Даханавар - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1

Даханавар. Наследие крови

В презренный час в пучинах мглы, блюдет границу стражник,

От жутких порождений тьмы, от гибельных чар вражьих.

И в каждый день, и в каждый час хранит он год из года

Покой доверенных земель и мирный сон народа.

Его не ждет ни кров, ни дом, он вечно в странствии своем,

Бродить по свету обречен и лик его ужасен.

Безжалостен клинок к врагам, они падут к его ногам

И кровь наполнит чашу.

Но жажду ей не утолить, ведь мертвое не может жить,

За жизнь приходится платить порой ценой ужасной.

Он проклят и благословлён, великой силой наделен,

Чернейшей порчей осквернен и рок над ним не властен.

Отравленный вкусивши дар навечно он — Даханавар.

(народная баллада)

Даханавар. Часть первая. Наследие крови.

1

Илая старался ступать осторожно. Он боялся поскользнуться и упасть. От сточных вод несло гнилью и экскрементами, каналы под городом были настоящей клоакой. Однако, по сравнению с запахом горелой плоти, крови и прочих телесных жидкостей, пропитавших тюрьму, запахи канализационных стоков были для Илаи, что розовый сад. Это был запах свободы.

Какая разница, как спасать свою шкуру?!

Илая попал в казематы после облавы на рынке Нижнего Города, когда стражники переловили почти всю банду Полосатого Короля. Стража вязала каждого, кто выглядел хоть немного подозрительнее чем новорождённый младенец. Мелкий рыжий оборванец Илая был втиснут в забранную стальной решеткой повозку вместе с двумя проститутками, перепуганным до потери пульса водоносом, десятком разномастных оборванцев, карманников и нищих, собиравших в тот день на рынке свою обычную дань с добропорядочных и щедрых горожан. Веселая и пестрая компания задержанных, так же вскоре пополнилась одним не в меру шумным и нетрезвым святошей из храма Пресветлой Девы. Этот все пытался доказать стражникам, что он всего лишь священнослужитель и обещал непременно жаловаться самому архиепископу или даже бургомистру на этот произвол. В ответ он быстро получил от стражника, вязавшего его руки, обещание "разобраться" и мощный тычок в нос. Теперь святой отец горестно причитал, утирая кровь и слезы с лица. Под пыхтение, причитания, стоны и брань повозка прибыла в ратушу. Стражники выводили из забитых по завязку повозок, угрюмо молчащих или напугано всхлипывающих людей и разводили их по свободным камерам. "До полного разбирательства", — как сообщил, криво усмехаясь щербатым ртом, коротышка сержант. С утра должен был прибыть господин дознаватель, который уже будет в праве определить виновен задержанный или нет. А пока оставалась только томится в душных каменных мешках подземелья ратуши, коими славилась эта тюрьма.

Илая тогда еще не понимал, что ему чертовски повезло, что он оказался не в общей камере, а составил компанию известному в криминальных кругах Мирцеи грабителю и убийце — Бочонку. Тюрьма при ратуше была переполнена, камеры забиты под завязку. Эта камера была на двоих и одно из мест было свободно. Под мерзкий хохот стражников и сальные шуточки о "новой подружке для Бочонка", Илаю втолкнули внутрь крошечного и помещения. Сокамерник Илаи явно был не доволен появлением новенького соседа в и без того крошечном пространстве узилища. Илая тут же получил крепкий удар в живот от которого отлетел в дальний угол на сырую и прогнившую солому. Бочонок посоветовал ему не высовывать носа из этого угла, пригрозив более крепкой "лаской". Стражники, которые привели Илаю сюда, насладившись сполна сценой столь "теплого" знакомства заключенных, удалились, громко хохоча и обсуждая предстоящую попойку. У них этим вечером был повод отметить успешно проведенную операцию. Когда звук шагов смолк и помещение вновь погрузилось в темноту, Илая напрягся всем телом, ожидая нового нападения от соседа. В тайне надеясь, что тот предпочтет только избить его, а не что-нибудь более унизительное. Но нападения не последовало. Судя по звукам, его сосед предпочел не обращать на Илаю внимания. Бочонок немного поворочался на своем лежбище, браня по нос проклятую стражу и дерьмовые тюремные порядки, а потом замолк и низко захрапел. Матерому рецидивисту было абсолютно наплевать на тощую уличную крысу, которую к нему подселили. Это позволило Илае немного расслабиться и подумать о своей дальнейшей участи. Участь ему выпала незавидная. Он часто слышал о методах дознания применяемых в Мирцее к личностям столь сомнительного рода занятий, как у него. Илая был отщепенцем.

Он прибыл в Мирцею несколько месяцев назад, в надежде найти свое счастье в большом городе. Обладая ясным и пытливым умом, ловкими руками и завидной самонадеянностью, Илая собирался предложить свои услуги подмастерья какому-нибудь лавочнику или ремесленнику. Он умел читать и писать на трех языках. Покойная мать его научила грамоте, счету и письму. Илая так же обладал хорошим вкусом и художественными способностями. Он часто, на досуге, вырезал карманным ножом изящные фигурки из дерева, а однажды успешно разрисовал углем стену в доме, приютившего его после смерти матери, дядьки. За это в тот же день был крепко бит и посажен под замок на хлеб и воду, своим суровым родственником. "За поганство и отлынивание от настоящей работы в поле!" — как осудил его дядька, но картину правда не тронул. На этой картине гордый и роскошный петух топтал молодую курочку на фоне цветущих маков и ромашек. Когда его дядька выпивал с соседом, то гнев его смягчался. Надрывно икая и тыча заскорузлым от грязи пальцем в настенную живопись, он хвастал "разлюбезному соседушке" талантом племянника-шалопая. Одновременно с хвалебными речами, дядька обещал непременно, в следующий раз, открутить стервецу голову. В общем и в целом, Илая для сельской жизни не годился, как и она для него. Ведомый авантюрной жилкой характера к путешествиям и приключениям, однажды утром юноша просто сбежал с дядиной фермы. Он, прихватив из своего тайника в амбаре пятнадцать серебренных монет, вырученных у бродячего торговца за наследный материнский перстень с кораллом, немного еды и свой старый шерстяной плащ и был таков. Нельзя сказать, что родственник Илаи был опечален его исчезновением, впрочем, о дядьке не горевал и Илая.

С наступлением ночи звуки, наполнявшие подземелье, стихли. Илая пытался уговорить себя хоть немного поспать, но сон все не приходил к нему. По углам скреблись крысы, их маленькие бусинки глаз загадочно мерцали в темноте. Ворочаясь во сне на узких нарах, натужно храпел Бочонок. Где-то в коридоре, за зарешеченной дверью камеры, без остановки капала вода.

Слушая эту монотонную капель, Илая впал в состояние оцепенения. Кап — кап — кап — кап. Казалось, кто-то очень одинокий мерно вышагивает по коридору между приземистых дверей камер. Возможно, это призрак замученного в этих застенках узника. Кап — шаг, кап — еще шаг, кап — кап — он все ближе! Вот уже призрачный свет озарил зарешеченное окошко в двери, а этот тихий звон металла — это звенят цепи на руках и ногах духа. Илая замер, стараясь не дышать. Подсвеченное отблеском адского пламени, тяжелое лицо призрака заглянуло в камеру. Обвисшие щеки, заросшие редкой щетиной, налитые кровью глаза, замогильным шепотом призрак воззвал:

— Бочонок, Бочонок, сучий ты потрах! Сюда иди, кому говорят!

Разбойник перестал храпеть, резво подскочил на ноги, будто и не спал вовсе и абсолютно бесстрашно спросил:

— Какого черта! Что тебе надо, Фред?

Это оказался вовсе не призрак, а всего лишь один из стражников — Толстый Фред.

— Да не ори ты придурок! — злобно прошипел стражник. Он протянул, что-то блеснувшее металлом через решетку и добавил. — Тебе привет от друга.

Бочонок метнулся к двери и выхватил из рук стражника связку отмычек. Не задерживаясь более у двери, Толстый Фред поспешил обратно. Когда его шаги смолкли, и тишина воцарилась вновь, Бочонок позвал Илаю:

— Малой, ты со мной?

Илае не надо было предлагать дважды. Почти беззвучно открыв дверь своей темницы, Бочонок проскользнул в коридор, по обе его стороны были такие же двери камер. Одинокий чадящий факел в конце коридора у лестницы ведущей вверх почти не давал света. Пригнувшись, как можно ниже, оба узника заскользили в противоположную сторону — во тьму. Там, у глухой стены, был широкий люк, перекрытый тяжелой металлической крышкой, ведший в канализацию. Через такие люки в этой тюрьме избавлялись от всякого хлама, в том числе и от тел замученных узников. Добравшись до него, Бочонок вновь повторил тот же фокус, что и с дверью камеры. Правда, тут пришлось немного повозится, замок несколько заржавел и не желал поддаваться. Когда с ним было покончено, Бочонок поднял крышку и прошептал Илае.

— Я первый, ты за мной. Не забудь опустить за собой крышку, нам палева не надо. Надеюсь, ты умеешь плавать?

Плавать Илая умел. Бочонок свесил ноги в люк и тихо соскользнул в его темное жерло. Далеко внизу раздался тихий всплеск. Илая тоже осторожно спустился в темноту, но спиной вперед, и опираясь на локти он опустил крышку себе на спину. Глубоко вздохнув и набрав полную грудь воздуха, Илая отпустил руки и полетел вниз. Сверху лязгнул затвор, запирая крышку люка.

Юноша приземлился в холодную воду, ударившись о что-то мягкое и странно знакомое. Это было тело Бочонка. Сокамернику не повезло. Из его, темного от крови, затылка выглядывал конец острого металлического штыря. Мысленно поблагодарив всех богов за то, что ему не пришлось прыгать первым Илая поспешил убраться с места трагедии. Следовало как можно быстрее выбраться из городской канализации.

Пусть Илая пробыл в городе не долго, но он был наслышан, что каналы под городом весьма опасное место. Даже бравая городская стража обходит их стороной, и не только потому, что боится испачкать свои красные мундиры. Эти каналы лишь малая часть древней сети катакомб, которые подобно артериям соединяют все города на континенте. Исследовать их полностью так до сих пор никому и не удалось. В народе поговаривали, что им не одна тысяча лет, что они населены разными неведомыми чудовищами, и что в стародавние времена забытые короли спрятали в них несметные сокровища. А те, из рассказчиков, кто был по суевернее, да по набожнее, утверждали, что эти катакомбы ведут в саму преисподнюю. Делая большие глаза и страшно шевеля бровями, эти, убежденные в своей правоте, люди заявляли растерянному собеседнику, что именно оттуда однажды великое зло вырвется на волю, дабы погубить весь мир в адском пламени. Но истинное знание о том, кто, когда и зачем прорыл эти ходы в толще земли было давно и безнадежно утеряно. За долгие сотни лет многие из подземных веток сильно пострадали. Одни были уничтожены землетрясениями, сотрясавшими континент каждые два — три столетия. Другие были затоплены. Жители прибрежных королевств все еще помнят, как после сокрушительного цунами, обрушившегося на их земли более полувека назад, под воду ушел целый полуостров. На дно навсегда опустился прекрасный город Лаплас. Соседняя с ним Мирцея устояла только благодаря тому, что большая часть города была расположена на скалистом выступе и разъярённый океан не смог добраться до ее улиц. Воду сдержали катакомбы. Мирцея на несколько месяцев стала городом-островом, практически отрезанным от остальной части суши. Потом вода ушла, Мирцея вновь стала частью страны, но в каналах под городом появились отвратительные создания. Они получили название жаболюды.

Эти плотоядные твари, высотой в пол человеческого роста, были невероятно уродливы. Тела их были покрыты белесой осклизлой кожей утопленника, а плоские тупые морды могли похвастаться по-жабьи широкими пастями, полными острейших игловидных зубов. На несколько долгих лет они стали настоящим бичом для города. Сначала, они выбирались только по ночам из стоков городских каналов. Трусливые твари не нападали если видели, что противник им не по зубам. Они предпочитали припозднившихся горьких пьяниц, кошек и бродячих собак. Издавая низкий булькающий звук, похожий на кваканье, твари плевались струей липкой жгучей слизи, целя в голову, и пока жертва пыталась очистится, набрасывались пытаясь вцепиться зубами в ее незащищенное горло. Говорят, именно потому в Мирцее в моду вошли жабо — широкие плоеные воротники из кружев на проволочных каркасах. Но однажды, выдалось слишком уж жаркое и засушливое лето и нападения участились. Монстров стали видеть не только ночью, но и днем. Они нападали как поодиночке, так и группами. Особенно опасно стало жить в бедных кварталах Нижнего Города, в порту и возле рыбного рынка, там, где канализационные каналы выходили на поверхность. Стали пропадать люди. Зачастую это были женщины, старики и дети. Городская стража ничем не могла помочь, нападений было слишком много. Город жил в постоянном страхе. Народ стал роптать, в городе участились волнения и беспорядки. Наконец бургомистру, ничего не оставалось делать, как серьезно раскошелиться и обратиться за помощью к даханаварам. Приглашенные даханавары выяснили, что на поверхность жаболюдов выгнали засуха и голод. Тем знойным летом уровень воды в каналах сильно упал, а вместе с водой ушла рыба, которой они питались. Маленький отряд из пятерых отважных даханаваров за несколько недель очистили городские каналы от большинства жаболюдов. На все главные выходы из подземелий были установлены укрепленные стальные решетки, чтобы навсегда защитить горожан от встречи с мерзкими тварями. Однако, каналы отныне стали пользоваться крайне дурной репутацией. Они стали не только канализацией города, но и последним пристанищем для тех, кто этому городу был неугоден: преступников, нищих, безымянных жертв ночных ограблений и убийств. Немногие из оставшихся в каналах монстров приспособились и стали падальщиками. Правда от случайно забредшей в каналы добычи, будь то человек или зверь, они тоже не отказывались.

Поэтому Илая старался не шуметь, побираясь по темным изгибам туннелей. Он двигался в западную часть города, туда, где извилистая кишка квартала бедняков выходит поближе к порту. Илая надеялся, что там ему будет легче выбраться из подземелий никем не замеченным. Ну кто, скажите, обратит внимание на еще одного грязного побитого оборванца, направляющегося в порт просить милостыню?! А потом, Илая и вовсе надеялся покинуть город, тайно пробравшись и спрятавшись в трюме одного из кораблей покидающих Мирцею.

Под босую ногу Илае попалось что-то скользкое и живое. Илая взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но потеряв устойчивость плюхнулся в холодную воду, взметнув тучу брызг и грязи. Нецензурная брань, слетевшая с его языка, громким эхом разнеслась по коридору, дополняя и без того смачный звук падения. Потревоженное животное, злобно пискнув, очень больно укусило юношу за лодыжку и скрылось в темноте. Крыса! В бессильной ярости Илая взвыл и стукнул по воде кулаками. В тот же момент к нему пришло осознание невероятной глупости своего поступка. Из-за ближайшего поворота донеслось влажное шлепанье и низкий, будто удивленный, рокот гортанного бульканья. Жаболюд?! Сидя по грудь в тухлой воде канала, Илая мог поклясться, что в этот момент вода показалась ему теплой. Он будто отмокал не в канализационных стоках, а в бане, забравшись в горячую бадью с ароматной пеной. Просто в этот момент, в его животе поселился ледяной комок ужаса. Какой же он дурак! Ну правда, не мог же он поверить, что везти ему будет вечно! Мозг Илая лихорадочно соображал, что ему теперь делать. Жаболюд пока еще находился за поворотом коридора, а значит Илаю он не видел, но у этих тварей отлично развито обоняние и слух. Если Илая побежит обратно, даже очень быстро, что в каналах весьма проблематично сделать, тварь его догонит в два счёта. Ноги у этих жаболюдов очень мощные и быстрые. Из-за двойных коленных суставов, одни из которых вывернуты назад, передвигаются твари длинными мощными скачками, прямо как настоящие жабы. Вперед бежать еще глупее, все равно что подать себя жаболюду на блюде. Надо решать!

Илая слышал, как все еще не решаясь напасть, тварь переминается с ноги на ногу, утробно булькает и кряхтит. Скоро голод возьмет верх над ее стеснительностью, и монстр атакует. В голове Илая пронеслась досадная мысль: "Ну вот! Хоть ложись и помирай!" Секундное замешательство и губы юноши дрогнули в подобии слабой улыбки. Очень медленно, стараясь не издать ни звука, ни плеска, Илая опустился на спину, толща мутной воды сомкнулась над ним. В ту же секунду жаболюд выскочил из-за поворота. Скудный лунный свет, шедший из отверстий под самым потолком, осветил тупую плоскую морду чудовища. Зрелище было мерзким. Огромные желтые глаза твари светились в темноте, скользкий лиловый язык высунулся из безгубой пасти, по-змеиному прощупывая запахи, наполнявшие воздух коридора. Мерзкий орган выискивал среди них запах новой добычи.

Сквозь зеленую муть Илая видел, как тварь удивленно поводила из стороны в сторону лысой головой, растущей будто из грудной клетки чудовища. Тварь издала разочарованный и одновременно сердитый бульк и снова прыгнула. Она приземлилась так близко от скрывавшегося на дне канала юноши, что тот едва не заорал от ужаса. Этот крик мог выпустить, весь оставшийся в легких, воздух за раз. В тот же миг юноша рисковал быть обнаруженным и разорванным тварью. Сжавшиеся судорожно пальцы вдруг нащупали среди песка и ила что-то острое. Осторожно обследовав предмет Илая понял, что под руку ему попалось сокровище. Оружие номер один в любой кабацкой драке — "розочка". Это было отбитое горлышко бутылки с острыми осколками по краям. Крепко зажав находку в ладони Илая, решил, что без боя он не сдастся. Воздух в легких стремительно заканчивался, перед глазами уже расцветали красные и черные круги. Только бы чудовище отвлеклось, повернуло голову в другую сторону, уж он то не промажет! Он воткнет свое стеклянное оружие в это мерзкое белесое брюхо! Выпустит этой твари немного ее рыбьей крови или кишок пару метров, что бы у нее там ни было. Илая, этой образине, так просто не взять!

Казалось, мгновения тянулись вечность. Проваливаясь в черноту беспамятства, проклиная и умоляя всех известных богов помочь ему, Илая наконец увидел, как жаболюд оборачивается назад. Похоже что-то, все-таки, отвлекло его внимание.

С криком такой мощности и отчаянья, что даже жаболюд казалось немного присел от неожиданности, Илая взметнулся вверх, в отчаянном порыве вогнать острое стекло в плоть твари. Но жаболюд был быстрее. "Розочка" лишь немного оцарапала бледную кожу монстра, зато ответный удар когтистой лапы монстра задел ничем не защищенные ребра Илаи. Распоров кожу юноши, жаболюд оставил на его теле багровые следы когтей. Этот удар отбросил Илаю к сырой каменной стене коридора. Искры и жгучие слезы вылетели из глаз юноши. Боль была адской. От силы удара воздух покинул грудную клетку и теперь юноша не мог даже сделать последний вздох, перед наступающей смертью. Но смерть не спешила. Возможно, она ошиблась, спутав его и монстра во тьме канала?!

Смерть кружила вокруг жаболюда, она уже отсекла ему одну из задних лап и теперь рубила хромое чудовище в фарш. Совершая движения, достойные лучшего танцора на балу, и ловко уклоняясь от когтей и струй ядовитой слюны, изрыгаемых монстром, смерть наносила удары и делала подсечки. Всего пара минут и жаболюд полетел к противоположной стене, как ненужный более прозектору лягушачий трупик. Смерть замерла на долю секунды, потом развернулась и направилась к Илае.

Подойдя совсем близко, она схватила юношу за плечи, встряхнула и приказала: — "Дыши!"

У смерти был глубокий, бархатный баритон.

Отдышавшись и придя в себя, Илая поднял глаза на своего спасителя и прохрипел:

— Спасибо!

— На том свете сочтемся. — то ли шутя, то ли обещая, ответил незнакомец. — Самостоятельно идти можешь?

— Думаю, да. — ответил Илая и попытался подняться. Попытка оказалась провальной.

— Нога! — застонал юноша, заваливаясь назад.

— Так, все ясно! Давай не будем спешить и вначале осмотрим твою ногу.

Незнакомец, немного покопавшись в поясной сумке достал маленький круглый предмет. Совершив какие-то ловкие манипуляции пальцами он заставил его светится.

— Вы чародей? — с удивлением спросил Илая.

Вот уж кого, кого, а увидеть чародея, разгуливающего по канализации и ловко расправляющегося с жаболюдами Илая, никак не ожидал увидеть.

Юноша не часто встречал чародеев, но в его представлении они были очень рафинированные и напыщенные мужчины и женщины средних лет. Такие иногда приезжали в Мирцею, но никогда не покидали пределов Верхнего Города. Лицо незнакомца скрывала глубокая тень, отбрасываемая остроконечным капюшоном его короткого плаща, Илае было трудно определить его возраст и статус.

— Ну я что-то в этом роде, но не совсем. — уклончиво ответил незнакомец, осматривая полученные Илаей повреждения. — Так, так! — изрек он со знанием дела, — похоже при падении ты, друг мой повредил стопу. Сейчас тебе придется немного потерпеть, пока я смогу это исправить, и тогда мы сможем покинуть это гадкое место, если ты не против? — произнес мужчина, продолжая исследовать ступню Илаи.

— Н-н-нет. — мотнул головой юноша.

— Знаешь ли, друг мой, что-то мне не хочется больше лягушачьих лапок на сегодня. А тебе?

— Пожалуй и с меня хват… ой! — незнакомец ловко извлек из пятки юноши длинную занозу. Илая тут же почувствовал, как боль в ноге стала утихать.

— С меня тоже, пожалуй, хватит. — закончил Илая.

— Вот и славно, похоже мы пришли к общему решению. — усмехнулся незнакомец. Он снова порылся у себя в поясной сумке и вытащил пару чистых бинтов и склянку. Склянка была на половину заполнена резко-пахнущей мазью, которой он принялся обрабатывать раны и ссадины на теле Илаи.

