Кони неслись сквозь ночь словно птицы: превосходные алмарские рысаки вороной масти, поджарые и стремительные, рядом с которыми все прочие лошади казались неповоротливыми черепахами. Дробно стучали подковы по Золотой дороге, в начищенных металлических бляхах упряжи отражалась луна — не привычный серп, как в Геоне, но серебристая тонкостенная чаша, полная звезд. На востоке всё иначе, подумал Бервик. Разве что кроме людей, они везде одинаковы.
Правитель Алмары исполнил свое обещание, даровав послу мира личную аудиенцию, и теперь пришел черед жрецов Первого круга сдержать слово. Впереди, таясь во мраке, ждал Дагхаби: священный город, закрытый для чужаков, «колыбель истинной веры»… Впустить иноверца внутрь осененных благодатью стен было сродни святотатству — пусть не перед богами, а лишь перед их последователями — поэтому Бервику отвели ночь. Предпоследнюю его ночь в Тигрише, почти перед самым отъездом, и это тревожило его сейчас куда сильнее, чем то, что охрана его была втрое меньше почетного сопровождения. Десяток, включая Франко Д’Ориана — в противовес тридцати молчаливым всадникам в черных хламидах и таких же черных чалмах. Лица этих людей до самых глаз были закрыты платками, одежда не имела никаких опознавательных знаков, а между собой они переговаривались отнюдь не на алмарском, но на каком-то странном змеино-шипящем наречии, которое графу было незнакомо. Скорее всего, шарарцы, решил он, вспомнив телохранителей шафи ан Махшуда. Те, правда, рта при господине в присутствии посторонних не открывали, но что-то было в них неуловимо схожее — в том кольце очень смуглых, рослых, бесшумно двигающихся мужчин, что окружали главу почтового двора, куда бы он ни направлялся, и этих, закутанных в черное с головы до ног. Молчаливость, обманчиво ленивая, упругая грация хищников… Шарар был славен своими наемниками, но служили они одной Алмаре. И даже боевитый Берс вряд ли смог бы с ними поспорить. «О наших гвардейцах и говорить не приходится, — отстраненно подумал граф, глядя поверх головы своего коня. — Даже без численного перевеса. А трем десяткам сынов пустыни четверти часа хватит, чтобы похоронить нас всех за ближайшим барханом, и даже небесное железо меня не спасет». Бервик качнул головой. Принц, в преддверии отъезда посольства, почти силком всучил другу собственную кольчугу, как он сказал, «на всякий случай». Роста они были одинакового, телосложения схожего, разве что Рауль Норт-Ларрмайн был немного шире в плечах, и небесное железо село на графа как влитое. Жаль, если пропадет зря! Его сиятельство невесело усмехнулся, что, впрочем, для всех остальных осталось незамеченным — одет он был точно так же, как его молчаливые спутники. Гости Дагхаби не должны никому бросаться в глаза. Им надлежит слиться с ночью и укрыть лица. Что ж, резонно. Еще бы не было так темно!.. Стиснув в ладонях поводья, Бервик опустил взгляд на луку седла. Слабого света юного, едва народившегося месяца только-только хватало, чтобы не потерять из виду дорогу. Холмы по обе стороны от нее тонули во мраке. Не на что тут смотреть. Только будет ли, на что взглянуть в Дагхаби — разумеется, кроме многочисленных храмов, ни в один из которых его всё равно не впустят? Что он там найдет и найдет ли вообще?
Неизвестность — худшее из зол. Бервик не знал, чем его встретит священный город, не знал, доберется ли он до него, но хуже всего было то, что он понятия не имел, сыграла его рисковая ставка или же нет. Сундук, предназначенный главе почтового двора, опустел в два дня. Стараниями Угге Ярвиса и Ирвина Деверелла золото, что было в нем, обрело иную форму и нашло своих хозяев — вернее, хозяек, — но результатов «разведки боем» Бервик не увидел и по сей день. А день этот уже кончился, грядущая ночь будет последней. Если не удалось… Если всё было напрасно… Его сиятельство на миг прикрыл веки. А потом, подняв голову, вновь уставился слезящимися от ветра глазами вперед, во тьму. Если так, бесстрастно подумал он, то упокоиться под барханом — еще не самое страшное будущее. Без Алмары войны Геону не выиграть. «И если судьбе будет угодно вручить жезл победителя Мэйнарду Второму, я не хочу это видеть».
