — хозяин книжной лавочки развел руки в стороны. Райан, окинув взглядом пустой темноватый зал, понимающе хмыкнул. — Тишь да гладь, жаль, что за это не платят… В такое ненастье и за вином-то не всякий пойдет, а уж книги?.. Да вы проходите, проходите! Я и чайник сейчас поставлю.
Он закрыл свой талмуд и засуетился за стойкой. Райан скинул плащ.
— Чай подождет, мэтр Лавелио. Что там мой заказ?
— О, не извольте беспокоиться! Всё прибыло еще утром — я как раз собирался послать вам записку. Вы идите в читальню! Посылочка ваша вас там дожидается, где обычно. А чай я тогда попозже сам принесу…
Молодой человек кивнул и скрылся за книжными стеллажами. Старик вынул из-за стойки спиртовку, покряхтывая, разжег, водрузил сверху чайник и, вспомнив о своих обязанностях, торопливо заковылял к двери. Мэтр Лавелио был одним из старейших резидентов Геона в Бар-Шаббе — увы, и в буквальном смысле тоже, так что память уже начинала его подводить. Задвинув засов на двери, мэтр вернулся к стойке и, поглядывая на закипающий чайник, вновь погрузился в чтение.
Номер Второй, пройдя через зал и крохотную комнатенку с парой столов да десятком стульев, которую хозяин именовал «читальней», остановился у книжного шкафа. Привычно протянул руку к шестой полке сверху, потянул на себя книгу в зеленом переплете и, дождавшись, когда скрытый механизм придет в движение, шагнул в открывшийся проход. Шкаф за его спиной сам вернулся на место. А гость, оказавшись темном чулане без окон, стянул с шеи амулет и щелкнул пальцами. В стенном канделябре зажглась свеча. Взгляд Райана скользнул по столу в центре комнаты: его «заказ», он же «посылочка», он же — ворох конвертов с красной сургучной печатью на срезе — аккуратной стопкой высился в центре стола. «Надо было извозчику через два часа назначить, — подумал Райан, озабоченно хмурясь. Не глядя, бросил плащ на вешалку в углу, придвинул к столу стул и сел. — Впрочем, ладно. Если что, подождет, не сахарный. А вот чаю и впрямь было бы неплохо! Вечно тут у Лавелио холод собачий». Адепт Рексфорд подышал на озябшие ладони и, встряхнувшись, подвинул к себе конверты.
Мокнуть под проливным дождем в переулке возчику не пришлось — когда было нужно, номер Второй умел всё делать быстро. К назначенному сроку он уже ждал экипаж на тротуаре через дорогу от книжной лавочки.
— Молодец, — бросил он, забираясь внутрь. — Точно ко времени.
— Обижаете, сударь, — донеслось с облучка. Рексфорд беззвучно фыркнул себе под нос. Нашарил в кармане жилета пару монет — заслужил! — и, задвинув шторку на окне, откинулся на сиденье. Чаю он так и не выпил, зато письма разобрал, новые распоряжения к сведению принял и отчеты утренней смены все просмотрел. Жаль только, ничего для себя утешительного ни в одном из них не увидел. «Не просидим мы тут до зимы, — хмуря брови, думал номер Второй. — Теллер с промышленниками бодаться недолго будет, подомнет, как всю прочую мелочь, а после возьмется за нас. Целая школа готовых заложников — грех не воспользоваться!» Губы его на мгновение сжались. Этот вариант развития событий номер Первый полагал самым вероятным из всех возможных, поэтому его агентам в Бар-Шаббе еще летом был отдан приказ подготовить пути отступления. При прокладке ходов из школы в город адепт Рексфорд, понятно, не присутствовал, но конечный результат по прибытию оценил и счел в целом удовлетворительным. Спешка, разумеется, дала о себе знать, но так или иначе… «Выведем всех, — думал номер Второй, покачиваясь на сиденье. — Главное, чтобы никто в последний момент не заартачился. Демоны б взяли Теллера с его ересью!» На лицо адепта Рексфорда легла тень. Новый архимаг, наводя порядок в Бар-Шаббе, ее высшую школу тоже сторонкой не обошел. И многие адепты, поддавшись силе его харизмы и вдохновенным речам о постройке «нового мира», уже всерьез начинали к нему прислушиваться…