— Жаболюды, друг мой, падальщики, а так, как владению ножом и вилкой они не обучены, то раздирают свою пищу когтями. Порой довольно тухлую пищу. Эти царапины от их когтей могут оказаться не менее опасны чем их зубы, но благодаря этой чудесной мази, мы сможем очистить твои раны от трупного яда и поможем им быстрее зажить. — пояснял свои манипуляции таинственный спаситель.

— Прошу тебя, не дергайся, сейчас я сделаю тебе немного больно. Но я обещаю, что тебе будет не так больно, как, нашему бледнобрюхому другу. — незнакомец кивнул в сторону трупа жаболюда.

Взглянув в сторону того, что осталось от монстра, Илая тяжело сглотнул. Он бы точно не хотел быть врагом этого человека. В этот момент незнакомец стал накладывать мазь. Раны пекло действительно сильно, будто раскалённую кочергу приложили. У Илаи глаза полезли из орбит, и он сдавленно крякнул.

— Ничего, ничего, здоровее будешь! До свадьбы заживет! — незнакомец закончил с лечением и воодушевляя похлопал юношу по плечу. Потом он поднялся и подошел к трупу твари. Склонившись над монстром, незнакомец извлек из-за пояса изогнутый кинжал и раскрыв им зубастую пасть, ловко отсек длинный лиловый язык жаболюда. Затем извлек из поясной сумки небольшой стеклянный сосуд с пробковой крышкой он поместил трофей внутрь. "Вот ты и допрыгался, дружок." — тихо процедил он сквозь зубы и сплюнул в сторону вязкий комок слюны.

Вернувшись к юноше, мужчина помог Илае подняться на ноги что бы тот мог идти дальше.

— Ну а если серьезно, то кто бы ты ни был, и чем бы здесь не занимался, ты меня очень выручил. — произнес незнакомец.

Они как раз вышли на освещенный участок. Полнолуние. Ночное светило было в зените и серебряный свет набрал почти нереальную мощность, позволившую ему просочиться даже сюда.

— Позволь представиться, меня зовут Шамиль Тень! — мужчина откинул капюшон. Сердце Илаи второй раз за сегодняшнюю ночь устремилось к пяткам.

Даханавар! Спроси кто Илаю раньше, он не смог бы сказать, что более страшно встретить ночью в катакомбах жаболюда или даханавара. Теперь знал — страшно одинаково, и от этого знания ему не становилось легче.

Всем на свете хорошо известно, что даханавары — существа двоякой природы: одна часть их существа человеческая, другая часть — монстр. Именно этот симбиоз и делал их теми, кто они есть — лучшими охотниками на магических тварей на всем континенте. И в то же время, именно это заставляло людей их боятся и ненавидеть несмотря на острую нужду в их помощи.

Представший перед Илаей даханавар был высок, широк в плечах, его тело было будто бы один тугой комок мускулов. Мужчина был красив и ужасен одновременно. Его кожа от природы была когда-то смуглой, почти цвета корицы, теперь имела оттенок пепельной серости. Лукавые, глубоко посаженые глаза были странного оттенка белесой, почти выцветшей, голубизны. Жадный улыбчивый рот с полными кроваво-красными губами обнажал идеальный оскал хищника. Зубы были белые, крупные, клыки — непропорционально большие. Пересекая лицо поперек, по линии глаз, носа и висков проходила сложная татуировка. Выглядела она так будто на лицо мужчины была надета маска-лента. Татуированы были даже веки. Волосы цвета смолы были собраны в косу. Тугая коса брала свое начало почти над лбом даханавара и шла вдоль головы как гребень. Она была украшена на восточный манер, десятком маленьких золотых колечек. Золотые кольца так же были продеты в уши и нос даханавара. Доспехи на незнакомце были очень просты с виду, но как понял Илая, это простота была обманчива. Черная кожа и черная сталь, надежно укрывали тело даханавара от атак противника. У самого горла даханавар носил отличительный знак своей гильдии — брошь "черное солнце". Это был золотой круг на черном фоне с двадцатью загнутыми посолонь лапками и вписанной в его центр руной, похожей на кривой кинжал с гардой.

Длинный тяжелый меч покоился в тесненных кожаных ножнах за его плечами. Из другого оружия Илая заметил, что на поясе у незнакомца был стилет, и еще странный изогнутый серповидный нож, отдаленно напоминавший руну на гильдейской броши даханавара. Этим ножом, как и мечем, даханавар уже успел воспользоваться в присутствии Илаи. Увидев, как взгляд Илаи задержался на серповидном ноже, даханавар прикрыл его полой плаща, давая понять, что не желает, чтобы его экипировку столь бесцеремонно рассматривали. Жестом он предложил двигаться дальше и продолжил прерванный разговор.

— Ну? Я назвал тебе свое имя, теперь твоя очередь.

— Зовите меня просто, Илая, господин Шамиль…

— Пожалуйста, просто Шамиль. Давай без господ. У таких, как я, нет слуг, только друзья и помощники. Ну а заказчики могут обращаться ко мне мастер, мастер Тень. Ты ведь не собираешься меня нанять, а?

— Э, нет, Шамиль. — Илая приободрился и продолжил:

— Я в Мирцее недавно, всего несколько месяцев. Прежде жил на ферме у своего дядьки. Но знаете, вся эта простая жизнь поселян, она как-то не для меня, и я сбежал. Хотел попытать счастья в большом городе. Я ведь знаю три языка, могу свободно говорить и писать на них, владею простым счетом, я думал, что в Мирцее найдется место для такого способного парня, как я…

— Но что-то пошло не по плану, не так ли? — даханавар вопросительно приподнял бровь.

— Верно, — тяжело вздохнул Илая. — Когда я приехал в город у меня было немного денег серебром. Этого было достаточно, чтобы снять простое жилье и начать поиск работы. Но, когда я попал в город тут было все так интересно! Я снял на ночь комнату под крышей одной из харчевен в Нижнем Городе, оставил там свое барахло и отправился посмотреть город. В тот день были карнавальные шествия в честь весеннего праздника лова сельди. Праздник увлек меня, я прежде не видел ничего подобного! Люди шли рядами в голубых и белых одеждах, они несли огромные бумажные чучела рыб и пели. Играли флейты, били в барабаны, на улице торговцы продавали ароматную выпечку с рыбным паштетом, пиво и вино с пряностями, сладости. Клянусь я перепробовал все и чуть не лопнул! А еще, там продавали чудесные бусы из голубых, золотых и белых перламутровых бусин. Такая красота! А еще, торговцы уверяли, что сегодня любая девушка подарит мне поцелуй если я подарю ей нитку этих чудесных бус. И я, конечно, купил две нитки, хоть они и стоили весьма дорого — целую серебряную монету за нить! Вместе с толпой гуляющих я попал в порт. Уже был вечер, время конца праздника и торжественного сожжения чучел приближалось, а я так и не поцеловал ни одной красотки. И тут, в толпе, я увидел ее. Она была молода и свежа, как цветок! Таких красоток в краях, где я прежде жил не сыскать! На ней было узкое голубое платье, а глубокий вырез ее корсажа шел до украшенного серьгой пупка. Это была золотая рыбка. Такие же серьги-рыбки были и у нее в ушах. Пышные темные полосы, озорные глаза — я предложил ей нить бусин, но она сказала, что стоит дороже. Тогда я сказал, что я купил только две, но отдам их ей за один поцелуй. Тогда она засмеялась и кивнула, принимая бусы. Она целовала меня долго и сладко, как никто прежде, а потом просто подмигнула и исчезла в толпе.

— Ну а придя домой ты не обнаружил своего кошелька? — лукаво спросил даханавар.

— Именно так! Но откуда вы это знаете? — удивился Илая.

— Тебя обчистила портовая шлюха. — снисходительно ответил Шамиль.

— Ну теперь и я это знаю. — вздохнул Илая. — А потом все стало много хуже. Без денег я не мог больше снимать комнату, работы у меня не было и вскоре хозяин таверны отобрал мое не хитрое барахло в счет долга за еду и сон. Меня поколотили его слуги и вышвырнули вон. Так и я очутился на улице без средств к существованию. Я стал учиться выживать: просил милостыню, воровал, ночевал под мостом или в трущобных ночлежках. Когда представлялась возможность заработать, я брался за самую грязную работу, чтобы хоть как-то выжить. Я стал человеком улицы. А вчера меня загребли во время облавы на рынке, и я попал в каталажку. Но мне улыбнулась удача. Моему сокамернику друзья устроили побег через канализационный люк, да вот только он умер при падении. Железяка, торчавшая из воды, раскроила ему башку. Мне повезло больше, и я выжил, приземлившись на его труп.

— Действительно, ты счастливчик, Илая. — согласился даханавар. Было не понятно сколько в его словах иронии, а сколько искреннего согласия.

Коридоры начали подниматься, идти стало немного труднее, но даханавар поддерживал Илаю под руку, не позволяя тому оступиться.

— Мне очень повезло, что я сбежал через яму в полу. Я слышал туда сбрасывают трупы замученных бедолаг. Надеюсь, меня не станут искать, решив, что при падении я тоже свернул себе шею или попался в лапы жаболюду, что, собственно, почти произошло. Вот такая моя история, Шамиль, так я и оказался здесь. — Илая немного помолчал, потом добавил. — Думаю стоит попытаться уплыть отсюда на одном из кораблей. В этом городе меня уже точно ничто хорошего не ждет. Попадусь еще раз в лапы стражи и тогда мне точно конец!

— Хорошая история. Вот только, как ты собрался попасть на корабль? Подозреваю, что денег что бы купить себе место у тебя нет, а наняться в таком состоянии в матросы ты вряд ли сможешь. Полагаю, ты собирался спрятаться в трюме и не вылезать оттуда пока корабль не отойдет от берега на достаточное расстояние?

Илая в ответ кивнул. Даханавар продолжил:

— Глупая идея. Перед выходом в море корабли тщательно обыскиваются, на предмет вот таких вот незапланированных пассажиров, а это верное попадание в лапы портовой стражи. Даже если ты спрячешься достаточно хорошо, чтобы тебя не нашли при обыске, тебя скорее всего скинут за борт, как только обнаружат. Лишний груз на корабле никому не нужен. — Увидев, как мрачнеет лицо юноши, даханавар продолжил.

— Но у тебя сегодня явно счастливый день, ты выжил и помог мне с жаболюдом. Твой крик бешеной чайки отвлек его внимание на себя, а я смог выполнить контракт. — даханавар взглянул на спутника.

— Смотрю, ты не очень понимаешь, как это взаимосвязано. Позволь я тебе поясню.

— Этот жаболюд повадился пробираться в подвал одной лавки возле рыбного рынка. Он вылезал из щели в просевшей стене подвала, которая примыкает к каналам и воровал соленую рыбу из бочек. Хозяин лавки заметил пропажу рыбы и заподозрил в этом свою служанку. Служанка давно жаловалась, что ей страшно спускаться в подвал, потому что там кто-то страшно шумит и стонет, особенно по ночам. Она говорила, что это должно быть призрак. Как-то ночью, хозяин сам спустился в подвал, чтобы увидеть этого призрака своими глазами или застать вороватую лгунью с поличным, а застал жаболюда. Тот сидел на бочке с засоленной сельдью и лакомился рыбой. Уж не знаю кто кого испугался больше, мужик страхолюдину или она его, но на следующее утро на постоялый двор, где я как раз снял комнату, прибежал мальчишка посыльный. Уже в полдень мы с рыбником заключили контракт на этого любителя соли. Тварь оказалась весьма шустрой и если бы она не отвлеклась на тебя, друг мой, то вполне смогла бы от меня ускользнуть. Так что выходит я у тебя, вроде как, в долгу.

— Нет, что вы, вы мне ничего не должны Шамиль, вы и так много для меня сделали! Если бы не вы, то вместо селедки это тварь бы, верное дело, ужинала мной! — бурно запротестовал Илая.

— Да? — задумчиво хмыкнул Шамиль, — Ну если ты так считаешь…

— Конечно, конечно! — закивал головой Илая. Некоторое время они шли молча и вдруг даханавар остановился, пристально вглядываясь в лицо юноши он начал:

— Послушай меня, Илая, друг мой, раз уж мы смогли быть друг другу полезны, не окажешь ли ты мне еще одну небольшую услугу?

Илая моргнул, в горле стал ком и еле проглотив его, юноша произнес:

— Да? — присутствие рядом с даханаваром явно заставляло его нервничать. Но как он мог отказать?!

— Ничего противозаконного, уверяю тебя. Просто, дело в том, что в вашем городе я впервые, мне бы был полезен молодой человек, помощник, который знает этот город довольно хорошо. Полагаю, ты как раз можешь сгодиться на эту роль. О своих прошлых проблемах с законом можешь не беспокоится, те кто находится под защитой даханавара, неприкосновенны. Вряд ли найдется в этом городе человек желающий это оспорить. Я бы ему этого точно не советовал. — даханавар холодно улыбнулся.

— После того как я закончу здесь свои дела, я смогу вывести тебя из города. Обещаю, что за помощь мне ты будешь иметь не только мою благодарность, но и пару звонких монет, которые тебе явно пригодятся. В итоге, ты будешь на свободе, мы расстанемся, как только, покинем город, и ты снова сможешь жить, как посчитаешь нужным. Что скажешь? Молчишь? Понимаю! Такие решения принимать лучше на свежую голову. Позволь тебе предложить переночевать сегодня на том же постоялом дворе, где остановился и я. Ни о чем не беспокойся, ни о деньгах, ни о свободе, ни о своей жизни, сегодня ты мой гость. Если завтра ты пожелаешь отказаться от моего предложения, что же, ты тотчас будешь волен идти куда пожелаешь. Но если решишь, что мое предложение тебе подходит, я расскажу тебе больше.

Сказав это, Шамиль подошел к противоположной стене и нажал на один из покрытых бурой плесенью камней в кладке. Внутри стены послышался глухой щелчок, и она сместилась в сторону, открывая проход и лестницу ведущую наверх. Поднявшись на пару ступеней даханавар, обернулся к Илае и произнес:

— Ну что, так и будешь стоять там? Не ужели тебе так понравились эти каналы? К тому же, сегодня вечером хозяин постоялого двора обещал приготовить просто божественное рагу из кролика, ты же не хочешь, чтобы оно совсем остыло?

2

Для каждого жителя славного города Мирцея, это утро началось по-своему необычно.

Проснуться первый раз за много дней в чистой кровати, было приятно. Илая сладко потянулся и тут же поморщился — вчерашние раны давали о себе знать. Бинты, наложенные даханаваром, промокли от просочившейся и уже запекшейся крови. Они прилипли к коже, и теперь она зудела под ними. То, что с ним произошло накануне, было больше похоже на истории, которые бродячие сказители готовы рассказать за медяк любому, кто пожелает слушать, чем на правду.

Илая осмотрел комнату повнимательнее. Вчера его сюда сопроводили под руки, уставшего и пьяного. Шамиль, как и обещал, угостил его отличнейшим ужином и приказал юноше пить и есть столько, сколько Илая сможет. Помогая Илае осилить очередную порцию выпивки и жаркого, даханавар громко восклицал "На здоровье!", весело хохотал своим странным гортанным смехом и высоко поднимал свой кубок в торжественном жесте. Казалось, хмель его совершенно не берет и только льдистые глаза вспыхивали ярко и загадочно. А вот Илая то и дело проливал на себя вино, дрожащей рукой поднимая тяжелую, полную до краев янтарной жидкостью, кружку.

Сделав пару шагов Илая, пересек крохотную комнатушку, куда его заселили, и оперся на невысокий туалетный шкафчик из темного, траченного древоточцем, ореха. Тут стояло все необходимое, чтобы привести себя в приличный вид. Жестяной таз для умывания, глиняный обливной кувшин с прохладной водой. Для удобства гостя в шкафчике были припасы: пара не новых, но чистых, полотенец; кусок темного мыла, от которого пахло дегтем и хвоей; костяной гребень с редкими зубьями и банка алхимической пасты, которой удаляли нежелательную растительность с лица и тела. Но Илаю больше всего интересовал предмет, висевший на дощатой стене над всем этим богатством. Это было шестиугольное зеркало, мутноватое и размером не превышавшее длинны мужской ладони. Илая взглянул в его глубины и со вздохом опустил голову. Из зеркала на него смотрел мрачный и осунувшийся тип, в котором он едва узнавал себя прежнего. Человек с запавшими глазами, грязной рыжеватой щетиной облепившей, впавшие за время голода и прозябания, щеки. Голова, покрытая копной спутанных волос грязно-ржавого цвета. Левую скулу юноши украшали свежие ссадины, а правую большой лиловый синяк. Илая притронулся к синяку и тот отозвался ноющей болью.

В дверь комнаты негромко постучались.

— Да? Кто нам? — Илая обернулся к двери.

Дверь приоткрылось и в щель протиснулась абсолютно лысая голова, круглая как шар и румяная как свежеиспеченная булка. На ней, как две изюминки в тесте, маслянисто поблескивали, черные хитрые глазки. Бугристой картофелиной торчал вздернутый нос, а под ним бантиком розовели маленькие пухлые губки. Из-за невероятной дородности владельца данной головы подбородок и уши терялись в бесчисленных складках жира. Сладким голосочком голова пропела:

— Доброе утро, господин Илая! Ах, как хорошо, что вы уже проснулись, а то ведь скоро полдень! Надеюсь, вам хорошо спалось?

— Вполне. Благодарю! А вы…? — Илая испытывал затруднения, пытаясь, вспомнить незнакомца, но тот явно поняв это, сам спас положение.

— О, позвольте представиться, — вслед за головой в комнату протиснулось пухлое плечо и объемный живот в белом переднике. — Метр Цыбулька. Я владелец постоялого двора "Три кружки эля", где вы и ваш друг, мастер даханавар, любезно предпочли остановиться. Мастер Тень просил сообщить вам, что вернется к обеду. До тех пор он распорядился исполнять все ваши пожелания, разумеется, в разумных пределах. И вот, я позволил себе смелость потревожить вас, господин Илая. Осведомиться, так сказать, не изволите ли чего?

— Благодарю вас метр. По правде сказать, я только что встал с постели и пока мне в голову ничего дельного не приходит. Вы постучали, а я только собирался немного привести себя в порядок.

— Ах, господин Илая! — замахал пухлыми ладошками толстяк, — Ни о чем не переживайте, тут, в "Трех кружках", давно научились предугадывать желания гостей. Если вы позволите, я о вас немного позабочусь.

— Валяйте! Думаю, немного заботы мне сейчас не повредит. — пожал плечами Илая.

— Хрыстя! Умко! Квинт! — завопил куда-то в открытую за его спиной дверь метр Цыбулька. — Поторапливайтесь бездельники, господин изволит, что бы о нем позаботились! — и, лукаво улыбнувшись, толстяк сообщил. — Момент, господин Илая, сейчас все будет.

По лестнице застучали башмаки, засуетились слуги. В комнату Илаи внесли бадью, ее быстро наполнили горячей водой, а рябая девка по имени Хрыстя, принесла большие банные полотенца и комплект простой, но чистой одежды.

— Мастер Тень распорядился. — пояснил метр, и добавил. — Надеюсь с размером я не ошибся, господин Илая.

Вслед за слугами, в комнату поднялся маленький скрюченный старичок в темном балахоне, как оказалась, лекарь. Он внимательно осмотрел раны Илаи, бережно сняв с них подсохшие за ночь бинты, и заявил, что у молодого господина отличное здоровье, на нем все заживает "как на собаке". Вручив Илае пузырек восстановительной микстуры, "для улучшения процесса заживления", лекарь покинул комнату.

Рябая Хрыстя все порывалась остаться, чтобы услужить Илае. Девушка кокетливо намекала, что может потереть ему спинку или еще чего, за блестящую монетку, но была вежливо выставлена им за дверь. Когда все удалились, Илая наконец смог приступить к банным процедурам. Погружаясь в горячую, пенную воду он постанывал от удовольствия. Однако, несмотря на всю приятную заботу, которой его окружили, Илая не отпускала тревожная мысль, что же такого могло потребоваться даханавару от простого беглого преступника. Юноша хорошо усвоил урок, преподанный ему большим городом, о том, что жизнь такого как он бедолаги практически ничего не стоит. Ведь за бесплатно даже воробьи не чирикают! Теперь Илая гадал, какую цену за свое дружеское расположение спросит с него даханавар?

Илая не сомневался, что даст свое согласие и станет даханавару помощником. Это вовсе не было решением продиктованным корыстью или страхом, как не было и симпатии к новообретенному покровителю. Скорее решение пришло еще вчера, еще там — в катакомбах, как только Шамиль задал свой вопрос. Оно было продиктовано юноше тем вечным зовом в его сердце, который с малых лет толкал Илаю на всякие авантюры и приключения. Именно это болезненное любопытство и желание проверить свою удачу привело его в Мирцею. Илаю неведомой силой тянуло к даханавару. Бурная фантазия молодого человека рисовала ему будоражащие картины будущего, где он, простой парень Илая — помощник мастера даханавара. Грозного и ужасного! Да это ведь, как оруженосец при странствующем рыцаре, вот только намного страшнее и опаснее, но ведь оно того стоит! Илая ощутил, что совершенно запутался в своих мыслях и желаниях, а потому сделал самое простое, что можно сделать, чтобы очистить разум. Вдохнув поглубже, он с головой ушел в пенную ароматную воду, оставив на поверхности торчать только розовые, распаренные коленки.

Кади Абу-т-Таййиб Мухаммад ибн Ахмад ибн Абд аль-Мумин был в отчаянье. Он сидел на полу в покоях своей дочери, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. С дрожащих губ почтенного старца срывались тихие стоны и проклятие небесам, так несправедливо покаравших его и его семью. Вокруг все было перевернуто, сломано и разорвано в клочья, будто тут только что пронесся ураган. Этим ураганом, еще четверть часа назад, был сам кади.

В углу, съёжившись и накрывшись с головой полой одежды, сидела маленькая сухонькая старушка. При каждом стоне кади она мелко вздрагивала, вжималась в стену и старалась казаться еще более незаметной, чем уже была.