Пара головных всадников, переглянувшись, резко повернула коней с дороги. Остальное сопровождение безмолвно последовало их примеру. Франко Д’Ориан, чуть сжав коленями бока скакуна, метнул взгляд на своего командира, но Бервик только чуть шевельнул плечом. Нервы его, без того в последние дни натянутые до предела, звенели от напряжения, но сеять панику он не имел права. Да и какой был в том смысл теперь? «Нас одиннадцать, их тридцать, — промелькнуло в голове. — Мы не знаем, где мы, они — знают. Нам всё равно не уйти живыми, если ан Махшуд отдал приказ». Граф выпрямился в седле и вслед за шарарцами пришпорил коня. Тонкий месяц над головой скрылся за мелкой тучкой. Мрак, наполненный свистом ветра и глухим стуком подков, окутал со всех сторон — густой, непроглядный, пахнущий лошадиным потом и пылью. «Светлый Владыка, вершитель судеб, склоняюсь перед тобой! Даруй мне свою защиту, а с нею — мудрость, а с ней — смирение, чтобы услышать и принять волю твою…»
Чернота впереди сгустилась еще сильнее. А потом всколыхнулась вдруг дымной завесой, вздрогнула — и опала, сотней крошечных солнц ослепив глаза. Заржали кони. И граф, вскинув голову, увидел над собой край крепостной стены, усеянный ярко горящими факелами. Застонали массивные цепи подъемной решетки, протяжно заскрежетали петли ворот — священный город приветствовал полночных гостей. Бервик, щурясь, опустил голову в жесте благоговейной покорности — и улыбнулся. Не губами, которых всё равно никто не увидел бы под черным платком, но всем своим существом, исполненным ликования.
Молитва была услышана.
Высокие деревья, теряющиеся верхушками крон в черном небе, вставали вдоль дорожки почетным караулом. Шелестел под сапогами песок, издалека эхом доносился звон колокола и заунывная песнь Неспящего стража — одного из тех, кто нес ночную службу под куполом главного храма Дагхаби. Громко и мерно стрекотали цикады. Священный город жил и дышал, пусть даже в отличной от мирской тональности.
Бервик шел по коридору. По живому, исчерна-зеленому коридору меж двух шеренг древесных стволов, подсвеченному лишь дрожащими пятнами факелов, что держали в руках шестеро рослых шарарцев: трое впереди, еще трое за спиной. Куда они вели его, граф не знал. И рассчитывать ему, кроме себя, было не на кого — его гвардейцы вместе с Франко Д’Орианом остались далеко позади, в рощице одного из многочисленных храмов, в окружении двух дюжин молчаливых бойцов с закрытыми лицами, а вокруг была ночь. И город, ревностно хранивший свои тайны…
Жрецы Первого круга встретили гостя лично. Все четверо — одинаково невысокие, высохшие как мумии, облаченные в парчовые хитоны, расшитые золотом. До зеркальной гладкости бритые головы, тяжелые серьги в ушах, серебряные посохи с навершиями в виде священных животных — по одному на каждого из богов-покровителей… В Геоне никто не прятал лиц, и властителей Пятого неба это касалось тоже: с алтарей и храмовых гобеленов на верующих смотрели лики почитаемых ими божеств — всемилостивого Танора, сурового Антара, легкокрылой Сейлан — что на востоке сочли бы варварством и поруганием святыни. Облик алмарских богов был навсегда сокрыт в извечном сиянии благодати, изображать их где бы то ни было почиталось тяжелейшим грехом, и даже старшим жрецам позволялось не больше, чем их многочисленной пастве. Четыре аватара: черный ястреб, дикая горная кошка, пустынная змея с раздутым капюшоном и морской шипохвост — четыре стихии, четыре бога. И их проповедники на земле.
— Дагхаби приветствует тебя, странник, — сказал гостю Первый из Первых в круге, жрец в багряном одеянии с посохом в виде атакующей кобры, и граф в ответ согнулся в поклоне — таком глубоком, что смог разглядеть каждую пылинку на носах своих сапог. — Открой свое сердце Свету, да сияет он вечно! Слово Шабб-Сияра вновь звучит с алтарей. Ты принес нам благую весть — прими же ответный дар и войди под своды священного града, чистый душой и помыслом!
Не поднимая глаз, граф выпрямился.
