Даханавар - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Даханавар. Кости справедливости

Даханавар. Кости Справедливости.

Даханавар. Часть вторая.

Правильный путь таков: усвой то, что сделали твои предшественники, и иди дальше.

(Лев Николаевич Толстой)

1

Утро выдалось пасмурным, за окном шел дождь. Крупные капли монотонно барабанили по листьям клена, росшего под окном комнаты, в которой Илая встретил это утро. Он проснулся легко ни чувствуя ни боли, ни ломоты в теле. Единственное, что беспокоило юношу было чувство жажды, будто накануне он выпил целый бочонок крепкого вина. Юноша потянулся к кувшину с водой, стоявшему у изголовья его кровати и за несколько глотков, его ополовинил. Наверно они опять остановились в какой-то гостинице, и Шамиль его снова напоил. Больше юноше на ум ничего не приходило, чтобы объяснить, как и почему он здесь очутился.

Это место было явно подороже, чем постоялый двор "Три кружки эля". Стены из отштукатуренного камня, на полу керамическая плитка, цвета охры, крепкая деревянная постель с балдахином, окна высокие и стрельчатые, на окнах тяжелые дорогие шторы, мебель в комнате простая, но добротно сделанная. Может они в Верхнем Городе? Может даханавар решил напоследок вернуться в город и немного покутить, перед дальней дорогой?

Илая испытывал легкость во всем теле и даже какое-то новое чувство силы. Как будто даже мускулы на его руках и ногах и торсе стали крепче и рельефнее. Он резво поднялся с кровати, поднял руки над головой, потянулся и не неожиданно, даже для самого себя, сделал сальто вперед, грациозно приземлившись у стола, стоявшего на другом конце комнаты.

Странно, ничего подобного он раньше не пробовал, однако у него отлично получилось. Илая решил повторить трюк, и успешно совершил прыжок назад. Это сильно раззадорило юношу и ловко оттолкнувшись ногами от пола, Илая сделал стойку на руках. В тот момент, когда юноша совершал свою прогулку по комнате вверх тормашками, наслаждаясь новообретенной ловкостью, дверь тихо отворилась и в комнату вошел высокий темнокожий мужчина. Вошедший был одет в белую холщовую рубаху до колен и узкие серые штаны длиной по щиколотку. Он ни проронил ни слова, а только выжидательно замер у двери. Это был один из людей, служивших господину Ибрагиму ибн-Тахту.

Илая был несколько смущен увидев перед собой пару босых смуглых ног, явно принадлежащих не ему самому. Акробатическое баловство пришлось прекратить и, испытывая некоторую неловкость, юноша опустился на пол. Высокий темнокожий слуга смотрел на него абсолютно бесстрастно, будто ежедневно видел, как гости его господина выкидывают подобные номера, а может и кое-что похлеще.

— Господин Ибрагим ибн-Тахт, любезно предоставивший вам свой гостеприимный кров, просит вас, молодой господин, если, конечно, вы уже проснулись, спустится в гостиную. Это большая зала этажом ниже. Вы легко ее найдете. Стоить только выйти из этой комнаты и проследовать направо к лестнице. Мой господин и ваши друзья, вас там уже ожидают. — чопорно проинформировал Илаю слуга и тотчас удалился.

Илая был совершенно уверен в том, что уже окончательно проснулся. Он поспешил привести свой внешний вид в порядок, накинул на плечи странного вида широкополый халат, лежавший на стуле возле его кровати, и спустился вниз к ожидающим его людям.

Гостиная оказалась ему знакома, именно тут он побывал вместе с Шамилем всего неделю назад, именно тут услышал историю невесты ибн-Тахта из уст ее отца. Теперь тут было намного светлее, и юноша смог рассмотреть комнату получше. Причудливые лампы из золотистого стекла на длинных тонких металлических треногах, чуть более полудюжины, были расставлены по периметру комнаты, бронзовые декоративные вазы покрытые узорчатой эмалью, стеклянные и круглобокие вазы со свежими цветами, кушетки затянутые алым бархатом и пуфы затянутые зеленым, золотые и кобальтовые мягкие подушки, дорогие ковры на полу и стенах, потолок украшенный росписью и лепниной, чайный столик вырезанный из красного дерева и украшенный мозаикой из перламутра. Все в интерьере этой гостиной говорило о том, что ее хозяин привык к роскоши и комфорту.

В гостиной Илаю уже ожидали. Клаус Бальтазари удобно устроился на одной из алых кушеток на его коленях примостилась пушистая кошка. Волшебник, явно нравился животному. Кошка громко мурчала в ответ на неспешные поглаживания ее серебристо-белой шерстки. У окна, неспешно наслаждаясь напитком из крошечной серебряной чашечки, стоял высокий плотный мужчина с горделивой осанкой и орлиным профилем — это был сам хозяин дома Ибрагим ибн-Тахт. Третьим Илая увидел даханавара. Увидел и не поверил своим глазам. Шамиль сильно изменился. Он будто бы стал в разы меньше, одежда, которая прежде туго облегала его идеальное мускулистое тело, теперь обвисла, будто была ему не по размеру. Его чудесные, смоляного цвета волосы, обильно посеребрила седина, лицо избороздили морщины, кожа поблекла и стала сухой как пергамент, нос, скулы, подбородок заострились. Казалось, будто само время на него ополчилось, заменив каждый час годом. Видя в какое замешательство даханавар, ввел своего друга, он широко улыбнулся, поднялся из единственного стоявшего в гостиной кресла, и приветственно раскинув руки направился к Илае. Заключив юношу в свои жаркие дружеские объятья, он радостно засмеялся.

— Как я рад видеть тебя друг мой в добром здравии! Как я рад, что наконец-то ты с нами, брат мой! — его приятный голос, все еще крепкие руки и неугасимый лукавый огонь в глазах, окончательно убедил Илаю, что перед ним тот самый Шамиль Тень. Даханавар с которым они вместе сражались в подземельях Мирцеи.

— Шамиль? — выдавил из себя потрясенный увиденным Илая. — Но что произошло, что с тобой…, что с нами случилось? И как мы оказались здесь? Это, что происки очередного демона? Черт меня задери, если я понимаю. Что здесь происходит! И почему ты назвал меня братом?

— Ну-ну, не спеши Илая! Присядь и я расскажу тебе все по порядку.

Шамиль проводил удивленного юношу к столику, куда расторопные и бесшумные слуги уже успели принести напитки и угощения, усадил на кушетку возле Клауса Бальтазари. Сам даханавар занял прежнее место в кресле. К ним присоединился и хозяин дома, усевшись по другую сторону столика он подлил себе в кружечку ароматного напитка, а это был каваш, и молча улыбнулся Илае.

Шамиль начал свой рассказ:

— Скажи мне, Илая, что ты помнишь из того, что случилось после того, как мы покинули Мирцею?

Илая наморщил лоб, пытая вспомнить недавние события, все было как в тумане.

— Кажется мы собирались остановиться у обочины дороги, ты предложил выпить напоследок, а потом я услышал странный звук и упал с лошади. — по лицу Илаи было видно, как мучительно он старается вспомнить события того дня, но память ускользала от него.

— Прости, Шамиль, но это все, что мне удалось вспомнить, дальше, как будто ничего не было, моя память обрывается, в голове одна пустота. — юноша сокрушенно покачал головой.

— Ничего удивительного Илая, что ты более ничего не помнишь, ведь ты умер. — с легкостью пояснил даханавар разводя руками.

Илая, услышав эти слова, подскочил как ужаленный.

— Умер?! Что ты хочешь этим сказать?! Как я могу быть мертвым, если могу дышать и говорить с тобой сейчас? А делать сальто и ходить на руках, разве мертвецы могут делать подобное?! — и выйдя на середину комнаты юноша продемонстрировал свое акробатическое мастерство.

Вновь встав на ноги, Илая перевел дух, упер руки в бока и оглядев всех присутствующих, прищурившись произнес, обращаясь к даханавару:

— Шамиль, просто признай, ты решил разыграть меня. Сначала напоил, а потом решил сделать из меня дурака? Зачем-то нанес на себя этот нелепый грим и одел парик, чтобы окончательно сбить с толку. Вот только я не пойму, даже если у даханаваров такое отвратительное чувство юмора, то зачем ты подговорил этих благородных господ подыграть тебе. Или у вас в Верхнем Городе так принято развлекаться? — негодующим взглядом юноша обвел всех присутствующих в комнате. Гордо подняв подбородок, он заявил.

— Не выйдет господа! Даже если я человек не вашего круга, а всего лишь безродный отщепенец с самых низов, у меня есть гордость, и я не собираюсь участвовать в этом фарсе! Прощайте, господа! — и повернувшись на пятках юноша собирался покинуть комнату.

— Сядь! — прогремел голос даханавара за его спиной. — Сядь, и выслушай меня. — сказал он тоном чуть мягче. — И, пожалуйста, давай без истерик. Я совершенно серьезно говорю тебе — ты умер!

— Но… как такое могло случиться? — плечи Илаи поникли и понурив голову он вернулся на свое место. Старый волшебник Бальтазари, ободряюще похлопал юношу по плечу, призывая успокоится и выслушать, что хочет сказать даханавар.

— Позволь, Шамиль, я расскажу мальчику кое-что о том дне. Илая, тебе не следует сердиться на своего друга, он достойный человек, хоть и даханавар. В том что случилось виноват, этот проклятый шакал, аль-Мумин. — Ибрагим ибн-Тахт вступил в беседу.

Этот мужчина всем своим видом излучал силу уверенность и внушал доверие. Илая почему-то подумал, что Ибрагим похож на горного медведя.

— В то утро мои люди, сообщили, что им наконец-то стало известно, где скрывается этот подлец. Клянусь Пророком, мы перевернули весь город, чтобы найти его логово. Я взял с собой самых надежных из своих людей, и мы отправились в Нижний Город. Как оказалось аль-Мумин, хотел подкупить нескольких ублюдков-головорезов. Это были совершенно пропащие люди, готовые за лишнюю монету выпотрошить кого угодно и собственного отца в придачу. Но когда они услышали, что им предстоит напасть на даханавара даже эти отчаянные ублюдки отказались. Тут бы его план и провалился, но кто-то помог ему связаться с рыцарями из ордена Воинов Пепла. Этот орден очень могущественен у меня на родине, они известные "охотники на ведьм" и "поборники веры", но как по мне просто банда убийц и воров, прикрывающая свои истинные намерения благими целями. Дай им власть они бы вырезали половину народа в моей стране, а другую заставили бы на это все смотреть и хлопать в ладоши. Но я сейчас не об этом. — мужчина тяжело вздохнул и продолжил.

— аль-Мумин заплатил немалые деньги ордену и достал оружие, способное убить даханавара — арбалетные болты с разрывными наконечниками. Наконечниками из рога черного единорога. То, что ты видишь, Илая, увы не грим и не костюм для нелепого розыгрыша, это последствия того, что рог делает с телом даханавара.

— Позвольте господа, — вклинился в разговор Клаус Бальтазари, — мне будет легче объяснить природу этого явления, нашему другу.

Никто из присутствующих не возражал. Бальтазари поднялся со своего места, прогнав с колен недовольную, тем, что ее потревожили, кошку, и стал расхаживать по гостиной, сопровождая свой рассказ красноречивыми жестами.

— Черный единорог — животное уникальное, встречается в природе крайне редко, имеет полу демоническую природу, самцы окрас имеют черный, самки бурый. Обитает он на высокогорье Кат-Рахт, это на самой границе Королевства Пушт и Выжженных Земель. Имеет нрав зловредный, крайне быстр и почти неуловим, опасен смертельно. Мясо и кровь его ядовиты, а особенно ядовит рог, который растет у него на голове. По сути, этот ядовитый рог единственное, что может навредить организму даханавара. При попадании яда в кровь он изменяет ее, делая ядом для своего хозяина. Я сделал все возможное, чтобы извлечь осколки из тела, нашего друга, но увы не все. Самые мелкие осколки унесла кровь и теперь, боюсь у господина даханавара слишком мало времени. Я приготовил особое зелье, очищающее его кровь от яда, но стоит осколкам достигнуть его сердца….. - старик развел руками, всем своим видом показывая, что тут он бессилен, что-либо исправить.

Даханавар все еще молчал, свой рассказ продолжил ибн-Тахт.