Однако дело было не только в них. Они все-таки еще колебались, тогда как кое-кто, похоже, всерьез вознамерился сорваться с крючка. Адепт эль Хаарт, пробившийся на боевой факультет с помощью Фаиза ан Фарайя (чтоб его, змея, вместе с Теллером демоны драли!) общение с другом прекратил, как отрезал. Каких удочек только не забрасывал Райан в попытке вернуть сына первого алхимика назад в ближний круг — всё было без пользы. Нейл здоровался с ним при встрече, вежливо поддерживал разговор, если им случалось за обедом оказаться за одним столом, иногда передавал приветы через Зигги — и всё на этом. Адепта Рексфорда он знать больше не хотел. И демон бы с ним, невелика потеря, да только… Райан заскрипел зубами. Герцог эль Хаарт пересмотрел свое мнение о будущем пасынка и велел больше его не трогать — пускай, мол, учится — но ответственности буревестников за его жизнь это не отменяло. Спаси боги, повторится та прошлогодняя история! Хоть волос с его головы упадет!.. «Очередной оплошности нам не простят, — сказал номер Первый номеру Второму. — И вам тоже. Не выпускайте его из виду ни на минуту. Нейлар эль Хаарт должен вернуться домой в целости и сохранности, иначе вы тоже можете не возвращаться». Приказ был предельно ясен. И Нейла пасли с утра до ночи, но насколько было бы проще, как раньше, всегда иметь его при себе! «А если, когда всё случится, он просто пошлет меня куда подальше и откажется уходить? — напряженно размышлял Райан. — Отчиму один раз он уже отказал, а мне больше не верит. Разве что Зигги?.. Нет, от этого тюфяка в пиковой ситуации никакой помощи, одна суета. Тьфу! Послали же боги дурня на мою голову! В душу ему плюнули, понимаешь ли, забыть он никак того экзамена не может! И ладно бы завалил его, так нет — а всё равно я крайний! Я ему бой продул, я со всех сторон огреб — и я же теперь пляши вокруг этой обиженки!.. И ведь сплясал бы, не растаял, да толку? Ведь всё уже перепробовал, видят боги! Не в ногах же у него ползать?!» Номер Второй едва удержался, чтобы не сплюнуть от досады. Учитывая положение дел, вероятность «ползанья в ногах» день ото дня становилась всё реальней.
В школу Райан вернулся затемно, продрогший и в далеко не лучшем расположении духа. Поужинал в «Короне», поднялся к себе и, машинально проверив тайник за камином, обнаружил в нем свернутый трубочкой тощий конверт. Кто-то из буревестников принес, пока командира не было. Райан, принюхавшись, хмыкнул: судя по приторно-сладкому аромату духов, что шел от бумаги, весточка была из «Золотой хризантемы». Вскрыв конверт, он пробежал глазами короткую записку — и его хмурое лицо просветлело. Ну наконец-то!
— Умница, Рокси, — пробормотал номер Второй, сминая записку вместе с конвертом и бросая ее в огонь. Еще в самом начале сентября, в первый свой визит в «Золотую хризантему» после каникул, он имел с ее хозяйкой небольшой приватный разговор касаемо адепта эль Хаарта. «Окажи мне услугу, Рокси, лапочка, — сказал он. — Помнишь моего друга — того, что ходит к тебе цедить лимонную воду без всякой закуски?.. Так вот, рано или поздно он придет за другим. И когда явится — подсунь ему Молли! Клиент он денежный, без особенных закидонов, а за мной не задержится, ты же знаешь». Мадам обещала. Ничьим резидентом она не являлась, но слабость к деньгам питала немалую, а платил адепт Рексфорд щедро. «Я постараюсь, — сказала госпожа Роксана. — Если только этот скромник вправду придет… И что с ним не так, я не пойму?»
С Нейлом всё было в порядке. Нынешним вечером он это доказал, явившись таки в «Золотую хризантему», о чем хозяйка заведения и поторопилась сообщить.
«Не выдержал все-таки, — удовлетворенно думал адепт Рексфорд, глядя в огонь. — Что же, надеюсь, наш неофит остался доволен. Дадим ему пару недель привыкнуть — а там… Молли немого разговорит, даром что дура-дурой! И никуда этот гордец от меня не денется».