— Да будет моя душа открыта Свету, — по-алмарски произнес он, интуитивно копируя певучие интонации Ирвина Деверелла, — а ум мой чист и ясен в предвечном сиянии… Мой дар меркнет в сравнении с тем, что я получил в ответ. И нет для меня большей чести, чем склониться перед величием Четырех, на краткий миг припав к истоку их мудрости.
Первые в круге одобрительно переглянулись. Конечно, перед ними был иноверец — но протокол он знал. И говорил с большим чувством. Жрецы, сделав знак главе сопровождения, расступились и пригласили гостя следовать за собой. Они вели его по Дагхаби — пустынными улицами и тенистыми священными рощами, мимо храмов, что сияли в ночи огнями бессчетных жаровен, мимо величественных постаментов красного мрамора, сейчас казавшегося совсем черным, мимо молебных беседок и жертвенных холмов… Изредка процессия останавливалась возле очередного дома очередного бога и благоговейно внимала доносящимся изнутри песнопениям: то есть, внимали жрецы, остальные лишь склоняли головы, храня почтительное молчание и ожидая, когда можно будет вновь двинуться дальше. Впереди шли Первые в круге, за ними Бервик, за ним его охрана, а замыкали это шествие все те же тридцать закутанных в черное всадников, правда, теперь уже пешие. И этот почетный конвой не был единственным — в густой тени деревьев и зданий нет-нет да и угадывалось смутное движение. Десятки пар глаз следили за чужаками из мрака, скользя по границе света и тени, невидимые, неслышные, почти бестелесные — стражи Дагхаби несли свою службу.
Процессия остановилась в густой роще неподалеку от западных ворот, тех самых, что несколько часов назад распахнулись навстречу гостям. Жрецы, чей долг благодарности был теперь выполнен, по очереди осенили графа благословением Света и откланялись. А от оставшихся на месте трех десятков черных теней отделилось шесть, похожих между собой как близнецы. В руках у них были факелы.
— Идите за нами, мушир, — по-алмарски произнес один из шарарцев, чуть поклонившись Бервику. — Вас ждут.
Граф шагнул вперед. Франко Д’Ориан двинулся было следом, но все тот же боец коротко качнул головой.
— Ждите меня здесь, — предвосхищая возможные вопросы и возражения, сказал посол мира. — Я скоро вернусь.
Гвардейцы нехотя подчинились. А его сиятельство вслед за первой тройкой проводников ступил на тонущую в черно-зеленом мраке дорожку. Пылающие головки факелов отбрасывали на нее причудливые тени, тянущиеся к подошвам его сапог словно живые хищные щупальца, а по обеим сторонам тропы скользили во тьме тени иные, совсем неразличимые глазу, но уже из плоти и крови… Бервик не думал о них. Мерно шагая вперед, он глядел прямо перед собой, усилием воли сдерживая нетерпение. Он ждал этой встречи с тех самых пор, как его нога ступила на сходни Первого причала, ждал и боялся — не столько самой встречи, сколько того, что ему в ней откажут. Но теперь время пришло.
Тропа круто вильнула вбок и кончилась у подножия залитого лунным светом холма. Каменной короной его венчала резная беседка. Шарарцы, остановившись, подняли факелы вверх.
— Вам туда, мушир, — сказал старший из шестерки, указав на беседку. Бервик отстраненно кивнул, даже не взглянув на него. И двинулся вперед — один. Его немногословное сопровождение осталось ждать внизу.
Беседка была пуста. Граф медленно обошел ее изнутри, вглядываясь в клубки теней по углам, и остановился у гранитного постамента с широкой жертвенной чашей в центре. По краю ее были выбиты полустёршиеся от времени буквы и символы. Древне-алмарский, даже пытаться не стоит хоть что-нибудь разобрать, подумал Бервик. И затылком почувствовав вдруг чье-то присутствие, поднял голову.
— Да осенит вас благословение Четырех, — ровно произнес он, не оборачиваясь. — И да сияет Свет…
— …отныне и вовек, — закончил за него негромкий голос, в котором сквозила улыбка. — И вам того же, граф, пускай мы с вами разной веры.
— Вера? — раздумчиво отозвался его сиятельство, не сводя глаз с жертвенной чаши. — Да, она у каждого своя, но свет и тьма едины в тысяче лиц! Благодарю, что все-таки нашли для меня время, шафи.