— После того, как у него было смертельное для даханавара оружие, аль-Мумин смог убедить своих головорезов подельников подстеречь и напасть на вас с Шамилем, когда вы менее всего будете этого ожидать. Увы, я не успел перехватить его в Нижнем Городе. Мы разминулись всего в паре кварталов, но этого было достаточно, чтобы он осуществил свой черный замысел. Когда я и мои люди нашли вас с даханаваром ты, Илая, был уже мертв. Арбалетный болт пробил твое сердце. К счастью для тебя, это был обычный арбалетный болт. Шамилю повезло меньше он принял на себя основной удар: два разрывных болта с ядовитыми осколками и бесчисленные раны от мечей и кинжалов напавших на вас ублюдков. Он герой! Клянусь, этот даханавар дрался как безумный лев и даже успел убить парочку головорезов, защищая ваши жизни! Я нашел его, когда он был почти мертв, но успел услышать, как он просит меня помочь вам обоим. Я говорил ему, что тебе, Илая, уже не помочь, что ты мертвее мертвого, но он не позволил мне оставить тебя. Мои люди догнали аль-Мумина, и его подельников и эти мерзавцы поплатились жизнями за свое вероломство. А потом я привез вас с Шамилем сюда, к себе домой, и почтенный Клаус Бальтазари смог вернуть к вас к жизни.

— Выходит я.…, мы обязаны вам жизнью, господа? — Илая был невероятно смущен услышанным. — Прошу простить меня за эту вспышку эмоций, но, знаете ли, не каждый день мне сообщают, что я умер.

— Все что ты услышал, Илая, абсолютная правда. — Шамиль прямо смотрел юноше в глаза. — Ты был мертв, но был оживлен Ихором Первородного. Это особая магическая субстанция, которой мне удалось тебя напоить прежде, чем твоя душа навсегда покинула тело.

— Ихор Первородного? — Бальтазари, Илая и ибн-Тахт задали этот вопрос одновременно.

Илая с удивлением человека в жизни, не слышавшего о подобном, ибн-Тахт с недоверием, Клаус Бальтазари с неподдельным восторженным удивлением человека услышавшего, что сказка является былью. В комнате поднялся невероятный шум, присутствующие наперебой задавали даханавару вопросы, требовали объяснений, выражали недоверие. Заверив каждого из присутствующих в гостиной, что ответит своим рассказом на большинство их вопросов, Шамиль предложил говорить.

— Я знаю для большинства из живущих на свете Ихор Первородного это не более чем древний миф, но он действительно существует. Все это время небольшое количество этого чудеснейшего средства я носил с собой. — Шамиль отодвинул ворот рубахи и извлек небольшой плоский флакончик из орихалка на длинной стальной цепи.

— Не может быть! Вы позволите? — Клаус Бальтазари протянул руку к флакону, он был похож на голодного кота, увидевшего миску свежих сливок.

— Боюсь он совершенно пуст. — с сожалением ответил даханавар и отдал волшебнику флакон.

Старик волшебник открыл флакон, принюхался, перевернул его над открытой ладонью потряс и даже заглянул в темное отверстие узкого горлышка, в надежде, что хотя бы капля Ихора там обнаружиться. Но увы, как и сказал даханавар, флакон был совершенно пуст. Раздосадовано, покачав головой Бальтазари передал флакон другим желающим его осмотреть.

— В детстве мне бабушка рассказывала легенду о великой битве богов и пролитой божественной крови. В этой легенде говорилось, что эта кровь стала частью волшебного зелья, выпив которого человек получал такую силу и власть и мог стать повелителем мира. Она называла это Ихором Первородного. — задумчиво сжимая в своих огромных ладонях флакон проговорил Ибрагим ибн-Тахт.

— Это всего лишь легенда, но в ней есть зерно правды. — согласился Шамиль.

— Ихор Первородного — магическая субстанция способная вернуть к жизни человека, стоящего на краю абсолютной смерти. Вернуть к жизни навсегда изменив эту самую жизнь. Эта субстанция меняет саму природу вещей оборачивая смерть жизнью, а человека — даханаваром. — после этих слов в комнате повисла гнетущая тишина.

— Так, так значит я теперь даханавар? — растерянно прошептал Илая.

— Не все так просто, друг мой, принятие Ихора — это только первая часть ритуала. Ты теперь тот, кого даханавары называют воспитанник — младший брат. Ихор действительно содержит часть божественной крови и выпив его ты стал мне братом. Братом по крови, Илая. Но тебе необходимо закончить ритуал обращения, и я сейчас расскажу почему с этим нельзя затягивать. Все дело было в природе Ихора Первородного. Когда человек, желающий стать даханаваром проходит испытание и выпивает Ихор, то есть всего три варианта развития событий. — Шамиль поднял ладонь, сжатую в кулак, и начал перечислять возможности отгибая по одному из пальцев на каждую из них.

— Первый и наиболее распространенный — испытуемый тотчас умирает от отравления Ихором, потому что его тело не способно принять эту субстанцию. Второй — примерно около одной четвертой части претендентов все же выживает после испытания. Однако некоторые из них умирают в первые дни, не перенеся начавшейся горячки. Если жар спадает, и испытуемый приходит в себя, считается, что его организм принял Ихор и вступил в симбиотическую связь с ним. Так на свет и появляются новые даханавары-воспитанники. Однако этого мало и что бы закончить мутацию необходимо время. Старшие братья даханавары помогают новичку освоится в новом теле, научиться им управлять, а также обучают владеть оружием, читать следы, разбираться в природе существ, на которых предстоит охотиться новоиспеченному даханавару в будущем. Но самое главное новичку необходимо пройти последнюю ступень посвящения, таинство, позволявшее даханавару оставаться человеком. Этот ритуал называется Овладение Ихором. Его обязательно пройти каждому воспитаннику не позднее месяца после обращения, иначе природа Ихора возьмет верх и сотрет в даханаваре все человеческие черты. Ихор превратит воспитанника в ужасного кровавого монстра. Я и сам был свидетелем того, как моим братьям приходилось убивать тех, кто не прошел последний ритуал. Это было больно, ведь за этот месяц мы успевали привязаться к воспитаннику, в надежде обрести нового брата по крови, а приходилось лишать его жизни. Но такова цена этого дара. — Шамиль перевел дух и продолжил.

— И есть третий путь — путь Магистра. После прохождения ритуала Овладения Ихором, только считанные единицы подчиняют себе субстанцию настолько, что получают божественный дар магии, заложенный в ее природе. За всю историю братства такое случалось только двенадцать раз. Сейчас на всем белом свете нет ни одного Магистра даханавара.

— И что теперь, как мне закончить это, как пройти ритуал? — Илае было страшно и волнительно от услышанного. Вряд ли он представлял, что его знакомство с даханаваром может обернуться чем-либо подобным и уж тем более он совершенно не желал превратиться в монстра.

— Единственный способ — это отправится в Атласские горы, пересечь ущелье Ревущих Ветров и попасть в башню братства. Именно там братья помогут тебе пройти последнюю часть посвящения. Так что тебе придется поспешить, путь туда не близкий. — ответил Шамиль.

— Я не понимаю тебя Шамиль, разве мы не поедем туда вместе? Я думал, что ты немного окрепнешь и мы сможем отправиться в путь.

— Нет брат мой, прости. Я не могу поехать с тобой, мои дни сочтены. — снисходительно и по-доброму даханавар пытался успокоить юношу.

— Мне более трех сотен лет, даже по меркам даханаваров я прожил слишком долго. Ты, Илая, — подарок судьбы, спасение и надежда нашего братства на будущее. Свет жизни, который я увидел в тебе еще тогда, когда мы столкнулись в каналах под городом, поразил меня своей яркостью. Этот свет подсказал мне, что я должен попытаться предложить тебе стать даханаваром, это дар, который встречается очень редко. Даханаваром может стать только человек с особым огнем жизни, только чистая пламенная и бесстрашная душа. Вот почему я не мог позволить тебе погибнуть ни тогда, не после, ни сейчас. — увидев, что Илая вновь готов спорить с ним, даханавар сделал жест, призывающий юношу к молчанию.

— Многие считают, что необходимость в самом существовании даханаваров медленно исчезает. Прошло то время, когда леса, болота, горы и ночные дороги кишели разными опасными магическими тварями. Когда люди в страхе на закате запирали двери и окна, и тихо дрожали под одеялами до самого расцвета, вслушиваясь в вой и крики монстров, таящихся в ночи. Прошло время жутких магов некромантов, магических моровых поветрий и мертвых армий. Уходит время и для нашего славного братства. Да! Нынешние монстры надо признать порядком измельчали, часто случается, что в деревнях хватает четверых дюжих мужиков и пары осиновых кольев, чтобы успокоить загулявшего упыря раз и навеки. Вот еще и святоши из храмов Благодатной Девы с похвальбой берутся за изгнание рыдающих баньши из опустевших после смерти их хозяев домом. Правда, я подозреваю, что баньши с их безупречным музыкальным слухом скорее сбегают от ужасных певческих талантов святош, а вовсе не от их мастерства экзорцистов. Но зачастую, друзья мои, если в городе появлялся даханавар, люди, привыкшие действовать по старинке, предпочитают заплатить ему и навсегда избавится от донимающей их твари. Так что я все еще верю в то, что мы нужны людям. Нужны, пока не упокоится последний упырь, пока не развоплотиться последний буйный дух, пока наш меч не проткнет последнего трупоеда! — пламенная речь совсем истощила силы Шамиля, и он зашелся в тяжелом, разрывающем грудную клетку кашле. Старик волшебник поспешил подать даханавару чашу с укрепляющим его силы зельем, но тот отвел ее, не желая принимать.

Никаких более возражений и вопросов, господин волшебник, я знаю, что многим обязан нашему гостеприимному хозяину и вам. Я знаю, что только благодаря вашему искусству врачевания мне было суждено увидеть этот день, но я, зная, я чувствую, как этот осколок уже совсем близко. Сейчас он разрывает мои легкие стремясь к сердцу, и я вряд ли увижу рассвет нового дня. — даханавар перевел дух, говорить ему было тяжело. — Завтра, завтра, когда Илая придет в себя окончательно, он должен отправится в путь. И я прошу вас господин ибн-Тахт, выполните мою последнюю волю, отрядите одного из своих верных людей, что бы он мог сопровождать моего брата в пути. Увы, я уже не успею его обучить, как защитить себя на неспокойных дорогах страны.

Ибрагим ибн-Тахт молча кивнул, в его глазах стояли горечь и понимание. Шамиль Тень прощался. Поднявшись на встречу Илае, даханавар заключил юношу в объятья.

— Илая, брат мой, будь достоин того дара, что я сделал тебе. Прости меня за все те невзгоды и лишения, на которые я обрек тебя этим, но пусть то, что произошло будет не напрасно. Прощай, брат мой!

Повернувшись ко всем присутствующим в гостиной, Шамиль отвесил изысканный глубокий поклон и произнес.

— Прощайте господа, для меня было честью быть вашим другом!

И ослепительно улыбнувшись Шамиль вышел из комнаты. Славный даханавар навсегда покинул своих друзей.

2.

Сборы Илаи в дорогу не заняли много времени. Ибрагим ибн-Тахт не поскупился ни на хорошую лошадь, ни на полные припасов седельные сумки. К тому же, скоро должен был приехать человек, которому Ибрагим доверил сопровождать Илаю. Юноша, собираясь в дорогу, поднялся в комнату Шамиля. Там он обнаружил вещи даханавара, его меч и два письма. Одно из них было адресовано Илае, другое неизвестному по имени Амбросиус Левша. В письме к Илае Шамиль оставил подробные указания, как тому быстрее всего добраться до Атласских гор, и как найти дорогу к самому замку братства. К письму прилагалась подробная карта. Даханавар, в своем письме, советовал по приезду в замок обратится к даханавару по имени Амбросиус Левша. Илае следовало передать тому письмо с рекомендациями, которое Шамиль предупредительно написал заранее. В своем письме он просил Илаю доверять Амбросиусу, как своему новому наставнику во всем, как мог бы доверять юноша самому Шамилю. Из вещей в наследство юноше досталось не так уж и много. Почти все это богатство, за исключением отличного меча, которым Илая пока еще не умел пользоваться, помещалось в ту самую поясную сумку, с которой Шамиль никогда прежде не расставался.

Куда пропал даханавар после прощальной речи в гостиной не знал никто. Слуги якобы видели, как он поднялся в свою комнату, запер дверь на ключ изнутри, и больше ее в тот вечер не покидал. Поутру на стук в дверь и призывы открыть из покоев даханавара не донеслось ни звука. Дверь, по настоянию ибн-Тахта, открыли запасным ключом, ожидая встретить печальную картину, но в комнате не обнаружилось ни самого даханавара, ни его тела. Даже застеленная стеганным покрывалом кровать не была примята. Шамиль будто бы испарился из запертой комнаты. Глядя на это, Клаус Бальтазари, глубокомысленно почесав свой пышный седой затылок, сделал предположение, что видимо, даханавары как кошки, предпочитают умирать в одиночестве и подальше от тех, кто им дорог. В доме пуштийца поселилась печаль.

