Когда утром появился Вирем, я буравил взглядом потолок.
— Уже не спите? — деликатно поинтересовался адъютант.
— Нет. Доннер… «Денебский штандарт» — это же чертовски большой корабль. На нем была уйма людей.
— Да, — подтвердил он.
— И все друг с другом на этом уровне связаны каким-либо образом. У вас случайно не было там родственников?
Судя по звуку, Доннер что-то куда-то наливал.
— Близких — нет.
— А друзья? — я посмотрел на него. Доннер кивнул, сдержанно. А вот друзья были, судя по этой сдержанности.
— И вы все это время носились за мной с успокоительным?
Вирем пожал плечами:
— Потому что это и есть лучшее успокоительное.
— Верно…
— А вы сами-то хоть помните вашу вчерашнюю речь?
— Которую? — Что-то, конечно, вспоминал… яркими вспышками.
— Ту, где выражали соболезнования семьям всех погибших, говорили о том, что прекрасно сознаете, что это не только ваша потеря, что многие потеряли близких.
— Да, сознавал. Даже чувствовал. Только не так, как сегодня. Может, сильнее, но по-другому.
Он слегка ухмыльнулся.
— Это все время меняется. Хотя кажется, что уже сделал все открытия. Боюсь, все равно не представляю и не могу представить, что с вами происходит. Потому что как бы это ни было для каждого, но… — он замолчал.
— Все сходится в одной точке?
— Вроде того.
— Как бы не коллапсировать в черную дыру, — без особой иронии пошутил я.
— Угу… — посочувствовал Вирем. — Ваш заказ готов. Я принес его.
— Спасибо.
Это значило, что теперь я избавлюсь от нелепых траурных лент.
Войдя снова в кабинет, Вирем резко затормозил, чего обычно не делал, ошарашенно огляделся и уставился на меня круглыми глазами.
— Эрвин Доннер Аллет! — воскликнул он с расстановкой. — Я должен был ожидать, я видел все приготовления, но эффект… — он обвел взглядом и комнату, и меня в ней. — Это абсолютно другое место! — констатировал он. — И почему я только сейчас вспомнил, что мы тезки? Я же знаю полное имя и все официальные титулы…
— Вторым именем я никогда не пользовался. Почти. Как и фамилией. — Тут я и сам призадумался — как квалифицировать использование имени хоть и на собственной памяти, но находясь при этом в разуме собственного предка? Заодно, это всегда позволяло считать второе имя принадлежащим его настоящему владельцу, а не мне. — Это всего лишь традиция.
Вирем пожал плечами.
— Имя и фамилия всегда всего лишь традиция, разве нет?
— Особенно, когда ими не пользуешься. — Да еще тщательно скрываешь всю жизнь.
Правда, сейчас время для другого имени подошло в самый раз. Любопытно, что Вирем отметил это без всякой подсказки, раньше, чем осознал я сам. Потому что прежний человек, с прежним именем — умер. Несмотря на то, что я привнес сюда больше своего, чем когда бы то ни было раньше, а черно-серый мундир, сменивший белый с траурной лентой через плечо, должен был напоминать о «Янусе». Он и напоминал, но здесь, посреди этих графитных стен, с геральдическим значком с драконьими крыльями вместо золотой спирали времени, был чем-то еще совсем другим.
Хотя, помня свой сон, я посмотрел утром в зеркало. Я все еще оставался рыжим, но в остальном — тьма и так всегда была моей.
Я кивнул на включенный монитор.
— Насчет расследования. Разумеется, все очень рассеяно. Но все выглядит именно так, как выглядит? Ни опознаваемых деталей корабля, никаких останков?
— Нет. Но вы понимаете — аварии в самый момент перехода всегда выглядят именно так. Простите, сэр, после такого еще никто не возвращался.
Я возвращался. Но тут было много различных «но» — корабли были значительно меньше и не оставляли за собой мощной, оплавляющей случайный космический мусор, вспышки, даже когда мусор с корабля выбрасывался нарочно, под проекцию картины взрыва. А «Денебский штандарт» все-таки «чертовски большой корабль»… Возможность подобного маневра стремилась к нулю, даже если бы им управлял сам Доннер Аллет. А для любого, кто не был бы так ловок, как он, и настолько заинтересован, как я, и вовсе являлась нулевой. Но разве вселенная вокруг нас не всегда шутила шутки?
