А теперь пора было отправляться на встречу. Не заставлять же предположительно незнакомую мне даму ждать.
Одна из дверей в стенах, обычно хорошо заблокированная, вела по короткому коридорчику в гостевую приемную. Миновав дверь, разблокированную личным паролем, я тщательно запер ее за собой. Наглухо. Так, что и сам не мог бы вернуться этим путем в кабинет. Для последнего придется пройти длинным путем снаружи. Маленькая предосторожность. Не стоит недооценивать внезапную собеседницу. Она, конечно, повела себя очень смело. Значило ли это, что она блефует? Может быть, даже рассчитывала, что я не приму ее или устрою какой-нибудь неосторожный скандал, который она сможет обернуть себе на пользу.
Никаких скандалов и задержек.
Я вошел в еще пустую приемную. Оглядел серебристо-бархатные стены и кресла, расставленные уже на столике вазочки с десертами, бокалы и чашки с дымящимся терро, удовлетворенно кивнул и сел напротив второй — внешней двери. Буквально через пару минут она с шипением отъехала в стену, и Страйкер пригласил Лидину войти, что она и сделала. Я с легкой официальной улыбкой поднялся ей навстречу. Страйкер с поклоном отступил назад, и дверь между ним и гостьей закрылась.
— Приветствую вас на Леде, — сказал я ровно. — Позвольте выразить мои соболезнования по поводу внезапного недуга полковника Крейга. Вы не желали бы предоставить его заботам наших медиков? Уверен, у них здесь больше возможностей предоставить пострадавшему все необходимое.
— Благодарю вас, ваше высочество. — Лидина остро взглянула мне в глаза, оценивая, как я ее воспринимаю, но держалась того же официально-вежливого тона, что и я. — Мы ни в коем случае не хотим обременять вас.
— Ну что вы, законы гостеприимства священны. — Я повел рукой, приглашая ее сесть в кресло и, взявшись за спинку, галантно подвинул его поудобнее для нее. — Немного вина? Терро?
Она села, бросив на меня еще один пронзительный взгляд. Пожалуй, со времени нашей последней встречи, она изменилась. Выглядела более сухой, напряженной и уставшей. Постаревшей. И конечно, как бы она ни была отчаянна, она не имела того преимущества, что прежде и, возможно, поэтому выглядела какой-то маленькой и хрупкой. Как когда-то говорил отец? «Редкой женщине мне хочется свернуть шею. Медленно. Чтобы долго хрустели кости». Если она даст мне понять, что как-то замешана, или что-то знает о том, что произошло…
Я с некоторым удивлением отметил подтекст своих мыслей — если это не так, то прошлое меня совершенно не интересует. Все мы политики, не все скелеты в шкафу имеют значение для будущего.
— Благодарю, — сухо ответила она. — Ничего не нужно.
Есть много видов ядов. Некоторые из них дают о себе знать лишь спустя очень долгое время, некоторые просто заставляют потерять осторожность.
Я не удержался от смешка.
— Даю слово, ничего не отравлено, можете этого не бояться.
— Я вовсе не боюсь, — произнесла она с укоризной, — но не в моих привычках предаваться излишествам. Я здесь не для развлечения. Я прибыла обсудить весьма серьезные вопросы.
— Прекрасно. — Я взял графин, налил вина в оба бокала и пододвинул один к ней, не обращая внимания на ее слова. — Тогда перейдемте к делу.
Взяв второй бокал, я рассеянно прихлебнул из него.
— Мы неоднократно просили вас вернуть некоторых наших граждан.
Я демонстративно приподнял бровь:
— Напомните мне, пожалуйста.
— Вы прекрасно их знаете.
— Неужели? Тогда вы прекрасно знаете наше отношение к этому вопросу. Оно вполне определенно. Если у вас нет каких-либо вновь открывшихся обстоятельств, разумеется. Мы уже слышали все ваши аргументы.
— Значит, вы сможете отказать и мне?
— Мадам? Я уважаю ваш пол, возраст и занимаемую должность, но должны же быть и более веские причины.
— Ну, скажем… — она будто невзначай приподняла руку со слегка согнутыми пальцами.
— Попробуйте груши, — предложил я дружелюбно. — Это отличный сорт.