Ибрагиму было грустно от того, что Шамиля столь скоропостижно не стало, Илая уезжает далеко и еще не известно, как закончится его путешествие, а волшебник Бальтазари вновь собирался вернуться в свою подземную лабораторию. Ибн-Тахт признался себе в том, что успел привязаться к каждому из их странной разношерстой компании. Теперь же он оставался наедине со своей, еще не совсем окрепшей после всего случившегося, невестой Айнур. Девушка медленно приходила в себя и была похожа на малого ребенка, нуждавшегося в тепле, опеке и заботе. Ее память несколько пострадала, и бедняжка не помнила всех тех ужасных вещей, которые творила во власти злых чар. Старый волшебник сделал все возможное, чтобы телесные и душевные раны Айнур поскорее затянулись и теперь девушке нужен был только покой.

Айнур была в саду со слугами, следившими за ее самочувствием, она любила гулять вдоль цветущих розовых клумб. Эти прогулки благотворно влияли на ее состояние, о событиях, происходивших в доме пуштийца в последнее время, она конечно же ничего не знала. Ибрагим ибн-Тахт сидел на скамейке под раскидистой вишней и наблюдал за Айнур издалека. Вскоре к нему присоединились Илая и волшебник Бальтазари, с давешней кошкой на руках. Животное было куплено, чтобы развлекать Айнур, но сама кошка явно предпочитала компанию старого чародея.

Бальтазари, что-то с жаром говорил Илае о том, что желал бы получать от него письма с подробными рассказами о прохождении симбиотической мутации в организме юноши. Он убеждал его, что эти знания невероятной, для магической науки, ценности, могли бы послужить огромным подспорьем для понимания фундаментальной сути вещей и прочее, и прочее в том же духе. Илая будто не слышал своего спутника, безучастно кивая головой, на любой вопрос мага.

— Господин Клаус, помилосердствуйте, оставьте мальчика в покое, вы же сами понимаете — ему сейчас не легко. — прервал бесконечный поток наставлений чародея Ибрагим ибн-Тахт. — Присаживайтесь рядом со мной и давайте в тишине насладимся ароматом роз. После вчерашней грозы они посвежели и теперь пахнут просто восхитительно.

Чародей присел рядом с ибн-Тахтом. Илая остался стоять. Он прислонился спиной к стволу вишневого дерева и сосредоточенно стал изучать носки своих ботинок. Ненадолго в саду повисло молчание. Давешний темнокожий слуга прервал его своим появлением, вслед за ним кто-то шел по каменной тропинке.

— Прибыла Сибрис Черный Вереск, господин! — с поклоном объявил темнокожий слуга и получив разрешение удалиться, бесшумно исчез.

— Они у вас тут такие тихие, я никогда не слышу, как один из этих черных слуг подходит ко мне! — громко прокомментировал Клаус Бальтазари. — Иногда это может сильно напугать. Вы не думали, пришить к их одежде колокольчики, что бы знать, когда они приближаются?

— Нет. — рассмеялся Ибрагим. — Это люди из племени гаута, и они не совсем слуги, в обычном понимании этого слова. Скорее это мои помощники и охрана. Они служат мне и моей семье по доброй воле уже не одно поколение. В каком-то смысле они тоже моя семья. И вы еще не видели, насколько они могут быть незаметны если действительно того захотят, господин чародей.

Волшебник был немного смущен этим ответом, но предпочел промолчать.

К скамейке приблизилась невысокая, атлетически сложенная женщина, затянутая с ног до головы в кожаную одежду цвета марун. Одежда ее была такого глубокого оттенка, что казалось черноты в ней было гораздо больше, чем красного. Двигалась незнакомка с грацией хищника, в любой момент готового к прыжку. Коротко остриженные до высоких скул пышные русые волосы, пронзительные серые глаза, россыпь веснушек по молочно-белой коже. Нижнюю половину лица Сибрис скрывала черная тканевая маска. Женщина поклонилась всем присутствующим по очереди и остановив взгляд своих проницательных серых глаз на пуштийце произнесла:

— Господин ибн-Тахт, рада новой встрече с вами! Я получила ваше письмо с просьбой прибыть и вот я здесь. Какое дело чрезвычайной важности меня ожидает на этот раз? — голос у нее был приятный, грудной с небольшой, отнюдь не портящей его звучание, хрипотцой.

Что-то подсказало Илае, что именно эта дамочка может стать его спутницей в путешествии к Атласским горам. Такая возможность его несколько смущала, все же находиться под охраной у женщины ему, как взрослому мужчине, было сродни насмешке. Но что он мог сделать?! Отказать ибн-Тахту было бы крайне невежливо, особенно, когда тот полностью взял на себя заботу по подготовке этого путешествия. К идее о том, что девушка может оказаться достойным соратником, Илая относился скептически. Что же придется ехать с этой горе-охранницей в эксцентрично-брутальном костюме цвета спекшейся крови. Возможно, она и сама пожелает отказаться от этого рискованного предприятия, как только узнает, что им предстоит.

В отличие от Илаи, Клаус Бальтазари явно заинтересовался девушкой. Сузив свои подслеповатые глаза, он внимательно ее рассматривал поверх огромных стекол своего пенсне. Девушка старалась игнорировать этот явный интерес старика и сохраняла невозмутимый вид. Пока Ибрагим ибн-Тахт рассказывал ей о сути дела, ради которого он позвал ее сюда, старый маг поднялся, подошел к девушке вплотную и потребовал у нее немедленно показать ему свое лицо. Сибрис явно смутилась и даже немного растеряв самообладание попятилась прочь от наседавшего старика.

— Пусть она откроет свое лицо! — потребовал Бальтазари.

— Разве это так необходимо? — удивился Ибрагим. Но увидев полный решимости взгляд старика, кивнул Сибрис, что бы та сняла маску.

Девушка замешкалась, ее взгляд заметался, но буквально несколько мгновений спустя, она вновь обрела ледяное спокойствие и медленно сняла с лица ткань. Под тканью ничего уродливого или ужасного не оказалось. Милый подбородок с ямочкой и красиво-изогнутые розовые губы.

— Солибриса! Солибриса Бальтазари, что ты здесь делаешь негодная девчонка? Где твоя роскошная коса? И, ради всех богов, почему ты в таком виде? Разве ты сейчас не должна учиться в Борусской магической академии?! Что ты, черт побери твою глупую мать, тут делаешь, внучка?

Такой взрывоопасной смеси негодования, возмущения и праведного гнева, которыми был охвачен старый волшебник, от него маленького, сухенького и в общем безобидного старика, никто из присутствующих не ожидал. Маг будто стал выше ростом, его глаза стали темными от гнева, а с кончиков седых усов и волос сыпались голубые искры. Даже абсолютно невозмутимая кошка, прежде сидевшая у ног старика, предпочла спешно исчезнуть в ближайшем розовом кусте. Кошка явно понимала, что злить волшебников, себе дороже!

— Ну дед, прошу тебя не драматизируй! — устало произнесла девушка. — Ты же отлично знаешь, что вся эта магическая наука — это совершенно не мое. Это же просто скука смертная!

— Смертная скука! Смертная скука! — негодовал старик. — Вы только посмотрите на нее! У этой негодницы дар, да если бы она его развивала, то могла бы прославить имя нашего рода. Бальтазари! А так что? Вот скажите мне, господа хорошие, что плохого что бы стать магиней?! Что плохого что бы достойно следовать по стопам деда и прадеда?!

— Дед, ну прошу тебя, не шуми! Ты меня позоришь! — Сибрис попыталась обнять своего расстроенного родственника. Но куда там!

— Ну и кто ты теперь? Что это вообще за имя такое Сибрис Черный Вереск? Тебя как мать назвала? Солибриса! А это что, тьфу!

— Господин Бальтазари, Сибрис, то есть ваша внучка Солибриса, лучшая фехтовальщица и лучница этой страны, она отличный боец! Эта храбрая девушка не один раз доказывала, что лучшего воина- наемника среди женщин, а также некоторых мужчин, просто не найти! Это именно она с командой моих воинов расправилась с аль-Мумином. Я горжусь тем, что однажды она согласилась принять мое предложение о службе. Её прозвище Черный Вереск связано с подвигом. Ваша внучка самоотверженно, в одиночку, расправилась с полудюжиной отпетых грабителей-головорезов, защищая мою и свою жизни на вересковых пустошах. Их крови было так много, что, свернувшись, она окрасила землю в цвет ночи, а эта невероятная победа принесла Сибрис её боевое имя.

— Что?! Так ты что же теперь — девочка-головорез? О горе мне, горе! — причитал Бальтазари, будто не слыша слов Ибрагима. — Во всем виновата твоя мать! Вот если бы она не влюбилась, как последняя дура и не сбежала с тем рыцарем…

— Тогда бы не родилась я дед. — примирительно сказала Сибрис. — Я горжусь тем, что я дочь рыцаря Анхельмо Сервеза, лучшего мечника юга и лучшего отца на свете. И я горжусь моей матерью, женщиной с самым нежным и любящим сердцем на свете. И я горжусь тобой дед, самым великим и мудрым волшебником, которого я только встречала — Клаусом Непревзойденным Бальтазари! — с жаром она заключила деда в объятия и поцеловала старика в седую макушку.

— А вот мне не чем гордится. — буркнул, утихомириваясь волшебник. — Ну и почему ты не в Академии, а?

— Прости дед, но мне больше нечего там делать. — девушка помрачнела. — Я выгорела, потеряла свой дар. — сказала она едва слышно.

— Как? Но как это случилось? И почему я узнаю об этом только сейчас? Ты должна была сразу приехать ко мне, я бы что-то придумал, мы бы вместе вернули тебе дар. Я бы помог!

— Нет, прошу тебя не задавай мне более вопросов. Просто знай я должна была использовать заклинание, к которому была еще не готова. Не для себя, это был вопрос жизни и смерти для других, дорогих мне людей, и я сделала свой выбор. Так было надо. Я совсем не жалею об этом. Без дара мне стало даже легче. Просто сложно совмещать в себе мага и авантюриста, ты уж, пойми, дед!

— Глупая девчонка, всегда ты влипаешь в неприятности! Ну, слава богам, ты жива! Ты же знаешь, что дело могло не ограничиться выгоранием дара, заклинание, превышающее твой уровень способностей, могло сжечь твой мозг или размазать по стенам, как паштет по хлебу. Однако же, как жаль, что ты потеряла дар! Это просто непростительно!

Илая и Ибрагим ибн-Тахт ставшие свидетелями этой семейной сцены и предпочли не вмешиваться в диалог деда и внучки.

— Простите мне, что я вспылил, господин ибн-Тахт, но это все же моя внучка. — гнев Бальтазари уже несколько поостыл.

— Если вы только попросите, уважаемый господин чародей, я могу заменить Сибрис на кого-нибудь другого, кто мог бы сопровождать Илаю.

Илая замер в надежде, что маг согласится. Сибрис же наоборот нахмурилась и сердито уставилась на деда, протестуя всем своим видом против подобного решения. Но старый волшебник немного подумал, поправил на длинном носу пенсне и сказал:

— О нет, нет, нет! Я думаю, не стоит, что-либо менять, только из-за моего мнения. Если Сибрис, — он сделал упор на укороченном имени внучки, — согласна принять ваше предложение, то я не намерен ей мешать. Пусть это путешествие послужит ей испытанием, если она его провалит, то вернется в Академию в Боруссе, а если справиться, что же… Стало быть она уже довольно взрослая молодая леди, чтобы самой распоряжаться своей жизнью.

Пуштиец согласился с волшебником. Он представил Сибрис Илае и откланялся, сославшись на то, что ему необходимо вернуться к делам. Ибн-Тахт поспешил увести в дом, вдоволь нагулявшуюся среди клумб, Айнур. Бальтазари утащил вглубь сада на душевный разговор свою внучку-авантюристку. Илая оставшийся в одиночестве присел на опустевшую лавочку и предался невеселым думам о своей новой судьбе. Ему было страшно. Мысленно он даже ругал себя за свой несносный характер, который постоянно заставляет его влипать в разные переделки. Потом он вспомнил Шамиля. Гнев и грусть нахлынули на него, выдавливая из глаз скупые горячие слезы. Зло смахнув их с лица Илая пнул круглый камешек, выскочивший из своего паза в кладке садовой дорожки. Он резко подскочил со скамьи и направился в дом, чтобы поскорее вернуться в отведенную для него комнату.

Когда все стихло из зарослей розового куста осторожно выскользнула кошка, она запрыгнула на скамейку и принялась активно вылизывать свой бок, приводя шерстку в порядок. Кошке было абсолютно наплевать на те страсти, которые бушевали в людских сердцах. Кошка любила только себя и свой уютный покой.