Наконец, кади поднял голову и посмотрел на женщину. Глаза его покраснели, а щеки были мокрые от слез, мужчина простонал.

— Фариха, что же мне теперь делать, Фариха? Где теперь моя Айнур?

Женщина быстро подползла к своему господину на коленях, не смея поднять глаз, она тихонько запричитала:

— Господин мой, это моя вина, я старая, бесполезная женщина, проглядела молодую госпожу, позволила ей уйти! Казните меня, мой господин, или прикажите старой Фарихе самой пойти и покончить с ее никчемной жизнью! Приказывайте, и я поднимусь на самую высокую стену этого города и брошусь на камни. Клянусь вам, что смою своей кровью этот позор, господин! Но прошу вас, прошу не убивайтесь так, лучше уж убейте меня!

— Фариха, если все было так просто, если бы твоя или моя смерть могли хоть что-нибудь изменить, клянусь Пророком, я бы поднялся на эту стену вместе с тобой! Но ни нам, ни Айнур, это увы не поможет! — сокрушался кади. — Послезавтра возвращается Ибрагим, что я скажу ему, старуха? Как объясню то, что его жена — моя дочь пропала? Как смогу смотреть ему в глаза, когда после всего того, что он для нас сделал, а я отплатил ему черной неблагодарностью? А ведь все, что было нужно сделать это всего лишь следить, что бы Айнур не покидала своих покоев!

— Господин кади, если вы позволите… — начала старуха-служанка.

— Что еще?

— Возможно, я сильно ошибаюсь, господин мой, но мне на ум пришла одна идея. И возможно, я знаю кое-кого, кто может нам помочь… — она пожевала губами и явно собиралась сказать, что-то малоприятное для кади. — но прошу вас, выслушайте свою старую слугу прежде, чем приказать отрубить мне голову.

— Говори же, старая ведьма, а не то я велю отрубить тебе голову прямо сейчас! — старик с завидной прытью поднялся с колен и навис над женщиной в угрожающей позе.

— Я не хотела говорить вам господин, боялась вас понапрасну обеспокоить, но последние несколько дней вокруг нашего дома крутился один человек…

— Что?! Ты думаешь Айнур похитили?! — взвился старик.

Женщина подняла руки над головой, призывая своего господина дослушать ее до конца.

— Я так не думаю, господин мой. Я сказала человек, но была не совсем точна в выборе слова, это был даханавар.

— Даханавар! Зачем этому нечистому понадобилось кружить вокруг моего дома? О, Небеса, не уж то он хотел навести на мой дом порчу?

— Я так не думаю господин, мне кажется он хотел поговорить с кем ни будь из вашего дома. Это было рано утром два дня назад, я как раз возвращалась с рынка, несла для госпожи Айнур свежие фрукты и сливки. Хотела приготовить ее любимый десерт, и тут мне на встречу вышел он. Похоже, он поджидал меня, следил, когда я подойду к дому. Он что-то хотел мне сказать, но я так испугалась и ничего не разобрала. Бросив свои покупки, я изо всех своих сил бросилась к дому и едва успела закрыть за собой дверь как услышала настойчивый стук и просьбу впустить его и выслушать. Но я, ревностная поклонница учения нашего Пророка! Я закрыла ладонями уши, зажмурила глаза и начала громко читать священную песнь, что бы его слова не осквернили мой слух. Видит небо, я усердно молилась и вскоре это нечистое создание ушло, оставив старую Фариху в покое.

— Ты правильно поступила Фариха, как и надлежит благочестивой женщине. Но позволь спросить, как это может нам помочь?

— Видите ли, господин мой, к старости голос мой потерял былую силу и как ни старалась я громко читать слова песни, кое-что мои уши все же уловили. Даханавар просил выслушать его, что у него к вам важное дело. Он говорил, что это очень важно, особенно для Айнур. Женщина понизила голос и, округлив глаза, выпалила:

— Он произнес имя — Самир!

— Самир?! Да как этот нечистый только позволил себе упоминать имя моей дочери, рядом с именем этого негодяя! — кади гневно потрясал кулаками, его глаза метали молнии.

Фариха прижалась к его ногам, цепко обхватив ладонями ступни своего хозяина. Она пыталась сухими губами поцеловать его ступню, безостановочно бормоча просьбы сменить гнев на милость.

— Господин вы совершенно правы, Самир не достойный человек и Всевышний это знает! Но вспомните, что когда-то он звал вас отцом и был вашим зятем. Возможно, именно сейчас, никто кроме даханавара не сможет справиться с нашей бедой?

Кади еще немного побушевал и успокоился. Он поднял свою верную служанку с колен, погладил по седой голове и поцеловал в лоб:

— Фариха, пусть Небо будет милостиво к нам. Я не знаю, что могу предпринять, чтобы найти свою дочь и спасти нашу честь. Но если Небо хочет, чтобы мы приняли помощь от нечистого, мы ее примем. Иди же, Фариха, разыщи этого даханавара и приведи его ко мне. Я выслушаю то, что он хочет мне сказать. Боюсь, но моя последняя надежда — это самому просить его о помощи. Даханавары искусны в решении самых запутанных ситуаций, возможно он именно тот, кто вернет мне мою Айнур.

Рассвет только занимался и на пыльно-сером небе ярко светила Утренняя Заря. Ночная роса, холодная и обильная, покрыла дикие травы, буйно разросшиеся среди могил. Шамиль притаился около одной из могильных плит. Бесшумный и недвижимый в предрассветном сумраке он и сам походил на одно из каменных изваяний украшавших цвинтар — так в Мирцее называли кладбище. Этой ночью даханавар не сомкнул глаз. После того, как он передал в руки метра Цыбульки захмелевшего Илаю, Шамиль не стал подниматься в свою комнату, а сразу направился в торговый квартал. Путь его лежал к дому, где обитал заморский гость — очень богатый негоциант из королевства Пушт. Хозяин дома временно отсутствовал в городе, но дом его не пустовал. Как выяснил Шамиль, пуштиец недавно решил жениться и перевез свою молодую невесту и ее престарелого отца в Мирцею. Даханавар уже несколько дней наблюдал за этим домом, ему было крайне важно добиться встречи с отцом избранницы пуштийца — престарелым судьей, кади Абу-т-Таййиб Мухаммад ибн Ахмад ибн Абд аль-Мумином. Но после первой и весьма неудачной попытки поговорить с престарелой служанкой аль- Мумина, даханавар так и не видел, что бы кто-либо покидал дом. Резная дверь так не разу и не открылась ни для мальчишек посыльных, ни для торговцев — коробейников, ни для странствующих менестрелей. Дом будто затаился, но этой ночью случилось кое-что необычное. Перед самым рассветом, открылась боковая дверь, которую обычно используют слуги, увидев это даханавар удивился. Кому это понадобилось выходить из дома в столь темный час, когда большинство людей еще крепко спят? Из дома вышло странное лохматое существо, оглядевшись по сторонам оно стало на четвереньки и направилось вверх по улице. "А вот это уже кое-что интересное!" — отметил для себя Шамиль. Даханавар ловко спрыгнул с крыши дома напротив, которая прежде служила ему наблюдательным постом. Сидя на ней даханавар, мог отлично видеть оба входа в дом негоцианта. Стараясь держаться самых темных теней и оставаться незаметным, он последовал за косматым четвероногим созданием. К огромному удивлению даханавара существо уверенно направлялось к городскому цвинтару. Проходя мимо кладбищенских ворот, оно на краткий миг попало в круг тусклого желтого света от масленого фонаря над воротами. Тигон? Шамиль был предельно удивлен увидеть эту огромную кошку так далеко от Пушта. Не уже ли новые родственники пуштийца привезли с собой этого зверя в Мирцею?! Теперь становится более понятно почему они с такой неохотой открывают двери незнакомцам. В таком городе, как Мирцея, держать в доме опасного хищника, да еще выпускать его на самостоятельные прогулки по ночам, было явным нарушением законов. Тигон подошел к маленькой боковой калитке в каменной стене цвинтара, вновь поднялся на задние лапы и, просунув переднюю сквозь железные прутья, отодвинул металлический засов. Калитка с тихим скрипом отворилась. Находчивый зверь проскользнул на территорию цвинтара и вновь запер калитку за собой. Шамиль от удивления потер глаза. В то что зверя можно обучить открывать запоры он вполне мог поверить, но что бы зверь замыкал за собою, это уже казалось совершенно невероятным! "Из чего следует, что этот зверь только с виду тигон, а значит, проследить за ним будет намного интереснее, чем я полагал раньше" — подумал даханавар. — "Ну кади, ну мошенник, полон чудес дом твой!" Шамиль проскользнул сквозь калитку вслед за чудо-зверем. Предусмотрительно, даханавар придержал ее что бы та не заскрипела и не выдала его проникновения своим неуместным звуком. С тихим шелестом меч даханавара покинул ножны. Шамиль пригнулся и перемещаясь от одной могильной плиты к другой, стал следовать за ничего не подозревающим тигоном. Тот теперь не пытался строить из себя обычное животное и передвигался на задних лапах, как обычный человек. Переходя от одной могилы к другой, он вновь становился на все четыре конечности, рыл передними небольшое углубление в цвинтарской земле, разбрасывая комья грязи и вывернутую с корнем растительность. Потом зверь опускал в углубление свою клиновидную морду, принюхивался и недовольно фыркал, издавая тихий рык он шел разорять покой следующей могилы.

Перемещаясь вслед за зверем-гробокопателем по обширному цвинтару, Шамиль отметил, что ему попадаются могилы, где кто-то покопался намного ранее сегодняшней ночи. Системы в выборе могилы у зверя явно не было, тут попадались как старые, так и свежие захоронения. Отсутствовали и предпочтения того, кто погребен в могиле. Шамиль вспомнил, как недавно в одном из портовых кабаков, который он посетил по чистой случайности, он стал свидетелем драки двух изрядно пьяных мужиков. Он бы и не обратил на них внимания, если бы их спор не перешёл в пьяную потасовку. Один из них кричал "Собаки, бродячие собаки, чтоб тебя!", а другой "Хер тебе, а не собаки, всех собак мы переловили да на мыло извели! Это воры, могильные воры, говорю тебе!" Когда задиристых выпивох разняли, один из докеров пояснил Шамилю, что сцепились в споре могильщик и подмастерье мыловара. "Кто-то шалит по ночам на цвинтаре в Верхнем городе, разоряет могилы, роет под камнями. Сначала грешили на собак, забредающих туда с рынка, но потом собак отловили, а безобразия все продолжаются. В магистрате решили, что это балуют кладбищенские ворюги, поставили пару стражников на несколько ночей, но ни один вор так и не появился. Да и из разрытых захоронений ничего ценного не пропадало. Ну стражу и сняли, а чего им там делать, коли никто в своем уме ночью на цвинтар не ходит? А безобразия все продолжаются. Вот вы мастер даханавар, вы бы в магистрат зашли, может они вам и контракт дадут на этих землероек?" Даханавар, вежливо поблагодарил участливого докера, допил одним глотком свое пиво и покинул кабак. С тех пор он почти забыл об этом разговоре, отложив поход в городской магистрат на потом. И вот сегодня на рассвете он самолично наблюдал за тем, кто чинит беспорядки в месте упокоения благочестивых мирцеянцев.

Зверь подошел к очередному холмику земли, который принадлежал по виду весьма свежему захоронению, пару раз копнул лапой, принюхался и удовлетворенно заурчал. Потом он сделал что-то уж совершенно невероятное: поднявшись на задние лапы он начал вилять бедрами, подпрыгивать и трясти передними лапами, поднимая их высоко над головой, это было похоже на какой-то безумный и неуклюжий танец. Окончив эти дикие телодвижения, зверь начал быстро раскапывать могилу.

Даханавар, пользуясь тем, что существо занято своим делом, сумел максимально близко подобраться к нему. Шамиль выглянул из-за стелы серого камня, увенчанной бронзовым изваянием орла, зверь как раз добрался до цели — тела, завернутого в саван. Пахнуло мерзким запахом тления. Одним движением когтистой лапы, зверь вспорол саван и погребальные одежды, обнажив вздувшийся от гнилостных газов огромный живот мертвеца. По темным от трупных пятен гниющим гениталиям, Шамиль определил, что тело принадлежит мужчине. Пользуясь когтем как хирургическим инструментом, тигон вспорол купол живота трупа. Над цвинтаром разлился удушающий запах гниющей плоти. Любой человек вдохнув этот смрад, моментально расстался бы с содержанием своего желудка, Шамиль порадовался тому, что не принадлежит к обычным людям и более устойчив к вони. Хотя даже желудок даханавара сжался пару раз, подталкивая сытный ужин к самому горлу. Для того, кто скрывался под маской тигона, мерзкое содержимое брюха мертвеца, похоже выглядело и пахло весьма аппетитно. Погрузив лапу в разверстое чрево, существо выгребло склизкое сизое содержимое и принялось с аппетитом его уплетать. К даханавару существо сидело спиной, но по звукам чавканья и довольного урчания, сомневаться не приходилось, трупоед наслаждался. Это была очень удобная позиция для даханавара, чтобы напасть и одним ударом обезглавить трупоеда.

Шамиль беззвучно поднялся из своего укрытия и решительно шагнул навстречу твари высоко занеся меч, для решающего удара. И тут под его ногой послышался тихий мелодичный хруст. Проклятие! Как он мог забыть?! В Мирцее существовала традиция оставлять на могиле усопшего маленькие разноцветные стеклянные лампадки с ароматным маслом. Такие лампадки должны были гореть, освещая дорогу умершим в загробном мире. Видно, в густой траве предательски затерялась одна из таких опустевших, после догорания масла, лампадок, а ничего не заподозривший даханавар по неосторожности раздавил ее ногой.

Звук услышал не только Шамиль, но и занятый трапезой трупоед. Одним рывком он вскочил на задние лавы и попытался нанести даханавару сокрушительный удар целясь в его незащищенное горло, но меч даханавара был быстрее. Клинок и когтистая лапа встретились. Разбрызгивая кровь, отсеченная конечность тигона полетела в траву. Взвыв от боли создание отступило. По-человечески прижав обрубок к груди оно бросилось в сторону ближайшего склепа, даханавар ринулся вслед за ним. Существо явно знало цвинтар лучше даханавара, резво перескакивая с могилы на могилу, оно стремглав неслось к цели. Даханавар осыпая проклятьями, не к месту выросшие перед ним препятствия: покосившиеся могильные камни, предательские кочки, металлические ограды вокруг вросших в землю саркофагов из гранита и мрамора, старался не отставать от прыткой твари. Лохматое чудище влетело под украшавшую вход арку усыпальницы, кубарём скатилось по темной лестнице, скрылось во мраке. Было трудно что-либо разглядеть, но спускаясь по истертым ступеням вслед за трупоедом, даханавар заметил, как, то нырнуло в приоткрытый высокий саркофаг, а потом опустило тяжелую резную крышку, отрезая тем самым себя от преследователя. "Вот же черт!" — выругался Шамиль. Напрягая всю силу своих стальных мускулов, он попытался вернуть крышку в прежнее положение, чтобы открыть вход, но сколько бы он не пытался, ничего не получалось. Видимо тигон воспользовался каким-то трюком и запер саркофаг изнутри. Стукнув с досады резной бок саркофага, окованным железом тяжелым носком сапога, Шамиль высказал пустой усыпальнице все что он думает по поводу половых предпочтений хитрого трупоеда и глупого кади, привезшего в Мирцею столь опасное создание.

Выбравшись из усыпальницы, Шамиль наспех очистил одежду от налипшей на нее паутины. Спрятав уже бесполезный меч в ножны, даханавар отправился к месту недавнего побоища. Стоило отыскать отрубленную лапу тигона и внимательно ее осмотреть. Кроме того, эта лапа отныне могла стать отличным пропуском в дом неприветливого кади. А после стоит наведаться в магистрат и предложить свои услуги в поимке Мирцейского гробокопателя. Шамиль полагал, что сможет запросить приличную цену за трупоеда.

Обрубок нашелся под кустом боярышника. Звериная лапа с длинными и острыми как бритва когтями, вот только лапа была из стали и мех тигона, который клочком свисал с нее, был прикреплен к ней стальным зажимом. Занятная вещь на поверку оказалась перчаткой. Множество мелких сочленений позволяли отрубленной кисти, находящейся в ее тисках так отлично функционировать. Повозившись с хитрым устройством, даханавар извлек отрубленную конечность из стального панциря. Это оказалась изящная женская ручка, холеная, белая, с ноготками, покрытыми карминовым лаком. Кожа на ладони была расписана узорами, нанесенными хной, а пальцы украшены дорогими перстнями с самоцветами. "А вот это уже интересно!" — хмыкнул себе под нос даханавар. Он достал чистый носовой платок и бережно завернул находку. Опустив сверток в недра поясной сумки, даханавар покинул цвинтар и под щебет ранних пташек, которых разбудили первые лучики солнца.

3

Фариха вышла из дома. Подслеповато щурясь на яркое утреннее солнце, она поправила шаль, скрывавшую ее седые косы. По законам ее страны, приличная женщина не должна ходить с непокрытой головой, так делают только распутницы. Весь этот чужой город, куда ее привез хозяин, просто сборище грешников и распутниц. Сокрушенно покачав головой, она тяжело вздохнула. Фариха тосковала по родине, по славному городу Басуре, где родилась и прожила всю свою жизнь. Там она знала, каждую улицу, знала множество хороших людей, знала как надлежит себя вести, что говорить и что делать. Там все было ей родным и знакомым. Но здесь! Фарихе не нравился этот город, ее пугали его люди и их обычаи, пугала их громкая трескучая речь, тут она была чужачкой. Фариха должна была найти даханавара, это она обещала кади. Но как найти его в таком огромном, совершенно незнакомом ей городе? Фариха бывала только на рынке Верхнего Города, куда ходила за продуктами. Невзирая на почтенный возраст, Фариха была умелой домоправительницей и очень хозяйственной женщиной. Так после переезда в дом жениха Айнур, Фариха сумела доказать, что одна может заменить почти всю домашнюю прислугу, чем сильно впечатлила пуштийца, заслужив его доверие и уважение. Пусть рынок этого города и отличался от роскошного базара в Басуре, но Фариха знала, что все слухи, все сплетни и все новости первым делом стоит искать именно там. Там они свежие и горячие, как и ее любимые жареные пирожки. Фариха поспешила на рынок.

Раскинув свои цветные шатры, и заняв все первые этажи окружающих площадь Согласия зданий, рынок гудел, как потревоженный улей. Мимо Фарихи пробегали юркие мальчишки, служившие в лавках, зазывали в свои шатры взглянуть на товары бойкие торговцы, важно шествовали, толкая перед собой тележки со снедью и напитками, продавцы уличной еды. Они предлагали как посетителям рынка, так и его обитателям, горячие завтраки и бодрящие напитки. Фариха особенно любила один из таких напитков, он назывался каваш. Густой, маслянистый напиток из обжаренных ярко-красных зерен, он был похож на густое темное вино, имел приятную горчинку и кислинку, а особенно вкусно было его пить, приправив корицей и медом. По мнению Фарихи в Мирцее готовить и пить каваш не умели. Тут его подавали слишком жидким и предпочитали пить с молоком. К тому же заваривали совершенно неправильно, просто заливая порошок кипятком. В Басуре же каваш варили не спеша, на раскаленном песке, позволяя каждой крупице молотого зерна отдать свой вкус и аромат. Ах, Басура! Увижу ли я еще хоть раз золото шпилей твоих башен, услышу ли священную песнь, разливающуюся над городом с их высоты?! Фарихе было грустно думать, что умереть ей предстоит на чужбине вдали от родных мест, но на все воля Небес.

На каждом рынке всегда найдутся люди готовые поделиться информацией за небольшую плату, увидев одного из таких людей женщина направилась к нему. Слепой на один глаз старик с взлохмаченной бородой и плешивой макушкой сидел, опершись на стену высокого дома с химерами. Перед стариком стояла глиняная щербатая миска, в которой уже было несколько медяков и даже один серебряный кругляш. Это был нищий. Подойдя к старику Фариха, поприветствовала его со всей учтивостью, пожелав ему здоровья, процветания и долгих лет. Старик осклабился щербатым ртом и задорно подмигнул женщине назвав ее "сиятельной красоткой". Фариха едва не фыркнула от наглой лести убогого ловеласа, но сдержалась. Попытавшись изобразить смущение и улыбку, она достала из-за пояса серебряную монетку и положила ее в заскорузлую от грязи руку попрошайки. Тот улыбнулся еще шире признаваясь, что "готов за столь щедрую плату услужить сиятельной госпоже, как она того пожелает". Фариха не стала медлить и задала интересующий ее вопрос. Нищий немного подумал, пожевал кончик своей неопрятной бороды, а потом сунув два пальца в рот залихватски свистнул и заорал "Виктор!" На зов откликнулся один из мальчишек оборванцев, крутившихся неподалеку. Конопатый шкет, до невозможности похожий на старика, хоть их и разделяла пропасть лет, шустро примчался на зов. "Мой младшенький!" пояснил женщине нищий и на изумление, отразившееся на лице женщины, добавил "Внук! Их у меня семеро!". "Было бы чем гордится!" подумала Фариха и ласково улыбнулась шкету. Старик стал расспрашивать мальчика о высоком мужчине со странной татуировкой на лице и глазами "как у дохлой рыбы". Мальчик поскреб нечесаные патлы, явно кишмя-кишевшие паразитами и заявил, как видел этого мужика на постоялом дворе метра Цыбульки. Фариха поблагодарила "молодого человека" и протянула ему медную монетку, тот ловко подбросил ее в воздух и спрятал за чумазую щеку. "За еще один медячок и мой Виктор отведет вас туда, добрая госпожа." — предложил ей дед мальчишки. Фариха поблагодарила его и протянула мальчику еще один медный кругляш, который тут же отправился вслед за первым.