— Вирем, насчет «Горгульи»… — Которую я сам взорвал во сне…
— Да, сэр?
— Когда у нас ближайшее окно хотя бы в час? Мне нужно наконец их увидеть.
«Горгулья» оказалась не только в пределах Денебского королевства, но и во дворце, хотя об этом не знал даже ее экипаж, также размещенный здесь, в одной из его «изолированных» частей. Положение их весь последний месяц, конечно, было двусмысленным, но пока еще они в достаточной мере ощущали себя гостями, чтобы не начать взламывать замки и устраивать революцию, хотя, может, и следовало бы. Но наши гости отличались отменными манерами. Доннер организовал нам встречу в небольшом тихом зале, вдали от повседневной суеты.
— Приветствую всех, — начал я, помахав им от двери, пытаясь загладить неловкость торопливостью, — я узнал о том, что вы здесь, уже три дня назад… — Или, может, четыре? — Простите, у меня не было времени навестить вас, но я рад тому, что с вами все в порядке, и что Вирем уже объяснил вам, где вы и что происходит. Вы имеете полное право мне не верить, но…
— Конечно, верим! — нетерпеливо перебила Джелли. — Не для того же ты возвращался назад во времени и спасал нас, чтобы потом подставить, не будь смешным!
Я изумленно посмотрел на нее и, выдохнув, улыбнулся. В глазах чуточку защипало. Не только Джелли, но и обнимающий ее за плечи Майк, его отец, одобрительно кивающий за их спинами, все члены экипажа, чьи имена я помнил, и чьи не помнил, они все выглядели понимающими, дружелюбными и терпеливо-сочувствующими. Кареллы… ох, оба они были здесь и старались скромно держаться позади, смущенные и потерянные. Я кивнул им, но оказался не в силах надолго задержать на них взгляд, как бы это ни могло показаться с моей стороны холодно или враждебно, хотя не было ни тем, ни другим. Просто споткнулся о неконтролируемый всплеск чувств, которых не мог себе сейчас позволить.
— Я успел почти вас забыть. Вы, конечно, знаете, что произошло… — Да уж, совершенно ни к чему повторять очевидное, это только я тут не появлялся все это время, превратившееся для меня в один сливающийся длинный день. — Поэтому я не мог придти сразу, и не мог поручить кому-то другому просить вас решить, раскрывать ваш секрет или нет — как бы ни было скучно, для вас это и правда безопаснее. Само несчастье причина того, что я узнал, что вы все еще здесь. Сперва нам сообщили, что вы покинули королевство. Мы понятия не имели, правда это или нет, и не случилось ли чего-нибудь похуже. Могли лишь надеяться на лучшее. Но после трагедии я автоматически стал обладателем допуска к информации о вас.
Вирем кашлянул.
— Я бы еще мог добавить, — вставил лейтенант, — что его первым желанием было вылететь к месту трагедии с вами, на вашем корабле. Но подготовить судно к полету сразу было бы очень затруднительно.
Я увидел, как непроизвольно напрягся Арли, все это время дружелюбно выжидающе молчавший, не мешавший нам выговориться, но по нему было абсолютно ясно видно, что он никого не осуждает.
— С вашим кораблем все в порядке, — заверил я, — он здесь же, в ангарах дворца. Но замаскирован и опломбирован в ремонтном доке. И помимо того, что нам нужен был корабль, немедленно готовый к старту, мы не знали, какое это может произвести впечатление, какой может дать старт слухам, с которыми нам пришлось бы дополнительно справляться.
— А как вы полагаете, какие могут быть слухи теперь, когда мы внезапно объявимся после случившегося, со всеми сказочными трюками, что нам приписывают, со всем нашим, может быть сомнительным прошлым? — спокойно спросил Арли. — Или, на самом деле, мы вовсе и не появимся?
— Я думал об этом, — признал я. — Но не вижу смысла в том, чтобы прятаться и давать шанс тем, кому наше существование может быть поперек горла, уничтожить нас по частям. Так что, если только вы сами не решите иначе — то пусть всех сразу, как яйца в одной корзинке.
Джелли звонко рассмеялась.
— Про пучок соломинок было бы банально! Такой подход куда ближе к нашей развеселой реальности!
— Но окончательный выбор за вами. Мы можем продолжать скрывать ваше существование, или предоставить вам ваше или любое другое судно для осуществления любых ваших собственных планов, обеспечить, насколько это возможно гарантировать, безопасный путь туда, куда вам захочется, внутри королевства или за его пределы.