3

Шел третий день с тех пор, как Илая со своей спутницей покинули Мирцею. Выехав за границу предместья с его невысокими деревянными домишками и фруктовыми садами, они успешно спустились в долину. Справа и слева от дороги, куда не кинь взгляд, простирались поля. Набирали золото колосья пшеницы, вызревали рожь и ячмень, пламенела яркими маками полевая межа. Люцерна кивала в такт ветру желтыми и лиловыми головками, сочно зеленел клевер, полевые ромашки ослепительно сияли своей белизной, наивными голубыми глазками в чистое небо взирал лён. Дорогу окружали поля и луга, они тянулись до самого горизонта и казалось этому буйному великолепию не будет ни конца ни края.

Мир дышал послеполуденным зноем. Жаркий воздух поднимался от прогретой солнцем земли, он смешивался с одуряющим ароматом полевых трав и цветов, гудел от крыльев сотен тысяч пчел, собиравших сладкий нектар и пыльцу, звенел пронизанный яркими солнечными лучами. Солнце припекало, становилось душно.

Илая достал из седельной сумки флягу, воды в ней было совсем немного, всего на пару глотков, плескавшихся на самом дне. Вода была теплая, имела неприятный затхлый привкус и совершенно не помогала утолить накатившую на юношу жажду. С досадой Илая сплюнул ее на дорогу.

— Что, ты уже все выхлебал? — подначивала его Сибрис, протягивая юноше свою флягу, полную более чем на половину.

— Не понимаю Сибрис, не уже ли тебе не жарко? Солнце палит будто сумасшедшее, а ты похоже даже не вспотела. — высказал свое удивление Илая, и сделал несколько мощных глотков.

— Ах, хорошо-то как! — удовлетворенно выдохнул он, возвращая воду девушке.

— Илая, тебе стоит научиться, более экономно расходовать воду. Открою тебе один секрет, если пить совсем по чуть-чуть, то организм быстрее приспособится к жаре. Когда ты пьешь много воды, то много потеешь, а от этого тебя опять начинает мучить жажда. Выходит, замкнутый круг. — выразила свое мнение Сибрис.

Илая недовольно хмыкнул себе под нос. Сибрис, конечно, была права, но ему было не удобно выглядеть глупым юнцом перед этой девчонкой. А ведь она выглядит ненамного старше его. Илаю бесило то, что во многих вещах Сибрис превосходит его: она лучше держалась в седле, лучше переносила тяготы пути, у нее было почти железное самообладание. Иногда Илае казалось, что отношение Сибрис к нему покровительственное и даже какое-то снисходительное. Юноша пообещал самому себе во что бы-то не стало заслужить уважение своей спутницы. Пока это получалось плохо.

Повисло неловкое молчание. Илая не знал, как продолжить разговор и от этого начал ерзать в седле. Маленькая кусачая мушка, одна из тех, что постоянно вьются вокруг лошадей, уселась юноше на шею сзади. Ее привлекла его вспотевшая под солнцем кожа. Почувствовав, что его больно укусили, Илая прихлопнул насекомое и смачно выругался. На ладони остался кровавый след.

— Слушай, Илая, если ты хочешь, то мы можем остановиться на привал и переждать этот зной где-нибудь в теньке? — участливо поинтересовалась Сибрис. Она уже поняла, что в отличие от нее самой путешественник из юноши неважный. Хотя чему удивляться, подобное путешествие было для него первым в жизни, да и держался он вполне не плохо для новичка.

— Нет, зачем это? Со мной все в порядке, я не устал, совершенно не устал! — бодрым голосом попытался ответить ей Илая.

— О, я совсем не это имело в виду! Просто лошадям, мне кажется, стоит отдохнуть. — Сибрис склонилась вперед и потрепала свою лошадку по морде. — Моя вот совсем не против немного побыть без седла! — с улыбкой произнесла девушка.

— Ну, возможно, ты права. — согласился Илая. — Давай найдем тень и дадим нашим лошадкам передохнуть.

Сибрис привстала на стременах оглядывая открывшееся перед ними пространство. Вокруг расстилались одни поля да луга и ни одного деревца.

— Вон там. — она указала вперед. — Видишь, там, на горизонте, темнеет полоска, наверное, это лес или роща. Если поторопимся, сможем добраться туда менее чем за час.

— Отличная идея Сибрис. — поддержал ее Илая. — Тогда давай поспешим.

Илая подстегнул свою неспешно идущую лошадку и направил ее к видневшимся не горизонте деревьям.

Это действительно была густая роща. Освежающая прохлада под кронами ее деревьев остудила разгоряченных быстрой ездой путников.

— Пожалуй, нам стоит остановиться, вон на той поляне. Что скажешь, Сибрис? — Илая указал на прогалину, виднеющуюся среди деревьев. Он уже спешился и теперь вел свою лошадь по тропинке к поляне.

— Отлично. Здесь и остановимся. — Сибрис тоже спрыгнула со своей лошади взяла ее под уздцы и провела вслед. Когда они вышли на поляну, она передала поводья своей лошади Илае. Взяв из поклажи фляги для воды Сибрис сказала:

— Давай, ты пока позаботишься о наших лошадках, а я тут немного осмотрюсь, попробую отыскать какой-нибудь источник и пополню наши запасы воды.

Илая не возражал. Он расседлал лошадей, сняв поклажу и седла, отер пот с их боков и оставил пастись на сочной траве лужайки. Пока Сибрис отсутствовала, Илая не терял времени понапрасну, он занялся сбором хвороста и дров, чтобы распалить костер, благо сухих веток вокруг этой поляны было предостаточно. Когда пламя костра разгорелось Илая присел на землю возле огня и стал дожидаться девушку. Под деревьями было тихо, жара сморила всю мелкую живность, обитавшую в роще. Давящий зной проникал даже сюда, под пушистые зеленые ветви. Илая посмотрел на небо, оно стало блекло-серым от набежавших невесть откуда облаков. Похоже будет гроза, подумал юноша. Тут будто в подтверждение его мыслей прозвучал отдаленный раскат грома. Из-за деревьев появилась девичья фигурка, одетая в кожу. Сибрис.

— Похоже мы вовремя сюда добрались. Эти облака предвещают дождь. — Илая поднялся навстречу девушке. — Ну как твои поиски, удачно?

Сибрис утвердительно кивнула.

— О, да ты уже и костер разжег? — девушка одобрительно кивнула, взглянув на веселые язычки пламени, и продолжила — Там внизу есть овраг, по его дну течет неглубокий ручей. Я немного прошла вниз по течению, похоже, что ручей питает небольшое озеро. Ну как озеро, скорее это уже болото. Там я собрала немного этих ягод.

Сибрис протянула Илае платок, в котором была горсть упругих и сочных темно-синих и ярко-красных ягод.

— Ух ты, водяника и морошка! — радостно воскликнул Илая. Он взял немного ягод из платка и попытался вернуть его Сибрис, но та покачала головой в знак отказа.

— Я уже достаточно полакомилась пока их собирала. — пояснила она.

В этот момент прямо над их головами прогремел оглушительный раскат грома. Молния ударила в одно из соседних с поляной деревьев расколов его почти пополам. Ломая ветки, отколовшаяся от ствола часть упала на поляну, прямо в костер. Из взорвавшегося костра во все стороны полетели горящие ветки и угли. Одна из пламенеющих веток едва не задела Сибрис, стоявшую слишком близко к месту ее падения. Лошади, привязанные к дереву на противоположной стороне поляну, испуганно заржали и поднялись на дыбы. Илая среагировал мгновенно. Он как пружина подскочил со своего места, и, в прыжке, оттолкнул Сибрис, подальше от грозившей ей опасности. Они приземлились в двух метрах от того места, где находились прежде. Густая сочная трава и сложенные прежде на ней Илаей вещи смягчили их падение. Оказавшись в объятьях Илаи, Сибрис удивленно и не понимающе смотрела то на лицо юноши, то на огромную горящую ветку, которая чуть не зашибла ее. Придя в себя, она тяжело сглотнула и тихо произнесла.

— Спасибо.

Илая разжал объятья, выпустив Сибрис не волю, и взволновано спросил девушку.

— Ты не ушиблась? — Сибрис уже поднималась на ноги.

— Похоже нет. А у тебя все кости на месте? — она подала Илае руку, что бы тот тоже мог подняться. Илая утвердительно кивнул.

— Нам нужно отвязать и успокоить лошадей. «Не хочу, чтобы они себя покалечили», — деловито произнесла Сибрис. Видимо она уже совершенно оправилась от пережитого шока.

— Я это сделаю. А ты собери пока наши вещи. — ответил Илая и направился к бьющим копытами испуганным животным. Сибрис не стала возражать и принялась собирать разбросанные их внезапным приземлением сумки. В одной из них что-то треснуло — темное пятно медленно проступало на грубой, холщовой ткани. Сибрис заглянула внутрь — это была глиняная бутылка вина, заботливо уложенная туда её дедом. Девушка тихо выругалась, выбрасывая бесполезные теперь черепки.

Начался дождь. Это был настоящий ливень. Мощные струи воды сбили большую часть пламени, полыхавшего в центре поляны и теперь то тут, то там начали образовываться широкие лужи. Сибрис перенесла вещи к успокоенным Илаей лошадям.

— Нам нужно уходить отсюда, куда-нибудь, где будет более сухо. — сказал Илая.

— Я видела небольшую пещеру или каменный навес у холма над болотцем. Мы могли бы добраться туда, спустившись вдоль ручья. — она посмотрела на потоки воды, хлещущие с неба. — Предлагаю переждать этот ливень внутри, возможно нам даже придется там заночевать.

Навьючив лошадей и осторожно спустившись с ними к ручью, путешественники проследовали к болотистому озеру. Здесь деревья росли намного гуще и дождь почти не проникал сквозь их кроны.

Это действительно оказалась пещера. Она была не большая, как раз что бы приютить двух уставших путников. Пол, стены и потолок — камни и сухая глинистая земля, да вьющиеся по стенам корни деревьев и трав, проросших внутрь. В дальней ее части, под сухой травой и прошлогодними палыми листьями, нашлись раздробленные, старые кости мелких животных. Прежде это было логово какого-то хищника, теперь оно пустовало.

Привязав лошадей не далеко от входа под густыми кронами лиственниц, росших у подножья холма, Илая и Сибрис вновь собрали хворост, и разожгли костер. Что бы дым не шел внутрь, костер они расположили у входа. Сибрис достала промокшие о вина сухари из сумки и разделила их с Илаей. Монотонно стучал по листьям деревьев дождь, было сыро, но костер согревал их, не позволяя окончательно продрогнуть. Сибрис греясь вытянула ладони к огню и произнесла.

— Знаешь, а у тебя хорошая реакция. Это могло бы тебе очень пригодиться в бою. — она кивнула подбородком в сторону, покоящегося на сложенном плаще, меча. — Умеешь? — коротко спросила девушка.

— Нет. — Илая смутился, признавать, что он таскает оружие, которым не умеет пользоваться, было неудобно. Это заставило юношу покраснеть.

— Это не мой меч, — попытался объяснить Илая, — он достался мне по наследству, от даханавара по имени Шамиль Тень. Тот как-то раз спас мне жизнь и стал моим другом.

— Да, дед немного рассказал мне о нем и о тебе.

— Правда?

— Ага. Я правда мало что поняла, из его рассказа, но похоже теперь даханавар — это ты?

— Я бы так не сказал. — угрюмо ответил Илая. — Какой из меня даханавар, ведь я почти ничего о них не знаю. У меня нет ни навыков, ни специальных знаний, да я всяких монстров-то боюсь до одури!

— Ну я тоже их не сильно люблю. — со смехом ответила Сибрис. — А на счет меча, я думаю, что могла бы тебя немного научить. Пока мы доберемся до гор пройдет немало времени, можно провести его с пользой. Согласен?

— Конечно! Думаю, это хорошая идея. — согласился Илая, его взгляд скользнул по мечу в ножнах. Теперь это оружие не будет бесполезной железякой, которую юноше отныне приходилось везде за собой таскать. Илая улыбнулся.

— Но у меня есть условие! — хитро улыбнувшись сказала Сибрис.

— Какое еще условие? — удивился юноша.

— Когда мы в походе — еду готовишь ты! — выпалила девушка. — Терпеть не могу кухарить. — заговорщицки призналась она. — К тому же, у тебя выходит намного вкуснее.

Илая согласился. Ему было приятно узнать, что Сибрис хоть в чем-то ему проигрывает. Пускай это будет обычная похлебка, но она сама признала его мастерство. Готовила Сибрис действительно посредственно.