Пацаненок оказался весьма приятным и веселым попутчиком. Пока они добирались до постоялого двора "Три кружки эля", он рассказал пожилой женщине целый ворох свежих городских сплетен и даже спел куплет одной из популярных и не очень приличных кабацких песен. У ворот постоялого двора шкет был вознагражден за труды третьим медяком, чему более чем радостно удивился, и учтиво распрощавшись, с гиканьем понесся обратно в сторону рынка.

Постоялый двор "Три кружки эля" был довольно популярным и оживленным местом. Конечно, он проигрывал в пышности постоялым дворам Верхней Мирцеи, но и был значительно чище и уютнее тех крысиных нор Нижнего Города, которые предоставляли ночлег гостям в уже совершенно отчаянном положении. "Три кружки эля" привечал гостей среднего достатка. А потому, когда в его ворота вошла маленькая сухенькая старушка, с головы до ног замотанная в темный платок на нее, никто сначала не обратил внимания. Фариха растеряно огляделась по сторонам, выискивая глазами среди люда, наводнившего двор перед трактиром кого-нибудь способного ей помочь. Она увидела, как из-за угла появилась пара — явно слуги. Низенькая женщина — прачка, с красными и распухшими от постоянной возни со щелоком руками, несла, прижимая к пышному бедру, корзину с выстиранным бельем. Высокий и тощий как жердь, ее спутник — конюший, который в этот момент рассказывал своей даме что-то забавное, он подкручивал пшеничный ус и сластолюбиво поглядывал на необъятный бюст своей дамы, рвущийся наружу из тугого корсажа. Мужчина строил забавные рожицы и тем очень смешил свою подругу. Фариха попыталась заговорить с дворовыми слугами, но у нее это не очень хорошо получалось, из-за явного акцента. Пытаясь объяснить, что ей нужно на ломаном языке, она отчаянно жестикулировала и часто сбивалась, повторяя "пожалуйста, пожалуйста". Слуги, смущенные таким странным поведением посетительницы, не только не пожелали ее выслушать, но даже попытались прогнать старуху прочь. Старую пуштийку приняли за надоедливую нищенку, одну из тех, которые околачивался вокруг приличных мест, где добросердечные люди могут пожертвовать медячок — другой. Конюший попытался схватить женщину и силой, выставить за ворота, но та завопила и начала отбиваться, визжа и царапаясь, как ополоумевшая кошка. Из окон гостевых комнат на втором этаже, высунулись любопытные головы слуг и постояльцев. Люди желали поглядеть на бесплатное представление. Несмотря на почтенный возраст, пуштийка активно сопротивлялась, громко ругая нерадивого слугу, посмевшего с ней так обойтись. На своем гортанном языке, она разносила его в пух и прах. Возмущенный конюший бранился в ответ, обзывая нахалку "ополоумевшей гусыней, холерой, и старой вертлявой задницей". В итоге зрелище выходило весьма занятное.

Ссора протекала более-менее мирно пока кто-то из толпы зевак, собравшейся во дворе, не бросил в сварливую парочку яблочный огрызок. Огрызок ударил конюшего в затылок, это было неожиданно, конюший, хлестко обозвал меткого шутника и на момент утратил бдительность, тем самым позволив старухе вырваться из его цепких рук. Та, не растерявшись, метнулась в сторону, подхватила какую-то сухую палку с земли, это оказался черенок от старой метлы. Фариха воинственно огрела палкой мужчину пониже спины. Взревев от такой наглости, тот вновь ринулся на вредную старуху. Тут в спину ему прилетела гнилая картофелина, чем опять вывела из равновесия воинственного слугу. Стали раздаваться смешки и подбадривания, обращенные к проворной старушке. Становилось понятно, что на постоялом дворе конюший явно не пользуется уважением и дворовая челядь его недолюбливает. Фариха, широко улыбнулась, открывая розовые почти пустые десны, и приняла в боевую позу. С детства пуштийцев, и мальчиков, и девочек, обучали владению таванакой, гибким длинным шестом, которым можно было защитится от нападавшего. Этот шест-посох отлично подходил для того, чтобы, не нанеся ран противнику, проучить его и предостеречь. Таванака отлично подходила, чтобы охладить боевой пыл нападавшего: будь это разбойник, прокравшийся в дом ночью, или голодный тигон встретившийся на пустынной горной дороге. Взревев как разъярённый бык, мужик бросился на свою обидчицу. Выставив вперед широко разведенные руки, он попытался ее схватить, но руки поймали только пустоту. Фариха ловко сделала подсечку, и враг с грохотом полетел на землю. К несчастью для конюшего, его приземление закончилось позором. Красное от гнева лицо угодило прямо в свежую кучу теплых конских каштанов, которые не еще успели убрать. Весь двор, увидавший столь нелепое падение, взорвался. Люди заходились в диком хохоте. Фариха, увидев, что враг повержен, подняла свое оружие над головой и издала пронзительный победный клич.

Над двором пронесся властный окрик:

— А ну тихо тут! Кто-нибудь объяснить мне, что здесь происходит? — это сам метр Цыбулька вышел на крыльцо.

Он как раз спускался, в таверну, после того как навестил наверху Илаю, как был привлечен шумом, доносившимся снаружи. К нему резво подбежала давешняя прачка и жестом попросив пригнуться начала быстро и горячо объяснять метру на ухо, сложившуюся ситуацию. Метр внимательно слушал, хмурил брови, потом удивленно вскидывал, роняя короткие вопросы: "А он что?", "А она что?" Потом замахал на прачку пухлыми руками, приказав ей не нести чепухи, а поскорее вернуться к работе. Обернувшись к собравшейся во дворе толпе зевак, он крикнул:

— Эй люди, не на что тут смотреть, давайте-давайте, расходитесь!

Изобразив на лице смесь участия, вины и радушия он направился к нежданной гостье, замершей в напряженной позе. Конюший тоже поспешил ретироваться, благо под шумок, на его потешный вид мало кто уже обращал внимания.

— Госпожа! — протянул метр виновато улыбаясь, — нижайше прошу, примите мои глубочайшие извинения! Эти люди, они просто сущие невежды и глупцы, как могли они принять достопочтенную последовательницу Пророка за вульгарную попрошайку?! Прошу вас проявить милосердие и простить им и мне этот досадный инцидент! А в качестве примирения позвольте пригласить вас в мое уютное заведение. Могу я вам предложить отобедать или угоститься сладостями и чашечкой восхитительного каваша, который я буду счастлив собственноручно вам приготовить!

Смерив метра гордым и непримиримым взглядом Фариха, изрекла:

— Боюсь, в этом городе вряд ли кто-либо умеет варить каваш правильно. Последний раз я пила настоящий каваш в благословенном городе Басура и с тех пор ни разу мне не подавали ничего настолько достойного! Единственный человек, который знает как это делается это я сама, юноша!

— О вы совершенно правы, достопочтенная! — метру явно понравилось, что его назвали юношей, коим он уже давно не являлся, однако вполне мог быть ровесником сына этой старухи.

— Но если вы соблаговолите принять мое предложение, а также поделитесь, что вас привело к моему порогу, то я приложу все усилия что бы загладить эту малоприятную неловкость. К тому же, я готов сварить лучший каваш в этом городе четко следуя вашим указаниям, достопочтенная госпожа.

— Ну… возможно я могла бы простить вас и даже кое-чему научить, если бы у вас только нашлась печь с жаровней и белым песком из Пушта. — Фариха хитро взглянула на метра, явно чувствуя свое превосходство, перед этим варваром.

— Настоящий каваш получается только если его готовить на белом пуштийском песке. Иначе все, что у вас получится, будет по вкусу не лучше вскипевшей ослиной мочи.

— О, уверен, что не разочарую вас, у меня как раз есть мешок настоящего белого песка, собранного в Долине Царей в благословенном Пуште.

— Ну, тогда у меня появился шанс еще раз отведать этого достойного напитка. Что же мы стоим, ведите меня, юноша, да поскорее. Старость она, знаете ли, не в радость. Посмотрим, возможно каваш вы варите лучше, чем воспитываете свою челядь.

Где-то полчаса спустя, а может немного больше, на большой, но уютной кухне "Трех кружек эля", два человека вели увлекательную беседу. Перед ними стояли маленькие пузатые кружечки из расписанной цветами обливной керамики, в которых дымился ароматный напиток. Каваш, сваренный тандемом Фарихи и метра Цыбульки, удался на славу.

— Это просто какое-то колдовство! Никогда не пробовал ничего более вкусного и бодрящего. Мне кажется я помолодел лет на двадцать! — удивлялся метр. Сощурив глаза от удовольствия он прихлебывал из кружки каваш и цокал языком после каждого обжигающего глотка.

— Нет, ну вы только скажите мне правду, госпожа Фариха, а вы точно не чародейка? — вопрошал он.

— Ну что вы! — старая женщина замахала на него руками. — Как можно?! Чародейство — это зло! В Пуште чародеев забивают камнями! Да я бы в жизни не посмела творить волшбу! Просто я уже очень стара, и за свою длинную жизнь я сумела кое-что повидать и кое-чему научиться, и это совсем никак не связано с магией, я всего лишь знаю, как и что вкусно приготовить.

Метр Цыбулька, недоверчиво качал головой, но не возражал, боясь вновь обидеть старую женщину.

— Касательно вашего интереса, госпожа Фариха, это сущая правда и среди моих постояльцев действительно есть тот, кого вы ищите. Этот мастер даханавар очень занятой человек, он почти не бывает в своих апартаментах. Но платит он мне весьма щедро. К тому же, я думаю, он не откажет вам в просьбе.

С заговорщицким видом метр придвинулся поближе к собеседнице и понизив голос до шепота, будто открывал ей великую тайну, произнес:

— Есть основания полагать, что не смотря на его весьма пугающую внешность и особую природу его занятий, человек он великодушный и благородный.

— Позвольте и мне сказать, метр Цыбулька, но я с трудом могу поверить вам. О нет! Я вас совершенно не обвиняю в неправдивости ваших слов, но там откуда я родом, к даханаварам не самое доброе отношение. Когда у нас в королевстве был избран новый Пророк, он сделал все что бы обличить неправедность чародейства и всего, что с ним связано. Это привело к тому, что даханавары были объявлены нечистыми и отныне въезд для них, магиков и чародеев на территорию Королевства Пушт строго карается законом.

Фариха тоже приблизилась к метру Цыбульке, смотря ему прямо в глаза, она твердо сказал:

— За это нарушившего закон полагается казнить на месте, как иностранного шпиона, врага правоверного пуштийского народа и Пророка лично!

— Надо же… Ваш Пророк — весьма суровый парень. — задумчиво покачал головой метр.

— Суровый. — согласилась Фариха. — Но справедливый!

Она начала загибать пальцы, приводя убедительные аргументы:

— За годы его правления наш народ не вступал ни в одну войну, у нас почти нет преступности и год от года пуштийцы богатеют. А все по милости Небес и благодаря неусыпному оку нашего Славного Пророка, который, день и ночь бдит о спокойствии и благе своей паствы! Да не будут сочтены его дни во веки!

— Да не будут… — вторя словам женщины повторил метр. — Однако, должен сказать, что Мирцея многим обязана Братству Черного Солнца. Эти ребята всегда готовы полезть хоть в пекло, хоть демону на рога, за плату, конечно. Но ведь, согласитесь, глупо рисковать жизнью, не получая взамен достойного вознаграждения?

— А почему это вы, метр, так защищаете этих даханаваров? — вдруг поинтересовалась старуха.

— Они не раз выручали нас, простых жителей Мирцеи. Спасали от разных напастей и монстров, когда городская стража и бургомистр только разводили руками или трусливо прятались за стенами магистрата, в надежде что все само собой обойдется. Знаете, вот и вчера этот даханавар, мой постоялец, привел сюда сильно израненного юношу, почти мальчика. Я видел таких, бедолаги, приехавшие из предместья в Мирцею в надежде на лучшую долю. Они почти никогда не имеют шансов на нормальную жизнь в этом городе, рано или поздно они попадаются в лапы бандитов и выполняют для них всю грязную работу, а когда становятся им не нужны, о них узнают городские власти. И, привет! — для большей выразительности, безвыходного положения, он стукнул ладонью по столу, будто прихлопывая вредное насекомое.

— Так вот, о чем это я?! Этот даханавар, не только накормил и напоил бедолагу, но и снял для него комнату, оплатил одежду и лекаря!

— Что же, весьма благородно, для того, кого сложно упрекнуть в добросердечности. — согласилась удивленная женщина. — Но не стоит ли за этим личный интерес, метр?

— Да уж какая разница, госпожа, все лучше, чем сгнить в какой-нибудь сточной канаве. Знаете, от мальчишки так несло, будто именно оттуда его даханавар и вытащил. — метр Цыбулька позволил себе улыбнуться.

Из кухни было видно, как люди в основном зале пьют, едят, играют в кости. Было видно, как между столов шныряют шустрые подавальщицы, а еще был виден вход. В этот самый момент дверь таверны широко распахнулась и на порог ступил высокий мужчина, жгучей южной внешности. Лицо мужчины украшала замысловатая татуировка, а льдистые глаза внимательно обводили зал и его посетителей. Это был мастер даханавар Шамиль Тень.

Метр Цыбулька, который, несмотря на оживленный разговор, никогда не терял бдительности и по-хозяйски всегда присматривал за залом, поднялся из-за стола и обратился к посетительнице:

— Ну, госпожа Фариха, вот и явился наконец тот, кого вы так долго ждали. Пойдемте, я вас ему представлю.

Навстречу Шамилю спешил метр Цыбулька, с интересом выглядывая из-за его массивной фигуры за ним поспевала маленькая старушка, смутно знакомая даханавару.

— Мастер Шамиль, к вам гостья! Это мадам Фариха из дома кади аль-Мумина. Похоже у нее к вам важное дело.

— Очень приятно, госпожа Фариха! — Шамиль склонился в учтивом поклоне. — Мне кажется или мы, не так давно, уже имели счастье встречаться? Вот только тогда обстоятельства были не столь располагающие к разговорам, не так ли? — даханавар явно намекал Фарихе на ее спешный и неловкий побег из его компании в прошлый раз.

— Вы абсолютно правы, мастер Шамиль, в тот раз обстоятельства сыграли с нами весьма злую шутку. Однако, я надеюсь вы не откажитесь выслушать старую женщину? Увы, но в дом моего господина пришла беда и боюсь никто кроме вас не в силах нам помочь.

Метр Цыбулька, увидев, что его миссия выполнена, тактично ретировался на кухню. Близился час обеда и хозяину таверны пора было заняться делами.

Они присели за широкий дубовый стол, Шамиль заказал освежающие напитки для себя и для дамы. Фариха глубоко вздохнула и начала:

— Господин даханавар, кади прислал меня, чтобы попросить вас заглянуть к нему, у него к вам дело неотложной важности.

— Надо же, как интересно! Еще пару дней назад я сам искал встречи с достопочтенным кади, но двери его дома были для меня закрыты. — даханавар прищурил глаза внимательно смотря на старуху. — А теперь кади желает видеть меня лично и даже прислал вас, чтобы просить о встрече?

— Тогда вы меня напугали! — возразила женщина. — Признаюсь честно, мне прежде не довелось встречать кого-либо подобного вам. Мир за пределами королевства сильно отличается от того, к которому я привыкла. — Фариха смущенно потупилась.

На ее лице залегла тень печали, она сокрушенно произнесла.

— Дом моего господина постигло несчастье — пропала его возлюбленная дочь. Сейчас мы все живем милостью будущего зятя кади, господина Ибрагима ибн Тахта. Мы не знаем кто бы мог нам помочь и отыскать госпожу Айнур.

— Вам стоило обратиться в магистрат, уверен городская стража, вполне способна отыскать юную пуштийку в Мирцее.

— О нет, нет! Дело не потерпит огласки, да и сроки поджимают, госпожу надо найти до послезавтра, пока ибн Тахт не вернулся в город. Кади заплатит, щедро заплатит, уж не сомневайтесь!

— Ладно, ладно, я не позволю вам меня упрашивать, госпожа. — успокоил пожилую женщину Шамиль. — Идите и передайте достопочтенному аль-Мумину, что я приду, как только стемнеет. Я знаю о традициях вашего народа и постараюсь не скомпрометировать ваш дом своим появлением. Особенно, если дело следует сделать в тайне.

— О, благодарю вас господин даханавар! — с жаром воскликнула женщина.

В порыве благодарности она протянула руки, чтобы сжать ладонь даханавара в своих, но лишь прикоснувшись к смуглой ладони, тут же отдернула руки. Прохладная сухая кожа, отрезвила ее, напомнив кто перед ней. Смутившись, она молча поспешила покинуть собеседника.

Даханавар, после того как старуха ушла, только печально улыбнулся и покачал головой. Выпив кружку освежающего мятного эля, он расплатился с подавальщицей и поднялся в свою комнату. После последней весьма тревожной ночи и не менее хлопотного утра ему стоило немного отдохнуть.

Не успел он скинуть на кровать короткий плащ, снять перевязь с мечом и взяться за изрядно перепачканные высокие сапоги, как в дверь постучали.

— Какого черта?! Ну кто еще там? — Шамиль в два широких шага пересек комнату, отодвинул засов и распахнул дверь. На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял Илая.

— А, это ты! Проходи. — из голоса даханавара исчезла скрытая угроза. — Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, уже намного лучше. Вы столько для меня сделали! Да чего уж там, буквально вытащили меня из дерьма! Вот я пришел вас поблагодарить и еще, еще я хотел сказать… Я, я принял решение.

— Вот как? И какое же оно будет, твое решение? — даханавар поднял бровь, он пристально смотрел на Илаю.

— Я хочу быть вашим помощником! — выпалил юноша, не отведя глаз от ледяных очей даханавара. — И это не просто благодарность за то, что вы спасли мою жизнь, мастер Шамиль, я действительно этого хочу!

— Что же, да будет так. — вернувшись к прерванному занятию даханавар снял сапоги и принялся за доспехи. Илая хотел предложить свою помощь, но Шамиль отказался.

— Тогда вот твое первое задание: спустись на кухню метра Цыбульки и закажи хороший обед на двоих, и скажи, чтобы принеси его сюда. Вечером нас ждет небольшое путешествие в дом одного достопочтенного господина, и я не желаю идти туда на голодный желудок. Надеюсь, ты не откажешься со мной отобедать? Если ты теперь будешь моим помощником, нам стоит познакомиться получше.

— О, это я мигом! — оживился Илая и юркнул за дверь.

4.

В доме кади, царили сумерки. Высокие стрельчатые окна были занавешены плотной богатой узорчатой тканью, большинство ламп не горели, но по углам чадили ароматным дымом курильницы. Атмосфера была угнетающей, и она вполне соответствовала печали охватившей аль-Мумина. Даханавар и Илая сидели на невысоком топчане напротив кади, ожидая, когда хозяин дома заговорит.

— Моя дочь. — начал безжизненным голосом кади. Слова довались ему тяжело, будто застревая в горле. — Сегодня ночью она пропала. Я хочу, чтобы вы нашли ее. Мне тяжело говорить об этом, но моя дочь очень больна, с раннего детства она страдает расстройством сна. Моя дочь ходит во сне, особенно часто это случается, когда луна полная, как это было вчерашней ночью. Обычно, дверь ее спальни запирают на ключ, но моя служанка уже стара, и вчера она недоглядела за Айнур. Боюсь моя дочь покинула дом сама того не осознавая, мне страшно подумать, где она теперь и что с ней. Мой будущий зять пока не знает о недуге моей дочери, и я боюсь это знание может расстроить их свадьбу, а ведь она так важна для нашей семьи. Ради этого брака мы покинули Басуру, приехали сюда, в этот город, где нам не на кого полагаться кроме нашего соплеменника Ибрагима ибн Тахта. Мы здесь чужаки.

— Это все, что вы желаете мне сообщить? — даханавар выжидательно изогнул бровь.

— А что же, вам нужно еще? — раздраженно спросил кади. — Если вы спрашиваете о деньгах, то не беспокойтесь, я заплачу золотом. Вот, возьмите это, как задаток. — кади вынул из-за широкого, расшитого серебряной нитью, кушака небольшой мешочек и бросил его на чайный столик разделявший его и посетителей. — Тут пять золотых серебром, приведите Айнур и получите в два раза больше.

Даханавар покачал головой.

— Золото я не приму. Любой другой мог бы нанять меня за звонкую монету, но не вы, кади. Так уж случилось, что я прибыл в этот город, чтобы напомнить вам о долге. О долге чести перед другим человеком, вашим соотечественником. В оплату моих услуг, я обязую вас исполнить его. Я возьму с вас обещание!

— Долг? Обещание? Вам? С какой стати я должен вам что-либо обещать?! Да если бы не острая нужда, я бы никогда не обратился за помощью к такому, как вы! У нас в Пуште вы бы и десяти шагов не ступили по священной земле королевства, как были бы уже мертвы! Я сгораю от позора, что вынужден просить о помощи даханавара, я унижаюсь перед нечестивцем, плачу вам золотом! Я кади — судья, я доверенное лицо самого Пророка в вопросах нравственности! А ты смеешь мне, говорить о каком-то долге?! Ставить мне свои условия?! — кади вскочил, его лицо приобрело багровый оттенок, кулаки его сжались, он был само негодование.

Даханавар никак не отреагировал на эту вспышку, из-под плаща он достал небольшую деревянную шкатулку и поставил ее на стол, рядом с деньгами кади.

— Что это? — спросил возмущенно кади.

— Я бы и сам хотел знать. — отвечал даханавар — то, что в ней лежит принадлежит человеку, который вчера ночью вышел из дверей вашего дома. Возможно, вы знаете о нем больше моего и это поможет нам понять, что случилось с вашей дочерью.

Кади успокоился, присел на кушетку и крикнул Фарихе, что бы та принесла лампу. Женщина будто только того и ждала, поспешила выполнить просьбу хозяина. Когда светильник был водружен на стол, кади открыл шкатулку. На его дне лежал небольшой предмет, завернутый в платок. Прежде ткань была белой, но теперь ее покрывали бурые пятна. Кади развернул загадочный сверток и тут же отшатнулся.

— Фу! Что за мерзость! Что ты принес в мой дом? — с брезгливостью он оттолкнул шкатулку по направлению к Шамилю.

