Утро вышло чертовски приятным, мне даже тренироваться было не надо — физическая нагрузка вышла вполне достаточной. Сона выдала мне “школьный обед”, да и направились мы под ручку в гимназию.
Первым делом, оказавшись в гимназии, я заскочил в кабинет физика, взиравшего на меня с некоторым недовольством. Мимоходом посетовав на “возвысителя” местных человеков (ну не гад ли — не болеют толком местные, а мне теперь и не соврёшь!), я с покаянным видом признал свою вину. Степень и глубину не признавал, но и без того всё было ясно.
— Материал выучили? — сухо полюбопытствовал бородач.
— Выучил, господин Марцил, — выдал я, отдавая учебники и справочники.
— В воскресенье у меня. Ответите материал. Если ещё раз подобное повторится — считайте, что наш договор расторгнут, — отрезал физик.
Ну, вполне справедливо, мысленно отметил я, плетясь на занятия. А, на обеде, перекусывая с Соной на лавочке, я на всякий случай перетрахивал мысли и решения своей персоны, да и внешние факторы.
Итак, для начала — с чего это девица столь быстро и резко согласилась “быть со мной”? Причём, ладно бы сама Сона, девчонка влюблённая, но Залина, причём застраивающая в этом плане муженька?
И в этом случае всё прозрачно и примитивно: я за сборник стишков получил зарплату немаленького чиновника за несколько лет. Даже если я перестану писать, во что, к слову, никто не верит, я — УЖЕ вполне завидная партия. Ну а если не брошу — так вообще замечательно.
В общем, позиция на тему Соны у её семьи выходит беспроигрышная изначально: сойдётся она со мной — прекрасно. Не сойдётся надолго — будет опыт, избавится от “ветра в голове”, подготовится к грядущей семейной жизни. Тоже, в общем-то, неплохо.
Вопрос номер два: а с чего это я, весь из себя мудрый и опытный, повёлся на явный и в чём-то неловкий развод девицы-подростка насчёт “брака”?
А дело в том, что… а почему бы и да? У меня, подозреваю, за счёт “удалённого управления демонической душой” производные тела над разумом не довлеют. То есть, я могу телом получать удовольствие, чувствовать эмоции, но до “нутра” они доходят, только пройдя фильтр разума.
Другое дело, что и моя “гипотетически демоническая” часть не лишена эмоций и переживаний, причём чёрт знает, что их источник. Но в случае с жизнью половой безумные любови мне не грозят.
Даже у Отмороженного на эмоции и отношения влиял эфир, пусть, высоковероятно, запрограммированный им самим. Про Мороза можно не говорить, а вот у меня, замечательного, не так. И голову я, соответственно, не теряю.
И вот спрашивает у меня Сона насчёт брака. И меня, после секундного размышления, он вполне устраивает. Безусловно, какое-то время проверить надо, пожить вместе, но я почти уверен, что аварий не будет. А я получу красивую, умеющую доставить удовольствие, приятную лично мне спутницу жизни. Найду лучше? Вот только зачем? Я не Отмороженный, за “лучшее” гоняться, меня всё и так вполне устраивает. Лучше, даже если такое и возможно, мне просто не надо. Подруга есть, удовольствие в жизни есть, время на свои исследования есть. И, пардон, нахрена мне в таких раскладах невнятные, тощие и драные журавли, когда в руках у меня вполне меня устраивающий и реально мне приятный воробушек?
Ну а если что-то и всплывёт нехорошее со временем — так я не местный всё-таки. Брак тут скорее культурно обозначен “пожизненным”, а по факту ограничений юридического толка нет. “Общественное осуждение” — вот беда-то какая, мне от ентого “общества” не столь много надо, чтоб на его мнение оглядываться.
Разобрав режим полёта воздушного судна “жисть половая и социальная господина Гемина”, да и докушав более чем пристойную еду (тоже ведь фактор немаловажный и весьма приятный), я вернулся к учёбе.
И до конца недели выходила у меня чертовски приятная во всех смыслах жизнь. Гимназия, конечно, всё же напрягала непомерными тратами на себя времени и потенциальной угрозой перманентной порки, но в остальном — сам бы себе позавидовал, если бы не был собой.
Сона прекрасно готовила, полностью удовлетворяла меня в постели, ну и не была излишне навязчива. Просто “идеальная жона”, а не человек, добродушно ухмылялся я. Впрочем, со временем посмотрим, может, она меня к себе “приучить” пробует, а потом попробует учинить весёлый марафон церебрального секса, нескончаемый, по гроб жизни. Хотя, судя по всему — вряд ли, признал я, поглаживая посапывающую на мне девицу.
А вообще, думал я, засыпая в предпоследний день квинка, довольно любопытно у нас в Стегосе технологии корёжит. Например, косвенные данные, поскольку прямых ни черта не было, указывали, что мобили и электростанции работают на ртутно-водяных турбинах. Вообще — вариант весьма достойный, с КПД до сорока процентов, но весьма сложный в исполнении, в плане точности работы и требовательности к качеству материалов. Не для генераторов на электростанциях — там-то вариант “Наварить защитный кожух. Мало одного — пусть будет ещё!” вполне приемлем. А вот с мобилями весьма непросто, но делают ведь, чтоб их!
Та же самая бредятина, что и с полупроводниковой электрикой. А вот топливо производилось “без тайн”, причём пейзанами: дерево, солома и прочее подобное перегонялось в масла и спирты. И вполне удовлетворяло, насколько я понимаю, потребности “Замороженного Мира” в топливе.
Оружие — пороховое, причём уже не менее четырёх сотен лет — на нитропорохе. И, опять же, весь прогресс — пушки побольше. Уберпушка в фильме про безногого мажора — вполне соответствовала реальности.
Воздушного сообщения нет вообще, как факта — ни легче, ни тяжелее воздуха. При этом, например, Ант соединяет сеть железных дорог с регулярным сообщением и поездами, как я понимаю, на всё тех же ртутных турбинах.
И вообще, учитывая то, что даже в городе сносные дороги только в центре, железная дорога — единственная возможность сохранения государства как факта. В противном случая коммуникации осуществлялись идущими годами караванами.
Казалось бы — поле разливанное для прогрессора. Но вот есть у меня нехорошие подозрения, что всё енто неспроста. Да, вероятность того, что “прорывные технологии” выковыриваются из эфирного плана, почти стопроцентная. Но вот отсутствие общего развития, пусть и на основании “натыренного” — бред. И мои мысли о “ленивых и нелюбопытных человеках” ни черта не объясняют. Путь не прорывные технологии, ладно. Но радио местным известно! Зомбоящик чуть ли не в каждом доме, а радиосвязи толковой нет. Почта и, чтоб его, проводной телеграф. Да, с возможностью передач даже картинок, но всё равно — бред выходит.
А значит, есть некий фактор, развитие науки и техники тормозящий. И во “внутренний”, в плане “ущербности творческого начала”, не верится ни черта. Пусть местные человеки во многом оптимизированы, а в чём-то — урезаны. Но история древнего мира антским по бумаге обозначает развитие более-менее соответствующее миру старушки-Земли.
А вот после древнего мира — мдя. Тоже, что ли, попы постарались? Ну хорошо, допустим “заморозка” — это попы. Только бред выходит: чуть ли не половина изобретений — “святой отец такой-то”. И нет в местном опиуме для народа никаких “земля на трёх слонах, а кто не верит — в топку”. И не было, судя по истории.