Она замерла в задумчивости, не встретив агрессивной реакции.
— Вы помните меня? — спросила она с легким сомнением.
— Простите, кажется, мы не встречались?
Она нахмурилась, раздумывая — могло ли случиться так, что, например, ее дочь стерла мне память о том дне, чтобы более гарантированно сохранить рассудок?
А может, в ее памяти промелькнула мысль о том, что, вернувшись из другого времени, мы вернулись из другого измерения с другим собственным прошлым, и у меня действительно нет этих воспоминаний. Это было бы еще веселее.
Но вот она тряхнула головой, отметая всю эту метафизику.
— Вы лжете, — мрачно и непримиримо заявила она. — Вы лгали даже под наркозом.
— А вы весьма недипломатичны, — заметил я. — Чего вы хотите добиться вашей угрюмостью? Международного скандала?
Она вперила в меня стальной взгляд. Я понял, что она надеялась, что я все еще боюсь ее, на животном подсознательном уровне. Может, так оно и было. Но этот уровень пришлось бы долго выкапывать из-под наслоений воспоминаний других личностей. Иногда они мешают жить мне самому, а когда-то из-под тех же наслоений она не смогла раскопать то, что ей было нужно. Именно это она называла ложью.
— Интересно, что она вам сказала? Может быть, наплела, что остановила действие рефлексора ранее, чем через полчаса?
Я промолчал. Так оно и было. Но кто кому плел? Раньше, или прямо сейчас?
Она слегка улыбнулась и покачала головой.
— Я надежно выждала время. Я должна была убедиться, что могу воздействовать на вас в будущем, даже если больше не стану применять этот аппарат в действительности. После того, как проходит полчаса, связи в нервной системе остаются навечно. Собственно, и частицы аппарата навсегда остаются внутри. Его не нужно применять больше, чтобы иметь возможность использовать в любой момент. Я всегда могу остановить ваше сердце. На секунды, или дольше. Нужен лишь зрительный или слуховой контакт.
— А вы сознаете, что рискуете гораздо больше, чем я?
— Слишком многое поставлено на карту, принц Эрвин, — усмехнулась она. — Но мы можем договориться. Сделайте, что я прошу, и я вас не трону. Обещаю. И не тронет позже кто-либо другой, если вам удастся хитростью от меня избавиться. Я знаю, страх, внушенный рефлексором, отпечатывается на всю жизнь. Избавьтесь от меня сейчас, и я обещаю вам, что однажды вас убьют именно с его помощью. Или, разумеется, вы можете покончить с собой, — прибавила она иронично.
— Вы очень храбрая женщина, — констатировал я рассеянно.
— Вы хотите, чтобы я доказала вам, что вы трус? Если и не были, то стали, после того, что я с вами сделала.
«Последний раз я вижу тебя храбрым», — сказала она мне перед тем, как механизм начал свое действие.
— Хорошо, — кивнул я. — Докажите мне. Прямо сейчас.
Лидина заколебалась.
— Прошу вас, — улыбнулся я. — Я настаиваю. В конце концов, мне очень интересно, о чем вы там говорите.
Она все еще медлила, так что я заговорил снова:
— Но прежде, чем вы попытаетесь меня убить, ответьте на один вопрос — вы причастны к смерти моей семьи?
На ее пергаментных щеках появились два контрастных ярких пятна.
— Возможно… — проговорила она задумчиво, почти неуверенно, обдумывая, как бы ей получше использовать этот момент. Так что это «возможно» не прозвучало как ответ, хотя и могло бы.
— После того, что вы уже сказали, неужели вы опасаетесь, что в этой комнате ведется запись?
— Вовсе нет, — улыбнулась она. — К тому же запись можно и подделать. А разглашение того, о чем мы говорили, скорей сыграет против вас, покажет, что вы зависимы и недееспособны. Не можете быть монархом.
— Я и не монарх, пока что.
— Принц-регент? Не смешите. Все дело в названии. А может быть, в чувстве вины? Потому что вы считаете виновным в их гибели себя. Может быть, так оно и есть?
Бокал в моей руке задрожал. Я только чудом поставил его на столик, не разбив.
