- Минут двадцать.
- Двадцать минут... И что же вы делали?
- Я показывала ему фотографии.
- А почему же не на палубе?
- Не знаю.
- Вам не пришло в голову, что это нескромно?
- Я об этом не думала. У меня было множество любительских фотографий и карточек моих родных.
- Но не было ничего, что вы не могли бы показать ему в гостиной или на палубе?
- Думаю, что нет.
- Вы, вероятно, надеялись, что никто этого не заметит?
- Повторяю, я об этом не думала.
- Кто из вас предложил пойти к вам в каюту?
- Я предложила.
- А вы знали, что ваше положение очень двусмысленно?
- Да, но никто, кроме меня, этого не знал.
- Ведь вы могли показать ему карточки где угодно? Не думаете ли вы, что поступили довольно странно, решаясь на столь компрометирующий поступок, и притом без всякого основания?
- Показать их в каюте было всего проще. Кроме того, это были семейные фотографии.
- И вы, леди Корвен, хотите нас уверить, что между вами за эти двадцать минут решительно ничего не произошло?
- Перед уходом он поцеловал мне руку.
- Это уже кое-что, но не ответ на мой вопрос.
- Не было ничего такого, что могло бы удовлетворить вас.
- Как вы были одеты?
- К сожалению, вынуждена сообщить вам, что была совершенно одета.
- Милорд, могу я попросить, чтобы меня оградили от подобных острот?
Динни была восхищена тем спокойствием, с каким судья сказал:
- Отвечайте, пожалуйста, только на вопросы.
- Хорошо, милорд.
Клер вышла из-под навеса и стояла теперь у самого барьера, положив на него руки. На ее щеках выступили красные пятна.
- Вы, вероятно, стали любовниками еще на пароходе?
- Нет, и никогда не были.
- Когда вы снова увидели соответчика, после того как сошли на берег?
- Примерно через неделю.
- Где?
- Недалеко от имения моих родителей в Конда-форде.
- Что вы в это время делали?
- Я ехала в машине.
- Одна?
- Да, я занималась предвыборной вербовкой голосов и возвращалась домой пить чай.
- А соответчик?
- Он был в своей машине.
- Что же он, так с неба и свалился?
- Милорд, прошу оградить меня от подобных острот!
Динни услышала, как в публике захихикали, затем раздался голос судьи, который, казалось, опять обращался в пространство:
- Какою мерой мерите, такою и вам отмерится, мистер Броу.
Хихиканье усилилось. Динни не могла удержаться и взглянула на Броу. Его красивое лицо было какого-то неописуемого винно-багрового цвета. Черты "юного" Роджера выражали и удовольствие и озабоченность.
- Каким образом соответчик очутился на этой глухой дороге в пятидесяти милях от Лондона?
- Он ехал повидать меня.
- Вы это признаете?
- Так он сказал мне.