В общем, ни черта не понятно, но весьма занятно. И, надо учитывать, что планы насчёт “попадуна-прогрессора” могут быть благополучно похерны неким неведомым фактором “заморозки”. Вместе с самим попадуном в моей роже, что самое неприятное.
Так что, окончательно решил я, планы “запрогрессить Стегас с силой страшной и необоримой” мы пока строить не будем. А буду я, до конца гимназии, просто жить, благо оно и вполне приятственно выходит.
Правда, только балду пинать и Сону трахать все пять месяцев — как-то по-дурацки получается. Но и маяться хренью какой-нибудь бессмысленной — ещё более по-дурацки. И начал я проверять, всё ли сделал из возможного.
Эфир не раз и даже не десяток раз проверил — не отзывается, подлючий. То есть, понятно, что метод взаимодействия с ним несколько отличен от “ощущения пальца” Земного Края, но какой и как — “начувствовать” у меня не вышло.
Пробовал накарябать магический круг. Накарябал, кровушкой полил, попыжился над ним. Почувствовал себя на всю голову сатанистом, других эффектов не наблюдалось. Так что тут — точно только ждать инициации.
С изучением всякого-интересного — швах. Гимназический курс прочитан и перепроверен, библиотека и букинистический магазин тоже. Ничего особо интересного в последних нет, только выходящие за рамки гимназической детали, скорее количественные, нежели качественные.
Юридическая литература, хмыкнул я, припомнив лютый стеллаж в книжном. Вот вообще смысла нет. Даже если бы я рассчитывал на карьеру юриста — нужно правополагание, а так — хоть целиком всю эту макулатуру выучу, а толку не будет.
И остаются мне языки, с которыми и так уже неплохо, но может быть лучше, факт. И биология в качестве настольной книги. Основные нюансы, меня волнующие, я уже узнал, но можно и для общего развития просветиться — отнюдь не лишним будет, да и небезынтересно. К тому же, медицина в замороженном мире развита весьма неплохо, в чём-то получше мира Земли.
И, наконец, физические занятия, прикидывал я. Хотя мне тут Сона как помешала, так и помогла. Просто несколько иные мышцы качаются, улыбнулся я, разглядывая копну пепельно-рыжих волос.
Но надо, хотя несколько разбавив занятия вертикальные занятиями горизонтальными, довольно заключил я.
На следующее утро у меня было запланировано посещение Марцила, раз уж физик меня не послал. Так что бодро пожелал Соне доброго утра с деталями, бодро собрался, не менее бодро заскочил в кондитерскую — ну раз уж меня чаем почуют, плюшки надо свои тащить, да и направился к преподавателю.
По пути предаваясь сложному вопросу — а вот начинать мне курить или нет? И по здравому размышлению выходило, что скорее всего — “нет”, по крайней мере, пока. Так-то привычка, при всех своих недостатках, не лишена ряда приятностей и полезностей. Но последние проявляются в состоянии стресса, а у меня… всё хорошо. Ну, хочется, конечно, больше, и чтоб гимназическая угроза розог сменилась раздольными гранитными полями науки Академии, но это хотелки.
А так — ни стрессов, ни огорчений, одни приятности, заключил я, внутренне поёжившись. Вот лучше б какая-нибудь пакость была, фоновая и неприятная. А то что-то у меня приступы паранойи вызывает незамутнённое благолепие. Хотя, это тоже паранойя, так что не буду в благоглупости впадать, ну и наслаждаться жизнью, раз уж так сложилось, резонно заключил я.
Марцил на притараненные плюшки одобрительно хмыкнул, но расспросы “по теме” проводил весьма пристрастно. Собственно, из-за его углублений в детали мы проговорили два с лишним часа, прерванные лишь весьма отчётливым “незаметным покашливанием” из соседней комнаты “моей подруги” физика.
— Что ж, Гемин, вижу, вы материал изучили с усердием, похвально, — покивал бородач. — Берите эти книги, ознакамливайтесь, жду вас в конце следующего квинка. И учтите — нужно понимание, а не заучивание, — сел на педагогического конька он. — Что-то не будете понимать — спросите у меня, а заучить и забыть, как поступает большинство — совершенно бессмысленно.
На этом педагогический монолог физика прервало уж совсем громогласное “незаметное покашливание”. Я даже заподозрил полногрудую даму в чародействе — ну реально, столь громко и выразительно покашливать из соседней комнаты — практически невозможное дело.
— Прекрасно это понимаю, господин Марцил. Нужно это не вам, а в первую очередь мне, — на что слегка покрасневший от столь “заметной незаметности” физик покивал. — И проверять вы будете, прежде чем рекомендовать меня, не “последнее задание”, а именно понимание.
— Именно, Гемин, хорошо, что вы это понимаете. И — до свиданья, — приподнялся из-за стола дядька.
На этом мы и распрощались. А я, неторопливо бредя домой, думал, чем бы нам с Соной занятся. Ну, помимо занятия естественного, конечно. В визион сходить, конечно, напрашивалось, но как-то увиденная фильма меня туда не тянула. Так что только если сама захочет, постановил я.
Наверное, в кафешку какую сходить… в общем, поговорю и разберёмся. Может, ограничимся читкой моих (уже реально моих) стихов, ну и дружбой телами. Тоже дело небесприятственное и вообще.
С этими мыслями я в студию и вщемился и… немало напрягся от увиденного. Итак, за письменным столом сидела заплаканная Сона, кинувшаяся ко мне при моём появлении. А в кресле вольготно развалился некий тип, лет тридцати с хвостом. Причём, на лацкане его поблескивал значок, обозначавший принадлежность к полиции. И в ботинках, паразит такой, отметил я поругание наших полов.
И прежде чем я начал злопыхать и кидаться в незваного гостя тяжёлыми предметами и словами непрельстивыми, Сона до меня добралась, вцепилась объятьями и со всхлипом выдала:
— Гемин… твои мама и папа… — на этом она всхлипнула, уткнувшись мне в грудь лицом, не в силах продолжать.
Так, судя по всему, с Ладом и Клиссо беда, учитывая противного полицая. А я уж думал, это заход два “развода малолетки на деньги”, раз уж с налоговиками не вышло. Ну и требовательно уставился на всё так же развалившегося полицейского.
— Гемин Толмирос? — подал голос он, на что я, немного подумав, кивнул.
Хамство, опять же, но ситуация явно нетривиальная, так что учить недоученного полицая представляться первым — нет ни желания, ни, подозреваю, времени.
— Недий Варон, следователь по разбойным делам полиции Терска, — представился полицай. — С прискорбием сообщаю вам, господин Толмирос, что Лад и Клиссо Толмирос убиты в результате разбойного нападения.
Вот просто… так, собрался я, приобнимая всхлипывающую и вцепившуюся в меня Сону. По логике — это мне надо рыдать, но не рыдается, хотя время на подумать у меня есть. Душевная травма и всё такое, решил я, исказив физиономию в меру скорбной и растерянной гримасой.
Итак, разбойное нападение. В принципе, Терск — довольно спокойный город, так что тут особого криминала и не было, насколько я знаю. Бытовой — да, случался. Ну и ограбления вне “центра города” были время от времени, особенно подвыпивших “господ”. Но убийства не в драке или семейной соре были редкостью, а последний в городке разбой со смертью произошёл чуть ли не год назад. Осуществили его некие заезжие типы, “объявленные в розыск”. История была столь громкой, что и “на всё пофиг” Гемин был в курсе ситуации. Тоже, кстати, семейная пара, муж — чиновник городского казначейства.