— Боюсь, вы не оставили мне выбора, — усмехнулся голос, и Бервик наконец обернулся. Из сумрака у восточной стены беседки, пронизанного нитями лунного света, навстречу ему выступила невысокая жилистая фигура в черном. Острые плечи, резко очерченные скулы, нос, похожий на загнутый птичий клюв, и знакомый прищур миндалевидных глаз — глава почтового двора не скрывал лица, как те, что ему служили.
Шафи ан Махшуд улыбнулся.
— Должен признать, — сказал он, — ваше бесстрашие меня впечатляет. Взять штурмом гарем, да еще и настолько успешно? На это не каждый осмелится.
— Клянусь богами, досточтимый шафи, я никогда…
— Конечно, сами вы там не были, я знаю, — кивнул ан Махшуд. — Иначе наша встреча состоялась бы гораздо раньше и, увы, совсем в другом месте. Однако вы сделали всё, чтобы обратить на себя внимание Старшей в гареме и ее любимой невестки. И, не буду скрывать, стали первым из иноземцев, кто удостоился чести встретиться с матерью светлейшего аль-маратхи… Нет-нет, не трудитесь, о том, что ни ее лица, ни ее самой вы не видели, мне тоже известно. Алмара не слишком богата растительностью, но в садах Дворцового холма ее более чем достаточно, лучше места для приватного разговора вряд ли найдешь. Отличный выбор, должен заметить.
— Согласен, — склонил голову граф. Вспомнил тенистые висячие сады, поражающие обилием благоуханной цветущей зелени, лабиринт высокой живой изгороди и две дорожки по обеим ее сторонам. Бервик и впрямь не видел, с кем говорит, лишь слышал. Шелест шелка, скрип песка на дорожке под легкими неторопливыми шагами и голос — негромкий, задумчивый, изредка задававший вопросы. Мать светлейшего аль-маратхи говорила мало. Но, несмотря на это, по окончании беседы граф пришел к однозначному выводу — не все женщины на востоке так уж тихи и покорны. В мягком голосе его собеседницы звучало истинно королевское достоинство. И пусть она так же, как ее сын, не сказала просителю ни «да», ни «нет», он чувствовал — в этот раз его действительно выслушали.
Мурад ан Махшуд чуть шевельнул бровью.
— «Согласен»? Стало быть, место предложили не вы?
— Я не настолько хорошо знаком с Дворцовым холмом, и уж точно не мне диктовать условия Старшей в гареме. По совести, я и предположить не мог, что мне окажут подобную честь! Однако если доброта светлейшей аль-авалу может быть истолкована превратно, я готов подтвердить, что инициатива нашей с ней встречи целиком принадлежала мне. Меньше всего на свете я желал бы доставить неудобства той, что подарила Алмаре ее повелителя.
— Как это по-рыцарски, — в голосе шафи вновь промелькнула улыбка. — Не беспокойтесь, граф. У аль-авалу нет секретов от сына, и он знает, что она предана ему всей душой. В конечном итоге, это была лишь одна короткая беседа!
— Отрадно слышать, — вновь склонил голову посол мира. Заодно приняв к сведению, что больше так делать не стоит — ни ему самому, ни кому бы то ни было еще.
Глава почтового двора, обведя взглядом темную беседку, опять остановил его на своем визави.
— Я читал ваши письма, граф, — сказал он. — И к Старшей в гареме, и к ее невестке. О содержании вашего разговора с аль-авалу мне тоже известно — впрочем, вряд ли вас это удивит. Скажите, вы всерьез полагали, что такой рискованный шаг сможет перетянуть чашу весов на вашу сторону?
Бервик поднял голову.
— Нет, — глядя в лицо шафи, спокойно ответил он. — Но я надеялся, это сможете сделать вы.
— Любопытно. Только с чего бы? Если мой повелитель не счел нужным ответить на вашу просьбу так, как вам того хотелось, разве его верный раб может хоть что-нибудь изменить?..
Граф отстраненно пожал плечами.
— Светлейший аль-маратхи воистину мудр, — сказал он. — Во многом, и, в частности, в том, что не принимает решений, не рассмотрев их со всех возможных сторон и не приняв к сведению голоса тех, кто стоит на страже его интересов. О вашей верности повелителю ходят легенды — так же, как и о вашем непревзойденном чутье. Решаете не вы, я знаю, да и как может быть иначе? Однако свое мнение у вас есть. И если верно всё, что я слышал о вас, оно редко бывает предвзятым.
