- Если смогу. Но, вероятнее всего, я буду занят.
- Как вы думаете, суд продлится долго? - Боюсь, что не один день.
Динни вздохнула.
- Бедный папа! А у Клер хороший защитник?
- Да, Инстон, но ему очень мешает ее отказ говорить о своей жизни на Цейлоне.
- Это решено. Она говорить не будет.
- Уважаю ее за такое решение, но оно может все погубить.
- Будь что будет, - сказала Динни. - Лишь бы она освободилась. Больше всего мне жаль Тони Крума.
- Почему?
- Он единственный из всех трех действующих лиц, который любит.
- Понимаю, - сказал Дорнфорд и замолчал.
Динни стало его жалко.
- Хотите погулять?
- С радостью.
- Мы пойдем в лес, и я покажу вам то место, где когда-то Черрел убил вепря и завоевал наследницу де Камфор, - это наша геральдическая легенда. А у вас в Шропшире есть какие-нибудь семейные легенды?
- Да, но ведь поместье уже не наше. Его продали, когда умер отец, - нас было шестеро, и ни гроша.
- Да... - отозвалась Динни, - ужасно, когда семья лишается родного гнезда.
Дорнфорд улыбнулся.
- Лучше быть живым ослом, чем мертвым львом. Они шли через рощи, и он рассказывал о своем новом доме, осторожно выпытывая ее вкусы.
Наконец они достигли заросшей колеи, которая вела на холм, поросший боярышником.
- Вот то самое место. Здесь тогда был, конечно, девственный лес. В детстве мы часто устраивали тут пикники.
Дорнфорд глубоко вздохнул.
- Настоящий английский пейзаж: ничего броского, но бесконечно прекрасный.
- Прелестный.
- Вот именно.
Он расстелил свой дождевик.
- Садитесь, и давайте покурим. Динни села.
- Вы тоже садитесь на краешек, земля еще довольно сырая.
Он сел рядом с ней и, обхватив руками колени, молча курил трубку, а она думала: "Самый сдержанный человек из всех, кого я знаю, и самый деликатный, если не считать дяди Адриана".
- Вот если бы сейчас появился вепрь, - сказал он, - было бы совсем чудесно!
- Член парламента убивает вепря на уступе Чилтернского холма, пробормотала Динни, но не прибавила: "и покоряет сердце дамы".
- Как ветер шумит в кустах! Еще недели три - и все здесь зазеленеет. Я никак не могу решить, что лучше - ранняя весна или бабье лето. А как по-вашему, Динни?
- Когда все цветет.
- Гм. А потом - время жатвы. Здесь это, наверное, великолепное зрелище - бескрайние пшеничные поля.
- Пшеница только что созрела, когда началась война. За два дня до этого у нас был здесь пикник, и мы остались посмотреть восход луны. Как по-вашему, мистер Дорнфорд, в бою люди много думали о родине?
- О ней думали всегда. Каждый сражался за тот или иной уголок своей земли, многие - просто за улицы, автобусы и запах жареной рыбы. Я, в частности, сражался, как мне кажется, за Шрюсбери и Оксфорд. Кстати, мое имя - Юстэс.
- Я запомню. А теперь, пожалуй, пойдемте, а то мы опоздаем к чаю.
Всю дорогу домой они говорили о птицах и растениях.
- Спасибо за прогулку, - сказал он.
- Мне она тоже доставила большое удовольствие.
Эта прогулка подействовала на Динни удивительно успокаивающе. Оказывается, с ним можно разговаривать и не касаясь любовных тем.
Понедельник на пасху был дождливым, но теплым. Дорнфорд провел целый час с Клер, обсуждая ее показания, затем поехал с ней кататься верхом, хотя шел дождь, а Динни все утро готовила дом к весенней уборке и обивке мебели, когда семья уедет в город. Отец и мать должны были поехать на Маунт-стрит, а она с сестрой - к Флер. После обеда она побродила с генералом вокруг новых свинарников, постройка которых подвигалась очень медленно; местный подрядчик старался, чтобы его рабочие были заняты как можно дольше, и поэтому не торопил их. Она осталась наедине с Дорнфордом только после чая.
- Что ж, - сказал он, - думаю, ваша сестра справится, если только сумеет держать себя в руках.
- Клер может иногда быть очень резкой.
- Да, а юристы терпеть не могут, если их кто-нибудь срежет, да еще в присутствии посторонних. Судьи этого тоже не любят.
- Им придется с ней повозиться.
- Все равно они ее одолеют. Плетью обуха не перешибешь.
- Ну что ж, - вздохнув, отозвалась Динни, - на все воля богов.
- А боги весьма ненадежны... Мне очень хотелось бы иметь вашу фотографию. Лучше всего, когда вы были девочкой.