Тоже “залётные”? Скорее всего, но ни черта мне ситуация не нравится. Ныл, чтоб меня, про “белую” полосу, накаркал, блин, мимоходом злопыхнул я непонятно на кого.
Так, ладно, нужна информация. И дел у меня весьма “прибавилось” — как бы я к Ладу с Клиссо ни относился, теперь последние почести — моя забота, это чисто по-человечески правильно.
— Господин Варон, прошу у вас несколько минут, поговорить с подругой, после чего буду полностью в вашем распоряжении. Насколько я понимаю, от меня что-то требуется? — на что последовал молчаливый кивок, очевидно, как на “минуты”, так и на “требуется”, совокупный. — Сона, — произнёс я, отстраняя девицу и держа её за плечи, — мне предстоит масса дел, очень прошу тебя — отправляйся домой. Сегодня я нанесу вам визит, а пока у меня будут дела, тебе же лучше быть с родными.
— А как же ты, Гемин? — последовал вопрос со всхлипом.
— Справлюсь, а вечером увидимся. Сделаешь? — уточнил я.
— Сделаю, Гемин. Очень жалко твоих родителей, ты уж держись, любимый, — всхлипывала подруга, начав собираться.
По-моему, она более, чем я, горюет. Хотя, это точно так: для неё они — хорошие знакомые, без негативной составляющей, да и за меня девчонка переживает.
За пять минут Сона собралась, чмокнула меня в щёку, шепнула на ухо слова ободрения и покинула студию. Полицай, к его чести, терпеливо ждал, а вот с уходом девицы, наконец, поднялся с кресла.
— Пройдёмте со мной, господин Гемин, — выдал он, направляясь к двери.
— В участок? — уточнил я, закрывая дверь.
— Зачем? — последовал недоумённый вопрос. — На Тёплую улицу, в квартиру.
— Так, погодите, господин Варон, так нападение произошло в квартире? — несколько опешил я.
— Да, — скупо ответил полицай, спускаясь по лестнице.
Так, а вот ЭТО мне уже совсем не нравится, мысленно напрягся я, следуя я чином. Впрочем, на месте разберёмся.
На месте и разобрались: ни соседи снизу, ни соседи сверху “оразбоены” не были. Замок двери, охраняемый полицаем снаружи, был явно повреждён. Совсем не нравится, заключил я, проходя за чином в гостиную.
В комнате был явный бардак, барахло валялось на полу, а по центру комнаты стояли двое козел, прикрытые простынями.
— Взгляните, их опознали, но на всякий случай, — проронил следователь отгибая простыни.
— Они, — произнёс я, взглянув на бледные лица.
— Хорошо, — нечутко выдал собеседник, накрывая тела вновь. — Полицейское управление выставит вам счёт за уход за телами. И, господин Гемин, проверьте пропажу отличительных ценностей.
— Не сказал бы, чтобы особые ценности были, да и не приглядывался я особо, — ответствовал я, на что полицай пожал плечами.
Проследовали в спальни родителей. Трюмо Клиссо было покорёжено и, естественно, лишено ценностей, косметика и книги раскиданы по полу. Смятая кровать была заляпана багровыми подтёками. У Лада в спальне картина была аналогичной, но вот место, которое он в свое время, кривясь, показывал Гемину, ни убийцы, ни кто бы то ни было ещё не нашли, судя по всему.
— Ценности пропали все, насколько я понимаю, но что-то конкретное и приметное назвать я не могу, — подал голос я.
— Понятно, господин Гемин. Тогда я вас покидаю. Счёт за услуги придёт на новое место вашего жительства, по поимке преступников — вас поставят в известность. Примите соболезнование и прощайте.
— Прощайте, господин Варон, — произнёс я уже вслед удаляющемуся полицейскому.
Так, ну, положим, поведение его нормально, насколько я понимаю, да и сословно следователь довольно высок, что накладывает отпечаток. А вот остальное… это не просто “подозрительно”, это пипец какой-то!
То, что меня не допрашивали и не “снимали показания” — странно мне, но я ни черта не знаю местных “заморочек” расследования, возможно, колдунским, точнее, чародейским образом мою непричастность и причастность неких “разбойников” установили.
Вопрос в другом. В подъезде три этажа, живут три семьи. А разбойники выбивают дверь на втором этаже, причём сосед с третьего, владелец лавки, гораздо “денежнее” заводского контролёра Лада. А судя по картине в спальнях, ворвавшиеся к спальням и рванули, сразу убивать находящихся в квартире. И следы… вот чёрт знает, не специалист, но на мой взгляд, “обыск разбойниками” больше на показуху похож. То же трюмо — нахрена ломать, когда полки беспрепятственно извлекаются?
И тайник Лада — пусть скрыт он искусно, но пристрастный обыск бы его обнаружил.
В общем, похоже, ни черта это были не грабители, а конкретные убийцы. Подошёл к козлам, откинул простыню, полюбовался на “вторую улыбку” Лада. Мдя, жалко их, невзирая ни на что, отметил я. И версия убийц видится мне всё более реальной.
А убивать родителей… да не за что, по большому счёту. Тишайшие обыватели, разве что Лад на службе кого-то столь сильно задел… Не верю я в такое.
Так, ладно, мыслеблудствовать можно до бесконечности, надо проверить тайник Лада, решил я, возвращаясь в спальню родителя. Повернул шишечку столба кровати, и мозаичная панель толстой кроватной спинки со щелчком откинулась, явив тайник.
Пистолетик, небольшая пачка денег и бумаги, отметил я. Из-за пистолетика Лад нам с Клиссо тайник и показал: очень, похоже, его впечатлило “разбойное нападение”. Но — не помогло, мдя.
А сделал, похоже, сам. Или “заказное свойство” кровати, чёрт знает: вроде, хоть и “высшего класса” но мастеровым был покойник.
Двести ауресов, несколько паёв в заводике — акций, по сути. И мелкокалиберный пистолетик на… На этом моменте я стал возиться со стрелялом. Такой, скорее “дамский” вариант, хоть и без украшений. Предохранителя ни черта не видно, видимо, или нет, или завязан на спуск. А магазин выдвигается нажатием на него же, ни черта не удобно, отметил я. Затвор, пустой ствол, а предохранителя нет вообще.
Ну и ладно, а мне, похоже, пригодится, прикинул я, помещая пистолетик в сумку — в карман, учитывая отсутствие предохранителя, не хотелось.
После чего вернулся я в гостиную, сел на диван и задумался. Так, ни черта всё это мне не нравится, сверх того, что, в общем-то, смерть родителей вообще — не фонтан. Судя по всему, их приходили убивать, и целенаправленно, причём причин таковому… вот ведь, задница! Но блин, бред же — из-за ТАКОГО убивать? Или нет… блин, не знаю, но подозревать надо. И что мне в раскладе виновности в этом деянии полицмейстера Щебетена Детропа делать-то?
Ну просто не выходит каменный цветок понимания, в рамках моих знаний, с иными “подозреваемыми”. Впрочем, знания мои скудны, даже сам факт того, что тут именно “убийство” — чисто умозрителен. Но исходить будем из этого подозрения.
Блин, а ведь ДАЖЕ если доказать, что это он, максимум — крупный штраф и понижение в должности, припомнил законы я. Что сказать, чудесная страна Ант, чтоб его.
И ведь похоже, что если он — ни черта не сделаешь, по обдумыванию заключил я. Разве что надеяться, что убийством родителей его полицмейстерство “удовлетворилась”, чтоб его. Если, конечно он…
Так, хватит мыслеблудствовать, одёрнул себя я. Исходим из того, что это полицмейстер, это раз.
Родителей жалко, чисто по-человечески, но не более, это два.
Соответственно, бережёмся и ходим с оглядкой, это три.
Роман с Соной, похоже, закончился, это четыре. Обидно, но рисковать девчонкой, с учётом того, что я — возможная мишень убийц, я точно не буду.
И, наконец, надо разбираться с похоронами, это пять.
Кстати, хорошо, что я читал законы. А то…
На этом моменте мои размышления прервал дверной звонок. Засунув руку в сумку и нащупав пистолетик, я с некоторым опасением направился к двери. Но на площадке перед ней оказались не кровавые злодеи, а домовладелец: весьма пухлый дядька под пятьдесят, со скорбной миной на лице.
— Приветствую, Гемин, прими соболезнования, — выдал он.
— Приветствую, господин Корнел, благодарю, — кивнул я. — Проходите.
— Не хотелось бы, Гемин, — передёрнулся дядька. — Я пришёл принести соболезнования и сообщить тебе, что квартира до конца года оплачена.
— Я, господин Корнел, проживаю в другой, так что квартира мне понадобится не более чем на квинк, — ответствовал я. — Разберусь с похоронами и вещами, и она в полном вашем распоряжении.
— Понятно, — протянул дядька, на лице которого явно боролись жадность и сочувствие. — Арендные деньги за три месяца верну, — решительно сказал он.
— Не стоит…
— Стоит, Гемин, ты остался один, без источника содержания, тебе не помешает, — выдал дядька, явно гордый своим великодушием.
Вообще — действительно молодец, не мог не признать я. Ну да ладно, вернёт и вернёт, в этом случае, очевидно, довольство от собственного благородства “дороже денег”.
— Господин Корнел, прошу прощения, а не подскажете ли вы, если, безусловно, знаете, как мне поступить с похоронами? — уточнил я, поскольку реально в этом вопросе был ни в зуб ногой.
В случае, если откажет, прикидывал я, попробую уточнить у Возеров, благо сонина семья в некотором смысле “не чужие”.
На физиономии домовладельца промелькнуло сомнение, он стрельнул взглядом на сломанный замок, нахмурился и явно задумался.
— К вам я заходить не буду, Гемин, ты уж прости, но я опасаюсь мёртвых, — наконец выдал он. — Я сейчас пришлю Феда, он заколотит дверь, до поры. Тебе же квартира для жилья не нужна? — уточнил он, на что я кивнул. — Тогда ты собери важные вещи и заходи ко мне. Расскажу, что знаю. Заодно, — аж надулся он, — отдам арендную плату.
— Весьма вам благодарен, господин Корнел, — поклонился я.
— Жди, Гемин, скоро придёт Фед, — выдал домовладелец и засеменил по лестнице.
Собственно, мне, кроме найденного в тайнике, ничего не было нужно, так что вернулся я к прерванным раздумьям о пистолетике.
С девятого сословия было разрешено владеть “благородным” оружием, к которому и относился короткоствол. Низшие сословия были “безоружны” в плане огнестрела, кроме пейзан: им дозволялись ружья, и только они, вне черты города притом.
А с седьмого дозволялась покупка короткоствола, что было, как по мне, бредом. Но было именно так.
И, соответственно, я никому докладывать о пистолетике не должен, как и регистрировать его. С совершеннолетия, конечно.
Как и наследство не нуждалось в регистрации, кроме недвижимости и банковских счетов, если таковые есть.
Собственно, в одном из любовных романов был описан момент с утащенными драгоценностями — если имущество не у стряпчего или не в банке, а завладевший — родич, то всё, завладел с концами.
А Корнел оказался весьма неплохим дядькой, продолжил рассуждать я, но на этом моменте меня прервал Фед, хмурый слуга с гвоздями, молотком и парой досок. Молча кивнул мне и начал, после моего выхода, заколачивать дверь.
Ну а я потопал в соседний подъезд доходного дома, который полностью занимал домовладелец.
На стук меня впустили, пихнули в меня кружку чая, после чего просто светящийся благородством Корнел всучил мне денежку, не преминул отметить, что “квинк квартира в твоём распоряжении, Гемин, но деньги я за это не беру!”
После чего присел и стал рассказывать, что и как. Итак, во-первых, мне надо посетить градоуправление, в котором мне выдадут бумаженцию о смерти.
— А они знают? — уточнил я.
— Должны, курьер от полиции направляется тот час же, дабы сделки и регистрации именем покойных совершить было нельзя, — важно ответствовал Корнел.
После чего мне надлежит с данной бумаженцией явится в “храм божий”, где служители “всё сделают”, от самих похорон до поминальной трапезы. За деньги немалые, как я понял, судя по некоторому сомнению в словах “тебе хватит”, как и взгляду на так и не убранные мной деньги за аренду.
Вариантов “альтернативы” Корнел не предлагал, а, подозреваю, их и не было толком.
Впрочем, надо — сделаю, это будет просто правильно, мысленно заключил я, уже думая прощаться, как Корнел меня остановил.
— Гемин, предупреди сослуживцев Лада о похоронах, — выдал он.
— Хм, наверное, завтра, — прикинул я, учитывая выходной день.
— Завод работает всегда, — наставительно выдал домовладелец. — Впрочем, смотри сам. И что ты будешь делать с мебелью и вещами?
— Признаться, не знаю, думал просто оставить. А мебель разве не ваша? — уточнил я.
— У меня не меблированные комнаты, а жильё на всю жизнь! — гордо задрал нос толстяк, тут же смутившись. — Прости, Гемин, неловко вышло. В общем, всё в квартире кроме стен и сантехники — твоё, — озвучил он. — И мне оно не надо. Если хочешь, могу привести старьёвщика, он оценит обстановку и заберёт её, согласовав с тобой цену.
— Буду вам крайне признателен, господин Корнел, — ухватился я за предложение. — Но, вы и так очень много…
— Пустое, Гемин, — весьма самодовольно отмахнулся толстяк. — У тебя горе, Лад и Клиссо были прекрасными людьми. Грех не помочь! — веско выдал он.
Собственно, на этом и распрощались. А я направился в городскую управу, краем глаза оглядываясь. И, чёрт возьми, заходя в здание, был почти уверен, что не зря! Некий тип двигал за мной если и не от дома, то примерно из того района. Народу на улицах было немного, шёл он далеко…
Хотя, может, просто прохожий в центр, уже в управе подумал я. Всё же я не шпион и не что-то такое. Но посмотрим.
Подошёл к чину на входе, спросил про “справки о смерти”, на что старичок нахмурился, поднял единственный листок со стола и с сочувствием уставился на меня:
— Толмирос?
— Да, он самый, — кивнул я, извлекая документ.
— Примите мои соболезнования, молодой человек, — сокрушённо покивал дед. — Сейчас справлю вам справку.
И вправду справил за минуту, оттиснув печать “делопроизводство городской управы города Терск”.
Чем, в целом, подтвердил мои выводы о “некриминальности” Терска. Да и население городка было не более десяти тысяч человек, шесть по “налоговой статистике” географии.
После чего я направился в место культа, максимально аккуратно проверяя себя на наличие “хвоста”. И сей орган у меня и вправду появился — всё тот же тип, что шёл за мной от дома, телепался вдалеке, демонстративно не смотря на меня.
Так, а если полицай, прикидывал я. Вроде бы, такого занятия как “слежка” местные служители высшего класса не знали, но тут нужно отметить прискорбное отсутствие в жуткой литературе Анта жанра “детектив”. Вроде и нет, а по логике — должны. Так, ну, положим, полицай, рассуждал я. Так бред выходит — к кому я приведу? К наёмникам, убившим родителей? Так бред, были бы подозрения — просто допрос с одарённым. Так что, похоже, если и полицай, то по мою душу.
Так, а почему, если родителей убили наймиты или подчинённые полицмейстера, ко мне в студию не было “гостей”? И зачем следить? Ни черта не понимаю, следователь был у меня в студии, то есть полиция место моего жительства прекрасно знает, очевидно, домоправитель отправлял извещение.
То есть, выходит, Щебетен не причём? А кто, и на кой тогда убийце родителей следить за мной? Или это “негласная охрана от полиции”? А на кой, извиняюсь, болт, охранять родственника “жертв разбоя”?
Бред какой-то, веско постановил я, начав строить модели.
Так, положим, это всё же Детроп. Вынужденный “извиняться перед быдлом”, да ещё настропалённый отпижженым сынулькой. Узнал адрес, направил “извинения”, а через некоторое время натравил палача. Про то, что меня в доме уже нет — не знал, поскольку неинтересно. Возможно? Возможно, факт.
Далее, убийца делает свое дело, но меня дома нет. Возвращается к Детропу, а тот “достать и прибить Гемина, он сынульку обидел!” Тоже возможно. Причём интерес полицмейстера к фамилии Толмирес на фоне убийства… А вот чёрт знает, как у них всё устроено внутри. Но, не мала вероятность того, что интересоваться “новым адресом” просто не стал. А делал это только следователь.
Ну так себе, на троечку теория, шита белыми нитками. Если бы мне этого типа надо было “засудить” — сам бы посмеялся. Но мне надо не помереть, при учёте того, что он высоковероятный зложелатель.
Так, надо получить из “топтуна” информацию, окончательно заключил я. Если убийца — узнать, кто наниматель, или какая причина убийства. Если полицай — вежливо извиниться, с некоторым сомнением заключил я. Или… посмотрим. В общем, пока мечусь по делам, а если тип будет следовать за мной — буду думать, как бы его ущучить.
На этом моменте я ввалился в капище, где меня встретил белоглазый тип в жреческой робе.
— Благословение божие тебе, отрок, — выдал этот тип. — Что привело тебя в сень храма господнего?
— Похороны, — коротко ответил я.
— У трона всевышнего ныне пребывают близкие твои, в покое и радости, взирая на тебя и ожидая, — выдал поп.
Да чтоб ты сам сдох, паразит такой, внутренне возмутился я. Но покивал с тупым выражением морды лица.
— Пройдём, отрок, — деловито выдал служитель культа. — Справка о смерти с собой? — уточнил он.
— С собой, — кивнул я.
И в закутке начал меня “окучивать” на золотые пуговицы, банкет на весь город и прочие непременные атрибуты похорон. Правда, узнав, что погибли родители, причём насильственной смертью, несколько смирил свои аппетиты.
И выходило, что за полторы сотни ауресов тела примут, проведут поминальный ритуал и сожгут, развеяв пепел по ветру. И даже металлическую табличку с именами на пол молельни пришпандорят. На последнем, я взглянул на и вправду испещрённый небольшими мелкими табличками пол. Правильно истолковавший мой взгляд поп выдал:
— Сколь долго продержится имя, столь и должно поминать усопших. А после — имя стёрлось, и помнят лишь дела! — веско выдал он.
Ну, даже в чём-то изящно, не мог не признать я. Всяко лучше, чем склепы и кладбища: никогда не понимал эти “земли для мёртвых”.
И, соответственно, организуют поминальную трапезу, состоящую из каких-то наполненных концентрированной святостью печенек и какой-то жутко ритуальной кашей.
— Когда потребно обряд провести, отрок? — выдал, под конец, священник.
— Побыстрее, — прикинул я. — Тела всё же. Но… друзья по службе, проститься могут захотеть, — задумался я.
— Тогда в первый день квинка, шесть пополудни начнётся служба. Прощаешься с родителями, да и направишься поминать в дом. Дальше наша забота, — сложил он молитвенно лапы. — Да, напиши своей рукой, что по твоему поручению слуги божии за телами пришли. Заодно приберут залу и столы поминальные поставят, — уточнил он. — А то есть поганцы, веры в господа не имущие, за воришек, прости господи, смиренных служителей принимают!
Правильно делают, не мог не отметить я про себя, отсчитывая служителю культа деньги, подписывая и получая бумаги.
Так, теперь завод, прикинул я, направляясь от церкви к остановке трамвая. Сам завод находился не в центре, так что пешком было далековато. Заодно проверим, будет ли мой попутчик за мной следить, или у меня паранойя разыгралась.
Трамвай был с удобными кожаными диванами без “стоячих” мест, стоил не гроши, имел довольно плавный ход. Уместившись в самом начале вагона, я отметил шмыгнувшего в заднюю часть топтуна, прикрывшего морду свою противную развёрнутой газетой.
Так, точно по мою душу, и точно надо с этим типом “разговоры говорить”. Вопрос только — где, напряжённо задумался я, впав в полумедитативное состояние.
Так, за заводом ни черта застройки нет. А есть пустырь, вроде бы как-то с отходами стального производства связанный. Сам завод окружает довольно высокий забор, комплекс зданий там внутри, и меня, если я почешу на пустырь, не заметят. Далее, припущу я, положим, по пустырю бегом. А за мной топтун, если он злодей — так точно, удобное место. Хотя… и пристрелить ведь может, если пистолет есть. Хотя Лада и Клиссо зарезали, но это никак не показатель отсутствия огнестрела. Блин, у завода стрелять не стоит, особенно первым, да и если полицай-охранник… чертовщина, сложно-то как, посетовал я.
Так, узел надо разрубать. Если он стрельнёт — то из короткоствола и не рядом с заводом. А я побегу, причём зигзагами. Что попадёт — шансы мизерные, пустырь из завода вроде не видно, так что: либо упаду и отстреляюсь прицельно, либо помру. Но тут варианты такие, не вижу я, в рамках текущей ситуации, выхода без риска.
А нет у топтуна огнестрела, либо полицай не злонамеренный — так вообще прекрасно. На мушку возьму и душевно побеседую. Всё, так и поступим, заключил я, выдыхая.
А вообще — попаду, если что, прикинул я. Мороз стрелять умел, Отмороженный стрелял ледяными пистолями, вроде бы навык есть, но тут неизвестный пистолет, да и тело непривычное. Блин, а варианты-то какие? В полицию идти, с воплем “дяденьки, защитите?” С учётом того, что главный полицай высоковероятно моей кончины и хочет…
Нет, без вариантов, действую, как надумал, окончательно решил я, старательно угоманивая скачущие гормоны.
Это ещё хорошо, что я форму хоть чуть-чуть подтянул, отметил я. А то будь я Гемином вульгарис — то и в процессе пробежки помереть бы мог, от натуги, на радость зложелателям всяческим.
Тем временем, трамвай остановился на нужной мне остановке, а покидая его, я отметил, что топтун вышел и почесал к каким-то складским зданиям, параллельно мне и отстав.