— Так вы ведете запись? — осведомилась она. — Может быть, там останется ваше признание в содеянном. Ведь если они знали, что вы недееспособны, это было вам на руку — остаться одному…
— Они не единственные, кто знал бы.
— Но единственные, кто мог использовать это знание без доказательств. Разве мне неверно сообщили, что намечалась официальная перемена наследника? А вы только что показали, что прекрасно все помните.
— Разве? Я услышал лишь, что у вас нет доказательств. Может, предъявите их хотя бы мне?
— Вы в самом деле этого хотите? — ее глаза загадочно поблескивали.
— Если, разумеется, вы вообще это можете.
— Ваше чувство вины настолько глубоко? Вы полагаете, это поможет вам забыться? Переложить вину на другого? Считать, что вы находились под посторонним влиянием? Ну извольте, — она торжествующе подняла руку. — Я держу ваше сердце, и мне нужно лишь сомкнуть пальцы, чтобы это перестало быть пустым разговором.
Ее пальцы напряглись, сжимаясь, я смотрел на них, но представлял в них ее собственное сердце. В груди глухо кольнуло. Но это было все. И скорее всего, было лишь следствием «пустой беседы». Она сама совершила ошибку. Я был в такой ярости, что едва ли она сумела бы перебить волну гнева страхом, даже будь у нее шанс. А будь мы в другом времени, может, даже, мне удалось бы воздействовать на нее саму, как случилось когда-то с Пеллинором. Мне лишь представилось, что бешенство ударило из меня огненной волной. А он и впрямь это почувствовал. И лишился чувств. На некоторые миры мы можем воздействовать весьма странно. Иногда можно солгать себе самому, что мы способны на это и в своем.
Ее взгляд стал чуть недоуменным и озабоченным. Она сжала пальцы сильнее.
— Вы в самом деле пытались напугать меня этим? Думаете, я настолько внушаем?
Она деланно небрежно рассмеялась.
— Стоило попробовать.
— И оставить на предполагаемой записи доказательство вашей недееспособности, а не моей. Кстати, о чем вы, черт побери, вообще говорили? Что такое рефлексор?
Она посмотрела на меня с таким видом, будто собиралась вскочить, как ошпаренная кошка.
— Кто вы, черт побери? — ответила она вопросом на вопрос. — Двойник? Брат-близнец? Вас было двое? — «Да, и одного из нас звали Мордред», — мог бы ответить я не так уж давно.
— Я понятия не имею, о чем вы говорите.
— Тогда, я надеюсь, вы передадите мои слова по адресу.
— Ответ от адресата здесь и сейчас. Боюсь, вы подверглись какой-то интоксикации, не только ваш официальный представитель. Настоятельно рекомендую вам обратиться к врачу.
Она окинула меня задумчивым взглядом с головы до ног.
— Я начинаю подозревать, что не помешало бы генетическое расследование.
Я холодно улыбнулся в ответ.
— О, не беспокойтесь. Тут все на высоте. И как вы понимаете, ваши требования снова не будут выполнены. Вы провалили миссию с треском, мадам.
Она опустила голову, прикусив губу.
— А вы ведь могли бы меня понять, — проговорила она совсем другим тоном, почти кротким. — Вы же знаете, что я лишь хочу вернуть своих детей. У вас тут… небезопасно.
— У нас?.. — уточнил я.
— Вы же не станете отрицать произошедшего несчастного случая. И, по словам полковника Страйкера, вчера и вы подверглись нападению на прогулке.
— И это навело вас на мысль, что я сам причастен к подобным несчастным случаям?
— Я не знаю, что и думать. Я лишь беспокоюсь за своих детей. Я готова на все, лишь бы защитить их.
— Вы можете быть уверены в одном. Здесь они в куда большей безопасности, чем рядом с вами.
— Это угроза? — встрепенулась она.
— Не надейтесь, — ответил я довольно-таки угрожающе.
— Но как вы можете гарантировать их безопасность, если не можете гарантировать своей?
— Этот мир — очень ненадежное место, мадам. Все относительно, и можно полагаться лишь на статистические вероятности.
— Но если с ними что-нибудь случится…
— Я бы сказал, что вы за ними уже не уследили.
Она поджала губы, и в ее глазах, направленных куда-то мимо меня, полыхнула неукротимая злость.