— Лесть? Вы разочаровываете меня, граф.
— Думаю, вы к этому уже привыкли, шафи, — Бервик, подняв взгляд к небу в ажурных прорезях крыши, улыбнулся. — Но правда тоже порой звучит как лесть, а что касается разочарований… Единственная, кого я страшусь разочаровать — это моя королева. И Геон. Потому что меня он в таком случае переживет ненадолго. Думаю, вы знаете, что я имею в виду.
— Возможно, — протянул шафи, испытующе глядя на него снизу вверх. — Но хотелось бы конкретнее.
Граф коротко усмехнулся.
— Времени, чтоб растекаться мыслью по древу, у меня давно уже не осталось, так что извольте: я говорю о войне. И о Дымке. Алмаре пока не пришлось столкнуться с багровой смертью лицом к лицу, но стоит ли считать это удачей?.. Ваши люди участвовали в облаве на распространителей Дымки в Бар-Шаббе, весной, и о ее результатах вам известно не хуже меня. Как и о том, полагаю, что помянутая облава была не единственной, а запутавшиеся в сетях все как один по крови принадлежали востоку. Мы не допускаем и мысли, что Дымка была рождена Алмарой, а значит, кто-то другой очень старается бросить на нее тень.
— Предположим. И что же из этого следует? Означенный «кто-то» намерен обвинить во всем нас?
— Нет, шафи. Нас. Алмаре, мнится мне, отведена будет иная роль — невинно осужденного, оклеветанного молвой и потому обязанного восстановить свое честное имя единственно возможным способом… Алмара и Геон всегда жили в мире, но нет беспощадней врага, чем преданный друг, не так ли? — его сиятельство усмехнулся снова. Ан Махшуд в ответ чуть прищурился.
— Да, что и говорить, расчет верный, — согласился он. — Вопрос только — чей?..
Бервик повернул голову.
— Осмелюсь предположить, что ответ известен нам обоим, шафи.
Глава почтового двора неопределенно хмыкнул.
— Допустим, — после паузы обронил он. — Так чего же именно Геон хочет от Алмары? Договор военного союза?
— Нет. Ее величеству известно мнение светлейшего аль-маратхи на сей счет. Мы не просим вас сражаться на нашей стороне. Единственное, о чем мы просим — не поднимать меч против нас.
— Значит, договор о ненападении…
— Да, — Бервик сделал паузу и добавил: — На ваших условиях.
Мурад ан Махшуд задумчиво склонил голову к левому плечу. Помолчал. И сказал наконец:
— Понимаю. Но в таком случае и вы должны понимать, граф, что если Алмара пойдет Геону навстречу, это недолго будет оставаться тайной. И тот, кто планировал подставить нас обоих, не оставит пощечину без ответа. Потерпев поражение на востоке, он немедленно нанесет удар северу, чтоб окончательно не растерять своих позиций.
— Разумеется, — без всяких эмоций кивнул собеседник.
— И у Геона достанет сил выдержать этот удар?..
— Достанет даже отразить. Если драться придется один на один.
— Вряд ли на это стоит рассчитывать, — шафи прошелся по беседке от перил до перил, то исчезая в тени, то вновь появляясь, и остановился по другую сторону жертвенной чаши, прямо напротив Бервика. — Думаю, больше нет смысла в туманных намеках, граф, давайте называть вещи своими именами. Данзар в одиночку не воюет. Норт-Прентайсам хватило самой первой войны, чтобы понять преимущество целого кулака перед единственным пальцем, — а значит, вам придется иметь дело как минимум еще и с Берсом. Тогда как у вас самих армии наемников нет.
— Нет. Но есть герцогство Лилии.
— И много ли оно способно дать?..
— Может, и немного. Но для того, чтобы поставить точку в прошлой войне, этого оказалось достаточно.
— Ну, раз собственные тылы Геона столь надежны, — зачем же вам в таком случае мы?
Бервик ответил не сразу. Тоже склонил голову к плечу, скользнул рассеянным взглядом по каменному ободу жертвенной чаши…
— Даже в самые худшие времена Геон не отворачивался от друзей. Алмара — наш союзник. И мы нужны друг другу — как добрые соседи, каждый из которых никогда не посмотрит на чужое поле как на своё. Мощь Востока и Юга несоразмерима, и Данзар, в нынешних своих границах, никогда не осмелится бросить вам вызов. Однако если он подомнет нас, он получит весь континент. Он станет вдвое сильнее. И, вполне вероятно, на этом не остановится.