Шамиль вынул предмет из шкатулки — это была бледная отрубленная женская кисть. Даханавар протянул ее кади.

— Боюсь вам придется рассмотреть ее получше. — сказал он. Самоцветы на перстнях, украшающих мертвые пальцы, заиграли бликами. Раздался протяжный стон и звук падения чего-то тяжелого на пол. Присутствующие в комнате мужчины обернулись на звук — на полу распростерлось тело Фарихи, женщина, увидев обрубок, лишилась чувств.

— Женщина! — с досадой воскликнул кади, он склонился над старой служанкой. Положив седую голову Фарихи себе на колени, он хлопал ее по морщинистым щекам, но безуспешно, женщина все еще не приходила в себя.

— Ну же, юноша! — обратился Шамиль к Илае. — Дайте мне вазу, что стоит на том столике у окна, мне нужна вода.

Илая бросился к столику, он вынул из вазы пышный букет и передал ее даханавару. Тот смочил водой край платка женщины, соскользнувшего во время падения хозяйки с ее головы, и начал отирать влажной тряпицей лицо служанки. Это помогло. Женщина начала приходить в себя. Увидев над собой склонившиеся и взволнованные лица мужчин, Фариха заплакала.

— Господин, какое горе! Я узнала ее! Эта рука, эти кольца, это Айнур, господин! Что с моей бедной девочкой, мастер Шамиль? — ее мокрые от слез глаза с мольбой воззрились на даханавара.

Не только Фариха, но и кади, и Илая выжидательно смотрели на даханавара. Тот помог подняться старикам и, после того как они уселись на кушетку, рассказал им все, чему стал свидетелем прошлой ночью.

Его рассказ ввел всех в полное замешательство. В комнате повисла глубокая тишина. Наконец, аль-Мумин нарушил ее. Казалось, выслушав даханавара он постарел лет на двадцать и теперь вместо крепкого мужчины преклонного возраста, перед гостями сидел глубокий старик, раздавленный бременем глубокого горя.

— Всю свою жизнь я думал, что живу правильно. Чту Всевышнего, покоряюсь воле Небес, исправно служу Пророку, защищаю свою страну от зла, борюсь с магиками и мракобесием, которое всегда угрожало моему народу. — начал он и вдруг спросил, обращаясь к Шамилю и его спутнику. — А знаете ли вы почему в Пуште так нетерпимы к магикам, почему колдовство вне закона? — Илая покачал головой, Шамиль не шелохнулся, пристально смотря в лицо кади. Кади продолжал.

— Еще сорок лет назад, когда я был совсем мальчишкой, я помню, как на весенний праздник Паса, мать водила меня на площадь посмотреть на выступления факиров и соревнования выпускников магических школ. Я помню, как магики на потеху людей, превращали цветы в бабочек, а воду в вино. Помню, как они заставляли своими заклинаниями маршировать огромных глиняных людей, одних одетых в форму королевских гвардейцев, других в одежду пустынных дикарей-разбойников. Эти разбойники были вечной угрозой караванам, а иногда даже осаждали наши города. Волшебники, управляли глиняными людьми, как марионетками, они проводили их строем по городским улицам, а потом, выведя их за стены, устраивали потешные сражения заставляя великанов крушить друг друга. Эти сражения я и другие горожане наблюдали со стен окружавших Басуру. Клянусь, они были прекрасны. Смотря на них, я тоже хотел вырасти и стать королевским гвардейцем, чтобы носить эту красивую форму и сражаться за свой город и королевство. Я вырос сильным и крепким юношей, когда я поступил на службу в басурский полк королевской гвардии, в Пуште случилась попытка государственного переворота. Заговорщики, вооружившись поддержкой Владык магического анклава, свергли и убили предыдущего Пророка и нескольких глав священного синода. Они оспорили божественность Пророка, объявив его обычным человеком. Бунтовщики хотели свергнуть власть священного синода, избиравшего Пророков. Они хотели создать народный парламент и возвести на престол своего представителя, наследника древнего королевского рода, правившего королевством до Пророков и синода. Несколько дней столица была раздираема противостоянием сторон, на улицах шло бесконечное сражение, реки крови сделали город багровым. Но в итоге, синод и его сторонники, заручившись помощью армии и победили магиков. На священный престол взошел новый Пророк, а бунтовщики и отступники были публично осуждены и казнены. Как в последствии оказалось, к несчастью для магиков, протеже заговорщиков и сам был не лишен магического дара. Новый Пророк воспользовался этим знанием и объявил, что именно маги совратили многих достойных граждан пойти против воли Всевышнего и синода. Он объявил казненных одержимыми, жертвами козней злобных магов. Магов, возжелавших власти над пуштийском народом. Казненные были помилованы посмертно. Это простое объяснение позволило объяснить народу случившееся и избежать зарождавшегося народного недовольства, которое грозило вылиться в гражданскую войну, уничтожившую бы Пушт. Так началась великая охота на ведьм, "священное очищение народа", как провозгласил Пророк. Я сам был частью этого. — кади вздохнул.

— Я участвовал в карательных рейдах. Нам было поручено находить и отлавливать скрывавшихся магиков, а потом их отправляли на плаху. Однажды мы взяли старика, он просил пощадить его заявляя, что он вовсе не маг, а простой травник, но у него мы нашли книги и свитки, на неизвестном языке. Командир моего отряда спросил его "что это?", а старик ответил, что это рецепты и справочники с описанием трав и веществ, которые нужны ему для составления бальзамов, мазей, припарок и зелий. "Зелий?" Переспросил мой командир, — "Так значит ты признаёшься, что занимался запрещённым искусством. Только колдуны и лекари варят зелья, это известно всем! А ты не лекарь!" Старика увели.

— Я покидал его дом последним и когда дверь за моей спиной почти закрылась, я услышал, как в доме, кто-то начал рыдать. Вернувшись, я внимательно осмотрел комнаты, было тихо. Тогда я сказал, чтобы плачущий показал себя иначе я запру дверь и подожгу дом, вместе со всеми, кто в нем остался. Тогда тяжелый ковер на дальней стене вдруг откинулся и в комнату вошли две девушки: одна — постарше, лет двадцати, невысокая ростом с некрасивым лицом, но выразительными глазами; вторая — выше ее на голову, но явно младше. Такой прекрасной девушки я не видел никогда, казалось, сама Пери сошла на землю, покинув Небесные Сады. Взглянув в ее заплаканные, прекрасные глаза, а рыдала именно она, я утонул в их черном омуте. Я понял, что безнадежно влюбился. Это оказались дочери того колдуна, прятавшиеся от тех, кто пришел за их отцом. Я хотел подойти и утешить бедную девушку, вытереть слезы на ее прекрасном лице. Старшая из сестер загородила мне путь. Эта маленькая отважная девушка сказала, что не позволит мне коснуться ее сестры, она достала кинжал из складок платья и наставила на меня, недвусмысленно показывая, что готова защищать честь сестры до конца. Я просил ее успокоится, сказал, что я их не трону и сейчас уйду. Я просил ее лишь об одном, что бы они с сестрой не покидали своего укрытия, пока все не уляжется. Я сказал, что поздно ночью вернусь за ними и отведу в дом моей матери, где их радушно примут и где ничего не будет угрожать ни их жизни, ни чести. Немного подумав, старшая согласилась со мной, ведь, кроме меня теперь у них не было больше защиты. Отец их был арестован, а имущество конфисковано в казну королевства, и лучшее, что могло ожидать этих молодых девушек, это торговля собой на улицах Басуры.

— В тот же вечер я пришел к моему командиру и сказал, что хочу уйти из отряда, чтобы поступить в обучение к своему дяде, известному факиху в Басуре. Я сказал, что желаю защищать наше дело не только мечом, но и словом священного закона. Мой командир немного посокрушался, что теряет такого хорошего воина, но все же отпустил меня. Так я начал свой путь правозащитника, а в итоге стал кади. Девушки, которых я привел той ночью в дом моей матери, были спасены. Мать моя дала им кров и стол, а взамен они стали ее помощницами по хозяйству. Она уже была не молода и с каждым годом, управлять большим домом ей было все сложнее. Особенно хорошо себя показала старшая — Фариха. — кади погладил по плечу женщину, сидящую рядом.

— Ты всегда была хорошей помощницей, Фариха, сначала моей матери, потом своей сестре и мне, а потом мне и Айнур. — ласково сказал кади. Фариха смущенная словами кади, опустила глаза. Аль- Мумин продолжил:

— Прошло два года, и я получил свою первую должность при дворе Пророка. Тогда я пришел в дом моей матери и сказал, что теперь, когда занял положение в обществе, хочу взять себе в жены хорошую девушку. Мать спросила, кто эта девушка и знает ли она ее? И я ответил " Ты ее знаешь очень хорошо, она живет в твоем доме — это Зейнаб, младшая сестра Фарихи." "Это хороший выбор" согласилась моя мать. Она позвала сестер в комнату и объявила им, что я желаю взять Зейнаб себе в жены. Девушки обрадовались и Зейнаб, смущаясь, сказала, что она согласна. Мы не стали долго ждать и на следующий день мы с Зейнаб отправились в храм, где стали мужем и женой. Жили мы счастливо, но меня огорчало то, что моя жена не могла родить мне ребенка. Мы много молились, держали пост, вели праведную жизнь в надежде что Небеса пошлют нам ребенка. Я приглашал именитых дорогих лекарей, но они только разводили руками, сообщая что мы оба совершенно здоровы и нет ничего, что могло бы помешать нам зачать здоровых детей. Видя, как я опечален этим один мой друг посоветовал нам с женой отправиться в паломничество в Сад Священных Камней, лежащий на самом краю Великой Пустыни Яс. Говорят, именно там есть место, где сам Всевышний спускался на землю и именно там он объявил имя первого Пророка. Посоветовавшись с женой, мы решили отправиться в паломничество. С собой мы взяли лишь пару слуг, да верную Фариху. Это путешествие было не легким, но вернувшись домой моя жена объявила мне, что оно было не напрасным. Она ждала ребенка. Я был очень счастлив, когда девять месяцев спустя, она подарила мне девочку, такую же прекрасную, как и она сама. Пять лет, пять счастливых лет подарила нам судьба, а потом в дом пришла беда. Моя дочь заболела. Приглашенные лекари старались, как могли, но их старания были напрасны. Мы с женой были безутешны, с каждым днем мы видели, как наша девочка угасала. Моя жена не отходила от ее кровати. Я не мог на них смотреть без слез. Горе мое было велико и более я не мог оставаться в своем доме. Дни и ночи я проводил в храме, вознося молитвы за выздоровление моей дочери, а потом шел и напивался в кабак, что бы притупить боль и только под утро возвращался домой. Каждый шаг давался мне с трудом, ведь он приближал меня к возможному известию, что моей дочери больше нет в живых. Когда последний из приглашенных лекарей, отказался от попыток излечить мою дочь, и сказал мне готовится к худшему, в ту ночь я не пошел в храм, а сразу направился в кабак и пил до середины следующего дня. Немного протрезвев под вечер, я вернулся домой. Дом мой и слуги были в трауре. "Она умерла?" — спросил я встретившую меня, заплаканную Фариху. Она ответила мне "Нет, господин." "Тогда почему в моем доме траур?" "Ваша жена господин, вчера ночью, она покончила с собой" — печально отвечала мне Фариха. "А моя дочь, что с ней?" — вскричал я. "Милостью небес, ваша дочь победила болезнь. Сейчас она спит." Тогда я думал, что это был самый печальный день в моей жизни и самый радостный, в то же время. Но несчастья мои только начинались. Моя дочь поправилась, однако потеря матери далась ей нелегко. Девочка стала беспокойной, плохо засыпала, звала мать во сне, а однажды утром мы обнаружили что ее нигде нет. Я поднял все свои связи, мои высокопоставленные друзья помогли мне. В итоге, на поиски бросили силы городской стражи, что бы они перевернули город вверх дном, но они не нашли мою дочь. Я и сам, как безумный дервиш, ходил по улицам города выкрикивая "Айнур, Айнур, это я — твой отец. Отзовись, дочь моя!" Двое суток весь город искал мою дочь, но безуспешно. А на утро третьего дня, старик отшельник, живущий на горе за городом, привел мою дочь за руку, прямо к порогу нашего дома. Когда я спросил, где он нашел мою дочь, тот ответил, что нашел Айнур на старом кладбище, там, где была похоронена ее мать. Девочка сидела на могиле и разговаривала с кем-то, но кроме нее вокруг никого не было. Тогда я спросил дочь, как она туда попала и что делала. Айнур ответила, что ночью к ней пришла ее мать, она разбудила малышку и сказала, что хочет ей показать свой новый дом, где теперь живет. Следуя за матерью Айнур незамеченная никем, выскользнула из дома и пошла следом. Дочь моя сказала, что у мамы ей было очень хорошо и спросила можем ли мы пойти туда опять. Я сказал Айнур, что это был лишь сон и ее мать умерла, что поэтому мы не можем быть вместе как раньше. Но Айнур мне не поверила, утверждая, что мать ее жива. Она плакала и причитала, обвиняя меня в том, что я ее обманываю, потому что больше не люблю ее мать и выгнал ее из дома. Девочка устроила настоящую истерику и нам пришлось приложить немало усилий, чтобы ее успокоить. Приглашенный лекарь сказал, что моей дочери нужен покой, что возможно тело и победило болезнь, но смерть матери повредила ее душу. Я сильно испугался, что о моей дочери пойдет слава как о душевнобольной. В Пуште это считается ничем не лучше, чем одержимость демонами, а это сильно повредит мне и моей семье. А потому я заплатил кому надо, чтобы замять это дело и выдать все случившееся за неудачное похищение моей дочери пустынными разбойниками. Я приказал Фарихе отныне хорошо следить за моей дочерью. На окна ее комнаты поставили решетки, а на дверь повесили замок, чтобы замыкать ее снаружи. Теперь, моя дочь проводила каждую ночь под замком, и я лично замыкал ее там. Так длилось до тех пор, пока ей не исполнилось четырнадцать. В день ее рождения мы устроили пышное празднество, возможно вина в тот вечер было выпито чуть более чем следовало. Далеко за полночь, я вспомнил, что моей дочери давно пора лечь спать. Я спросил слуг не видели ли они мою дочь, и слуги сказали, что дочь вернулась в свои покои, я направился туда убедится, что моя Айнур сладко спит, но не застал ее в постели. Нигде в доме ее не было, и никто не видел куда она исчезла. Я понял, что кошмар вновь повторился и моя дочь опять сбежала. На утро она появилась, и она опять была не одна. На этот раз ее привел молодой человек. Он представился как Самир, сказал, что приехал в Басуру из другого города, в поисках лучшей доли и славы. Он желал поступить на службу в военный гарнизон Басуры. Прошлым вечером он решил не входить в город, а заночевать на старом кладбище в одной из гробниц. Ночью ему приснилось, что с небес спустилась прекрасная Пери, она вошла в усыпальницу, совершенно обнаженная, забралась к нему под плащ, которым юноша укрылся от холода и отдалась ему. Проснувшись по утру, Самир был очень удивлен увидев, что это был не сон и под его плащом действительно спит красавица. Когда девушка проснулась, то не узнала его, она начала кричать и плакать, говоря, что жизнь ее кончена и отец убьет ее за побег и распутность. Я предложил ему денег за молчание, едва сдерживаясь от желания убить обоих на месте. Юноша отказался. Самир сказал, что не может оставить мою дочь после того, как был с ней близок и попросил руки моей дочери. Я счел это решение весьма разумным, ведь таким образом слухи о болезни и позоре моей дочери не выйдет наружу. Айнур и Самир стали мужем и женой, я подарил им дом на свадьбу и просил Самира приглядывать за Айнур. Но, как оказалось, этот подлый человек обманул меня. Не прошло и полгода, как моя дочь прибежала в мой дом, ее платье было в пятнах крови. Она бросилась мне в ноги с просьбой спасти ее от мужа, который считает ее исчадием ада, демоном и только что пытался ее убить. Я успокоил дочь и направил отряд гвардейцев в ее новый дом, а они схватили этого проходимца и бросили в тюрьму. Позже я пришел взглянуть на него и сказать, что он горько пожалеет о том горе, которое принес моей семье. Негодяй все отрицал, говорил, что это Айнур пыталась зарезать его, когда он обнаружил, чем по ночам промышляет моя дочь. Он говорил, что, когда на небе появлялась полная луна Айнур тайком покидала свой новый дом и, обернувшись собакой, шла на кладбище. Там она раскапывала могилы и делала ужасные вещи. Он показывал мне глубокие шрамы на своих руках и спине, утверждая, что Айнур нанесла ему ужасные раны вдруг выросшими огромными когтями. Самир пытался угрожать мне, говорил, что теперь, когда знает ее тайну, сможет доложить совету священного синода о том, что отец ее преступник, годами скрывавший демоницу в своем доме. Я сказал ему, что его слова ничего не стоят, тогда он хитро улыбнулся мне и сказал, чтобы я проверил, что Айнур скрывает под полом в своей спальне. Тем же вечером я направился в дом своей дочери. Дом был пуст. При свете лишь одной луны я прокрался в покои дочери. Я с ужасом думал о том, что же настолько ужасного и не опровержимого скрывает моя Айнур в своем тайнике. Тайник действительно находился под половицей в спальне. Когда я открыл его на меня дохнуло могильным смрадом. Пытаясь не задохнуться от вони, я зажег свечу и волосы мои стали дыбом от увиденного. Там лежали человеческие пальцы их были десятки, мужские и женские и все они были украшены кольцами с драгоценными камнями. Еще там были браслеты, ожерелья, диадемы и кубки — целый клад. Я начал лихорадочно думать, что же это может значить, откуда у моей дочери такое богатство. И тут меня посетила мысль, проклятый Самир специально положил здесь все это, чтобы очернить мою дочь и мою семью. Зная, что дочь моя не в себе, он прикрывает свои темные дела ее болезнью. Ведь легче повесить преступление на душевнобольного, чем признаться, что ты сам расхититель гробниц. Я приложил все усилия, что бы этого негодяя как можно быстрее казнили. И первым обвинил его не только в мошенничестве, насилии и осквернении трупов, но и в воровстве. Самира казнили. Но я тоже сильно пострадал, я потерял должность, которую занимал, потерял свое положение в городе. Слухи разнеслись по городу, как пожар, и из-за этой ужасной истории люди стали сторониться нашего дома. Потому, когда я получил известие, что в Мирцее живет богатый соотечественник, который ищет себе молодую жену, я написал письмо этому человеку. В своем письме к нему я рассказал, что у меня есть дочь, достаточно молодая и красивая, чтобы стать ему женой и украсить его дом. Вместе с письмом я выслал портрет Айнур и вскоре этот человек прислал ответ, что ему моя дочь очень понравилась и он приглашает нашу семью приехать в Мирцею, чтобы познакомится лично. Теперь вы все знаете господин даханавар, но я все еще не понимаю о каком долге вы говорите.

— Жаль, кади, что вы так и не поняли, как не справедливо отнеслись к моему младшему брату. — из темноты внутренних покоев вышел высокий смуглый брюнет. Это был Ибрагим ибн Тахт, собственной персоной.

— Как? Вы брат Самира? Но позвольте, если вы все это время знали, если были в городе и никуда не уезжали… — кади был предельно изумлен, а Фариха казалось готова была опять упасть в обморок. — Объясните же наконец, что все это значит! — потребовал кади.

— Все просто. — отвечал ибн-Тахт, — Я всегда знал, что брат мой человек чести и он никогда бы не совершил, того, в чем его обвинили.

Грозной тучей Ибрагим надвигался на пораженного правдой кади. Его справедливые обвинения сыпались на старика градом, заставляя того все глубже вжиматься в пухлые подушки, на которых кади так гордо восседал прежде.

— Я обеспокоился его судьбой, когда после известия о свадьбе с прекраснейшей из девушек, я начал получать письма о том, что поведение молодой жены его сильно беспокоит. Мой брат просто хотел выяснить, что не так с его женой. Я ждал новое письмо от брата, но вестей от него так и не поступало, это встревожило меня еще больше, и я послал в Басуру своего человека, что бы тот все разузнал. Вернувшись, мой человек рассказал мне ужасную историю о том, как мой брат был обвинен в страшном преступлении отцом своей жены и вскоре был казнен. Тогда я задействовал все связи, чтобы вы, кади, были смещены с занимаемой вами должности. Мои люди так же поспособствовали, что бы вас заинтересовала идея о новом муже из далекой страны для Айнур. Я расставил сети, и вы попались в нее, кади. Однако приехав в Мирцею и остановившись в моем доме вы продолжали играть со мной в кошки-мышки. — гневно сверкая глазами ибн Тахт завис над аль- Мумином, как удав над кроликом.

— Признаю, вы были очень осторожны, утаивая страшный недуг вашей прекрасной дочери. Тогда я решил оставить вас и претворился будто уезжаю из города по делам. Я нанял даханавара, зная, что лучше него никто не проследит за вами и вашими темными делишками. Я так же попросил мастера Шамиля смущать вашу прислугу упоминанием о человеке, который разрушил вашу жизнь в Басуре. Я всячески провоцировал вас, ожидая, когда вы откроете свое истинное лицо. И наконец, я заплатил вашей служанке Фарихе за то, что бы она оставляла дверь в спальню вашей дочери не запертой. Что бы ваша больная дочь могла выбираться по ночам из дома, потворствуя своим мерзким наклонностям.

— Вы, вы!! — кади то краснел, то бледнел от гнева, потом его взгляд обратился на женщину, сидевшую подле него. — Это правда, Фариха, ты сделала это нарочно?

Женщина медленно и с достоинством поднялась, она окинула своего, теперь уже бывшего хозяина, ненавидящим взглядом и произнесла:

— Я всегда ненавидела тебя, аль-Мумин! Ты разрушил нашу с Зейнаб жизнь. Твоя жестокая мать била нас за малейший проступок и попрекала каждой крошкой хлеба, я была счастлива, когда она наконец сдохла! И потом, не уже ли ты не помнишь, как обходился с моей сестрой? Как еще до замужества с ней, изводил бедняжку своим благочестивыми сожалениями, что она не невинна? А ведь ты сам лишил ее девственности, как только почувствовал, что она никуда не сбежит из дома твоей матери! Помнишь, как ставил ей в вину, что она испорченная дочь колдуна и возможно от того не может родить тебе ребенка? Зато я помню! Я помню слезы своей сестры и ее позор, который ты называешь "счастьем"!