— Этот «Янус»!.. Сперва вы забрали моего сына. Извратили, бог знает что сделали с его головой, что ему внушили! А потом и дочь. Как? Что вы с ними сделали?!
— Каждый сделал свой собственный выбор. Как вы, так и они.
— Так не бывает! — воскликнула она в сердцах. — Какой еще выбор? Есть только влияния, хорошие и дурные, правильные и неправильные!
— В чем-то вы правы. Рано или поздно дурные влияния отталкивают. Если не губят.
— Но это МОИ дети! Не ваши. Они иной породы! Им не место среди вас. Можете лгать что угодно, но вы держите их в заложниках…
— То есть, вы хотите сказать, что если я вздумаю угрожать их жизни, я смогу оказать на вас влияние?
Молчание оказалось на редкость резким.
— Если с ними что-нибудь случится, — проговорила она искренне или искусно-поддельно надреснутым голосом, — вы знаете, как вы умрете. Если вы еще не знаете, о чем мы говорили, советую навести справки. Так же как в том случае, если что-нибудь случится со мной.
— Между «желать» и «мочь» лежит огромная пропасть. Иначе сколько бы наших желаний уже сбылись, и не нужно было бы вести никаких переговоров или пытаться кого-нибудь напугать, чтобы добиться от мироздания хоть какого-то благосклонного отклика. В отличие от вас, я не считаю угрозы и убийства хорошим влиянием. Почему бы вам не пересмотреть собственную жизненную позицию? Нельзя же все время жить в неврозе. Как вы понимаете, прием окончен. Не позволите ли вас проводить? Боюсь, вам это необходимо.
Заодно пригляжу за Страйкером. Меня настораживало его благодушие в разительном контрасте с тем, как была настроена, за закрытыми дверями, наша гостья. Чьей линией поведения я был все-таки заинтригован. Не могла же она ожидать, что чего-то добьется напрямик. Лиддел Гарт бы определенно не одобрил. Отвлекала внимание? От чего? Разумеется, она понимала, что находится в безопасности. Самоотверженно решила провести краш-тест на мою психическую устойчивость, чтобы убедиться, что не создала сама себе проблем в большой политике? Что ж, это мысль. Тогда она, пожалуй, должна быть на самом деле довольна тем, как все сложилась. А свое странное поведение объяснит затем какой-нибудь спонтанной аллергической реакцией.
Она поднялась, не возражая, полностью владея собой, будто ее и впрямь уже ничто не беспокоило, и напоследок огляделась по сторонам.
— Раньше здесь было светлее, — заметила она. Это верно, кругом было слишком много белого. Это было слишком неестественно. Утомляло даже тех, кто об этом не задумывался.
— И деревья когда-то были выше.
Грубоватый ответ, как и многие за сегодня. Но должен же и у меня быть какой-то предел терпения среди этого фарса. Это были последние слова, провокации закончились.
Когда мы вышли из приемной, Страйкер, встречавший нас за дверями, приподнял брови с видом приятного удивления. Может быть, подумал, что мы пришли к какой-то договоренности, или просто прониклись друг к другу симпатией, что его, похоже, только бы порадовало. Искренне. Значит, все-таки было у этой женщины какое-то другое лицо, только мне она его старательно не показывала. Я почти поверил в то, что ее и впрямь интересовала только моя реакция на прямую атаку, чтобы знать, чего можно ждать в дальнейшем.