Стемнело. Дождь так и не прекращался, но все же начал понемногу стихать. Лошади тихо фыркали в темноте, теперь их уже ничего не пугало. Илая вызвался первым караулить их сон, Сибрис не возражала, попросив разбудить ее после полуночи. Она подкинула дров в костер и отправилась спать. Девушка завернулась в тонкое шерстяное одеяло, которое извлекла из поклажи, и вскоре уже тихонько сопела.

Илая все еще сидел у костра. Он размышлял о своем будущем. Меч даханавара, а теперь уже его меч, лежал у него на коленях. Илая извлек его из кожаных тесненных ножен и стал рассматривать как оранжевые блики от костра струятся по серебристой стали клинка. Черенок меча был оплетен мягкой кожаной лентой темно коричневого цвета. Навершие, гарда и рикассо покрыты серебром. В центре навершия с обеих сторон и на рикассо было единственное украшение меча — в серебристом металле был выгравирован знак черного солнца. Круг с тринадцатью чернеными языками пламени и руной внутри, похожей на серп с крестовиной. Отличительный знак братства даханаваров, теперь и его — Илаи, тоже.

Монотонный звук капель снаружи, потрескивание веток в огне, завораживающий блеск стали в руках юноши, все это так расслабляло. В мыслях у юноши было еще немного посидеть у костра и посторожить сон Сибрис, но сам того, не замечая Илая начал клевать носом. Возможно, свою роль сыграло крепкое вино, пропитавшее сухари? Возможно, измотавшая его дневная жара? Как бы то ни было, Илая задремал.

Над заболоченным озером стал подниматься белесый туман. Когда он сгустился почти до молочно-белого цвета, его сырые щупальца медленно извиваясь потянулись к холму. Будто живой, туман все ближе и ближе подползал к пещере, где заночевали одинокие путники.

4

Илая проснулся от ощущения дикого холода, пробравшего его до костей. Костер прогорел и только маленькие красные вспышки в остывающих углях мерцали в ночной мгле. Илая обернулся, чтобы разбудить Сибрис. Что за черт?! Неужели пока он спал одно из поленьев выстрелило и теперь там, где спала девушка, тоже тлели два маленьких красных уголька? Пытаясь, избавится от сонной одури, Илая встряхнул головой. Поднявшись, насколько позволяла высота пещеры, Илая двинулся вглубь. Красные точки у изголовья импровизированного ложа Сибрис недобро мигнули. Нет, это не угольки, это глаза. Илая напрягся и замер, рукоять меча больно врезалась в крепко сжатую ладонь юноши. К счастью, он не выпустил оружие из рук, пока спал. Что же это такое? Может быть какой-нибудь зверь, пробравшийся в пещеру пока, они с девушкой спали? Опасен ли он? Что с Сибрис? Должен ли Илая разбудить девушку, или же это спровоцирует нападение на нее ночного гостя? Тысяча и одна мысль лихорадочно бились в его голове. Все эти вопросы были сметены в один единственный миг. Догоравшая в почти потухшем костре головешка вдруг вспыхнула, озарив все пространство пещеры ярким золотистым светом. И тут юноша увидел того, кому принадлежали эти глаза.

Невысокое, ростом едва достающее до бедра взрослого человека, мохнатое и красноглазое создание склонилось над спящей девушкой. У этого существа было худое удлиненное тело, покрытое редкой и клочковатой бурой шерстью. По бокам из этого тела вырастали четыре костлявые когтистые конечности. Вытянутая как у собаки морда переходила в тонкий хоботок, который сейчас присосался к незащищенному горлу Сибрис. Маленькие красные глазки существа злобно горели, неотрывно следя за перемещением Илаи. На голове существа стояли торчком острые кожистые уши. Илае хватило этого краткого мига, чтобы принять решение и ринутся вперед, целясь острием меча прямо между горящих ненавистью красных глаз. Мрак вновь поглотил пещеру, но стремительный порыв юноши не был напрасен. Мерзкое создание оторвалось от трапезы и метнулось прочь в противоположный угол пещеры. Оно недовольно застрекотало в темноте. Илая понял, что все же, несмотря на свою почти полную слепоту, задел чудовище, когда увидел, что в темноте на полу пещеры стали появляться слабо светящиеся пятна и следы. Кровь ночного гостя светилась в темноте, подобно гнилушке. Это существенно облегчало задачу юноше. Илая постарался занять такую позицию, что бы тело Сибрис оказалось у него за спиной. Прикрывая подругу, Илая приготовился к нападению и не напрасно. Раненая тварь стала медленно перемещаться из угла пещеры к выходу, однако она совсем не собиралась покинуть поле битвы. Издавая стрекочущий звук, она призывала на помощь своих собратьев. Вскоре ей ответили десятки стрекочущих глоток. Из белесого тумана, окутавшего выход из пещеры-западни, стали появляться все новые и новые красноглазые бестии. Подобно стае волков, загнавших свою жертву в западню, они медленно проскальзывали в пещеру, присоединяясь к раненому сотоварищу. Когти тварей в пещере собралось около десятка, их стрекотание вдруг стихло. Стихли те их собратья, которые пока оставались вне пещеры, блестя голодными глазами из густого тумана. Илая понял, сейчас они нападут. Так и случилось.

Раненая тварь прыгнула первой. Она тянула к юноше свои скрюченные когтистые лапы, желая вцепиться в его одежду и волосы, но была рассечена на двое в полёте. Острейший клинок меча отправил бестию в преисподнюю. Мерцающая во тьме кровь окрасила меч, стены и потолок, пещеры, упала на шкуры сотоварищей твари, делая их видимыми для Илаи. Они напали на него всем скопом, взбешенные смертью своей предводительницы. Илая рубил, колол, отбрасывал тварей пинками. Меч, обагренный в их крови, будто горел призрачным пламенем, позволяя юноше хоть немного видеть во тьме. Илая косил тварей этим мечом, как скашивал в далеком детстве найденной палкой высокую, жгучую крапиву. Острый клинок, без труда рассекал хрупкие тельца тварей, разрубал их тонкие кости, отсекал жадно тянущиеся к врагу лапы и хоботки. Крови в них было много, разрубленные мечом твари, взрывались, как гнилые пузыри с тухлой водой. Вскоре почти вся пещера от потолка до пола была забрызгана их дурно пахнущей водянистой кровью. Илая тоже был в этой жиже с ног до головы. Как он не старался, в пещеру лезли новые и новые бестии. Благо за один раз внутрь проникало не больше десятка, но и этого было предостаточно. Илая чувствовал, как немеют от постоянного вращения и рубящих ударов кисти. От вездесущей крови существ, пальцы рук были предательски скользкими. Илая боялся, что тяжелый меч выскочит из его рук и тогда ему и Сибрис наступит конец. Он старался удержаться на ногах при каждом глубоком выпаде, но вот под сапог попалась чья-то отрубленная скользкая клешня. Илая почувствовал как почва уходит из-под ног, увидел как тварь, которой он только что отрубил хобот летит на него, сверкая алым убийственным взглядом, почувствовал как еще одна добралась до его ноги и пытается ползти по ней вверх. Юноша выставил перед собой меч, в последней попытки защитится и крепко зажмурил глаза. Мерзкая кровь обагрила его, верный клинок рассек нападавшую бестию пополам. По коже щеки скользнула мокрая шерсть разрубленной плоти чудовища, она смачно плюхнулась возле самого уха Илаи, издав мерзкий чавкающий звук. От вони тварей и горечи их тухлой крови, просочившейся сквозь сомкнутые губы, к горлу Илаи подкатила желчь. Сплевывая и отряхиваясь, он постарался отползти к Сибрис, чтобы хоть немного прикрыть ее собой от нападающих со всех сторон тварей. Но никто больше не нападал. Даже та мохнатая бестия, которая хотела заползти по его ноге, сейчас валялась рядом похожая на грязный старый мешок из козлиной шкуры.

Илая протер глаза, пытаясь их очистить. За его спиной едва слышно дышала Сибрис, а на входе пещеры кто-то стоял. Кто-то слишком высокий и худой, чтобы быть одним из напавших ранее чудовищ.

— Кто-бы ты ни был, не подходи! — закричал Илая, когда фигура сделала шаг внутрь пещеры.

— Это не очень-то вежливо звучит из уст того, кого я только, что спасла от пелли! — обиженно произнес глухой голос.

Было плохо видно, кровь лохматых существ начала тускнеть остывая, но Илая все же разглядел гостя, точнее гостью.

Высокая худая старуха, с длинными редкими седыми пасмами на почти лысой голове, кокетливо украшенной засохшим венком из травы и цветов. Она была одета в такое старое и рваное рубище, что ткань почти не прикрывала ее иссохшее мосластое тело. Старуха опиралась на длинную суковатую палку, служившую ей посохом и с интересом, рассматривала двух выживших людей, лежащих на полу пещеры среди кучи лохматых трупов.

— Так, так, так! — пропела она. — Что тут у нас? Похоже двое путников сбились с дороги и попали в западню расставленную хитрыми пелли.

— Если это твоих рук дело старуха, клянусь, я рассеку тебя пополам, как одного из этих! — Илая воинственно пригрозил гостье, указывая на одного из мертвых пелли.

Он уже поднялся на ноги и теперь, был готов снова защищать себя и свою подругу.

— Я?! Наслала на вас пелли?! — старуха затряслась в приступе немого смеха. Ожерелье, собранное из мелких косточек и позвонков животных, на ее длинной морщинистой шее затряслось в такт сотрясавшему дряхлое тело смеху. Оно издавало тихий мелодичный перестук.

— Идиот! Я спасла вас! — гневного сказала она, резко оборвав смех. — Вы сами залезли в эту нору, находящуюся возле проклятого болота, ставшего логовом сотне голодных пелли. И если бы я вовремя не подоспела, к утру от вас не осталось бы и следа. Пелли выпили бы вашу кровь, высосали мозг из ваших костей, а тела утащили бы с собой в омут, чтобы съесть вас, когда болотная вода размягчит ваши мышцы и кости! Ты должен быть благодарен мне мальчишка! А не наставлять на меня эту железяку!

— Ну извини, я не мог знать, что ты на нашей стороне. — примирительно произнес юноша.

— Ты ошибаешься, я не на чьей стороне. Просто я не терплю, когда в моей роще твориться подобное безобразие!

— В твоей роще? — удивленно переспросил Илая. Было несколько неожиданно услышать о том, что эти земли могут принадлежать подобной сумасшедшей оборванке, ведущей себя так будто она была какой-нибудь высокородной леди.

— В моей роще! — старуха утвердительно кивнула. — Зови меня Матушка Иеле. Знай, юноша, я уже была тут еще в те далекие времена, когда эти могучие деревья — она указала рукой позади себя, туда, где из пещеры виднелись пушистые и стройные лиственницы — были еще тоненькими прутиками. Я оберегала их, растила, как родных детей и я буду здесь пока последнее из деревьев не высохнет и не падет прахом на эту землю!

Женщина гордо расправила свои костлявые плечи и величественно приподняла острый подбородок, всем своим видом говоря, что сказанное ею есть неоспоримая истина. Илая не стал с ней спорить. Пусть эта сумасбродная старуха несет любую околесицу, но пока она не стремиться навредить ему или Сибрис, он закроет глаза на ее странное поведение.

— Похоже твоей спутнице необходима помощь — сказала старуха. — Эта пещера не лучшее место для вас обоих. Так что. юноша, бери свою подружку на руки и следуй за мной. — она развернулась и пошла прочь из пещеры, абсолютно уверенная в том, что Илая последует ее совету.

— Да, и за лошадей и свои вещи не беспокойся, — добавила карга, — я наведу на них охранные чары и никто, и ничто не сможет навредить им.

Илая не мог объяснить почему, но этой женщине он поверил на слово. К тому же, проходя мило лошадей со спящей Сибрис на руках, он и сам убедился, что напавшие этой ночью твари не причинили вреда животным.

— Пелли не трогают лошадей — пояснила старуха, будто читая мысли Илаи, пока они шли вдоль ночного болота. — потому что считают водяных лошадей — келпи своими дальними родственниками. А диких зверей отпугнут мои чары.

Сейчас болотце было совершенно спокойно и ничто не напоминало, что из него, совершенно недавно, под покровом тумана вылезали полчища оголодавших монстров.

Обогнув болотистое озерцо, тропинка увела их вверх по склону. Подниматься по ней с ношей на руках было не просто. Однако, старые корни деревьев пересекали тропинку так часто и равномерно, будто специально вылезли из лесной земли, чтобы служить ступенями естественной лестницы, ведущей к вершине холма.