— Но я любил ее! — вскричал кади.

— Ты всегда любил только себя аль-Мумин! Ты даже к своей дочери, которую родила тебе Зейнаб относился, как к прокаженной!

— Неправда, я всегда защищал Айнур, все что я делал было ради нее!

— Ей нужна была помощь, а ты упек за решетку единственного человека рискнувшего сказать тебе правду! — Фариха, смачно плюнула на пол перед кади. — Я всегда была верна тебе, но, когда этот человек, — она указала на ибн Тахта. — рассказал мне, что это ты донес на нашего отца… Да-да, в материалах дела сохранилось имя доносчика, и этот благородный человек выяснил его для старой Фарихи. А ведь наш отец был всего лишь обычный врачеватель, травник, который готовил припарки для больных суставов твое матери! Он никогда не был колдуном, и ты знал это! Ответь же мне правду, почему ты сделал это с нашим отцом?

— Ты знаешь почему! Это все твоя сестра, Небеса сделали ее слишком красивой! Она должна была быть моей, а ваш болван отец, хотел выдать ее за сына простого горшечника! Я спас ее, написав этот донос, от той убогой жизни к которой он ее готовил. Будучи моей женой, она жила как королева, я положил к ее ногам все, что имел!

Фариха протестуя покачала головой.

— Хватит! — громко объявил Ибрагим ибн Тахт. — Свои счеты сведете позже! Теперь, когда все выяснилось, и ты признался в своих злодеяниях аль-Мумин, я желаю, чтобы ты выполнил свой долг. И если в тебе осталось хоть немного чести, ты вернёшься со мной в Басуру и признаешь себя виновным в смерти моего брата. Ты сделаешь это перед священным синодом, ты признаешься во всех своих преступлениях. Я желаю, чтобы имя и честь моего брата были восстановлены. И не думай, что тебе удастся меня провести! Они, — он указал на остальных присутствующих в комнате, — они — мои свидетели!

Кади ненавидящим взглядом уставился на присутствующих, он покачал головой:

— Ты забыл Ибрагим, у нас тут состоялся уговор! Сначала пусть даханавар, найдет мою дочь, а уж после… после, возможно, я поеду с тобой в Басуру.

Шамиль поднялся.

— Я всегда исполняю свои обещания. — холодно произнес он, — Дайте мне сутки, и я приведу вашу дочь, или принесу вам ее голову. Теперь она слишком опасна, чтобы оставлять ее в живых.

Мужчины — пуштийцы переглянулись и кивнули.

— Да будет так. — сказал ибн Тахт. — у тебя есть сутки, живая или мертвая она должна быть здесь.

— Идем. — бросил даханавар Илае.

Юноша, прежде сидевший тише воды ниже травы, подскочил как ужаленный, ему явно не терпелось поскорей покинуть дом кади.

5

Они вышли из дома пуштийца, когда солнце уже окрашивало стены домов в рыжеватые оттенки заката. Близился вечер. Илая поежился, ощущение было такое, будто он только что покинул сырое подвальное помещение, а не роскошный и удобный дом купца.

— Ну что, не передумал? — шутливым тоном спросил его даханавар, бросив на юношу лукавый взгляд через плечо.

— О чем? — удивился Илая.

— Поохотится на чудовище! — даханавар состроил страшную и одновременно смешную рожицу, а потом посерьезнел и добавил. — Я серьезно, это будет опаснее, чем я предполагал. Ты еще можешь отказаться.

— Нет, пожалуй, это будет интересно.

Илая чувствовал то самое, похожее на зуд беспокойство, которое предшествовало каждой авантюре в его жизни.

— Я рад что не ошибся в тебе, друг мой. — совершенно искренне произнес даханавар.

— Я был в магистрате, и кое-что разузнал о том, куда может вести скрытый ход из гробницы. У меня появились соображения по поводу того, куда сбежала от меня Айнур. На старых планах города, которые мне удалось посмотреть в архивах магистрата, видно, что под цвинтарем проходит одна из полу обрушенных веток подземных туннелей. Да, ты правильно понял, нам придется снова, спустится под землю. В силу моей особой природы, я не смогу обойти защитное заклинание, наложенное на крышку саркофага, но вот ты, обычный человек и тебе это вполне под силу.

— Но я не маг, как же я смогу это сделать?

— Нет никакой необходимости, владеть магическим даром, чтобы открыть механизм, достаточно просто быть человеком, живым человеком, друг мой. Надеюсь, ты достаточно живой?

— С утра еще был.

Илая вдруг осознал с кем имеет дело, кожу предплечий покрыли предательские мурашки.

Об этом предпочитали не упоминать, но всякий знал с малых лет, даханавары — не люди. Точнее когда-то они были людьми, но после того, как вступали в Братство Черного Солнца, и проходили обряд посвящения, становились немертвыми. Пограничниками, не принадлежащими ни к миру живых, ни к миру мертвых. Так они получали ту силу и способность, которая позволяла им успешно справляться с разными монстрами, призраками и проклятыми. Те, в свою очередь, возникали, как следствие воздействия магических возмущений на живую природу. Даханавары, которые и сами давным-давно были созданы благодаря магии, до сих пор оставались надежными защитниками людей от досаждавших им отвратительных бестий.

— Сейчас мы повернем на эту улицу, — продолжал Шамиль. — Там не далеко от дома текстильщика, в тупике, находится старый колодец. Он, конечно, давно пересох и его заколотили, что бы кто-нибудь ненароком не свалился туда по пьяному делу или по банальной глупости. Важно не это, важно то, что через этот колодец ты сможешь попасть в туннель ведущий параллельно нужной нам ветке. Ты пройдешь по туннелю до старых железных ворот. Вот держи, это ключ, которым ты их откроешь. — даханавар передал Илае небольшой железный предмет, похожий на большую монету с восьмигранным отверстием посередине и толстыми краями. — Потом тебе прядётся идти по туннелю до второго поворота на лево, там будет тупик. Туннель обрушился десять лет назад, но правая стена совсем тонкая и, если немного на нее нажать она осыплется, и ты попадёшь во внутрь старого склепа. Вот он то тебе и нужен. В этом склепе спрятан вход в туннели под цвинтарем. Я буду ждать тебя наверху, в гробнице, возле саркофага. Из склепа ты поднимешься по ступеням к плите задействуешь механизм и откроешь мне вход. Запомнил? Повтори?

— Колодец, дверь. туннель, второй поворот на лево, тупик, правая стена, открыть вход в склеп.

— Отлично. — прокомментировал Шамиль. — А теперь помоги мне с этими досками.

Они стояли в тупичке перед старым колодцем. Заросший травой и диким виноградом, вход в недра города, совершенно не казался чем-то опасным. Даханавар достал из ножен широкий кинжал и просунул под доски, приколоченные к жестяному бортику колодца. Раздался неприятный скрежет, это заржавевшие гвозди с неохотой покидали свои гнезда. Несколько досок, были настолько сухими и трухлявыми, что переломились по середине и с тихим шорохом соскользнули вниз, в затянутую паутиной тьму. Даханавар очистил вход для Илаи. Крепко закрепив веревку на поясе юноши, он закрепил второй ее конец к железному кольцу, глубоко утопленному в каменном боку колодца. Видно, тут раньше крепился конец цепи, на которой подвешивали ведро для воды. Проверив надежность крепления, он удовлетворенно кивнул.

— Возьми это на всякий случай, кто знает, что может ждать тебя там, внизу. Не хочу, чтобы это застало тебя врасплох. — Шамиль протянул Илае рукоять кинжала. Илая благодарно кивнул и прикрепил кинжал к поясу.

— Не беспокойтесь, Шамиль, я сделаю все как полагается. — Илая ободряюще улыбнулся мастеру и скрылся за бортиком колодца.

К лицу и одежде липла паутина, воздух в жерле колодца был сухой и прохладный, его дно устилал толстый ковер палых листьев. Приземлившись на него, Илая вспугнул целое семейство сороконожек, которые прыснули из-под его ног во все стороны. Он показал даханавару, что спуск прошел удачно, подняв руку со сжатыми в кулак четырьмя пальцами и оттопыренным большим. Даханавар повторил жест, сигнализируя, что понял напарника и его голова скрылась из виду. Оставшись наедине с пауками и сороконожками Илая, еще раз вздохнул, приводя мысли и чувства в порядок. Юноша взглянул вверх, со дна колодца был виден только сизый круг начавшего темнеть неба. Отбросив сомнения, Илая шагнул в пролом в стене, ведущий в пресловутые туннели. Здесь было на удивление сухо, воздух был немного затхлым, но не мутных луж стоячей воды, ни плесени на стенах не было. Это порадовало Илаю, так как всем известно жаболюды любят сырость, а значит столкнуться с давешним врагом ему скорее всего не доведется. Однако, Илая все же извлек кинжал, отданный ему даханаваром из ножен. Сжимая оплетенную мягкой кожей рукоять клинка, он чувствовал себя более уверенно.

Не понятно откуда, но в туннель проникал слабый сумеречный свет. Илая направился вперед по коридору. Под его ногами тихо шуршали принесенные снаружи сухие листья, встречались деревянные щепки, которые моментально рассыпались в пыль стоило ноге на них наступить. Возможно, когда-то давно этот туннель использовали контрабандисты. По пути часто встречались обломки старых бочек и ящиков, сваленные трухлявой кучей, под стенами туннеля. Решётка ворот, перекрывшая Илая путь дальше, была покрыта толстым слоем пыли и ржавчины. Подобно длинным зубам дракона, она выходила из каменного нёба потолка, чтобы впиться в стальные пазы на полу. На первый взгляд, открыть подобную дверь было бы сложно, но Илая быстро смекнул, что восьмигранный железный штырь, выступающий справа из стены, чуть выше его плеча, это часть поворотного механизма. Он вытащил из-за пазухи диковинный круглый ключ, приладил его к штырю и повернул. На удивление повернуть получилось легко, после стольких лет запорный механизм продолжал служить безотказно. В стене, с каждым поворотом ключа, что-то скрежетало, но вот железные зубья начали выходить из пазов, открывая вход в недра подземелья.

За воротами туннель терялся во мраке, но, как будто в помощь внезапным гостям, прямо за воротами стояла рассохшаяся бочка, в которой покоились три палки с истлевшей от времени просмоленной паклей — факелы. Кто-то за много столетий до Илаи побывал здесь и не поленился позаботится о том, чтобы следующий посетитель подземелья не блуждал ослепленный темнотой, царившей в прохладном подземелье.

Илая помнил, что надо пройти два поворота слева, прежде чем он найдёт нужный тупик. Воспользовавшись огнивом и трутом, он поджог один из факелов, тот потрескивая осветил желтым светом пространство. Тут было не настолько сухо и на полу кроме истлевших досок и щепок встречались пожелтевшие от времени кости. Илая присмотрелся — человеческие кости. Успокаивало лишь то, что они были до невозможности старые и, к счастью, на них отсутствовали следы зубов и когтей. Илая смекнул, что это кости из старых могильников, которые просто вынесли в подземные коридоры, чтобы очистить усыпальницы для новых покойников. Мирцея была древним городом, она буквально стояла на костях своих почивших жителей, а цвинтар в городе был всего один. Как бы не было обширно городское кладбище, а мест для новоприбывших усопших всегда не хватало. Вот так подземелья и стали свалкой для старых безымянных костей.

Илая наступил на ветхий череп, раскрошившийся под его сапогом с неприятным хрустом, выругался, но настойчиво проследовал дальше. Звуки из-под его сапог раздавались слишком громка под пустынными сводами. На пути ему часто попадались крысиные гнезда, свитые в костяных кучах. Крысам не нравилось, что кто-то настолько большой и шумный нарушает их покой. Они возмущенно попискивали, спешно удирая от круга света, в котором шествовал Илая. Шаг, треск, шорох, писк. Что же еще?! Илая остановился и прислушался, тишина нарушалась только его дыханием. Было как-то зябко. Илая сделал еще несколько шагов, поведя факелом из стороны в сторону, он осмотрел кучи костей по бокам от себя. Юноша обернулся, направляя золотистый свет во тьму, откуда только что пришел — ничего. Илая вытер вспотевшую ладонь о штанину переложив рукоять кинжала из левой руки в правую. Черт! В таком месте еще и не то покажется! Послушав тишину, он решил не накручивать себя понапрасну и двинулся дальше. Шаг, трек, шорох. А что еще?! Нет ему явно не показалось. Что-то едва уловимое, как будто на самом краю слышимости. Будто, что-то тихонько скребется, намного тише мышей в подвале. Что-то, что подстраивается под ритм движения Илаи. Проклятые подземелья, что же вы скрываете?! Илая вновь остановился, а вот его преследователь, несколько запоздал. Илая судорожно улыбнулся. Попался, гад! Юноше было страшно до одури, но он понимал, что попытайся он бежать, тварь нападет. Медленно Илая обернулся, медленно осветил коридор вокруг себя — пусто. Илая сделал, пару шагов спиной вперед, слух уловил движение преследователя. Не справа, не слева, не позади, не впереди — Илая похолодел, тварь двигалась точно над ним! Юноша сглотнул, вязкая слюна была горькой. Пытаясь не выдать себя лишними движениями, и не поднимая головы, Илая сместился к сырой стене, буквально на пару шагов, и резко выбросил руку, сжимавшую факел вверх, и в сторону, туда, где стоял прежде. Потолки здесь были низкими и длинны вытянутой руки с зажатой в ней горящей палкой вполне хватало, чтобы, как минимум задеть преследователя. И это сработало. На то место, где только что стоял юноша, свалилась огромная многоножка. Зашипев и рассерженно защелкав жвалами, тварь поднялась в половину своего роста и почти достигла пояса Илаи. Не думая ни секунды Илая, пнул носком сапога угрожающую бросится на него членистоногую гадину. Затем резко ткнул в ее, незащищённое хитиновыми пластинами, брюхо факелом. Многоножка зашипела, заверещала от пронзившей ее боли и свернулась в бронированное кольцо, пытаясь защитить нежное брюхо от огня. Илая продолжал охаживать чудовище своим импровизированным огненным мечом. Огонь наносил гадкой твари ужасные раны, лоснящаяся поверхность хитиновых пластин чудовища шипела и пузырилась под языками немилосердного пламени. Искры от факела упали на сухой настил из праха и пыли под чудовищем и воспламенили его. Отскочив от корчащейся в охватившем ее огне твари, судорожно бившей вокруг себя хвостом, Илая замер на мгновение, наслаждаясь видом поверженного врага. Потом, будто ясная молния, его сознание озарила мысль, что возможно этот монстр не единственный обитатель мрачного подземелья. Освещаемый отблесками догорающей твари, Илая бросился вперед по коридору. Он быстро миновал два поворота и на всей скорости влетел в тупиковую ветку. Пройдя до завала, Илая рукоятью кинжала простучал каменную кладку справа от себя. Есть! Звук выдал пустоту за стеной. Илая уперся плечом на стену, стена подалась под его весом, тогда юноша с ноги выбил шаткий кирпич и в облаке пыли вывалился в склеп. К счастью, здесь его не поджидали таинственные монстры, готовые полакомиться незадачливым сталкером. На ощупь Илая нашел стертые каменные ступени, ведущие наверх, к запиравшей выход каменной плите. На самой крышке саркофага тусклым светом поблескивало изображение ладони с изображенной посередине витиеватой руной. Прижав к ней вымазанную в столетней пыли ладонь, Илая приложил усилие и оттолкнул крышку, открывая себе путь в усыпальницу. Шамиль уже был здесь и ждал его. Он помог юноше выбраться из саркофага, отметив то, что Илая действовал довольно быстро.

— Как все прошло? — поинтересовался даханавар.

— Ну не считая огромной многоножки, пожелавшей мной поужинать, скучно. Слишком много паутины и костей, в этих туннелях явно не мешало бы прибраться. — с нервным смешком отшутился Илая.

Даханавар расхохотался и потрепал Илаю по плечу.

— Мне нравится твое чувство юмора, парень! — он достал из-под плаща небольшую жестяную флягу, украшенную замысловатой гравировкой, откупорил ее и отхлебнув. Смачно крякнув, даханавар протянул фляжку Илае.

— С первым боевым крещением, друг мой! Выпей немного, тебе это не помешает.

— Что это? — спросил Илая, принимая из рук даханавара флягу.

— Это? Концентрированная смелость. — отшутился Шамиль.

Илая глотнул, напиток был настолько крепок, что почти выбил из юноши дух, однако потом, провалившись в желудок, он расцвел согревающим кровь огненным цветком. Закашлявшись, Илая передал флягу ее Шамилю.

— Что, крепкая штука, верно?

Илая кивнул. Он почувствовал, как вызванное встречей с монстром напряжение покидает его тело, как чувства успокаиваются, а разум проясняется.

Спрятав флягу обратно под плащ, даханавар пояснил.

— Этот напиток называется тэкла, его делают из стеблей голубой лилии, которая растет в пустыне. Пустынные жители считают этот напиток свешенным. Но как по мне, это просто хорошая выпивка. Но хватит отдыхать, мы должны двигаться дальше, друг мой.

И даханавар, жестом приглашая Илаю следовать за ним, обнажил свой меч и стал спускаться по ступеням ведущим во мрак склепа. Разогнать этот мрак им вновь помог волшебный шар, извлеченный Шамилем из поясной сумки. Илае было чертовски приятно, что даханавар называет его своим другом.

В отблесках магического света, Шамиль указал Илае на цепочку кровавых капель, устилавших ступени и пол.

— Это ее кровь, по этому следу мы отыщем девушку. Постарайся не отставать, Илая.

В одной из стен склепа обнаружилась небольшая ниша, скрывавшая деревянную дверь, за которой тянулся узкий каменный коридор. На его полу отчетливо были видны кровавые следы.

— Это крипта. — негромко произнес Шамиль, обращаясь к Илае. — В магистрате мне рассказали, что она ведет в самое старое захоронение в городе. Возможно, здесь хранится прах даже тех, кто жил в Мирцее более тысячи лет назад.

Мягкий призрачный свет, излучаемый магической сферой, выхватывал из темноты погребальные урны. Глиняные, металлические, стеклянные, они были разных цветов и размеров, но все они были невероятно старыми и их покрывала белесая каменная пыль. Некоторые из них были повреждены и прах, просыпавшийся из щелей и трещин, смешивался с этой пылью, тонким слоем покрывавшей здесь абсолютно все. От нее Илае жутко хотелось чихнуть, но он сдерживал себя, боясь нарушить покой этого места.

— Смотри! — Даханавар привлек внимание Илаи.

В узком коридоре они шли друг за другом, но даханавар шел первым. Он указывал на что-то темное, комом лежавшее на полу коридора. Подойдя ближе, даханавар подцепил находку концом меча. Несмотря на то, что предмет был испачкан пылью и чем-то темным и липким, в свете шара Илае удалось различить блеск звериного меха. Прежде эта шкура была золотисто-бежевая, и принадлежала крупному и очень красивому зверю.

— А вот и наш тигон. — промурлыкал даханавар.

— Тигон? — переспросил Илая.

— Ну да, тигон — крупная кошка, которая водится в горах и пустыне Пушта. У нее очень скверный характер, и очень дорогая шкура. Тот, кто сделал этот подарок нашей Айнур, был либо очень богат, либо очень сильно влюблен, но он определенно не поскупился. Шкура тигона только в Пуште стоит столько, что за эту цену можно купить трех отличных лошадей, а уж за пределами страны… — даханавар сделал жест, означающий очень много. — Похоже, эта девушка действительна ни в чем не знала отказа.

Шамиль откинул шкуру в сторону, как ненужное тряпье, и продолжил свой путь по коридору.

Вскоре кровавые следы стали попадаться все чаще. Это уже не были не только капли, но и лужицы. На стенах крипты, то там, то здесь, стали появляться красные смазанные отпечатки ладони, а на полу отпечатки ступней. Айнур, углубляясь все дальше в подземелье, теряла много крови и сил. Пытаясь беречь поврежденную руку, она спотыкалась в темноте, падала, но поднималась. Опираясь на стены узкого коридора, девушка шла дальше, а ее кровавые отпечатки красноречиво рассказывали даханавару насколько не легким был этот путь.

— Так, так, так. — протянул даханавар. — Похоже, что тут она упала и дальше, уже не в силах подняться, ползла. Илая, взгляни на этот след, видишь? Это пятно говорит о том, что здесь она окончательно выбилась из сил. Дальше я не вижу следов. Осторожно! Здесь целая лужа крови, не наступи.

— Но тогда, где же она? — поинтересовался Илая, присаживаясь на корточки рядом с даханаваром, рассматривающим кровавую лужу.

— Хотел бы я знать друг мой, хотел бы я знать… — даханавар внимательно осматривал последний след Айнур.

Он потрогал кончиками пальцев кровь, пригляделся к смазанным контурам пятна, даже понюхал окровавленные пальцы, потом поднял голову и стал разглядывать ближайшую к пятну стену, на которой бурели подсохшие кровавые полосы. Дотронувшись до стены, даханавар будто ухватил что-то невидимое, поднес находку ближе к глазам. Это был длинный светлый волос.

— Судя по тому, что я вижу, она была здесь несколько часов назад. Обессилев, она опустилась у этой стены, прислонилась к камню и на какое-то время отключилась. Об этом говорит волос и кровь, которая уже начала подсыхать и впитываться в камень. Дальше этого места она не могла уйти, ты и сам видишь, тут след девушки обрывается. Тогда куда могло подеваться тело?! — даханавар явно задал этот вопрос сам себе. — Думаю, друг мой ответ мы найдем прямо за этой стеной!

— Шамиль, но здесь нет двери или решётки, да и стена выглядит сплошной. — Илая постучал по камню, звук вышел такой же глухой, как и у противоположной стены.