На людях мы вели себя дипломатично. Я выразил намерение сопроводить ее непременно до ее судна, граница которого, к сожалению, являлась границей другой державы, и проникнуть туда с инспекцией не представлялось возможным. Но уж проследить лично, чтобы она не задержалась нигде по дороге и не перемолвилась с кем-либо лишним словом, я мог. Разумеется, перемолвиться с кем-то всегда можно и по удаленной связи, но это уже совсем другой разговор…
Никаких больше сложностей и эксцессов. Как будто теперь ей самой не терпелось поскорее убраться. Ни слова больше о ее детях не прозвучало, да никому, кроме нас и не следовало знать об этих родственных связях. Зато она выразила в присутствии посторонних сокрушение об Арли и его экипаже, не моргнув глазом назвав их национальным достоянием Республики, которой неимоверно горько его лишиться. Со стороны Денеба было совсем не по-дружески сманивать к себе лучшие умы и культурных героев. Я напомнил, что Лига — Республика предположительно демократическая, и не мне, представителю державы монархической, объяснять основы личной свободы ее граждан. Хотя, разумеется, и у нас государство просвещенное, и монарх никак не деспот, а лишь «гарант конституции». Она только притворно вздохнула — полностью отгородившаяся от всего, что произошло, будто все это была не она, и не с ней. Прощалась она с философской улыбкой. Разумеется, это тоже немного нервировало, догадками о том, что какой-то посторонней цели она, возможно, достигла, о чем мы еще не знаем. Нужно будет проверить немедленно после ее отлета, целы ли и здоровы все те, кого она желала бы вернуть. Но я вполне полагался на Вирема, да и на них самих. Главное, чтобы она убралась отсюда подальше. Она умела действовать на нервы даже тогда, когда ничего в действительности не делала.
И это наконец случилось — корабль оторвался от земли и плавно направился к своей стартовой позиции на орбите. Это было официальное отбытие, возвращение после которого без особого оповещения и новых запросов было неправомерно даже в случае аварии, хотя в последнем случае, конечно, все процедуры упрощались.
Теперь стоило уточнить то, что мне давно хотелось уточнить, из-за чего я себя чувствовал будто на иголках.
— Вирем, у вас все в порядке? Никто не потерялся? Все целы?
— Да, разумеется, — голос Вирема звучал удивленно настороженно — больше удивленно.
— Последите за порядком еще немного, хорошо? Я свяжусь с вами, как только смогу.
Появилась ведь еще одна проблема. И это только из известных — Страйкер. Как неудачно, что именно он помогал мне найти данные для другого дела. Мог ли он перемолвиться с ней о нем, ничего не подозревая, по дружбе, как он полагал? Может быть, задание показалось ему забавным и оттого достойным упоминания в ничего не значащей светской беседе. Конечно, оно и так не осталось бы надолго засекреченным, но сама свежесть впечатлений…
— Полковник, мне нужно с вами поговорить. Пусть кто-нибудь вас сменит. Можем пройти в ту же самую гостевую, — они ведь созданы как раз для того, чтобы ничто, в них сказанное, не вышло наружу. Максимальная защита от всех прослушек.
— Конечно, сэр.
И я в который раз машинально задумался, откуда у нас столько общего с древней Британией? Древней не до степени конца пятого века, хотя тут как посмотреть… а этак на полторы тысячи лет попозже. Разумеется, лишь до определенной степени — кому-то когда-то, неоднократно на протяжении веков, хотелось вернуться к каким-нибудь давним традициям. Настоящей преемственности тут не было никакой. Только тяготение к определенным стилям, моде, легендам, ставшим исключительно символическими воспоминаниям о Земле, подсознательное стремление к которой становилось тем более жадным, чем невообразимее становились отделяющие от нее пространства и случающиеся надолго периоды глухой изоляции разрозненных колоний, прежде чем они развивались достаточно для того, чтобы между ними вновь восстанавливалась связь.
Страйкер удивился тому, что я пропустил его вперед, но не стал возражать. Его место дежурного за конторкой у дверей занял майор королевской космической пехоты Такер.
Здесь уже убрали. Не было ни вина, ни десертов, ни прочих отвлекающих внимание пустяков.
— Садитесь, пожалуйста, — предложил я.
— После вас, сэр, — не выдержал на этот раз Страйкер.
— Как пожелаете. — Я уселся в кресло, и он последовал моему примеру. — Я задам вам для начала самый невинный вопрос, — я улыбнулся, делая вид, что все это только шутка: — Не говорили ли вы случайно этой милой даме, с которой мы только что расстались, так, по-дружески, о том, что подыскивали для меня список покойных инженеров?
Страйкер коротко рассмеялся, впрочем, похоже, вполне искренне.
— Нет, сэр. Мне это как-то в голову не приходило.
Между тем, конечно, он был напряжен и насторожен. Я с показной рассеянностью кивнул.
— А не расскажете ли вы мне о ней побольше?
— Что именно? — Он отчего-то занервничал.