Шафи ан Махшуд насмешливо приподнял брови.
— А если вдвое сильнее станете вы? Что остановит вас?
Бервик расправил плечи.
— Верность слову, — коротко уронил он. — Которое мы никогда не бросали на ветер — вы знаете это, шафи.
Тот не ответил. Долгую минуту они молча смотрели друг другу в глаза, пока в призрачной темноте на краткий миг не сверкнула улыбка, и Мурад ан Махшуд не произнес:
— Да, граф, я это знаю. И я вас услышал…
Посольство вернулось в Геон пятнадцатого октября. Стоял солнечный, безветренный полдень, в Синей бухте было не протолкнуться от кораблей, а в порту — от людской толпы. Королевский причал, расположенный наособицу, как оказалось, тоже не был пуст. Посольство встречали.
Граф Бервик, стоя на носу головного фрегата, улыбнулся, завидев в плотной толпе серебристо-голубые мундиры. Потом поднял взгляд вверх — и улыбка его стала шире. Над головами гвардейцев реял штандарт герцогства Янтарного берега — наследный принц, пользуясь тем, что он еще не король, лично решил встретить друга. «И узнать все подробности из первых уст, не дожидаясь королевского совета, — посмеиваясь, подумал граф. — Норт-Ларрмайны не любят ждать». Он одобрительно прищурился. Бервики с Норт-Ларрмайнами не состояли в родстве, однако его сиятельство тоже всегда предпочитал штурм долгой осаде. И пусть сообщение о том, что переговоры увенчались успехом, его высочество получил еще неделю назад, нетерпение друга Бервик сейчас понимал лучше чем кто-либо.
— Франко! — позвал он, не оборачиваясь. Адъютант его сиятельства, стоявший по левую руку от командира, внутренне весь передернулся от досады. «Франко», «Франко»!.. Только и слышно было всю дорогу, а за какие заслуги, спрашивается? Глава охраны посольства — Франко, по Алмаре разъезжать — Франко, среди ночи куда-то сорваться с одним жалким десятком — опять Франко, чтоб ему ни дна ни покрышки! Вот где справедливость?.. «Кругом кумовство, — безрадостно подумал Лэнгли. — Служишь, служишь, по всему Геону носишься как пастушья собака, язык вывалив, верность блюдешь почище иной жены, заманчивые предложения одно за другим отметая, а карьеру делают те, кому просто повезло когда-то занять соседнюю койку!» Он уязвленно вздернул подбородок. Франко Д’Ориан и Натан Бервик вместе учились, тогда как нынешний адъютант его сиятельства, на свою беду, окончил военную школу Даккарая тремя годами ранее. И на протекцию по старой памяти, увы, претендовать не мог.
— Слушаю, ваше сиятельство! — раздалось слева. Лэнгли поморщился. Легок на помине, подумал он, с подчеркнутым равнодушием глядя прямо перед собой. Ему было обидно.
Граф, обернувшись на голос, насмешливо фыркнул. Вид у Франко Д’Ориана сейчас был такой счастливый, будто возвращался он не на службу, а по меньшей мере к любимой женщине после пяти лет походов. Что, в общем-то, было объяснимо: на обратном пути главу охраны до полусмерти замучила качка. «Иной раз людям нервы только на пользу, — отметил Бервик. — А стоит немного расслабиться — и пиши пропало».
— Скоро причалим, — сказал он. Бледное лицо гвардейца расцвело улыбкой, и граф с трудом удержался от смеха. — Я вижу, тебя наконец отпустило?
— Так точно, ваше сиятельство!
— Не может не радовать… В таком случае отдай приказ готовиться к высадке. Его высочество ждет на причале.
— Будет исполнено, ваше сиятельство! — с готовностью отрапортовал Д’Ориан, разворачиваясь на каблуках, и адъютант графа мысленно закатил глаза. Вот горазд же выслуживаться, горный медведь!.. Раздражение, копившееся внутри с первого дня миссии, все-таки на мгновение прорвалось наружу, и Бервик его заметил.
— Лэнгли, Лэнгли, — благодушно протянул он. — Не там ты ищешь соперников! Полно, я к тебе слишком привык, чтобы менять на кого-то другого. Так что сотри с лица эту кислую мину — не дай боги, его высочество примет ее на свой счет.