И по дороге прикидывал я свои планы, да и выходило, что они, если не будет случайных прохожих, вполне осуществимы. Впрочем, быть этих прохожих, по логике, и не должно: воскресный день, точнее, уже вечер. Смена заводская за час до полуночи будет, так что вряд ли кто лишний на улице появится. И память насчёт забора и комплекса заводских зданий не подвела, прикинул я, подходя к проходной здания управления.
— Кто таков, чего надо и к кому? — любезно полюбопытствовал дядька средних лет, после того как я приоткрыл дверь проходной.
— Толмирос, Гемин Толмирос, — обозначился я. — К кому… не знаю. Отец умер, сообщить сослуживцам надо, — беспомощно закончил я.
— Толмирос, Лад? — выдал страж, на что я кивнул. — Вот горе-то, — покачал он головой. А что… так, к управляющему тебе надо, — собрался он. — Проходи, на второй этаж и направо, до упора. Секретарше скажешь — зачем, пропустит.
— А? — помахал я документом.
— Не слепой я, — отрезал дядька, помотав головой. — Похож ты. Сочувствую, парень.
Хм, вообще, и вправду похож, поднимаясь, не мог не признать я. Хоть и тощий я и с бородкой — но общих черт с Ладом до чёрта, недаром я рожу свою грубоватой “в Лада” поминал.
Поднялся, дошёл до приёмной, сообщил секретарше. Та поохала, да и в переговорную трубу сообщила.
— Сочувствую вашему горю, господин Толмирос, — встретил меня весьма лощёный тип. — Что случилось?
— Разбой, господин Олин, — кратко ответил я. — Я, собственно, пришёл сообщить о смерти, ну и поставить в известность сослуживцев, что панихида завтра в шесть пополудни, а после поминки. Но знакомых отца я почти не знаю, — развёл я руками.
— Понятно, — кивнул управляющий. — Завтра, в шесть. Что ж, я предупрежу свою смену, а мой сменщик — свою, — посулил он. — На сколько человек вы рассчитываете?
— Честно говоря — не знаю, не думаю что поместится более двадцати, — протянул я.
— Ну не рабочих же я буду предупреждать, — фыркнул дядька. — Человек семь-восемь от завода придёт, может десять, если с супругами.
— Хорошо, господин Олин, — кивнул я. — Я, с вашего позволения…
— Конечно, господин Толмирос, ещё раз сочувствую вашему горю, — не стал препятствовать моему уходу дядька.
Так, мысленно и физически собрался я. А теперь начинается самое весёлое.
Вышел через проходную, кивнув на соболезнования стража, да шмыгнул вдоль забора. Оглядываться не стал, точнее обежал округу взглядом, отметив метрах в ста знакомую фигуру рядом… со второй фигурой, явно вместе. Вот чертовщина, злопыхнул я, но уже поздно что-то менять.
И почти бегом двинул вдоль забора, огибая завод. А дойдя до пустыря-свалки, рванул зигзагами вперёд, проклиная неэкологичных заводчан: то ли кокс, то ли ещё какая гадость была привольно навалена на пустыре.
Через три минуты бега я обернулся и испытал как облегчение, так и не очень. За мной чесали два типа, бегом. Причём, у одного в руке был какой-то клинок ножевого типа, а у второго что-то вроде кистеня. Точно не полицаи, выдохнул я, выхватывая пистолетик и припадая на колено.
Целился одному из преследователей в бедро, а попал в лицо. Это притом, что они замерли, в явной оторопи, увидев убегающую жертву с огнестрелом. Ну и чёрт с ним, не стал расстраиваться я, начав стрелять по ногам второго, с учётом “поправки”. И вообще, стрелял малютка негромко, отдача выходила смешная, правда, видимо, пятнадцать метров было для него далековато.
Но третьим выстрелом, на котором я думал стрельбу прекратить и, либо подпустить супостата с ножом, либо догонять, я всё же попал во вражеское копыто. Вредитель пал на землю, оглашая пустырь сетованиями на нехорошую судьбу и нехорошего меня. Нож он выпустил, баюкая травмированное копыто.
Ну а я бодро подскакал к вражине, пнув того по голове. И, быстро пробежался по одежде убийцы, стянув ремень и связав им руки. В ногу, кстати, попал удачно, отметил я. Теперь типу только в полицаи, хотя не думаю, что доживёт.
Шмыгнул к словившему пулю мордой, убедился в его бесповоротной кончине. Поднял откинутый ножик, что-то вроде ножа гаучо, с крестовиной, образованной самим клинком, этакий “кухонный нож” в боевом исполнении.
Ну и вернулся к приходящему в себя типу.
— Тебе пиздец, щенок! — поприветствовал меня убийца.
— Не думаю, — широко и ласково улыбнулся я, вспоминая один из немногих допросов, проведённых Отмороженным, причём примерно в том же ключе. — Полиция будет весьма рада видеть убийц и разбойников, — откомментировал я, вглядываясь в рожу.
И не зря, а предчувствия меня не обманули — рожу убийцы на миг осветило облегчение.
— Ну и хер с тобой, отсижу — на ремни пущу, — на чистом автомате ответил он.
— Ну, — ангельски улыбнулся я. — Вопрос в том, ЧТО я сдам полиции. Руки и ноги там не особо нужны.
— Не пугай, щено-о-А-А-А!!! — заорал допрашиваемый, после тычка ножом в пятку сапога, от души. — Ты ёбнутый псих!!!
— Просто — Отмороженный, — честно признался я. — Семья Толмирос. Кто приказал или заказал их смерть?
— Да ты совсем дурак, какая смерть?! Какая семья-а-а!!! — продолжил вокальные упражнения собеседник.
— Впереди целая ночь, — мечтательно улыбнулся я. — До полиции от тебя может остаться только тело и голова. И то не факт. Не ври мне и отвечай на вопросы, тогда от тебя сохранится гораздо больше, — честно соврал я.
И потратил я на этого подонка полчаса. Впрочем, лишившись части уха и пальца на руке, он стал петь правильные песни. Не сказать, чтобы я получал удовольствие, но в рамках сложившейся ситуации и не испытывал угрызений совести. Вообще, стал несколько более отмороженным, чем Отмороженный, подозреваю, не в последнюю очередь от “демонического сознания”. Впрочем, вопрос не в самокопании, а в выпытанной информации, которая мне ни черта не нравилась.
Итак, парочка передо мной и вправду была убийцами. Точнее, были они “исполнителями на крючке” не самых приятных поручений верховного полицая. Я урода помучил, но судя по всему, выходило так:
Выходцы из десятого класса, приятели, посчитали, что “работать глупо, воровать — разумно”. Ну, смотря на благосостояние и занятие большинства “владык жизни” — поспорить сложно. Так вот, напали они в “чистом” городе на подгулявшего типа, ограбили его и благополучно попались.
И — не загремели на каторгу. Один из приятелей был слесарем, второй, уже дохлый — весьма крепким в драке типом. И вместо каторги получили они место “деликатных порученцев” Щебетена. В основном — взламывали указанные квартиры, тащили документы и “себе на прокорм”.
До случая с казначеем год назад. И да, это были они. Чем уж полицаю помешал чин — не знали, а я думаю — на неблаговидном чём-то поймал дядька полицая.
В общем, весёлая у ребятушек жизнь. А вчера получили адрес, уведомление, что времени у них пару часов, ну и приказ “убить всех, но тихо”. Что они и сделали, после чего доложились полицаю, который на “двух” разгневался, узнал детали, ну и потребовал “щенка прикончить!”
— Где встречались с Рамилом? — уточнил я.