— К примеру, как и когда вы с ней познакомились?..
Его губы раздраженно сжались, а брови поползли вверх.
— Думаете, меня потянуло посплетничать? — со стороны было мало похоже на что-либо другое. — В политике не бывает пустых сплетен. Вы знаете, какие именно части она возглавляет?
— Вы имеете в виду департамент государственной безопасности?
— Именно его.
— Полагаю, вы хотите прочесть мне нотацию о том, как опасна неосторожность в общении с потенциальным противником? Не думаю, что меня можно сравнить с неразумным щенком, сэр, которому понадобились бы подобные нотации!
Резко, но естественно. Я тоже решил перейти в наступление.
— Да, возможно, в вашем случае выслушивать нотации уже поздно.
Страйкер дернулся, но сдержал еще более резкий ответ.
— Может быть, вы знаете что-то, что мне неизвестно? — сухо осведомился он.
Я подумал, прежде чем ответить.
— Да, пожалуй, что знаю.
Его плечи напряглись с непонятной готовностью к чему-то — может быть, просто со вниманием наклониться вперед, а может быть…
— Знаю, что она может воздействовать на кого-либо даже без его на то ведома, по крайней мере, он может ничего об этом не помнить… — прибавил я почти по вдохновению, импульсивно, в ответ на это полудвижение, которое тут же превратилось в действие.
Страйкер, абсолютно не владея собой, резко поднялся и выхватил из кобуры бластер. Глаза полковника словно остекленели и побелели. Поскольку он был при исполнении, мы опустили обычные процедуры перед тем, как войти в эту комнату. Справедливости ради надо сказать, что и я был постоянно при личном оружии, меня данные протоколы безопасности не касались.
— Страйкер!!!
Проклятие, не так же явно! Он не мог прожить тут все эти годы, чтобы подобное не всплыло наружу по чистой случайности, раз лежало настолько на поверхности, пусть я изрядно вывел его из себя или подействовало само его осознание, что мы находимся в надежно закрытой комнате, где никто не способен нам помешать или помочь в критический момент. Должно быть, своим присутствием она его как-то активировала, возможно намеренно. И его ли одного?.. Сколько бы жизней и где бы ты ни прожил, в такие моменты теряешь чувство реальности.
Я вскочил, раздумывая, в какую сторону уклониться — мне бы это, скорее всего, удалось, я лишь ждал, куда двинется дуло, но вместо того, чтобы выстрелить в меня, Страйкер, как механическая игрушка, вскинул бластер к виску.
«Нет! Стой!» — кажется, я даже не сказал этого вслух.
Находись я в прошлом, я был бы в полной уверенности, что успею его опередить — по генетическим причинам моя реакция была бы выше. Но сейчас, в своем времени, имея дело с профессиональным военным… Видимо, с реакцией было все в порядке, раз я успел обо всем этом подумать, прыгнув на него, пригнувшись, головой вперед, всем весом ударяя под дых и сбивая с ног.
«Зато я все-таки моложе!..» — вспомнил я, и эта мысль показалась мне странно свежей. На сколько же лет я себя обычно чувствовал?
Выстрел ушел вбок и был надежно поглощен обшивкой стены, не вызвав рикошета. В современности есть свои плюсы.
Страйкер задергался, вырываясь.
— Какого черта?!. — пропыхтел он возмущенно. Вполне трезвым голосом.
— Сперва бросьте бластер! Хорошо?.. — Я придавил старого вояку как мог, и обеими руками сжимал его вооруженную руку. Страйкер озадаченно скосил на нее взгляд.
— Как?..
— Бросьте, говорю!
Он разжал пальцы.
Я тут же схватил брошенное и, не выпуская из рук, поспешил к столику, чтобы нажать на кнопку и вызвать дежурного и… передумал.
Посмотрел на Страйкера. Он сел на полу с оскорбленным видом и смотрел на меня в ответ сердито и недоумевающе.
— Может, мне и не позволено говорить, ваше высочество, — он язвительно подчеркнул последние слова, — но ваше поведение неподобающе!
— Неподобающе? — переспросил я. — А вам не кажется странным, что у вас в руке оказался бластер, а в той стене ожог от разряда?
