Динни покачала головой.
- Мужчины ужасно тщеславны! - заметила тетка.
На этом разговор кончился.
После ужина позвонил Стак и сообщил, что Уилфрид вернулся; но чутье подсказало Динни, что ей лучше туда не ходить.
Проведя бессонную ночь, она вернулась утром в Кондафорд. День был воскресный, и вся семья ушла в церковь. Динни почувствовала себя какой-то чужой. Дома все было по-прежнему: так же пахли цветы, так же выглядели комнаты, кругом те же люди были поглощены теми же делами, и, однако, все здесь казалось ей другим. Даже скотч-терьер и спаньели обнюхивали ее с недоверием, словно проверяли - своя она или чужая.
"А ведь и в самом деле, своя или чужая? - подумала Динни. - Когда душа томится, ничто тебе не мило".
Первой появилась Джин, - леди Черрел задержалась, чтобы принять причастие, генерал - подсчитать пожертвования, а Хьюберт - осмотреть деревенское поле для крикета. Джин нашла свою невестку на скамейке у старых солнечных часов, перед клумбой с дельфиниумами. Поцеловав Динни, она постояла, внимательно ее разглядывая.
- Возьми себя в руки, - сказала она, - не то свалишься с ног, имей это в виду!
- Я просто еще не обедала.
- Я тоже ужасно хочу есть. Раньше я думала, что папины проповеди - это пытка, даже после того, как я их сокращала. Но здешний священник!..
- Да, неплохо было бы его унять.
Джин опять помолчала, пристально вглядываясь в лицо Динни.
- Имей в виду, я целиком на твоей стороне. Немедленно выходи за него замуж, и уезжайте.
Динни улыбнулась.
- Для брака нужно согласие обеих сторон.
- А это правда, - то, что написано в утренней газете насчет драки в Ройстоне?
- Думаю, что не совсем.
- Но драка была?
- Да.
- Кто ее затеял?
- Я. Я - та злодейка, которая во всем виновата.
- Динни, ты очень переменилась.
- Что, уже не такая добренькая?
- Как хочешь, - заявила Джин. - Хочешь изображать тоскующую деву, пожалуйста!
Динни поймала ее за юбку. Джин стала возле нее на колени и обхватила ее руками.
- Ты была настоящим другом, когда мне было плохо.
Динни рассмеялась:
- А что говорят отец и Хьюберт?
- Отец молчит, но вид у него мрачный. Хьюберт твердит: "Что-то надо сделать!" - а потом заявляет: "Нет, это уж слишком!"
- В общем, не важно, - вдруг сказала Динни. - Теперь мне уже все равно.
- Ты не знаешь, что он теперь будет делать? Ерунда, он должен делать то, что ты хочешь!
Динни снова засмеялась.
- Ты боишься, что он убежит и бросит тебя? - сказала вдруг Джин с неожиданной проницательностью. Она уселась прямо на землю, чтобы удобнее было заглядывать Динни в глаза. - Ну да, с него станется. Ты знаешь, что я у него была?
- Ты?
- Да, но у меня ничего не вышло. Не могла выдавить из себя ни слова. У него огромное обаяние, Динни.
- Тебя послал Хьюберт?
- Нет. Это я сама. Я хотела ему сказать, что о нем подумают, если он на тебе женится, но не смогла. Странно, а я думала, он тебе рассказал. Он, верно, решил, что ты расстроишься.
- Не знаю, - сказала Динни. И она действительно не знала. В эту минуту ей казалось, что она вообще ничего не знает.
Джин молча ощипывала пушистый одуванчик.
- На твоем месте, - сказала она наконец, - я бы его соблазнила. Если ты ему отдашься, он не сможет тебя бросить.
Динни поднялась со скамейки.
- Давай пройдемся по саду и посмотрим, что уже расцвело.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Дома Динни не заговаривала о том, что всех так волновало, поэтому молчали и остальные, за что она была им искренне благодарна. Целых три дня она всячески старалась скрыть, как она несчастна. Писем от Уилфрида не было, не звонил и Стак; но ведь если бы что-нибудь случилось, уж он-то непременно дал бы ей знать! На четвертый день, чувствуя, что она больше не вынесет этой*неизвестности, Динни позвонила Флер и спросила, может ли она к ним приехать.
Лица отца и матери сразу вытянулись, когда она объявила о своем отъезде. Молчаливое горе близких выносить труднее, чем прямой попрек.
В поезде ее обуял страх. А вдруг ее решение - ждать, чтобы Уилфрид сделал первый шаг, - было ошибкой? Может, ей лучше тут же пойти к нему? И, приехав в Лондон, она велела шоферу такси отвезти ее на Корк-стрит.
Но Уилфрида не было дома, и Стак не знал, когда он вернется. Тон слуги как-то странно переменился; казалось, он умыл руки и не желает ни во что вмешиваться. Мистер Дезерт здоров? Да. А как собака? Да, и собака здорова. Динни уехала оттуда в полном отчаянии. Но и в доме на Саут-сквер тоже никого не было, словно все сговорились оставить ее одну. Она совсем забыла, что летний сезон в разгаре, - в Уимблдоне идут теннисные состязания, открылась конская выставка. Все эти увеселения были ей теперь так чужды, что она не могла себе представить, кого они могут увлечь.
Поднявшись к себе, она села писать письмо Уилфриду. Молчать больше не было смысла. Стак все равно передаст ему, что она заезжала.
Динни написала: