Переводчик:_Kirochka_, Rovena_nn
Редактор:Gosha_77, NaPanka, svetik99
Вычитка:Gosha_77, NaPanka, Rovena_nn
ГЛАВА 1
— Тесс! — крикнул кто-то. — Тесс!
Перевернувшись на другой бок, я глубже зарылась в шерстяное одеяло и заплаканную подушку, боясь покинуть свои сны. Они нуждались во мне. Они нуждались в моём мече, моём мастерстве и моём отмщении.
— Тесс! — настойчиво повторил голос. — Я принесу ведро воды, если ты не прекратишь упрямиться, — повисла пауза, а потом голос произнёс: — В прошлый раз, когда я использовал воду, чтобы разбудить тебя, тебя это взбесило.
Я открыла глаза и моргнула, желая разглядеть, что творилось вокруг. Тёмные, дикие образы в моей голове сменились простой, но уютной спальней, выкрашенной различными оттенками серого. Я прищурилась от света свечи, падающего на моё лицо, и от руки, протянутой в намерении потрясти меня за плечо.
— Я проснулась, — выдохнула я.
— Тебе приснился ещё один сон.
Я приподнялась на локте и уставилась на белую стену.
— Мне снился тот же сон. Мне всегда снится один и тот же сон.
— Твоя семья?
Вопрос задел мои и без того натянутые нервы.
— Оливер, если отец Гариус найдёт тебя здесь, он отрежет тебе язык, — я наклонилась вперёд, глядя на молодого монаха, который пока ещё был на обучении. — Что вообще-то может сослужить тебе хорошую службу, уж больно плохо у тебя получается соблюдать обет молчания.
Оливер выпрямился. Он пододвинул свечу поближе к своему длинному серому одеянию и вздёрнул подбородок.
— К несчастью для тебя, Тессана, мой обет молчания — вторая скрипка в твоей потребности говорить. Если бы я всегда соблюдал свои клятвы, ты бы уже сошла с ума, — он хихикнул. — Ты бы всё ещё разговаривала с чучелом и бронзовой миниатюрой отца Гариуса.
Я плюхнулась обратно на единственную выделенную мне подушку и проигнорировала то, как вылезшая из наволочки солома впилась в кожу.
— Полагаю, ты прав. А теперь, если ты меня извинишь, я с нетерпением жду тишины сна, — я закрыла глаза и мысленно приказала этому идиоту исчезнуть.
А когда он этого не сделал, я постаралась не возжелать ему заразы оспы на лице.
Я пыталась, но я не была монахом на обучении. Поэтому я потерпела неудачу.
— Если бы только можно было уснуть, миледи. Но, увы, наступило утро. А ты на курином дежурстве.
— Ненавижу куриные дежурства, — проворчала я.
— Ты ненавидишь любые обязанности.
— Я тут подумала, пожалуй, я сама отрежу тебе язык и избавлю отца Гариуса от лишних хлопот.
Глаза Оливера распахнулись, и он попятился от моей кровати.
— Сначала ты должна поймать меня.
А потом он исчез, быстро пробежав по коридору, как испуганная маленькая мышка, которой он и был.
Я улыбнулась, села и потянулась. Оливер, возможно, и был самым раздражающим существом, когда-либо украшавшим королевство, но он был моим раздражающим существом, и он был прав.
Без него я бы давно сошла с ума.
Я собралась с духом и сбросила с себя шершавое серое одеяло. Я быстро переоделась из ночной рубашки в простое серое платье и натянула чулки.
Я нащупала свои туфли, тоже серые, в ещё не проснувшемся свете, не обращая внимания на лампу рядом с кроватью. Я не была готова к свету. Я не была готова ясно видеть и встречаться лицом к лицу с реальностью.
Проблески ужасного сна всё ещё плавали в моём сознании, и я отчаянно пыталась уцепиться за исчезающие, искажённые образы, которые всего несколько мгновений назад были так ясны. Образы моей семьи. Воспоминания о семье, которую я любила всем сердцем.
Семья, которую я всё ещё любила всем, что у меня осталось.
Но теперь, когда кто-то забрал их у меня, стало ещё тяжелее.
Я плеснула в лицо ледяной воды и заплела в косу каштановые волосы.
Выскользнула из своей комнаты и вышла на улицу покормить кур. Голодные твари.
Холодный воздух просачивался в одежду и цеплялся за кости. Проигнорировав дискомфорт, я закончила работу по дому и вернулась на кухню. Коридоры оставались тихими и неподвижными, хотя большая часть монастыря уже проснулась. Храм Вечного Света требовал, чтобы его жрецы блюли обет молчания, начиная с самого детства и вплоть до момента их смерти.
Возможно, даже после смерти. Я не была экспертом по Братству Молчания. Даже если последние восемь лет я называла это уединённое место своим домом.
Вряд ли они смогут ответить на мои вопросы, если я их задам. Вместо этого они указывали мне на тома, тексты и бесконечные страницы литературы о Свете. И как бы интересно это ни звучало, я просто должна была верить, что моя загробная жизнь будет громогласной.
Отец Терош кивнул мне, когда я пронеслась мимо него к камину. Он стоял у каменного стола и месил тесто для завтрака. Отец Сало стоял рядом с ним и нарезал овощи для некой разновидности тушёного мяса, ежедневного подаваемого к каждой трапезе. Монахи были людьми привередливыми. Рутина была такой же частью их религии, как и свет, которому они поклонялись.
Я протянула руки к огню и вдохнула запах тлеющих углей и кипящей овсянки. Закрыла глаза и позволила теплу окутать меня. Весь остаток дня от меня будет пахнуть, как от костра, но мне было всё равно. Что угодно, лишь бы прогнать холод.
У меня за спиной цокнул язык, и я отступила назад. Я оглянулась и увидела, что отец Терош грозит мне пальцем. "Отступи. Сожжёшь своё платье", — мысленно предупредил он, бросив на меня острый взгляд.
"Воспылаешь и станешь огнедышащим драконом, вынужденным подняться в небо во имя спасения от бунтующих жителей деревни".
Надо признать, эта последняя мысль была моей.
Затем отец Сало прищёлкнул языком. Даже не глядя на меня, я знала, что он прогоняет меня. Я отошла от камина и схватила яблоко. Я уже два года была на овсяной забастовке. На монахов произвела впечатление моя твёрдая позиция. Или отвращение. Я не был уверена, что именно. Но поскольку их обет молчания растянулся на десятилетия, у меня было чувство, что они оценили мою упрямую убеждённость.
Я вонзила зубы в сочную мякоть плода и поспешила из тёплой кухни обратно в холодный зной коридоров, в постоянные изгибы и повороты, где я могла ориентироваться с закрытыми глазами.
Когда они впервые привезли меня сюда, мне было плохо. Я не могла уснуть больше чем на час. Боясь мыслей, которые кружились вокруг моего вечно активного ума, я бродила по храму в поисках покоя и тишины, которая ускользала от меня даже в монастыре, давшем обет молчания.
Я так и не нашла ни покой, ни тишину.