— Зачем вам понадобилось стрелять, я тоже не понимаю. Ваши выходки становятся все более странными.
— Мне?.. Это ваш бластер и держали его вы.
— Только прежде вы зачем-то ударили меня головой в живот, завладели моим оружием…
— Я только схватил вас за руку, а ваше оружие поднял, когда вы его бросили.
— При всем уважении!..
— Вы не помните, что случилось, верно? Не помните, как схватили бластер, навели его на меня, а затем вскинули к виску.
— Бросьте, я еще в своем уме!
— Нет. Вами управляют, вам в мозг впечатано задание…
Страйкер начал угрожающе поднялся.
Я хлопнул ладонью по кнопке. Дверь с шипением открылась, и в нее с беспокойным любопытством заглянул дежурный.
Страйкер вздрогнул, оглядываясь.
— А теперь вы не помните, как поднялись, верно? — уточнил я и обернулся к дежурному.
— Включите здесь запись. Режим конфиденциальный. И пусть нам принесут терро.
— Простите, — сконфуженно проговорил майор. — Здесь никакая запись не работает.
Вот как? Перепутал с кабинетом.
— Даже с портативного записывающего устройства?.. — Я снова передумал. — Ну и отлично! Тогда только терро.
— Продолжим, полковник, — сказал я, когда дверь закрылась. — Итак, верно, вы не помните, как вы только что встали?
Побледневший Страйкер хмурился.
— Что происходит? Что вы сделали?
— Спустил ненароком ваш предохранитель. Нет, не на бластере. Постарайтесь успокоиться и поверить, что я вам не враг. Впрочем, вы и так в это верите, гораздо больше, чем думаете.
Страйкер открыл рот, поднял брови, потом снова насупился, поджал губы, и сел в кресло с довольно-таки сердитым видом.
— Иначе первый выстрел вы бы не направили себе в голову.
На деле, сомнительное утверждение. Он мог быть запрограммирован замести следы, а первоначальное движение рассчитывалось лишь на то, чтобы удержать помеху на расстоянии. Самоубийство без попыток навредить кому-то еще вызвало бы меньше подозрений. Но иная трактовка прямо сейчас не повредит.
Страйкер только неодобрительно покачал головой.
— И раз вам и так удалось взять себя в руки, дальше будет проще. — Особенно если он доживет до того момента, когда сможет поговорить с Тарси.
— Я все еще не понимаю, что за чушь вы городите.
— Вы знаете, что я говорю серьезно. На самом деле знаете. А я хочу, чтобы вы жили и не пытались наложить на себя руки, потому что верю вам. Просто подумайте о том, что произошло недавно. Вы не помните, как оружие очутилось у вас в руке. Иногда отсутствие записи вредит, вы могли бы убедиться во всем своими глазами.
Он только хмыкнул.
— Вы сами выбрали это место для разговора.
— Да. Как я понимаю, сопротивление гипнозу входит в программу обучения высших чинов?
Страйкер кивнул.
— Тогда как бы я мог на вас воздействовать? Без каких-либо препаратов, без оборудования?
Он задумался.
— Тем не менее, у вас дважды произошли кратковременные провалы в памяти.
— Да, но на самом деле вы могли что-то применить, только я этого не помню.
— Отлично, смотрите на меня. Сосредоточьтесь. Я ничего не делаю и не двигаюсь с места. Контролируйте себя, несмотря на то, что вам не понравится то, что я скажу. Вы предупреждены об этом…
Дверь с шипением отъехала в сторону. Мы оба вздрогнули.
— Проклятие… — пробормотал я — как вовремя…
Страйкер издал невольный смешок.
В комнату вкатили тележку с нашим терро. Я поностальгировал о «Янусе», где заказ доставлялся прямо через столик. Впрочем, виноват был не сам дворец, а эта комната, в которую ничего не должно было попадать иначе как несколькими проверенными путями. Комната начинала меня раздражать. Тем не менее…
Я продолжил, когда мы опять остались одни:
— Думаю, вам лучше выпить чашечку терро прямо сейчас.