Пойманный с поличным на недостойных мыслях адъютант испуганно моргнул и вытянулся во фрунт.
— Ваше сиятельство! Я вовсе не…
— Ох, Лэнгли…
— Виноват, ваше сиятельство!
Граф, фыркнув в воротник плаща, махнул на него рукой.
Не прошло и получаса, как маленькая посольская флотилия пришвартовалась у Королевского причала. Оставив разгрузку на Франко Д’Ориана, Бервик первым спустился по шатким сходням и склонился в почтительном поклоне перед наследным принцем Геона. Рауль Норт-Ларрмайн, пряча улыбку, кивнул в ответ.
— С возвращением, граф, — сказал он. — Надеюсь, путешествие было приятным?
— Благодарю, ваше высочество, вполне, — ответил тот, выпрямляясь. Ему подвели коня. — Хотя, признаться, дома всё же лучше!
Они рассмеялись и, оседлав лошадей, в кольце гвардейцев двинулись в сторону городских ворот. Пахло морем, солью и осенью. Как хорошо — после долгих недель изматывающей жары!.. Его сиятельство, на миг прикрыв глаза, вдохнул полной грудью и расплылся в улыбке не хуже главы своей охраны. Принц сочувственно крякнул:
— Несладко пришлось?
— Прямо скажем, бывало и получше. Но, милостью богов, это уже позади, — Бервик удовлетворенно скользнул ладонью к груди. Там, надежно укрытый тонкой кольчужной сеткой небесного железа, ждал своего часа плотно запечатанный пакет. Договор о ненападении, скрепленный печатью Селима Тринадцатого — посол мира с честью исполнил возложенную на него миссию. — Надеюсь, в столице все благополучно, ваше высочество?
— И в столице, и во дворце, — кивнул Рауль. — Можно сказать, ты почти ничего не пропустил… Что Ирвин? На волю не рвется?
— Где там! — хохотнул основатель Братства Погреба. — Пожалуй, назад в Геон его тащить на аркане пришлось бы. Верите ли, едва его узнал — записной алмарец в шальварах и золоте, а уж перстней на пальцах больше, чем самих пальцев! Плюс место личного секретаря посла уже почти в кармане — так что, боюсь, на родине мы его ой как не скоро увидим.
— Ну, — задумчиво обронил принц, — оно, пожалуй, и к лучшему. Где личный секретарь посла, там и посол…
Граф, скосив глаза на друга и повелителя, шевельнул бровью.
— Похоже, за три дня в дороге я все-таки пропустил немало?
— Чуть там, чуть здесь, — пожал плечами Рауль и, заметив тень тревоги в глазах соратника, успокаивающе опустил веки: — Но исключительно доброе, не беспокойся. Обсудим во дворце, после совета — государыня ждет нас обоих в малом зале, — он помолчал и добавил: — Я рад, что ты вернулся, Натан.
Бервик опустил веки. Вспомнил удушающий зной, сухую усмешку шафи ан Махшуда, постоянное напряжение и страх не успеть, не справиться, не оправдать…
— Признаться, я тоже, ваше высочество, — тихо отозвался он, и наследный принц молча, понимающе кивнул в ответ.
Оставив порт за спиной, процессия миновала Восточные ворота и двинулась через столицу к дворцу. Мидлхейм, залитый неярким солнцем, как всегда шумный и многолюдный в разгар дня, уже коснулось дыхание осени — зеленые скверы и парки расцветились всеми оттенками оранжево-желтого, красные клены налились густым, сочным багрянцем, воздух был прохладен и свеж, а под ногами лошадей сухо шуршали опавшие листья.
— Октябрь в этом году на диво хорош, — заметил Бервик.
— Пожалуй, — согласился Рауль с рассеянной полуулыбкой. Круг конного охранения, еще недавно тесно сжимавший двух товарищей со всех сторон, вступив на мостовую Центральной улицы, разошелся в стороны, и теперь можно было говорить свободнее. — Так что, Натан?.. Дорого нам встала Алмара?
— Милостью Танора, до нитки всё же не обобрали, — негромко откликнулся граф. — Хотя дали, конечно, всего ничего, если не считать договора о ненападении. В случае войны Алмара обязуется ни словом, ни делом не поддерживать наших противников и, не вступая, однако, в конфликт с нашей стороны, выставляет под знамя Геона две тысячи своих бойцов из числа вспомогательных войск…
— Наемники?