— У него дома. Не убивай, шойгар, подлечусь — пригожусь, я много умею, храни бог твою светлую родину! — зачастил тип. — За фалиту твою винюсь, не знали, дураки, — продолжил он.
Ни черта не понимаю, но, похоже, принял меня убийца за шпиона какого. А родителей — за “прикрытие”. Впрочем, похрен.
— Как попадали к Рамилу? Что внутри, какая охрана? Говори, если хочешь жить, — ни разу не соврал я.
И зачастил ободрённый убийца на тему, что и как у полицая. Вообще — место жительства немалого чина было всеизвестное, но деталей я, как понятно, не знал.
А были они таковы: охрана есть, но в сторожке-проходной на территорию особняка. И ни разу их во время вечерних, а подчас и ночных визитов душегубы не видели.
Что, в принципе, вполне логично — тут хозяин жизни и смерти, кого ему бояться-то?
— Стучали в окно, крайнее от оранжереи. Иногда спал, — частил убийца. — В халате встречал. Оранжерея на засов затворяется, через неё выходил. Засов — раз плюнуть, ножом поддеть можно.
— Что ж не прирезали-то тогда? — хмыкнул я.
— Полицмейстера? Да нам жизни бы потом не было, это тебе, шойгар, всё можно!
— Он чародей? — уточнил я.
— Вроде бы нет, простой полицай, — ответил мне допрашиваемый.
— Угу, — кивнул я, втыкая ножик под подбородок убийце.
Так, всё это противно, но надо, да и за Лада с Клиссо частично рассчитался. Вот только вопрос, что дальше-то делать?
Рамил этот — скотина та ещё, соответственно, пусть даже этих двух не найдут — что, кстати, вполне возможно, особенно если в яму скинуть и кокса этого дурацкого нагрести — так меня он всё равно за свои фантазии будет хотеть убить. Или ещё что гадкое умыслит, да и за родителей отмстить не помешает, вне зависимости ни от чего.
То есть, в идеале, надо мне этого полицая прикончить. Причём, вроде бы — возможность есть. Теперешний труп, скорее всего, не врал — явно рассчитывал выжить, став моим подручным. А на лжи в таком раскладе я бы его поймал. И что за ложь бывает, он вполне прочувствовал.
Хм, а иные варианты у меня есть? Похоже, что и нет, да и, по уму, прибить такую скотину — просто порядочно.
Так, хорошо, рассуждал я, оттаскивая мёртвые трупы к неглубокой яме и вырезая из них пули, а то мало ли. Положим, в особняк полицая я попасть смогу. Если труп соврал — то просто не попаду и отступлю. И ничего не потеряю, как была жопа, так и будет.
Ну вот, попал я, положим, в особняк. Видимо — ночью. Стрелять точно не стоит. Прирезать, прикинул я, смотря на ножик. Ну, видимо, так. Как в спальню попаду — непонятно, возможно, на ней замок есть. Но тогда окно, первое от оранжереи справа. Встретится кто-то по дороге вряд ли, ночью всё надо делать. И вопрос “смогу ли”, не стоит. Надо, если жить хочу.
Прирезать, ну и драпать домой. Подозрений ко мне, скорее всего, не будет. А если будут — проверку чародеем я пройду, проверено, спасибо Марцилу.
А самое поганое — времени нет ни хрена. Вопрос не в том, что трупы найдут — скорее всего, нет, в обозримом будущем, окинул я взглядом кучки кокса. Потом мне и не важно, в общем.
Вопрос же в том, что если не сегодня, то завтра полицай забеспокоится. И, судя по рассказанному, от меня не отстанет, то есть может и подчинённых натравить, а “закон — что дышло”, мдя.
Выходит, времени ни черта нет, посетовал я. Самое забавное, если дохлый тать просто отвечал наугад. Полицай не при делах, а я — “ёбнутый псих”, хмыкнул я. Хотя не верю я в такой расклад.
А значит, сегодня, а крайний срок завтра, надо вопрос с полицаем решать. И лучше всего сегодня ночью. Вот же гадство, прекрасно жизнь начинается!
Впрочем, своё праведно-обиженное злопыхание я притушил. В ничего было бы ещё хуже, факт. И в темноте не веселее.
Так, а у меня ещё встреча с Возерами, обещал заглянуть, думал я, наискось пересекая пустырь в наступающих сумерках. И вывозился я в этом антраците коксообразном, не сказать чтобы сильно, но неприятно.
Впрочем, ладно. И доеду на трамвае, не стоит выматываться раньше времени.
В трамвае погонщик на мою пусть отряхнутую, но всё же пыльную персону покосился, но возникать не стал.
А через четверть часа я уже звонил в дом Возеров, где меня, невзирая на несколько затрапезный вид, встретили объятья. Сначала Золины, со словами “Гемин, мальчик мой, я тебе так сочувствую!” — а потом Соны, молча, но просто вцепилась в меня.
Сам Возер, явно “тёплый”, взирал на это с одобрением, в отличие от последнего раза, как я его видел.
— Гемин, парень, прими сочувствие, — выдал слегка заплетающимся языком он. — Как же так, с Ладом и Клиссо… Но ты учти! — воздел перст он. — С Соночкой я тебя это… благословляю, да, — важно заявил он.
— Благодарю, господин Возер, — выдал я.
— Я Зерго для тебя, по имени зови! — заявил он.
Ну, хоть имя узнал, и то хорошо, отметил я.
— Служба завтра, в шесть пополуночи, — озвучил я. — А я, если не возражаете, хотел бы побыть один. Не навестить я не мог, но…
— Понимаю, Гемин, — сочувственно покивала Залина. — Обращайся, если что, поможем.
— Поможем! — важно подтвердил Зерго.
— И я, чем могу, — почти прошептала Сона.
— Завтра, если не против, мы дома, — негромко произнёс я девице. — Но сегодня мне надо побыть одному.
— Понимаю, — покивала подруга. — И Гемин, я люблю тебя, — прошептала она на ухо, обнимая. — Ты не один.
— Прощайте, до завтра, — отстранил я от себя Сону, кивнув ей с лёгким подобием улыбки и свалил.
Так, тут всё нормально. А мне, по уму, надо сегодня всё и совершить. В ночи глухой, часа в два ночи, наверное, а то времени может не хватить или наоборот, случайного прохожего встретить. Это ещё хорошо, что до дома полицая от меня полкилометра примерно.
С этими мыслями я и дошёл до дома. Поставил будильник на час, да и попробовал “поспать телом”, оставаясь сознанием вне его. Если засну — времени всё равно хватит, а так, может, и выйдет.
И, в принципе, вполне получилось, правда, не с первого раза. За полчаса я то проваливался в дрёму, то вскакивал, но, наконец, оказался “в темноте”, но чувствуя тело, как и то, что оно спит.
И стал уже в этом состоянии проверять надуманное, выводы, полученную информацию и прочее. И, судя по всему, выходило, что: либо я — реальная, поехавшая крышей кровавая маньячина, оправдывающая свои садистские потуги, но при этом от них ни черта не получая удовольствия.
Либо выводы мои верны, а планы осуществлять необходимо. Потому что логических дыр я не обнаружил, а жизни у меня при данных раскладах не будет: прибьют или посадят, не говоря о куче преступлений на полицае, что само по себе бесит.
Тем временем задребезжал будильник, ну и я проснул тело. Осмотрелся, прикинул, да и взял с собой небольшую подушечку-думку, пистолет и, само собой, трофейный ножик.