Страйкер удивленно поднял брови, но последовал совету. Как бы я его ни раздражал, он явно утомился и был не прочь восстановить силы любым образом. Немного абсурдно, ведь как раз теперь можно было бы сказать, что какой-то препарат он все же принял в такой подозрительной компании в закрытой комнате без всякой записи. Но к черту… Это его успокоило и помогло ощутить, что он помнит каждую секунду происходящего. Заодно и я с наслаждением к нему присоединился. От недавно выпитого вина оставалось неприятное послевкусие — разумеется, ассоциативное. За пару минут мы управились с первой порцией.
— А теперь отодвиньте на всякий случай все от себя подальше и слушайте. Есть большая вероятность, что опасность уже миновала, раз у вас ничего не вышло с первого раза. И есть вероятность того, что у вас и правда высокая сопротивляемость, и вы сами по своей воле откорректировали установку…
Страйкер окаменел в кресле, напряженно выпрямившись, взгляд стал отсутствующим. Я тоже слегка напрягся.
— Вы можете это контролировать, полковник, держите себя в руках, не забывайте ничего, оставайтесь здесь и сейчас. Вы можете.
Он и правда задышал ровнее.
— Вот. Все в порядке, ничего не происходит. Но вы запомнили это странное сопротивление? Уплывание куда-то?
Страйкер шумно перевел дух, поднял ладони с расставленными пальцами, посмотрел сперва на одну, потом на другую. Руки дрожали.
— Что это?..
— Вы в порядке сейчас, верно?
— Верно… — он как-то нервно пришепетывал.
— Вот так и держитесь. Все будет хорошо. Еще терро?
— Да, пожалуй… Проясняет рассудок.
— Не стесняйтесь.
Он взял чашечку, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. На его лбу выступили капельки пота.
— Это чертовски странно.
— Так и есть, это не ваша вина.
Он резко открыл глаза, сверкнувшие под насупленными бровями.
— И вы утверждаете?..
— Нет. Вы сами это знаете. Я только хочу, чтобы вы были осторожны, ни на мгновение не забывали, что происходит на самом деле и, черт возьми, чтобы жили долго и счастливо, я больше не хочу никого терять. Вам надо поговорить с психологом.
— И кому из них я должен доверять?..
— У меня есть кое-кто на примете.
— А почему я должен доверять вам?
— Может, потому что и мне надо кому-то доверять? — спросил я, помолчав. — Постараемся, чтобы это не вышло наружу, впрочем… если вы захотите поделиться с кем-то из своих близких, я не собираюсь вас останавливать, вы знаете, кому из них можно довериться. Наверное.
— Но то, что случилось…
— Я думаю, что знаю источник. Вы понимаете, о ком я говорю. А насколько он имеет отношение к вашим близким — вам решать. Я в самом деле надеюсь, что кризис миновал, дело было в неожиданности, это должно было застать вас врасплох, чтобы вы не успели защититься, но теперь не застанет. Едва ли кто-то посмел или смог совершить нечто более серьезное.
Страйкер грустно улыбнулся.
— Вы пытаетесь внушить мне это, верно?
— Пытаюсь помочь вам утвердиться в этой мысли.
Страйкер задумчиво отхлебнул терро.
— Как я понимаю, мне теперь лучше не иметь оружие под рукой?
— Полагаю, да… какое-то время. Вы могли бы просто разрядить его.
Он начал было кивать.
— Но если случится непредвиденное и кто-то примет вас за угрозу, постарается опередить…
— А… — понимающе произнес Страйкер.
— Надеюсь, ненадолго. Мы постараемся установить уровень опасности.
— И думаю, мне будет лучше держаться от вас подальше.
— Думаю, как раз не стоит. Не стоит покидать службу — вы ведь об этом подумали? И не стоит отдаляться. Просто мы будем знать о риске. И постараемся извлечь из него побольше пользы для нас всех, только не для врагов.
Он был готов улыбнуться. Но перламутровая кнопка вызова посреди стола замигала багровыми вспышками тревоги. Дверь опять распахнулась.
— Простите! — выпалил запыхавшийся дежурный. — Вы должны это знать. Корабль «Лиги» только что потерпел крушение — взорвался при переходе в гиперпространство! Совершенно так же, как «Денебский Штандарт»!..
Мы со Страйкером одновременно вскочили с кресел. Дежурный невольно от нас попятился.
— Ужасное совпадение!.. — беспомощно закончил он.