— Само собой, — усмехнулся недавний посол, — регулярными частями Селим Тринадцатый рисковать не намерен. Наемники. И хорошо, если шарарцы, на что, впрочем, лично я не рассчитываю… Платит им Алмара. Обмундирование, снаряжение — тоже за ее счет, с нас только необходимое довольствие.
— Неплохо.
— Как посмотреть. За погибших солдат контрибуцию платить уже нам. А по окончании войны, в случае победы Геона, последний обязуется возместить союзнику все расходы — в двойном размере.
Принц уязвленно крякнул.
— Ну и аппетиты, — пробормотал он. — Впрочем, по части торговли восток всегда давал фору даже Лессину, чего-то подобного следовало ожидать… Но это ведь не всё, Натан, так?
— Угадали, ваше высочество. Нам пришлось согласиться на встречный акт доброй воли: при угрозе самой Алмаре Геон должен без промедления предоставить ей необходимую помощь — неважно, в человеческом или ином эквиваленте, и Селим Тринадцатый ничего за это не будет должен.
— Однако!
— Увы, ваше высочество. Я изворачивался как мог, но это было одним из главных условий.
— Понимаю, — хмуро кивнул Рауль. — Что ж, ты в любом случае вернулся с победой, Натан! Будем надеяться, что еще и на Алмару Мэйнард Второй не полезет.
Принц улыбнулся другу, и тот ответил ему усталой улыбкой. Потом взглянул вперед, на выплывающий из-за поворота к Центральной площади величественный храм Танора, и пытливо сощурился:
— Вы сказали, что я «почти ничего не пропустил», ваше высочество. Это радует, но всё же?..
Рауль тихо фыркнул.
— Всё в порядке, Натан, — уверил он. — Даже более чем. На границах спокойно, а ее величество, хвала Танору, пребывает в полнейшем здравии — и, надо сказать, весьма приподнятом настроении. Боги услышали наши молитвы. В июне еще один Норт-Ларрмайн увидит свет.
Бервик шевельнулся в седле, и его узкое лицо осветилось радостью, смешанной с чувством глубокого внутреннего облегчения. Правду сказать, этой новости он ждал не меньше, чем Стефания Первая. Династия должна продолжаться. И чем Норт-Ларрмайнов больше — тем лучше.
— Поздравляю, ваше высочество, — искренне сказал он. — И вас, и ее светлость, это большое событие! Надеюсь, герцогиня хорошо себя чувствует?
— О, прекрасно! — хохотнул Рауль. — Мы всем двором сдуваем с нее пылинки, а государыня печется о ней, как о родной внучке, почти не отпуская от себя. Боюсь, если так пойдет и дальше, моя измученная вниманием супруга в конце концов сбежит обратно под отцовское крыло.
Бервик рассмеялся. Зная Трея эль Моури, такой исход был маловероятен.
— Не думаю, что ее светлости это хоть на миг пришло бы в голову, — весело отозвался он. — Но я рад, правда, рад! Однако это ведь тоже не всё, ваше высочество?
Принц добродушно качнул головой.
— Нет. Это было «здесь». А что касается «там»… Третьего дня пришла весточка из Алмары. Сразу после вашего отплытия посол Данзара просил у светлейшего аль-маратхи договор союза. Военного, как мы и предполагали.
— И?.. — внутренне напрягся граф.
— Ему было отказано.
Рауль, улыбаясь, взглянул в лицо соратнику, однако на сей раз никакой радости в нем не увидел. Просветлевшее было лицо Бервика тронула тень, брови нахмурились, а в черных глазах промелькнула тревога. Принц медленно выпрямился в седле.
— Натан? Что-то не так?
— Всё так, ваше высочество… Всё так, да только…
— Только что? Геон получил своё, Данзар — нет, разве не этого мы добивались?
— Разумеется, ваше высочество, — Бервик на мгновение отвел взгляд, и по спине наследного принца пополз предательский холодок. — Но если где-то прибыло, значит, где-то убыло! Мэйнарду Второму дали от ворот поворот, и не исключено, что сейчас ему уже известно — по какой причине. А значит…
— Значит, времени почти не осталось? — тихо проронил Рауль. Друг усмехнулся криво.
— Боюсь, ваше высочество, теперь его не осталось совсем.