Резво взобравшись на вершину, старуха махнула Илае рукой, требуя, чтобы тот поторопился. "И откуда столько прыти в этой сушеной вобле?" подумал юноша. На вершине раскинулась прекрасная поляна. Деревья обступили ее, образуя, почти идеальную правильную окружность. В центре поляны, под высоким раскидистым ясенем, примостилась маленькая хижина. Тут и обитала старуха. Она уже стояла на пороге, откинув полог из лосиной шкуры, заменявшей ей дверь, и терпеливо ждала пока Илая занесет Сибрис в ее нехитрый домишко.

Изнутри ее жилище было таким же убогим, как и снаружи: земляной пол укрытый сухой травой, импровизированное ложе из звериных шкур, куда старуха приказала уложить девушку; маленький чадящий очаг из камней обмазанных глиной, в котором горел огонь — единственный источник света в этом жилище. Под потолком были подвешены пучки высушенных трав и корней. В углу хижины были свалены в кучу тряпье, обрывки шкур, черепа зайцев, лис, сов и выбеленные кости животных покрупнее. Возле очага стояла старая деревянная бадья с водой. Старуха набрала в щербатую глиняную плошку воды вытащила из кучи в углу тряпицу почище. Сняв с потолка пучок сушеной травы, женщина направилась к Сибрис. Илая заступил ей дорогу, опасаясь, как бы сумасшедшая карга, не задумала совершить какую-нибудь пакость, способную навредить девушке. Но та решительно оттолкнула его в сторону, присела около Сибрис и, оттянув ворот ее нижней рубахи, не терпящим возражений тоном приказала:

— Смотри!

Илая подался вперед. В неровном свете очага он увидел на коже Сибрис круглое алое пятно, окруженное цепочкой маленьких кровоточащих ранок, вокруг пятна кожа была красной и вспухшей.

— Яд пелли. — пояснила старуха. — если не сделать примочки из яр-травы, кровь разнесет его по всему телу твоей подруги и у нее начнется болотная трясучка, очень неприятная штука, знаешь ли.

Раскрошив сухую траву над плошкой, старуха обмакнула в нее тряпицу и принялась отирать место укуса. Обильно смочив пораженную кожу, она присыпала ее порошком из яр-травы и накрыла ее своими сухими ладонями. Закатив глаза под лоб, так что видны остались только желтоватые белки, старуха что-то забормотала на странном шипящем наречии. Сибрис застонала, но не открыла глаз. Старуха пробормотала, что-то еще, накрыла рану влажным компрессом, и тяжело выдохнув сказала Илае.

— Теперь все позади, твоя подруга проснется завтра утром совершенно здоровой. Тебе юноша тоже не мешает поспать, но только не здесь в хижине. Можешь взять одну из шкур и спать у двери. Я побуду с ней до утра. Можешь не волноваться.

— Спасибо вам Матушка Иеле. Боюсь, я не представился, простите меня за мою неучтивость, меня зовут Илая, а эту девушку Сибрис.

— Мне это известно. — прервала его старуха. — Но для меня ваши имена не имеют никакого значения. — она пожала плечами и отвернулась от юноши уставившись на огонь в очаге, тем самым давая понять, что больше не желает продолжать разговор.

Илае ничего не оставалось как взять из кучи шкуру побольше и выйти из хижины оставив Сибрис и старуху наедине. Завернувшись в затхлую шкуру, так что бы роса и стылый ночной воздух его не донимали, Илая прикрыл глаза и моментально провалился в глубокий крепкий сон.

5

Сибрис осматривала след от укуса пелли. Примочки помогли просто отлично и покраснение прошло. Матушка Иеле обещала, что через дня три от укуса не останется и следа.

Когда Сибрис очнулась в странной лесной хижине, вместо пещеры, она сначала очень растерялась, увидев перед собой не Илаю, а лесную отшельницу. У нее даже проскочила мысль, что ее умыкнула в свою берлогу злая ведьма-людоедка. Но после того, как женщина ей все рассказала, Сибрис успокоилась и горячо поблагодарила Матушку Иеле за то, что та вовремя пришла им на помощь. Старуха захохотала низким смехом и пообещала Сибрис:

— Поверь дорогуша, то, о чем я попрошу твоего друга, будет достойной платой за мою помощь.

Сибрис насторожилась, предчувствуя в словах женщины какой-то скрытый подвох, чем вызвала у той новый приступ смеха.

— О! Нет, нет, — замахала старуха руками, — никаких поцелуев прекрасных принцев, младенцев на ужин и тому подобной чуши, девочка!

Привлеченный звуками разговора, доносящегося из хижины, Илая приподнял полог из шкуры, заменяющий старухе дверь в ее жилище, и поинтересовался:

— Что тут у вас происходит? — он увидел сидящую на шкурах девушку живую и здоровую. — Сибрис, тебе уже лучше, я так рад!

— Входи, входи. — отозвалась Матушка Иеле. — Мы как раз говорили о тебе.

— Илая, эта женщина она, говорит, что мы должны для нее кое-что сделать. — начала Сибрис, но старуха ее оборвала.

— Да, не вы двое. Только твой друг, он съездить в деревню, что по ту сторону холма. Хочу что бы он навестил одного моего старого знакомого и кое-что забрал у него для меня. — сказала она пристально глядя в глаза Илае, но потом снова повернулась к девушке и, то ли шутя, то ли всерьез, произнесла — Ты же видишь дочка, я уже совсем старая, самой мне так далеко не дойти. Да и платье у меня совсем не подходит для выходов в свет. — старуха жеманно пожала сухим плечиком, стыдливо поправляя то рваное тряпьё, которое служило ей одеждой.

— Ну, ты помогла нам, мы поможем тебе. Все честно. — согласился Илая.

— Вот и отлично! — хлопнула в ладоши старуха, улыбаясь щербатым ртом.

— Слушай меня внимательно, сынок и не перебивай! Спустись обратно к болоту и возьми одну из своих лошадей. Потом отправляйся по тропе, которая идет в противоположную от болота сторону. Ты дойдешь до устья ручья, там будет тропинка, она выведет тебя на дорогу. По этой дороге скачи полторы версты на запад, увидишь деревню. На самом краю этой деревни стоит дом с красными ставнями и крыльцом. Взойди на крыльцо и постучи три раза. Выйдет к тебе мужик, он по всей округе знатным кудесником слывет, кличут его Евстахием. Спросит тебя за чем пришел, а ты скажи ему, что хочешь купить у него амулет. Когда он спросит, что за амулет тебе нужен, ты ответишь, что это волчий клык, который он сам на шее носит.

— А он продаст? — поинтересовался Илая, уж больно странная просьба была у этой женщины.

— Нет, конечно! — отмахнулась старуха. — Он ним не расстается никогда. Ни во сне, ни в бане его не снимает.

— Ну тогда как я его получу? Ты уж, прости меня Матушка Иеле, но бить морду человеку, который не причинил мне вреда, да еще и кудеснику, я не стану. Я же не разбойник какой-то!

— Что ты, что ты! Конечно, ты так не сделаешь, как-никак, а почти что без пяти минут даханавар! — она с прищуром взглянула на оторопевшего Илаю.

— Ты и это знаешь?

— Если ты не слеп, как крот или нетопырь, этого сложно не заметить. — отмахнулась старуха. — Знак на твоем мече — знак даханавара, а пользуешься ты им как …, и говорить не стану, сам знаешь.

— Но я ведь мог его украсть или найти. — но старуха и слушать его не стала.

— Попроси-ка свою подругу, — вместо этого сказала она. — что бы она вытащила меч из ножен, и сам все поймешь.

Илая недоверчиво посмотрел на старуху, потом на Сибрис и сняв перевязь с мечом протянул девушке. Сибрис и сама заинтригованная происходящим взяла меч в руки и попыталась вытащить его из ножен. Но меч к ним будто прирос. Она приложила усилие, но опять ничего не случилось. Сибрис поднялась на ноги, зажала ножны между коленями, приложила все свои силы, однако это не сдвинуло клинок не на дюйм. Меч оставался в своих ножнах. Сибрис решила повторить попытку и даже издала боевой клич, помогая своим напряженным рукам. Меч, не покидая ножен выскочил из захвата коленями, Сибрис от неожиданности полетела обратно на шкуры. Когда ее упругие ягодицы приземлились на землю, навершие пребольно стукнуло девушку прямо посередине лба. Гарантированная шишка, подумал Илая. Красная, с влажными от гневных слез глазами Сибрис силой впихнула непокорный клинок в руки Илаи.

— Не смешно! — обиженно выпалила она, злясь одновременно и на старуху, и на юношу.

— А теперь попробуй сам. — старуха проигнорировала гневные взгляды и пыхтение девушки.

Илая потянул за рукоять и клинок легко обнажился, на добрую ладонь длинною.

— Да ну вас в пекло! — выпалила Сибрис и выскочила из хижины.

— Сибрис! — Илая хотел было последовать за девушкой, но Матушка Иеле его остановила.

— Погоди, я еще не закончила. — повелительно произнесла она. — Конечно же Евстахий не захочет расставаться с амулетом, но есть у него одна страсть — кости. Предложи ему сыграть на амулет. Ты ведь умеешь играть в кости, не так ли?

— Конечно умею и весьма неплохо. Так мне надо просто выиграть этот волчий клык?

— Погоди, не все так просто. Евстахий не проигрывает в кости — никому и никогда.

— Мухлюет, что ли? Так и я умею!

— И нет и да, я же говорила тебе, кудесник он. — женщина покачала головой, как бы поражаясь недалекости юноши.

— Но, если ты незаметно подменишь его игральные кости на вот эти. — из складок своего рубища она достала два предмета, вырезанных из желтоватой старой кости.

— Это — Кости Справедливости! — заговорщицки прошептала она. — Они очень, и очень особенные. В них выигрывает только тот, кто действительно прав. Возьми их и не потеряй.

Она вложила кости в ладонь юноши и крепко ее сжала.

— А теперь иди. И скажи своей подруге пусть не сердится на меня старую. Скучно тут в лесу, да и чувство юмора у меня явно испортилось. А чего ожидать, когда вокруг одни ели да пелли?! — как бы в свою защиту попыталась объяснить старуха. — Скажи пусть скорее возвращается, приложим холод, сделаю так, чтобы ее славный лобик шишка не украсила.

Илая вышел из хижины, Сибрис сидела невдалеке на пне и ковыряла кинжалом землю, вымещая на ней свое негодование.

— Старая лесная ведьма! — бурчала она себе под нос. — То лечит, то калечит! Вредная карга!

— Сибрис, прости, пожалуйста. Матушка Иеле просила передать, что ей жаль, что так вышло. Она говорит, чтобы ты пришла приложить ко лбу холод, ну, что бы шишка не выросла.

— Пусть она этот холод засунет себе под хвост и шишкой заткнет — еловой! — огрызнулась Сибрис.

— Ладно. Но ты не кипятись, хорошо.

— В деревню едешь? — спросила девушка, потирая ушибленный лоб.

— Угу. Я скоро. Не скучай.

— Какая здесь может быть скука, с такой-то компанией?! — язвительно ответила Сибрис.

Подъезжая к деревне Илая, сразу увидел нужный ему дом. Выкрашенные красной краской ставни на окнах и высокое крыльцо пламенели под ярким утренним солнышком. На красном фоне ставень местный живописец с любовью изобразил круглобокую вазу с белыми и голубыми цветами и двух белых голубей. Окна так же были украшены резными наличниками, окрашенными в белый цвет. Домик кудесника выглядел нарядно, выгодно отличаясь от других домов, стоявших вверх по улице. Илая подумал, что возможно этот Евстахий самый зажиточный обитатель деревни.

Деревня встретила его привычными уху Илаи звуками. По улице бегали босоногие дети весело вопя. Возмущенно гоготали потревоженные этой суетой гуси и утки, вышедшие погулять на улицу. В одном из дворов мычала корова, в ответ ей блеяли козы, и заливисто брехали собаки. Где-то звонко пела женщина. Легкое чувство, подобное грусти о чем-то очень знакомом, но навсегда утраченном, вдруг коснулось сердца юноши, но тут же исчезло.

Илая подъехал к редкозубому деревянному забору, окружавшему дом кудесника. Легко спешившись, юноша закрепил поводья за одну из штакетин, показавшуюся ему более надежной чем другие, и направился к крыльцу. Приблизившись к дому Илая, увидел, что яркая красота дома, так поразившая его издалека, уже нуждается в обновлении. Яркая алая краска потрескалась, а местами даже отслоилась от дерева. Крепкое прежде крыльцо надрывно скрипело под ногами гостя, перила покосились, а некоторые из балясин и вовсе отсутствовали на своих местах. На Илаю вдруг накатило неприятное чувство обманутых ожиданий. Вдруг показалось, что красивый прежде дом отныне принадлежит человеку, который совершенно его не заслуживает.

Илая взялся за металлическое кольцо, служившее дверным молотком, и постучал три раза. Тишина. Илая прислушался, приложив ухо к двери, но не услышал ни звука. Может хозяина нет дома? Юноша уже был готов спустится с крыльца, чтобы спросить кого-нибудь из ребятишек, резво бегавших туда-сюда по улице. Но в этот момент дверь немного приоткрылась и вместе с ароматом густого перегара из темноты сердито донеслось:

— Кого это с самого утра бесы принесли?! Сказано же, до полудня не принимаю! — затем послышался приступ надсадного кашля, и в открытый проем двери высунулась опухшая красная рожа самого хозяина дома.

Евстахий оказался крупным, кряжистым мужчиной с нечесаной, кудрявой, пшеничного цвета бородой и шевелюрой. Оглядев с ног до головы Илаю, мужик крякнул и расплылся в улыбке, обнажив крепкие красивые зубы.

— О! Да ты видать не местный! Вот это удача! Заходи, нечего за зря крыльцо-то топтать. — и Евстахий широкой ладонью втолкнул Илаю в плохо освещенное нутро дома. За спиной хлопнула дверь, содрогнувшись от мощного удара об косяк. На столе жалобно тренькнули стеклянные бутылки с крепким вином. Многие из них были уже пустые и валялись под столом.

В доме было душно, пахло разлитым алкоголем, перегаром и потом. Шторы на окнах были плотно задернуты и потому в комнате царил полумрак. Евстахий грузно плюхнулся на лавку возле стола, открыл новую бутылку вина и щедро разлил по двум кружкам.

— Проходи, присаживайся да выпей со мной. — гостеприимно прогудел он Илае. Голос у него был глубокий и низкий. — Рассказывай кто таков, и что тебе от меня надобно.

Мужик в пару глотков ополовинил свою кружку и уставился из-под густых бровей на юношу. Илая поднял кружку и тоже сделал пару глотков, чтобы не рассердить кудесника. Вино, как ни удивительно, было очень приятное, с богатым ягодным вкусом, и весьма дорогое.

— Хорошее вино. — прокомментировал Илая.

— Еще бы! Я бы и не стал пить ту прокисшую мочу, которую подают в нашей деревенской корчме. Я же кудесник, мне это вино из самого города привозят, по два ящика каждый месяц. Почти три серебряных за бутылку. Так сказать, подарок от одного городского купца, которому я смог помочь.

— Похоже ты действительно хорош! — согласился Илая.

— А то! Сделать так, чтобы восьмидесятилетний хрыч молодых девок пахал, как горячий жеребец, это уж поверь не каждый городской маг сможет! — с гордостью пояснил Евстахий.

— Ну а ты, тоже ради этого ко мне явился? Может хочешь удачи, денег или славы, а может неуязвимости в бою? — Евстахий хитро прищурился, сверля взглядом Илаю.

Юноша заметил в этих глазах тот особенный свет, который отличал обладателей волшебного дара от всех других людей.

— А ты все это можешь? — Илая тщательно изобразил восторженное удивление простака, провоцируя Евстахия на бахвальство.

Мужик поднялся с лавки, подошел к шкафу, заполненному разными склянками, и снял с верхней полки большую шкатулку, украшенную серебряными накладками.

— Вот! — кудесник бережно поставил шкатулку на стол. — Они могут.

Он откинул крышку шкатулки, и юноша увидел, что та до краев полна самыми разными амулетами. Были тут плашки из дерева разных пород с вырезанными рунами. Кристаллы кварца и селенита, костяные резные фигурки, звериные зубы, подвешенные на кожаных шнурках, холщовые мешочки с какими-то травами и много чего другого странного и малопонятного для Илаи. А кудесник продолжал:

— Каждый из них сделан мною в особую фазу луна, заговорен особым, лишь мне ведомым словом, а потому эти амулеты силу имеют огромную. Вот этот, — он достал из кучи мешочек с чем то жестким внутри. — здесь кость извлеченная из лосиного члена, он очень в любовных делах хорошо помогает, если с мужской силой нелады; а этот розовый кварц наши деревенские девки любят, берут его у меня для любовной присухи. Дубовый амулет — для славы и почета, можжевельник и осина от порчи и сглаза, вот жабий камень — он охраняет от ядов, а этот медвежий клык дает неуязвимость в бою. Так чего тебе надо, а?

Илая посмотрел на мощную шею Евстахия, там выглядывая из ворота залитой вином рубахи висел на тонком шнурке волчий клык. Тот самый, за которым его и послала сюда старуха.

— Хорошие амулеты. — Илая кивнул и как бы задумался перед окончательным выбором. — А вот что за амулет носишь ты сам?

— Сам? — удивился Евстахий. — А на что мне амулеты? Я же и сам как амулет! Я же кудесник! — захохотав удивился мужик.

— Ну я думал, вы чародеи и кудесник всегда увешенные амулетами ходите. Вроде как силу в них храните.

— Так, то городские маги. А я-то живу не в городе, на природе, тут этой силы вокруг разлито, горстями черпай не вычерпаешь. К чему мне ее хранить в куске дерева или в камне?

— Ну может быть не в дереве и не в камне, — согласился Илая. — а вот в клыке волчьем, что у тебя на шее висит.

Евстахий нахмурился, подался вперед, через стол, в его глазах загорелся не добрый огонь, а огромные ладони сжались в кулаки. Длилось это какое-то краткое мгновение, но Илае показаться, что драки с этим огромным и весьма нетрезвым кудесником ему не избежать, но тут кудесник снова откинулся на лавку. Он налил себе в кружку оставшееся вино в бутылке вино, жадно его выпил и швырнув пустую бутылку в стену, так что она разбилась, усыпав пол блестящим стеклянным дождем, и громко расхохотался.

— А ты я смотрю, любопытный малый, да еще и зоркий! Зачем тебе знать об этой безделице? — кудесник повертел кулон в пальцах.

Илая лихорадочно придумывал, чтобы такого сказать, чтобы звучало достаточно правдоподобно. Он решил импровизировать:

— Ну в городе я слышал от одного человека, который интересуется магией, что если добыть амулет с шеи самого колдуна или ворожея, или кудесника, то это привлечет невероятную удачу. — Илая помолчал будто стесняясь и выпалил — В азартных играх!

Евстахий снова громогласно рассмеялся.

— Никогда такого не слышал! — сказал он, утирая с глаз набежавшие от смеха слезы. — Похоже тебя кто-то сильно надул, парень. Простому человеку цацка колдуна без надобности. У него же нет дара!

— Этот клык, вовсе не амулет, но он дорог мне как память о моей молодости, поэтому я и ношу его. Прежде чем стать кудесником, я был простым охотником, но однажды я убил чудовище. Я убил оборотня, мерзкую тварь, поселившуюся в нашем лесу, и в благодарность за это боги наградили меня магическим даром. А этот клык я ношу, как напоминание о том дне.

— Но я готов заплатить, хорошо заплатить! — попытался убедить его Илая.

— Нет! — рявкнул Евстахий. — Бери любой из этой кучи за тридцать серебряных монет и проваливай от сюда!

— Но мне не нужен любой… — Илая попробовал возразить.

— Вон! Вон пошел! — заорал на него кудесник, стуча пудовыми кулаками по столу так, что подпрыгивали кружки, щедро разливая багряное вино, и бряцали в шкатулке амулеты.

Илая поднялся из-за стола, разумно решив, что не стоит связываться с нетрезвым разгневанным кудесником, да еще и огромным, как племенной бык. Такой противник прихлопнет Илаю, как муху, и особые способности даханавара не помогут. Он решил, что заглянет к Евстахию позже, когда тот протрезвеет и они смогут поговорить, как деловые люди. Но стоило ему открыть дверь, чтобы выйти, из-за спины донеслось.

— Стой! — гнев в голосе кудесника потух, оставив лишь горькое пепелище. — Вертайся….

Илая закрыл дверь и вернулся за стол, приготовившись внимательно выслушать мужика. Евстахий снова наполнил кружки, молча предлагая выпить. Выпили. Кудесник рванул с шеи волчий клык, оборвав тонкий шнурок. Илая только сейчас заметил, что тот был свит из тонких золотистых волос — человеческих. Накрыв кулон рукой, мужик серьезно спросил:

— Так ты игрок, парень?

Илая уверенно кивнул подтверждая.

— Я не продам тебе этот клык, но ты можешь его у меня выиграть. — Евстахий достал из-за пазухи кости и бросил их в свою опустевшую кружку. — Играем до пяти, у кого выпадет большее число тот и выиграл. Согласен?

— Согласен. — ответил Илая. — Только, чтобы все по-честному.

— Обижаешь. — протянул явно довольный Евстахий. — Что ставишь ты?

— Все, что имею. — честно ответил Илая.

— Ха-ха-ха-ха! Все что имеешь и свою жизнь в придачу против клыка паршивого оборотня? — молнии колдовской силы в глазах кудесника весело и зло сверкали.

— Все что имею и свою жизнь, против этого амулета. — твердо ответил Илая.

— Ты не из робкого десятка, настоящий игрок, не то, что эта деревенская сволочь, которая боится проиграть даже вонючую медную полушку! Мне это нравится, приятно будет тебя убить. Не волнуйся, твоя смерть не будет напрасной, из твоей черепушки выйдет пара-тройка отличных костяных амулетов. На удачу! — и он опять раскатисто захохотал. — Что скажешь?

— Скажу, давай уже начнем.

И они начали.

6

Дубовый стол, с потемневшей и влажной от пролитого вина столешницей, был пуст. Бутылки и шкатулка отправились под лавку. Прежде комнату освещала лишь едва тлеющая лучина, теперь хозяин дома принес тяжелый серебряный канделябр на пять свечей. Водрузив на стол это помпезное и жутко дорогое чудовище ювелирного искусства, кудесник криво ухмыльнулся. В его глазах сквозило чувство превосходства над глупым и самонадеянным юнцом, рискнувшим вступить с ним в игру, в которой Евстахий считал себя непревзойденным мастером. Вступить и поставить на кон свою жизнь. Что может быть более безрассудным?!

Илае и самому было страшно, но что-то новое в его теле, уме, душе ярилось, предвкушая подобный бой. Он будто наблюдал себя со стороны и видел себя в двух совершенно разных ипостасях. Вот он простой деревенский парень, зашедший слишком далеко в своей неутомимой жажде приключений, и этому парню было так страшно, так страшно…. И вот он же, но другой. Рвущийся в драку бойцовый пес, почувствовавший запах крови соперника. Машина для убийств не привыкшая отступать перед какой бы то ни было преградой. Холодное расчетливое пламя, готовое пожрать на своем пути целый мир, если тот не готов преклонить перед ним колени и голову. Пальцы на ногах Илаи будто заледенели, он чувствовал напряжение в мышцах, напряжение в паху, чувствовал, как ровно и четко бьется его сердце, исправно перекачивая кровь. Все пять чувств его обострились, мысли стали простыми и понятными. Он был готов к игре, как к бою. Страх отступил.

Евстахий положил на стол волчий клык, что бы Илая видел, чего стоит его жизнь. Он взял кружку с костями и несколько раз интенсивно встряхнул ее, держа перед собой над столом. Костяные кубики звонко ударялись о стенки кружки, подскакивая и сталкиваясь гранями от интенсивной тряски. Кудесник перевернул кружку над столом, позволяя костям упасть. Подпрыгивая шестигранники заняли свои места на маслянисто-желтом пятне свечного света. Два и шесть — восемь. Евстахий заулыбался, оглаживая свою бороду. Игра началась хорошо.

— Твой ход, парень. Как думаешь, удача сегодня на твоей стороне? — просил он, облокотившись на стол.

Илая не ответил ничего, он сгреб кубики в ладонь, чувствуя их тяжесть грани и ребра. С костями точно было, что-то не так, но что Илая не мог понять. Видно, у этого "честного" кудесника кости с секретом, знать бы как им пользоваться. Илая не знал, да и времени что бы разгадать эту загадку у него не было. Он просто закинул кости в кружку, немного ими погремел и отпустил на волю. Две двойки. Евстахий видя неудачу противника, скорчил кислую мину.

— Первый раунд ты мне продул, парень. — притворно сочувствуя сказал кудесник. — Свой первый амулет я сделаю из твоих зубов. Это будет ожерелье, думаю оно прекрасно дополнит волколачий клык. Хе-хе!

И мужик сделал свой бросок второго раунда. Кости показали два числа: пять и шесть. Илая уже догадывался, что его результат будет меньше. Так и произошло пять и три. Ему не хватило всего одного очка, чтобы хотя бы сравнять счет.

— Что-же, уже лучше, но этого недостаточно, что бы я не вырезал пару рун на твоей черепушке. — глумился Евстахий.