Подумал, да и решил пойти в домашних тапках. Недалеко, не столь холодно, а следов на порядок меньше, учитывая маршрут.
Ну и выдвинулся, тяжело вздохнув, на благую операцию “оздоровления правоохранительных органов”.
Освещение в центре было, но довольно редкое. И, на мою удачу, улицы наполнял туман, не слишком плотный, но ощутимый. И было уже довольно прохладно, но не слишком холодно.
Так что семенил я в удалении от фонарей, чутко прислушиваясь к округе и оглядывая дома. Последние меня искренне радовали темнеющими окнами, как и, к слову, квартиры моих соседей по дому.
Наконец, я дотелепался до особняка полицмейстера. Его скрывала кирпичная ограда, метров двух высотой, а в привратной сторожке горел свет. Что, в общем, вполне логично, отметил я.
Ну и оставалось проверить правдивость моего дохлого информатора. Что, по приближении к угловому столбу забора, вполне удалось. В положительном смысле: прикрытый деревцем столб и вправду имел несколько выемок, по которым я благополучно забрался.
Оказавшись в парке, я мысленно чертыхнулся — не видно было толком ни черта, разве что вдали, сквозь туман, пробивался свет сторожки. Вот ведь чертовщина какая, хоть возвращайся, посетовал я, напряжённо вглядываясь во тьму. И, вроде бы, что-то углядел. Отсвет, не отсвет, но хоть знаю, куда идти.
По мере аккуратного продвижения вперёд я убеждался, что это не отсвет, а именно неяркий свет лампы.
А совсем приблизившись, уже видя контуры дома и стену оранжереи, я понял неприятную вещь — свет горел в описанной информатором “угловой” комнате. Ну, не повезло так не повезло, вздохнул я. Будем пробовать завтра, лучше подготовившись. Но аккуратно заглянуть не помешает, логично заключил я.
Подобравшись к окну и осторожно заглянув в него, я понял, что повезло мне чертовски: в комнате, на кровати, при свете приглушённой толстым абажуром прикроватной лампы дрых явный полицай. Явно дрых, был один, а, главное — окно было слегка приоткрыто, фиксируясь шпингалетом.
Так, это хорошо, прикинул я. Наверное, надо попробовать пробраться, причём всё же через окно, а не через оранжерею.
Сняв тапки и убрав их в сумку, я, затаив дыхание, приподнял шпингалет ножом. Отчётливо услышав храп полицая — пусть не оглушительный, но вполне слышимый. Так, это совсем замечательно, обрадовался я, поднимаясь на подоконник. И начал медленно, двигаясь на выдохе и замирая на вдохе, двигать к кровати.
Итак, уже с метра отметил я. Есть полицай, он спит. И прибить его вполне возможно. Вот только… А на хрена это делать ножом?
Вообще — обидно, отметил я. Отравы бы какой, или что-то бытовое, естественное… На этой мысли у меня появилась счастливая улыбка: бытовое, лампа, этакий ночник, за которым полицай прячется от нечистой совести.
Так, начал прикидывать я. Надо, чтобы замыкание высоковероятно прибило гада. Это, вообще-то, не так уж просто. Но и не так уж сложно, с другой стороны — остановка сердца, а не сработает — ну значит неизящно добить. В идеале — лицо, предположим, лампа падает на него, размеры и местоположение её позволяют. И — ни хрена. Нужен контакт с плотью. Так, а если вода? Кувшин с водой стоит чуть дальше лампы, на той же тумбочке. Так, в принципе — вероятно. Не без огрехов, но мало ли, повернулся тип в ночи неудачно, в общем, шанс на “отсутствие подозрений в криминале” есть. А отсутствие света в доме — только на руку. При этом, вряд ли ВСЁ освещение завязано на один предохранитель. И уж точно свет в спальне и в сторожке охраны на разных.
После этого, я аккуратнейшим образом, в такт дыханию спящего, прихватил левой рукой лампу, занеся правой нож. И стал её аккуратно приближать к спящему. К счастью, люминесцентный свет не давал особого тепла, но на приближение света, на определённый момент, Щебетен всхрапнул особенно громко. Я напрягшись, готов был уже его прирезать, но полицай, продолжив храп, повернулся набок. Даже ещё лучше, прикинул я, прислоняя абажур к границе шеи и затылка.
Полицай продолжил храпеть, а я аккуратно выдохнул, прикинув куда и как мне двигать в темноте. Определившись, я взял кувшин с водой, прикинул, куда он “случайно упадёт”. Ещё раз взглянул с разных углов на спящего, прикинул, куда его пырять, если что.
Вздохнул, припомнил Лада и Клиссо — всё же не слишком мне нравилось то, что я делаю. Да и коротко плеснул водой на лампу, будучи готов пырять, в ответ на “неправильный” звук.
Сверкнула вспышка, и наступила темнота. А вот звук был “правильным” — мелкое поскрипывание кровати без криков. Это значит хорошие предохранители, не вышибает совсем, мимоходом порадовался я, прислушиваясь к шуршанию и поскрипыванию тела, явно выгнутого судорогой от тока.
И, судя по субъективным ощущениям, продолжалось это “казнильное шебуршание” не менее пары минут. За это время отошедшие от вспышки глаза стали различать слегка сереющий оконный проём.
Звиздец, это СКОЛЬКО я уже душегубством занимаюсь, чёрт побери, удивился я.
Тем временем, подёргивание прекратилось, послышался скрип кровати. Значит, обмяк. Не орёт, дыхания не слышно, отметил я, кидая кувшин на отмеченное место.
Подумал, а не проверить ли мне поджаренного, но решил, а ну его нафиг: ни черта не видно, дыхания не слышно, а лезть лапами, путь даже в тонких кожаных перчатках — шанс составить компанию полицаю.
А время поджимает, раз небо сереет — не менее пяти, а то и поболее. Валить надо, решил я, ну и, собственно, это и сделал. На подоконнике надел тапки, подумал, да прикрыл окно на шпингалет, с помощью ножа. Несколько шире, чем было, но лучше, чем ничего. И почесал в сумерках обратно, благо свет сторожки сквозь сгустившийся туман пробивался.
Пройдя вдоль забора, нашёл я столб, с внутренней стороны которого также были выемки. Подумав, снял тапки ещё раз — в саду земля, так что нафиг лишние следы. Ну и покинул особняк полицмейстера, обувшись уже на той стороне.
Так, а теперь надо быстро домой, прикинул я. Скоро появятся разносчики и прочая обслуга, встречаться с которыми, даже если всё будет “чисто”, мне не стоит. И от ножа надо избавиться, прикинул я.
И двинул, в сгущающемся тумане и уже отчётливых сумерках, в сторону дома. Встреч, к счастью, не было, нож я уронил в канализационный сток по дороге — если и найдут, до того как проржавеет в труху, со мной никто не свяжет. В палисаднике перед домом почистил подошвы тапок о влажную и уже жухнущую траву, да и завалился аккуратно в дом.
Добрался до своей мансарды, с облегчением выдохнул и даже улыбнулся — кажется сегодня мне ЧЕРТОВСКИ везло, невзирая на кучу ляпов. Ну не убивец я, в конце-то концов, уж точно не “профессиональный”.
А в остальном — даже некоторый душевный подъём есть, отметил я. Как по причине избавления от смертельной, в прямом смысле слова, опасности, так и в связи с возмездием за Лада и Клиссо.
А денёк сегодня ещё тот будет, напомнил я себе, да и стал набирать ванну. Хоть так расслаблюсь, пока есть время.