— Верно, именно так она и выглядит! Но я бы не советовал тебе доверять своим глазам, юноша, эти подземелья стары и полны загадок. Думаю, тут обязательно должен быть механизм, отпирающий скрытую в стене дверь. Нам стоит просто более тщательно его поискать. Или спросить у обитателей этого места. — даханавар поднялся на ноги, явно чем-то заинтересованный, он перешагнул через пятно и направился к следующей нише с прахом.

— Но здесь только мертвые, у кого здесь еще спрашивать? — недоумевающе буркнул себе под нос Илая.

— У них, друг мой, у них мы и спросим. — даханавар просунул руку в нишу, за металлическую урну, украшенную изображением скалящегося черепа с выпученными круглыми глазами и длинным языком, торчащем из щербатой пасти. Несколько мгновений он пытался там что-то нащупать, а потом с силой нажал на скрытый за урной каменный блок. Раздался щелчок и, казавшаяся прежде монолитной, каменная стена пошла вниз, открывая проход в соседнее помещение. Галантно поклонившись веселому черепу, даханавар подмигнул Илае и шагнул в открывшуюся дверь.

Помещение разительно отличалось от каменной кишки коридора. Илае показалось, что он попал прекрасную залу роскошного замка. Вокруг были стены с яркими фресками, на которых лихие всадники в серебряных латах на вороных конях сражались с огромными двухголовыми змеями, грифонами и единорогами. В бронзовых чашах, подвешенных к сводчатому мозаичному потолку, горели огни, освещая помещение золотистым светом. Прямо напротив скрытой двери, через которую они вошли, посреди этого огромного круглого зала, начиналась широкая винтовая лестница, уходящая вниз. Пол залы, как и ступени лестницы были сложены из крупных мраморных плит. Плиты образовывали рисунок похожий на звезду, а лестница находилась прямо в ее центре. И через весь зал прямо к ступеням вел четкий кровавый след.

— Думаешь она там? — шепотом спросил даханавара юноша.

— След ведет вниз по лестнице, советую тебе приготовиться, друг мой, и вынуть кинжал из ножен. Думаю, тому кто ее туда уволок не понравится наше появление.

6

То, что он увидел, спустившись по мраморной лестнице вниз, сильно озадачило Шамиля. Просторное помещение с длинными столами, одни из которых были завалены старыми книгами и свитками, а на других возвышались сложные конструкции из стеклянных колб и реторт. Горели тигельки, булькали и перетекали по стеклянным и металлическим трубкам жидкости.

Это была лаборатория. Были здесь и закрытые заполненные спиртом колбы, большие и малые, в которых хранились органы, части тел, а иногда и эмбрионы животных и магических существ. Сухие травы, связанные в пучки, были развешены под потолком, куски различных минералов горками и по одиночке, лежали на полках открытых шкафов. В одном из углов лаборатории стояла большая печь, в которой на огне, в медном котелке булькало странное варево. В другом углу стоял старый, обтянутый потрескавшейся кожей диван, укрытый вязанным пледом веселой расцветки, что несколько выбивалось из общей картины.

В третьем углу висела огромная цилиндрическая клетка, сейчас накрытая плотной темной тканью. Клетка была подвешена на массивной железной цепи, которая проходила через поворотное кольцо в потолке, а поднималась и опускалась при помощи катушки и рычага. Даханавар направился к рычагу, желая ослабить цепь и опустить клетку пониже, его сильно интересовало, что же скрыто под тканью.

Не успел он положить ладонь на рычаг, как за его спиной раздалось возмущенное покашливание и скрипучий голос произнес:

— Я бы очень не советовал вам этого делать, молодой человек! — тощий старик со всклоченной седой шевелюрой и пышными белоснежными усами, гордо восседал на протертом диване, откинув в сторону веселенький цветастый плед. Было видно, что он только что проснулся и был крайне удивлен появлением в его лаборатории незваных гостей, да еще и позволяющих себе творить самоуправство.

— Да-да, это я вам говорю! — обращался он к удивленному, столь неожиданным появлением нового лица, даханавару.

Илая благоразумно притих, решив для себя не вмешиваться в происходящие, да и хозяин лаборатории казался совершенно безобидным. В эту минуту старик как раз пытался справиться с мягкими путами пушистого пледа, сковавшими его ноги, получалось плохо. Старик в очередной раз рванул плед от себя, пытаясь высвободиться, но вместо эффектного освобождения, неуклюже свалился с дивана вместе со своим уютным коконом. Чертыхаясь и барахтаясь, он наконец-то победил вязаного врага и поднялся на свои тощие мосластые и к тому же босые ноги. На нем была очень просторная исподняя рубаха, едва прикрывавшая колени, а на тощей цыплячьей шее висела длинная золотая цепь с круглым медальоном. Более на старике ничего не было. Пытаясь выглядеть достойно, хозяин лаборатории набросил на плечи плед и завернулся в него, как щеголь-аристократ в плащ. Вид его был угрожающим и забавным одновременно.

— Если вы воры и пришли что бы меня ограбить, то спешу вас предупредить, что я весьма искусный чародей! Одно ваше неверное движение, молодые люди, и Клаус Бальтазари обратит вас в пару серых мышей! — грозно заявил старик и тут же более спокойно добавил. — А может и в белых, белые мне нравятся больше.

— Видите? — узловатым пальцем он указал на клетку на одном из столов, где, попискивая и шурша копошились около полудюжины белых мышек. — Вот что стало с теми, кто прежде вас посмел посягнуть на мою жизнь и имущество! Советую вам немедленно убираться отсюда господа, а иначе! — он гневно погрозил Шамилю с Илаей крепко сжатым сухим кулачком.

Шамиль глубоко склонился в поклоне перед гневным чародеем и произнес:

— Прошу нас извинить за столь грубое вторжение, достопочтенный Клаус Бальтазари! Мы никоим образом не желали потревожить столь могущественного и уважаемого чародея. Нас бы здесь не было если бы не долг даханавара, который, ваш покорный слуга, обязан исполнить. Позвольте представиться, мое имя Шамиль Тень.

— Даханавар? Так вы даханавар юноша? — старик вернулся к дивану и склонился в поисках затерявшегося среди горы мягких подушек предмета. Именно из-за этих подушек, коих здесь было великое множество, спустившиеся в лабораторию Илая и Шамиль не заподозрили, что на диване, укрывшись с головой пледом спит чародей. С победным возгласом, чародей вытащил из-под одной из подушек искомое и водрузил его себе на нос. Это было огромное пенсне в роговой оправе. Оно чудом держалось на длинном крючковатом носу чародея и делало его глаза похожими на блюдца.

— О да, конечно, теперь я вас вижу, мастер даханавар! Проклятый возраст, знаете ли! А кто, позвольте узнать, этот молодой человек, который пришел с вами? — подошедший старик больно ткнул сухим пальцем в грудь Илаи. — Он тоже, даханавар? Что-то больно молод, да и мало похож на вашего брата!

— О нет, почтенный Клаус Бальтазари. Это Илая, мой помощник. — ответил Шамиль и тут же обратился к Илае. — Друг мой, прояви учтивость и поклонись, любезному Клаусу Бальтазари. Не стоит гневить столь могущественного мага.

Илая поклонился хозяину подземной лаборатории, настолько учтиво, насколько умел.

— Рад, что ваш помощник достаточно сообразительный и вежливый малый. А то, ведь знаете, еще одна маленькая белая мышка совсем бы не помешала мне для продления опытов. — удовлетворенно заявил маг даханавару.

Даханавар польщено улыбнулся чародею. А тот продолжил:

— Вы, мастер даханавар, кажется что-то говорили о долге приведшем вас сюда. Могу я узнать об этом побольше?

— Безусловно, господин Бальтазари. Мы с моим помощником, совершенно случайно оказались в ваших владениях в поисках одной беглянки. Девушки, чья болезнь серьезно исказила ее природу, сделав её крайне опасным монстром. Я ранил ее прежде и вот теперь мы шли по кровавому следу этой несчастной, в надежде вернуть ее отцу и будущему мужу, если только болезнь не окончательно овладела ею. В противном случае мне поручено избавить бедняжку от страданий. Господин чародей, эта девушка, она ведь у вас? Вы можете мне сказать, где она?

— Да, да, да, я вас отлично понимаю! — старик, соглашаясь с Шамилем покачал седой головой. — Конечно, конечно, я покажу вам ее, вот только, отпустить ее с вами нет никакой возможности. Вы уж простите!

— Что вы хотите этим сказать? Она мертва?

— О нет, конечно же нет! — Бальтазари замахал на даханавара руками. — Она жива, и сейчас, полагаю, ее состояние намного лучше того, в котором я ее обнаружил. Вы, кажется, интересовались, что скрывает моя клетка, господин Шамиль? Теперь, полагаю вы можете ее опустить, только осторожно, прошу вас ради вашей же безопасности!

Когда клетку опустили, а полог был снят, все увидели Айнур. Точнее то чем она стала. Это существо внешне похожее на человека имело ярко синюю кожу, прежде прекрасные золотистые волосы девушки спутались и перепачкались в крови и пыли и теперь походили на грязный войлок. Искалеченная рука была перебинтована, чародей побеспокоился о том, чтобы его пленница не истекла кровью, обработав и перевязав культю. Бинты уже были покрыты темной коркой спекшейся крови. Такая же корка покрывала пышную грудь и живот Айнур. Тяжело дыша, существо, прежде бывшее прелестной молодой красавицей, спало.

— Я нашел ее, когда собирался выйти из моей лаборатории в подземелья. — пояснил Бальтазари. — Мои теперешние исследования требуют некроматериалы из разных временных периодов и крипта, с ее обширным выбором праха, подошла как нельзя лучше. Я сейчас работаю над переводом одного забавнейшего манускрипта посвященного неромантическим опытам и мне невероятно повезло наткнуться на это помещение. — Старик обвел вокруг себя рукой намекая на лабораторию, в которой они находились. — Мало кто знает, но это подвальное помещение единственное, что сохранилось от древней сторожевой башни Корг.

— Вы говорите о тех развалинах, которые находятся к западу от городских стен? — изумленно спросил Илая. — Но ведь, там ничего нет! Я бывал там, это просто груда камней на холме, покрытая зарослями ядовитого плюща!

— Так и есть, молодой человек, снаружи это только груда бесполезных замшелых камней. Давным-давно башня была разрушена в одной из магических войн, время тоже приложило немало усилий и вход на нижние уровни башни засыпан обломками и многими тоннами земли. Сохранилась только эта небольшая подземная часть. Сюда можно попасть лишь двумя путями: один из них ведет в крипту, так, собственно, я и обнаружил эти залы. Другой выходит к морю. Это небольшой грот, который во время прилива наполняется водой, что очень было удобно для того, чтобы доставить сюда все это оборудование и мою великолепную коллекцию. Некоторые экземпляры моей коллекции магической живности я нашел прямо здесь в городских подземельях. — старик с гордостью указал на колбы с заспиртованной мерзостью.

— Ну а, что с ней? — Шамиль указал на спящую Айнур. — Ее вы тоже собираетесь засунуть в колбу и залить спиртом?

— О нет, конечно же, нет! Прежде, открою вам секрет, мне редко доводилось получить столь ценный экземпляр магического существа живым. Так что никаких колб прежде, чем я как следует не изучу эту ракшаси.

— Ракшаси? — в оба голоса воскликнули Шамиль и Илая.

Звук явно получился громким и создание внутри клетки, начало просыпаться.

— Ну вот! Вы ее разбудили! — с досадой констатировал старый волшебник. — Теперь опять придется ее кормить, она такая ненасытная, а если не покормлю, то начинает плакать. Сущий ребенок!

Создание действительно заворочалось, потянулось, издало плаксивый звук. Из-под спутанных косм, упавших на лицо ракшаси, вспыхнули алые глаза. Схватившись за прутья клетки единственной действующей рукой, на которой все еще была надета, угрожающе поблескивающая стальная перчатка, ракшаси внимательно осмотрела каждого из присутствующих в лаборатории мужчин. Увидев даханавара, она оскалила желтые зубы и зарычала, а потом, когда, переведя взгляд на старого чародея, скорчила плаксивую рожицу, протянула лапу наружу и затянула:

— Ыыыыыыыы!

— Сейчас, сейчас голубушка! — старик нежно заворковал с бестией. — Сейчас, Клаус тебя покормит!

Старик поспешил к печи. Вооружившись прихваткой и половником, он ловко зачерпнул густое варево из котелка и налил в одну из глиняных мисок, стоявших на печи. Потом, ничуть не опасаясь ракшаси с ее смертоносной когтистой лапой, поднес дымящуюся миску клетке и поставил на пол между прутьями. Существо громко втянуло аромат, поднимающийся от варева своими широкими ноздрями, и довольно заурчало. Пыхтя, кряхтя и отдуваясь ракшаси принялась за еду.

— Медный козлиный суп! — с гордостью произнес Клаус Бальтазари.

— Что? Медный суп? — Шамиль удивился. Илая тоже удивился, но промолчал.

— Суп, сваренный из мяса козы, чечевицы и корня любистка и обязательно в медном казане, верный способ снизить агрессию у таких магических созданий как пали, ракшасы и дзикининки. В корнях этого волшебного растения содержится летучее масло, которое способно снимать нервное напряжение, ускорять заживление ран и очищать кровь и кишечник, и при правильной дозировке оно поможет мне улучшить состояние этой бедняжки.

— Ну успокоить нервишки и опорожниться ей точно не помешает, особенно после того, чем эта девица вчера ужинала. — с юмором прокомментировал Илая, с интересом слушавший пояснения Бальтазари.

Даханавар и чародей неодобрительно покачали головой, укоризненно посмотрев на набравшегося смелости пошутить юношу. Однако Илая заметил, как в глазах Шамиля вспыхнул огонек. Даханавар все же оценил неуклюжую попытку подопечного разрядить ситуацию, хоть для вида и поддержал старого мага.

— Но все же, господин чародей, эта девушка никак не может остаться здесь, даже в ее нынешнем состоянии относительного спокойствия, она чрезвычайно опасна. И я просто обязан… — возражал даханавар.

— В нынешнем состоянии этой ракшаси, попрошу вас правильно называть это существо, вы можете только лишить ее жизни, мастер даханавар. Но как я понимаю, у нее есть родственники и им бы хотелось получить ее назад живой и здоровой? — старик прищурился, глядя на Шамиля.

— Если это только возможно. — согласился тот.

— Тогда слушайте меня очень внимательно, а окончательное решение примите после услышанного. — старик подошел к печи, заложил за спину руки и начал ходить взад-вперед по лаборатории, будто лектор пытающийся пояснять студентам трудный материал.

— Ракшаси — это существа женского пола, их название происходит от древне пуштийского слова "бранить", "ругать" или даже "проклинать". В народе считается что это злые духи-людоеды, вселяющиеся в скверных людей, в наказание за их проступки. Однако эта девушка мало похожа на злодейку, ни так ли?! — и кивнув соглашаясь с самим собой, маг продолжил. — Полагаясь на изученные древние тексты о природе магических существ и проклятых, я пришел к выводу, что она не могла стать ракшаси если бы не имела части крови магического существа. Скажите господин Шамиль, известно ли вам о том, что, по сути дела, один из ее предков никто иной как якши?

Даханавар покачал головой, таких сведений о родословной Айнур он не имел.

— Якши — одна из разновидностей природных духов, их истинная природа связана с деревьями или источниками. Они хранители особых священных мест. Женская форма — якши или якшини. С одной стороны, якша, конечно, может быть совершенно безобидным существом, оберегающим место своего обитания. Бывали случаи, когда они помогали благочестивым людям в осуществлении их желаний, если он или она понравилась якше. А с другой — разгневанный якша может стать ракшасой — монстром-людоедом, злым духом или демоном, жаждущим человеческой плоти.

— Я внимательно наблюдал за этой девушкой и могу согласится с вами, что отчасти ее состояние сродни болезни, отчасти, увы, это врожденная особенность ее крови. Думаю, ваша Айнур одержима мстительным якши. Но процесс вполне можно повернуть обратно, если изгнать злого духа, захватившего ее тело. Этот дух очень разгневан и требует отмщения за нанесенные ему обиды и единственный путь излечить девушку это, скормить ей сырое сердце человека этого духа прогневавшего.

— Ну знаете, час от часу не легче! — выдохнул даханавар. — Не уже ли иного способа расколдовать ее не существует?

— Увы, но обращение зашло слишком далеко и только раскаявшееся сердце может ее спасти. Причем буквально.

Даханавар долго молчал, мрачно созерцая создание, глядящее на него из клетки.

— А что с ней будет потом, после того как она сожрет сердце своего обидчика.

— Точно не знаю, — старик сокрушенно покачал головой и развел руками. — об этом тексты мною изученные умалчивают.

— Тогда боюсь этого недостаточно. — мрачно произнес Шамиль. Он направился к клетке крепко сжимая меч в руке.

— Нет, пожалуйста! Мастер даханавар, Шамиль! — Илая бросился на перерез даханавару. Он сам смутно понимал зачем это делает, но что-то внутри его сердца говорило, что это неправильно. Какая-то мысль еще не совсем оформившаяся, не позволяла ему согласится с принятым Шамилем решением.

Он схватил Шамиля за руку, тот сердито крикнул, грубо оттолкнув юношу.

— Прочь, глупый мальчишка, если не хочешь сам познакомится с моим мечем прежде нее.

— Шамиль! — выкрикнул Илая. — Она не нападала на тебя! Стой, прежде чем решить ее судьбу, ты знаешь с кого надо спросить, знаешь на кого мог прогневаться дух!

Даханавар остановился и его блеклые глаза, такие же холодные как лед, сверкнули. Почти шепотом они вместе с Илаей выдохнули.

— Аль- Мумин.

Шамиль повернулся к Клаусу и спросил:

— Могу я попросить вас об одной услуге, господин маг?

— Извольте.

— Вы говорили от сюда есть два выхода, один мне уже известен, но боюсь он недостаточно безопасен и удобен для того человека, которого мне придется сюда привести. Я бы хотел знать о втором пути.

— Тогда следуйте за мной, я покажу вам его. — старик направился к лестнице ведущей в верхнюю залу.

По пути он схватил со стола длиннополый халат и накинул его на свои тощие плечи. Халат был скроен на восточный манер и украшен серебренной вышивкой, однако, так же его украшали разноцветные пятна и пропалены, появившиеся в результате активных магических опытов Клауса Бальтазари.

— Этот зал поражает воображение, правда? — Бальтазари в пол оборота посмотрел на следующих за ним мужчин. Оба его спутника кивнули.

— Когда-то давно в этой башне жили сильные и мужественные воины, они ограждали древнее королевство Партронию, от орд магических тварей, созданных злобными и завистливыми колдунами Восточной Империи.

— Легенда об Империи некромантов мне известна, но Партрония, никогда о такой стране не слышал! — удивился даханавар, Илая кивнул подтверждая, что и ему об этом ничего не известно.

— Ну это и не удивительно, почти полторы тысячи лет прошло. Партрония была маленьким, но славным королевством, поддержавшем восстание Свободных, об этом знают те, кто может прочитать магические свитки народа корг. Кстати, именно поэтому развалины и носят это имя, имя народа, о котором теперь почти никто не помнит.

— Так может быть и туннели под городом — это тоже их рук дело? — спросил Илая.

Волшебник поскреб щетинистый подбородок, задумался и ответил.

— Думаю только отчасти. Скорее всего туннели намного более древние, чем мы можем даже подумать. Почти каждый новый народ, живший и живущий на этой земле, добавляет к их веткам свои коридоры, а потому туннели ширятся и ширятся из века в век, как корни гигантского дерева. А вы весьма сообразительны молодой человек, это похвально.

Илае была приятна похвала из уст чародея. Бальтазари направился к стене с фреской, на которой два всадника воткнули копья в извивающегося двуглавого змея, он ощупал резную деревянную панель, украшающую стену под фреской, нашел два симметричных ромба в сложном узоре и одновременно надавил на них. Послышался шипящий звук, и деревянная панель сместилась в сторону открывая взору скрытый прежде каменный коридор.

— Прошу. — Бальтазари сделал приглашающий жест. — Этот коридор выведет вас к морю. Очень скоро начнется отлив, и вы сможете абсолютно свободно выйти к порту Мирцеи.

Даханавар направился к выходу первым, возле старика он остановился и спросил.

— Господин Бальтазари, не окажите ли вы мне еще одну услугу и не присмотрите ли за моим спутником, Илаей?

— Но… — Илая попытался возразить, удивленный, что его оставляют здесь, наедине со странным чародеем и девушкой под властью демонических сил, но вовремя умолк, увидев, что Шамиля совершенно не волнуют его возражения.

— Ну, я думаю, что это не составит для меня большого труда. Однако, прошу вас, господин даханавар не задерживаться, ведь меня ждет мое исследование, которое я предпочел бы проводить без присутствия посторонних. Опасно, видите ли.

— Конечно, я вернусь еще до полудня с аль-Мумином или без. — уверенно сказал Шамиль, направляясь к выходу.

Не успел даханавар скрыться в проеме, как до него донеслось.

— Нет, пожалуйста, остановитесь! — голос был слабый, но знакомый.

С удивлением развернувшись Шамиль увидел, что в залу задыхаясь и охая вошла женщина. Это была Фариха. Она выглядела так, будто спасалась бегством от всех мыслимых и немыслимых монстров, обитающих в этих подземельях. То бледнея, то краснея, старуха привалилась к стене, из которой только что вышла и отдышавшись обратилась к мужчинам.

— Вам нет никакого смысла идти туда мастер даханавар, этот презренный человек, кади аль-Мумин, подло нарушил свое обещание и сбежал сразу после того, как вы с вашим помощником покинули наш дом. Более того, мерзавец прихватил с собой деньги, которые господин Ибрагим хранил в своем доме. — старуха попыталась поправить свою одежду, но руки, дрожавшие от волнения, ее не слушались.

Даханавар подошел к женщине, достал из-под плаща заветную флягу с тэклой и предложил Фарихе сделать глоток. Напиток помог женщине прийти в себя и поблагодарив даханавара она вернула ему флягу.