— Слушай, не знаю, выиграю я или проиграю тебе сейчас, но вместо того, чтобы слушать о твоих планах на мои кости, я бы выпил сейчас добрую кружку вина. Не откажешь? — примирительно сказал Илая.

— Что же, понимаю. — протянул кудесник и наклонился под стол в поисках недопитой бутылки.

— Ах ты ж пропасть! — ругнулся бородач. — Тут похоже уже все вылакано. Сиди, принесу новую. На твоем месте у меня бы тоже пересохло в горле.

— Вот, вот. — соглашаясь закивал юноша.

Пошуршав возле печки, Евстахий вернулся за стол с двумя кружками и откупоренной бутылкой.

— Гляди-ка! — гордо водрузил он на стол пыльный сосуд из темно синего стекла, украшенного матовым травлением. Бутыль будто обвивала призрачная виноградная лоза. — Это "Ночная слеза" — особенное вино, для особенного случая. Думаю, у тебя сегодня как раз повод, попробовать нечто подобное.

Вино было прозрачное как вода с едва заметным золотистым оттенком. Первый же глоток опустился в желудок будто это было не вино, а раскаленное солнце. Кровь в жилах обоих игроков заструилась быстрее. Евстахий причмокнул от удовольствия. Довольно улыбнулся ему в ответ и Илая. Вот только каждый радовался своему. Кудесник предвкушал скорую победу и уже подсчитывал барыши от продажи меча и амуниции юноши. Илая улыбался тому, что ему удалось незаметно подменить кости кудесника на те, что дала ему Матушка Иеле. Как оказалось они были абсолютно одинаковые. Вот только в костях старухи не было скрытого подвоха. Справедливые кости — для справедливого результата.

— Если хочешь помолиться богам самое время, парень.

— Думаю это справедливо для нас обоих, кудесник.

Третий раунд — раунд за жизнь. Евстахий бросил — кубики покатились по столу один остановился, взирая на мир двумя черными глазками, второй завертелся на ребре, замер на мгновение, будто задумался, чтобы явить миру пятерку или единицу. Глаза обоих игроков неотрывно следили за решением судьбы. Единица!

— Дерьмо! — выругался Евстахий, он злобно из-под бровей зыркнул на Илаю. — Похоже ты хорошо молился. — зло процедил он.

Илая не стал реагировать на этот выпад, сейчас главное, чтобы число, выброшенное им на костях, помогло ему окончательно выиграть. Счет был двадцать два против двенадцати, не в пользу Илаи. За мгновение до того, как кости легли на стол, Илая вдруг увидел, как они, медленно вращаясь падают на ребра, подскакивают в воздухе, а затем ложатся вверх одинаковыми гранями с шестью точками на каждой. Двенадцать! Двенадцать углублений бесстыдно чернело на белых костяных поверхностях, объявляя раунд закрытым. Закрытым, как и игру — в пользу Илаи. Он обошел кудесника ровно на два очка и теперь победа и клык оборотня по праву принадлежали ему. Илая поднялся, взял кулон со стола и опустил его в поясную сумку. Евстахий, еще мгновение назад оторопело смотревший на совершенно неожиданный результат, который вырвал победу из его рук, вдруг по-звериному взревел. Он вскочил со своего места сметая со своего пути тяжелый стол, падающие со стола кости, початую бутыль "Ночной слезы", тяжелый подсвечник с разлетающимися во комнате свечами, схватил юношу за грудки и приподнял над полом. Глаза кудесника ошалело вращались в орбитах, из угла рта на всклоченную бороду текла пенящаяся слюна. Абсолютно невозмутимо, будто это совсем не он завис на высоте двух ладоней от пола, Илая поднял сжатый кулак с зажатыми в нем фальшивыми костями кудесника, так что бы тому было хорошо видно.

— Честная игра без обмана, как договаривались? Не так ли, Евстахий? — юноша сжал кулак посильнее, раздался хруст, и на разжатой ладони стали видны обломки кости и маленькие свинцовые капли, скрывавшиеся внутри "честных" костей.

Евстахий смотрел на раскрошенные кости, как завороженный потом опустил Илаю на пол и прошипел.

— Убирайся!

Когда юноша покидал этот странный дом, его хозяин так и стоял, понуро опустив свою буйную голову. Свечи, раскатившиеся по полу разгромленной комнаты почти все, потухли, все кроме одной, замершей на краю широкой винной лужи в ее центре.

Илая садился на лошадь, когда к нему подошли две деревенских женщины: одна постарше с суровым выражением на загорелом лице, вторая молодка — конопатая, светлокожая и пышная, как сдобная булка. Женщины критично осмотрели юношу и та, что была постарше, задала простой вопрос:

— Пьет? — Илая утвердительно кивнул в ответ.

— Значит сегодня опять будет буянить, надо бы животину загнать хлев пораньше. — с какой-то обыденной обреченностью сказала она своей пухлой подруге, на что та покачала головой.

— Да разве это его остановит? — а потом пышка обратилась к Илае.

— Если вы у него купили амулет какой, сударь, так это вы зря. Амулеты у него правда, что надо, но когда Евстахий пьяный, то всегда цену в разы завышает. Жадный больно, а как выпьет, так и подавно. Сколько дали, если не секрет? — лукаво поинтересовалась молодка.

— Выиграл в кости. — честно ответил Илая.

— В кости! — обе женщины всплеснув руками уставились на юношу как на чудо какое. — Дык, это же невозможно! У Евстахия еще никто не выигрывал! У него пол нашей деревни в должниках ходит, даже староста. Это ж раньше старостин-то дом был, пока он в кости его Евстахию не продул. — они быстро зашептались, делая круглые глаза и поглядывая то на Илаю, то на деревенскую улицу позади.

— Вы вот что, уезжайте-ка поскорей, сударь, раз уж получили, что хотели. Мстительный мужик энтот Евстахий, да еще и кудесник знатный, кабы он вам в вдогонку порчи не сделал. Уезжайте, не мешкайте. — сказала старшая и обняв за плечи подругу пошла с ней вверх по улице. Похоже теперь кумушкам будет о чем посудачить подумал Илая и пришпорив лошадь направился в сторону рощи.

Она ждала его, сидя перед своей хижиной и сматывала длинную шерстяную нить в клубок. Сибрис сидела напротив и помогала старухе, держа на расставленных ладонях моток шерсти. С какой стороны не посмотри, а эта лесная идиллия бабушки и внучки казалась странной и неуместной.

— А вот и ты! — Матушка Иеле поприветствовала Илаю. Она поднялась на ноги, все еще наматывая последние упругие витки на толстый клубок серебристо-серой шерстяной нити.

— Вижу вы отлично поладили. — весело отметил юноша.

— Так и есть. — в одно слово сказали Сибрис, и старуха и обе рассмеялись. Матушка Иеле передала Сибрис клубок и шагнула навстречу Илае.

— Я добыл то, что вы просили, Матушка Иеле. — Илая извлек из сумки на поясе кулон из волчьего клыка. — Ваши кости помогли, но я не смог их привезти обратно, простите меня.

— Кости не так важны, мой мальчик, я вырежу новые, но этот клык… Спасибо тебе! — старуха с нежностью глядя на кулон, осторожно взяла его из рук Илаи. Она провела кончиками пальцев по его поверхности и тихо сказала.

— Это не просто волчий клык, это все что осталось от моего дорогого брата Эниона. Евстахий был когда-то охотником, он убил моего брата, когда тот принял свое второе обличье во время весеннего гона. Мой брат был оборотнем, но не представлял для людей угрозы. Как и я он был хранителем этой рощи. Да, раньше она была намного больше, почти лес… — мечтательно проговорила она, погружаясь в свои воспоминания. — После того, как моего брата не стало, силы мои ослабели, лес стал чахнуть, много деревьев срубили и увезли мужики из деревень вокруг, озеро, прежде чистое и прекрасное, заболотилось и в нем завелись пелли. Я больше не могла охранять наш дом так, как делала это прежде вместе с моим любимым братом. Но теперь, ты вернул мне его часть и часть его силы. Спасибо тебе Илая! — она первый раз назвала его по имени. Потом, женщина завязала порванный шнурок и надела кулон на свою впалую сухую грудь.

В этот момент Илае и Сибрис показалось, будто где-то в лесу звонко лопнула струна. Клык, опустившись матушке Иеле на грудь, засветился нежным мерцающим светом. Свет рос, окутывая фигуру женщины, как мерцающая радужная дымка и в этой дымке тело ее менялось. Осанка стала горделивой и величественной, глубокие морщины на лице начали разглаживаться, кожа наливаться молодостью и силой. Редкие седые космы вдруг заискрились золотом, превращаясь в волну белокурых завитков, спадающих по спине молодеющей на глазах женщины, прямо до самых её пят. Матушка Иеле взмахнула руками и грязное рубище превратилось в белоснежное платье из тончайшего кружева, будто сотканного из серебристой паутинки. Она засмеялась и звонкий, как серебряный колокольчик, смех разлился над деревьями, стремясь к самому небу. Высохший цветочный венок в ее волосах превратился в тонкую золотую диадему, усыпанную жемчугом и самоцветами. Волшебство трансформации свершилось и это было прекрасно!

Илая и Сибрис стояли пораженные увиденным чудом, не в силах вымолвить ни слова.

— Теперь, когда я вновь обрела свою силу, я смогу снова сделать эту рощу прекрасным местом. — счастливо улыбаясь сказала Матушка Иеле, и ее прекрасные зеленые глаза наполнились слезами. — Пойдемте, я покажу вам.

Женщина легко спустилась с холма к болотцу, Илая и Сибрис еле поспевали за ее резвым шагом. Она встала у самого края воды, спустившись вниз по пологому склону. Босые пальцы ног и подол белоснежного платья погрузились в мутную, зеленоватую воду. Матушка Иеле подняла руки и запела заклинание, над болотцем начал сгущаться молочный туман. Илая потянулся к мечу, испугавшись за женщину, ведь именно в таком тумане прошлой ночью приходили пелли, но Сибрис остановила его. Она мягко положили руку ему на плечо и покачала головой, призывая не вмешиваться.

Женщина пела, туман тек по зеленоватой поверхности покрытой ряской воды прямо к ее ногам. Когда плотный завиток обвился вокруг ее лодыжки и из его недр высунулась морда пелли, женщина ласково прикоснулась к монстру рукой, не прекращая петь, и из тумана на берег выскочил кролик. Маленький, белый и пушистый зверек с алыми бусинками пытливых глаз. Так происходило с каждым пелли, к которому прикасалась женщина. И вот на берегу уже собралось добрых три дюжины пушистых и безобидных зверьков. Матушка Иеле прекратила петь, улыбаясь она повернулась к Илае и Сибрис. За ее спиной таял на солнце озерный туман. Чистейшая кристальная вода искрилась от солнечных бликов. Озеро исцелилось, и оно было прекрасно, как живой алмаз.

— Это чудо! — выдохнула завороженная Сибрис. Тут к ее ногам подскочил один из белых кроликов, Сибрис инстинктивно дернулась все еще опасаясь, что животное опять может обернуться болотным уродцем. Видя ее смущение Матушка Иеле засмеялась, она взяла на руки одного из пушистых кроличьих собратьев и подойдя к девушке протянула его, чтобы Сибрис погладила зверька по мягким розовым ушкам.

— Не бойся, теперь они не укусят. — весело сказала она, когда девушка прикоснулась к кролику. — Еще раз благодарю, что помогли вернуть мне мою силу. А теперь прощайте! — и с легкой улыбкой на губах женщина стала подниматься на холм, окруженная кроличьим выводком.

Взяв Сибрис за руку Илая, мягко потянул ее к привязанным у холма лошадям.

— Пойдем, нам тоже пора. — ласково сказал он подруге.

— А как же…? — Сибрис посмотрела на клубок, который все еще сжимала в руке.

— Думаю, это ее прощальный подарок. — ответил Илая. — Свяжешь из него мне теплые носки.

— Вот еще чего удумал! — фыркнула Сибрис, но в голосе ее не было ни капли гнева.

Миновав рощу, юноша и девушка поехали по дороге мимо деревни, в которой этим утром побывал Илая. Еще издали они увидели поднимающийся в воздух столб дыма, в воздухе пахло гарью. Это горел дом кудесника. Алое пламя охватило его, пожирая и красное крыльцо, и расписные ставни. На улице, перед горящим домом, столпилась много народу: мужчины, женщины, дети и старики молча взирали на пожар. Никто не спешил тушить огонь, на лицах людей блуждали улыбки.

— Почему они не гасят огонь? — удивленно спросила Сибрис.

— Наверно они больше не хотят играть в кости. — туманно ответил Илая и пришпорил лошадь.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• »