— Госпожа Фариха, ваше появление здесь, совершенно неожиданно. Расскажите же мне, что вас заставило проделать весь этот путь?

— Случилось чудо, я видела Зейнаб, и это она подсказала мне как найти вас. После того, как произошел этот ужасный разговор в доме ибн Тахта, у меня жутко разболелось сердце. Я женщина преклонных лет и такие ужасные вести, как я получила вчера, для меня тяжелы вдвойне. Поэтому я поспешила в свою комнату, чтобы принять лекарство и прилечь. Но не успела моя голова коснуться подушки, как я провалилась будто во тьму. Эта тьма окружала меня и я, лежа в одиночестве на своей кровати не могла ни пошевелиться, ни слова сказать, я подумала, что должно быть умираю. И тут кто-то в этой темноте позвал меня по имени. Я увидела, как ко мне приближается фигура облаченная во все белое, будто в погребальный саван. Когда она приблизилась, я узнала в ней свою давно почившую сестру Зейнаб. Она присела рядом со мной и положила свою невесомую руку мне на грудь и сказала. "Сестра у тебя доброе сердце, и оно поможет моей дочери. Только ты можешь спасти нашу Айнур. Иди же туда, где Айнур себя потеряла и помоги ей." Потом дух Зейнаб исчез, а я очнулась. Я сразу отправилась к господину Ибрагиму, чтобы рассказать о своем видении и просить его разрешения покинуть дом. Я нашла нашего благодетеля в ярости, он сказал мне, что кади остался верен своей черной душе и его раскаянье было фальшивым. Он пожелал мне удачи в моих поисках, а сам стал собирать своих верных людей, чтобы отправить их в погоню за кади. И вот я здесь, и теперь я хочу знать нашли ли вы Айнур? Я хочу ее видеть!

Шамиль молча кивнул.

7

Фариха стояла перед клеткой, закрыв лицо ладонями и плакала. В клетке сытая и успокоившаяся ракшаси-Айнур прихорашивалась. Она пыталась металлической лапой причесать свои спутанные грязные волосы, тихо мурлыкала себе под нос что-то нечленораздельное и не проявляла никакого интереса к тому, что происходит за пределами клетки.

Растроганный видом плачущей старой женщины Клаус Бальтазари, попытался ободряюще приобнять Фариху, но та скинула его руку со своего плеча. Теперь после повторного рассказа мага о природе проклятия овладевшего Айнур, с исчезновением аль-Мумина всякая надежда на исцеление девушки пропала. Шамиль мрачно наблюдал за этой сценой прощания. Никто из присутствующих не знал, что сказать, да и слова уже, казалось, потеряли всякий смысл. Но и оттягивать неизбежное было невыносимо.

— Пора. — мрачно произнес даханавар, вновь освобождая меч из узких ножен.

Фариха, отняла руки от лица, посмотрела на даханавара взглядом полным боли и смирения и произнесла:

— Перед тем как вы, как вы сделаете это я хочу обнять свою девочку, в последний раз.

— Это совершенно исключено! Я не могу этого допустить, это очень опасно для вашей жизни! — возразил Шамиль.

— Бросьте мастер даханавар, о какой жизни вы говорите? Я старуха, вся моя жизнь была посвящена заботе о близких мне людях, она никогда не принадлежала только мне. Сейчас последнее существо, которое мне было дорого на этом свете, покинет меня. Моя жизнь без Айнур потеряет свой смысл, он закончится вместе с ее жизнью. Позвольте мне хотя бы выбрать свою смерть, о большем я не прошу вас. — эти слова, были сказаны так спокойно и так искренне, что Шамиль понял — отказать этой старой женщине он не сможет.

Он посмотрел на Илаю, перевел взгляд на Клауса и сказал:

— Думаю, вам стоит выйти из лаборатории господа, если вы не уверенны, что сможете быть этому свидетелями.

Оба покачали головой, отказываясь от предложения. И юноша, и старик не хотели трусливо бежать, когда эта маленькая старая женщина собирается проявить всю силу своей любви и всю крепость духа, по отношению к той, кто ей по-настоящему дорог. Фариха поблагодарила их за смелый поступок и направилась к клетке с ракшаси.

Клетка была опущена на пол лаборатории, ключ от замка, отпиравшего ее дверь, висел на стене возле ворота с цепью. Фариха сняла этот ключ с крючка, немного подержала его на ладони и решительно направилась к клетке. Ракшаси все так же занималась лишь собой и не обращала внимания на приближающуюся женщину.

Взявшись руками за прутья клетки Фариха позвала:

— Девочка моя, Айнур! Это я, твоя верная Фариха. Молю, посмотри на меня! — ракшаси не подняла глаз, но на какой-то краткий момент замолкла и прекратила чесать волос.

— Прости меня, девочка, я не смогла уберечь тебя, не смогла защитить, как обещала твоей матери. — с нежностью говорила Фариха. — Прошу, позволь мне войти. Позволь последний раз обнять тебя. — Фариха вставила ключ в замочную скважину, легко повернула его и замок с тихим щелчком открылся.

Ракшаси остановилась, замолкла, она смотрела на женщину своими красными без белков и зрачков глазами, будто изучала. Потом склонила голову на одну сторону, потом на другую, губы разъехались в жуткой гримасе, лиловый язык свесился из черной пасти. Жуткое подобие улыбки. Ракшаси отодвинулась подальше в угол клетки, будто приглашая женщину войти. Фариха улыбнулась монстру в ответ и легко ступила внутрь ее заточения. Все в лаборатории замерли, завороженные смелостью и спокойствием старой служанки. Шамиль был готов рвануться к клетке, чтобы вытащить оттуда бесстрашную женщину, стоит лишь ракшаси сделать, угрожающее жизни Фарихи движение, но ракшаси- Айнур не проявляла агрессии. Казалось, монстр сам удивлен и заинтересован своей гостьей. Фариха закрыла за собой дверь и оперлась на прутья спиной, сердце бешено колотилось, пытаясь разорвать сухую грудную клетку. Ракшаси издала мяукающий звук и постучала железной кистью о пол клетки рядом с собой, приглашая женщину приблизиться и расположиться по удобнее. Очень медленно Фариха приблизилась к одержимой, присела на колени рядом с той и протянула руку, к лицу ракшаси. Бестия замерла, но позволила отвести падающую на глаза грязную прядь волос. Из глаз Фарихи скатилась слеза.

— У тебя такие же красивые волосы, как и у твоей матери, Айнур. Ты помнишь, как часто я их расчесывала тебе перед сном на ночь? Помнишь, как ты это любила? Ты не могла заснуть, пока твоя няня Фариха не причешет тебя ровно сто раз. — ракшаси мурлыкнула, будто понимала, о чем говорит женщина.

Фариха посмотрела на забинтованную искалеченную руку девушки.

— Тебе, наверное, очень больно? — Фариха потянулась что бы погладить обезображенную конечность, но ракшаси на нее зашипела и дернулась. Прижимая культю к своей перепачканной кровью груди, она захныкала.

— Нет, нет Айнур, я не причиню тебе боли, поверь! — женщина раскрыла объятья, протянула к ракшаси руки.

Ракшаси склонила голову, а потом мягко скользнула в руки своей тетушки. Она издала горестный стон, Фариха крепко обняла Айнур целуя ее в макушку. Она гладила и шептала слова любви и успокоения своей бедной девочке, пока та не перестала дрожать и поскуливать. Для всех, кто был по ту сторону клетки это было потрясающим зрелищем. Но страх и волнение не покидали мужчин.

Будто баюкая Фариха укачивала девушку, она тихо начала свой рассказ. Свою исповедь перед Айнур.

— До того пока Зейнаб не родила тебя, Айнур, я не знала, что такое счастье. Когда мы были ненамного старше тебя сейчас, мы лишились отца и дома. Не зная, как поступить правильно, мы с сестрой приняли предложение о помощи человека, которого ты всю жизнь называла своим отцом. Тогда это казалось лучшим решением для нас обеих. Ах, я так боялась, что жизнь на улице убьёт твою мать, что ее сломают, лишат чести и достоинства! Но оказалось, что, приняв его предложение, я сделала куда хуже. Я лишила нас с Зейнаб свободы воли. Я знаю, что должна была храбро напасть на него и лишить жизни, когда он со стражей пришел забрать твоего деда, нашего отца, а потом, покончить с сестрой и собой. Но я испугалась, проявила малодушие, ведь я была молода и глупа. О, нет, я не оправдываю себя, я знаю и принимаю свою вину! Потом, живя в доме матери этого человека, я не смогла защитить свою сестру уже во второй раз, и она стала его женой. В третий раз я не уберегла Зейнаб, когда, поддавшись на его просьбы о ребенке, она отправилась в путешествие в пустыню. Знай девочка, что однажды ночью, на одном из привалов в пустыне, когда лагерь паломников спал, твоя мать разбудила меня и сказала, что ей приснился странный сон. Она сказала, что должна пойти к источнику на холме, рядом с которым мы разбили лагерь, искупаться в нем обнаженной пока луна еще полная и тогда она сможет зачать. Но твоей матери было страшно идти одной, и она попросила меня тайком проследовать за ней и предупредить если вдруг возникнет опасность. Я согласилась. Это была прекрасная ночь, Айнур, луна сияла, как начищенное серебряное блюдо, она была просто огромная. Твоя мать поднялась к источнику, скинула свои одежды и стала купаться, а я спряталась за камнем ожидая её. В ту ночь Зейнаб встретила свою любовь, это был дух того источника. Он вышел из-за дерева, растущего на берегу, и сказал твоей матери, что это он наслал на нее вещий сон и он поможет ей зачать прелестную девочку. Сначала Зейнаб очень засмущалась, но этот якши был так красив и говорил с ней так ласково. Сердце Зейнаб дрогнуло, и она отдалась ему прямо там, на камнях у воды. Прежде она не знала других мужчин, кроме мужа, который был отнюдь не так красив и добр с ней. Этот человек никогда не мог понять какое сокровище была твоя мать. Перед тем как взошло солнце любовники расстались. Якши дал твоей матери кольцо с рубином и сказал, что камень — это капля его крови и теперь, когда она понесла от него, они муж жена, пред Небесами. Якши просил твою мать обещать, что она уйдет с ним покинув дом и семью, когда он вернётся за ней через пять лет. Он обещал Зейнаб вечную жизнь и прекрасный дворец, где она станет его королевой, а он ее королем. Якши просил мою сестру хранить этот перстень, как залог любви и символ обещания. Твоя мать отдала перстень на сохранение мне, чтобы у ее мужа, кади аль-Мумина, не возникло ненужных подозрений. Прошло девять месяцев и родилась ты, Айнур. У нас было пять лет счастливой жизни, и мы с твоей матерью позабыли о якши и обещании твоей матери уйти с ним. А потом ты заболела, да так сильно, что все мы боялись, что потеряем тебя. Как-то ночью, когда мы сидели около твоей кровати, а ты была очень плоха, твоя мать стала горько плакать. Я в ответ стала заверять, что ты обязательно поправишься, но она покачала головой и сказала, что плачет не поэтому. Она рассказала мне, что за неделю до твоей болезни к ней стал приходить тот якши из пустыни и требовать выполнить его обещание, но она отказала ему. Зейнаб сказала пустынному духу источника, что не может бросить свою дочь, и никаких богатств или вечной жизни ей не надо. Он сначала умолял ее и просил исполнить обещанное, но каждый раз получал от Зейнаб твердый отказ. Тогда дух разозлившись сказал, что если она не желает с ним идти, тогда он заберет то, что он дал ей. Твоя мать тоже разгневалась на бывшего любовника и, бросив к его ногам кольцо, сказала, что он может забирать, что хочет. Якши улыбнулся и исчез. "Ну, отчего же ты плачешь, если все и так разрешилось?" — спросила я сестру и тогда она разжала ладонь и показала мне это кольцо. Она сказала, что сегодня утром проснулась, а оно было у нее на пальце. Целый день она пыталась от него избавится, но вновь находила его то в своей комнате, то в карманах своей одежды. Она сказала, что очень боится, что якши имел в виду вовсе не кольцо и она посмотрела на тебя. В этот момент ты застонала, хрип вырвался из твоей маленькой грудки, Айнур, и ты перестала дышать. Твоя бедная мать, страшно закричала, стала звать тебя, но ты не открывала глаза, она взвыла и упала навзничь, потеряв сознание. Я бросилась в ее покои, чтобы принести нюхательную соль, но когда вернулась, то ее в комнате уже не было. Я склонилась над тобой и вдруг услышала, как ты тихонько дышишь, твой лоб стал более прохладным и жар начал спадать. Поблагодарив Небо, я кинулась на поиски твоей матери, чтобы сообщить ей радостную весть, что ты жива. Но, увы, было слишком поздно. Твоя бедная мать, ополоумев от горя, покончила с собой. Она повесилась в саду на своем длинном шелковом шарфе, а на пальце ее руки было проклятое кольцо якши. Мы так и похоронили ее с этим кольцом. Я думала, что дух успокоился и принял ее жертву, но потом ты принесла это кольцо обратно. Я нашла его в твоей одежде. Это было тогда, когда ты первый раз сбежала из дома на могилу своей матери. Я снова забрала у тебя это кольцо и тайком подбросила его в гроб одного имама, которого хоронили на следующий день, но оно вновь вернулось через десять лет. Я увидела его на твоей руке, когда ты прибежала в дом своего отца кади аль-Мумина, чтобы скрыться от гнева своего мужа Самира. Перед тем, как мы покинули Пушт, я вновь выкрала его у тебя и опять от него избавилась. Я думала, что чем дальше ты будешь от проклятого кольца тем меньше его жуткая магия будет влиять на тебя. Я поняла, что ничего не могу изменить, когда этот даханавар, принес твою отрубленную кисть и я увидела это кольцо на одном из твоих пальцев.

Фариха пошарила в складках своей одежды, она достала оттуда небольшой предмет — перстень с крупным рубином, ограненным в форме сердца. Она протянула кольцо ракшаси:

— Вот, девочка моя, держи это принадлежало твоим истинным родителям, теперь принадлежит тебе. Это наследие твоей крови, а кровь не выбирают. Прости мне, что я старалась изменить это.

Ракшаси-Айнур подняла голову, казалось в ее алых глазах появилось выражение понимания. Она стала подниматься с колен, нависая над старой женщиной, протягивающей ей перстень. В какой-то момент все ее тело приняло странную угрожающую позу. Она стала поднимать здоровую руку растопырив пальцы, от чего стальные когти перчатки хищно блеснули в отблесках пламени. Шамиль поднял меч, он был в таком напряжении, что было понятно, стоит ракшаси лишь замахнуться для смертоносного удара когтистой лапой, как в тот же момент даханавар сорвется с места со скоростью мысли и пронзит чудовище еще до того, как оно нанесет удар. Глаза Фарихи и глаза ракшаси-Айнур встретились. Это был момент, который длился одновременно миг и вечность, а потом рука девушки расслабилась. Айнур, погладила по седым волосам свою тетку и встала перед ней на колени протягивая вперед руку в перчатке, как бы умоляя освободить кисть из стального плена. Фариха осторожно помогла ракшаси снять перчатку. Рука под ней оказалась покрыта кожей обычного для человека цвета — молочно-розового. Это сильно контрастировало с остальным цветом кожи одержимой. Ласково погладив эту мягкую, совершенно человеческую ладонь, Фариха ее поцеловала и надела перстень на указательный палец девушки.

По телу Айнур пробежала крупная дрожь, она тихо вскрикнула и начала заваливаться на бок. Когда ее тело упало на пол клетки, на месте, где она секунду назад стояла, взметнулся к потолку столб лилового дыма. Этот дым приобрел форму человеческой фигуры. Из него донесся голос. Голос был ни женский и ни мужской, а какой-то запредельный и от того пугающий.

— Женщина! — обратился этот голос к старухе. — ты открыла нам свое сердце и восстановила связь, исполнив обещание, данное не тобой! Теперь равновесие соблюдено и муж с женой, связанные Небом и кровью, могут быть наконец-то вместе. Я снимаю свое проклятие, дитя снова свободно! — и лиловый дым растворился в воздухе, оставив после себя лишь эхо. Кольцо якши тоже бесследно исчезло.

Обессиленная Фариха облегченно вздохнула и прислонившись спиной к решетке прикрыла глаза. На ее лицо легла маска вечного покоя.

Два дня спустя, по дороге ведущей прочь от города, ехали два всадника. Один из них был высок и темноволос, его блекло голубые глаза сильно контрастировали с темным цветом кожи, и особенно с почти черной татуировкой на его лице. Второй — невысокий юноша, чьи огненного цвета вьющиеся волосы скрывала островерхая шапочка бутылочно-зеленого цвета. Лошади у них были свежи и готовы проделать долгий путь, а седельные сумки до верху забиты всем необходимым в дороге.

Всадники добрались до развилки. Тут одна дорога уходила в долину, другая вела по поросшему ковылем взморью прямо к соседнему с Мирцеей городу.

— Шамиль, как думаешь, что будет с этой девушкой, Айнур? — спросил Илая даханавара.

— Я думаю после того, как она окончательно поправится, Ибрагим возьмет ее в жены. Чародей Бальтазари сказал, что для восстановления ее физического и душевного здоровья понадобится не менее года. Я верю Ибрагиму, он достойный человек и не бросит, ее после того, что ей пришлось пережить. К тому же он единственный действительно родной ей человек, а по пуштийским законам старший брат должен позаботится о вдове младшего.

— Ну теперь-то, когда проклятие снято, ему, наверное, не о чем беспокоится. — сказал Илая. — Только если она не сделает ему свадебный подарок в виде пирога с потрохами мертвеца.

— Похоже кто-то полюбил черный юмор?! — подначивая спросил у спутника даханавар.

— У меня был отличный учитель! — подмигнул Илая.

И оба расхохотались. Дорога перед ними была пуста и манила возможными приключениями. Позади них кто-то уже спешил по делам и даханавар с Илаей направили своих коней к обочине, чтобы не наглотаться пыли.

— Перед тем как разъедемся, не желаешь ли, друг мой, напоследок промочить горло? — улыбаясь даханавар достал из-под плаща неиссякаемую фляжку тэклы.

— Конечно, друг! — поддержал Илая. — Давай, только спешимся возле того вяза. Кто знает, может я в последний раз вижу своего спасителя?!

— А давай! — согласился Шамиль. — К тому же, я хотел спросить, не желает мой лучший и надо признаться первый в моей долгой жизни помощник…. — Шамиль запнулся, его плечо как-то странно дернулось. В следующий момент фляга с тэклой взорвалась, пробитая арбалетным болтом. Третий болт снес Илаю из седла угодив в незащищенную грудь. Рот стремительно наполнялся кровью, его широко раскрытые глаза видели, как Шамиля окружило четверо рослых всадников в серых стальных кольчугах со странными красно-черными медальонами на груди. Даханавар попытался вытащить меч из ножен, чтобы обороняться, но дело было осложнено арбалетным болтом, пробившим его короткий темный плащ и вонзившимся под лопатку. Всадники не теряли ни мгновения, они вытащили длинные кинжалы и стали наносить Шамилю страшные удары один за другим. Шамиль все же освободил меч и даже парировал несколько выпадов противников. Он рассек одному из нападавших бровь, а второму вспорол живот. Лошадь неудачливого бойца испугалась и понесла его, роняющего в пыль кишки и кровь, дальше по дороге. Но их было слишком много, они просто сбросили Шамиля с лошади и тут к ним присоединился еще один всадник. Этот тоже был с арбалетом. Выпустив болт прямо в упор, он пробил доспех даханавара и ранил Шамиля в живот. Этот всадник медленно опустил платок, скрывавший добрую половину его лица, Шамиль увидел перед собой аль-Мумина. Бывший кади презрительно плюнул на поверженного даханавара, и произнес:

— Ты не захотел взять мое золото, пес, что же я сполна заплатил тебе, за твои, так сказать, услуги. Можешь гордиться, эти болты стоят больше пятидесяти золотых, а знаешь почему?! — он издевательски засмеялся. — Я скажу тебе! Да, да я вижу, как тебе больно, нечистый, как они жгут твою мерзкую плоть! Все дело в том, что наконечники у этих болтов сделаны из рога черного единорога, это очень редкий и дорогой рог, но для тебя я не пожалел этих денег. Я буду счастлив зная, что уничтожил тебя, мерзкое отродье, как ты уничтожил мою жизнь! — и плюнув еще раз аль-Мумин, приказал воинам следовать за ним.

Пыль, поднятая копытами всадников, медленно кружилась над дорогой, оседая на стекленеющие глаза Илаи. Шамиль, истекая кровью, преодолевая невыносимую боль от ран полз к почти мертвому другу. Он чувствовал, как движутся, прокладывая дорогу к его сердцу, разрывавшие плоть осколки рога. Крича и рыча, даханавар подполз к другу, его лицо мало напоминало лицо человека, такое напряжение требовало высвободить его особую силу. Шамиль не мог воспользоваться своей кровью, чтобы исцелить Илаю, рог единорога отравил ее и из волшебной субстанции она превращалась в яд, попутно отравляя собственного носителя. Действительно особая плата подумал Шамиль. На его груди под рубашкой на стальной цепочке, висел сосуд из орихалка, а в нем самая великая ценность для даханаваров — Ихор Первородного. Сейчас, это был единственный способ спасти Илаю от смерти. Сорвав зубами орихалковую крышку с сосуда, Шамиль ощутил резкий запах содержимого, едва не теряя сознание от волн накатывающей боли, он из последних сил просунул узкое горлышко сосуда между посиневшими губами Илаи.

— Пей, черт тебя дери, пей, брат! — отчаянно прохрипел даханавар.

Когда он увидел, как горло Илаи сжалось, проталкивая живительный глоток, услышал, как грудь юноши сотряс первый удар сердца, Шамиль потерял сознание.

Даханавар не видел, как в их сторону по пустынной дороге несется маленький отряд, состоящий из воинов и городской стражи. Впереди всех, на гнедом жеребце летел, Ибрагим ибн Тахт.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• »