Они немного зашумели, но, кажется, никто не принял всерьез последних предложений.
— Так значит, мы выходим на свет? — удовлетворенно подытожил Майк, взглянув на отца. — Мне жаль только, что повод к этому так печален.
Я кивнул с признательностью. И, не удержавшись, добавил:
— Миры, по которым мы ходим — прах наших предшественников. Мы тоже внесем свой вклад.
Только это нас и извиняет. За то, что мы еще живы. Каждый в свой период времени и ненадолго. Будущее, где нас нет, никуда не денется.
— Эрвин! — окликнул Нейт, и я почувствовал, будто прирос к полу. Они все же двинулись мне навстречу, и все перед ними расступились. Я очень осторожно взглянул на них и перевел дух. Нейт выглядел бледным, в глазах его застыло трагическое сочувствие. — Я просто не знаю, что сказать, — пробормотал он, — но я должен. Мне очень, очень жаль…
— Мне тоже, — отозвался я, и обнаружил, что сказал это одновременно с Тарси, на которую все еще избегал смотреть, сосредоточившись на Нейте. — Уф… — и выдохнул, кажется, тоже одновременно. — Прости. — Проклятье, и это тоже, или у меня просто двоилось и звенело в ушах?
— Ваше высочество, — с тревогой позвал Вирем. — Боюсь, должен напомнить, что через пять минут у вас конференция. — Он немного преувеличил — через пятнадцать, но действительно должна была быть, он ничего не выдумал, и я понимал его желание, чтобы я попал на нее во вменяемом состоянии.
— Да, простите, — повторил я, уже приходя в себя. — Мы еще увидимся. Непременно. Я вернусь… и вы вернетесь, раз вы больше не тайна ни для меня, ни для кого-либо еще. — Я даже выдавил из себя улыбку, хотя зрение совсем подводило, и я не был уверен, что смотрел в этот момент в нужную сторону. — Я рад, что вы здесь, и хотя бы с вами все в порядке…
На этом заряд бодрости кончился, и я позволил Вирему увести себя прежде, чем окончательно расклеюсь. Ох уж эти смешанные чувства, и эта проклятая паранойя…
Реакция на возникновение «Горгульи» из безвестия не заставила себя ждать. И теперь я имел «удовольствие» столкнуться с ней лично: с практически немедленным, — я даже не успел встретиться с только что рассекреченными друзьями во второй раз, — требованием Солнечной Лиги отказаться от покровительства опасным экстремистам, составляющим экипаж «печально известного» корабля «Горгулья». Пока приватным, в духе фальшиво-дружеского совета от представителя посольства. На которое я мог ответить парой строк, отправленных все так же приватно:
«Чем же они, по-вашему, так опасны? Мы не располагаем подобной информацией. По нашим данным, репутация корабля и его экипажа безупречна, по крайне мере, в наших границах».
В ответ мне прислали копию пакта об экстрадиции опасных преступников, без комментариев.
Я ответил копией поправки в тот же пакт о невыдаче лиц, чья вина никоим образом не подтверждена, также без комментариев.
Мне прислали копию параграфа об ультимативном требовании выдачи без приведения подробных засекреченных данных, когда дело касается преступлений против государства.
Я заметил, что это уже может быть рассмотрено как попытка вмешательства во внутреннюю политику другого государства, что опять же исключает экстрадицию.
В ответ пришел весьма неприятный намек, где мне предлагалось провести параллели между внезапным появлением корабля, и недавно произошедшим несчастьем.
Я ответил довольно сдержанно, что никаких параллелей не вижу.
«Возможно, вам выгодно не видеть этой параллели, которая может быть очевидна остальным? Нет-нет, мы ни на что не намекаем, пока еще, но, кажется, незадолго до трагедии шла речь о смене приоритета наследования?»
Я был готов к подобному давным-давно, и хотя это меня закономерно взбесило, но не слишком выбило из колеи.
«Ничего очевидного, в отличие от вас мы готовы обнародовать секретные протоколы, подтверждающие, где находился корабль и его экипаж в то время, о котором вы упоминаете, и предоставить свидетелей. И раз мы точно знаем, где находились они, но не располагаем данными, которые вы скрываете, или которых просто нет, не кажется ли вам подозрительной параллель между вашей настойчивостью и тем самым недавним несчастьем? И то, и другое может оказаться попыткой агрессивного вмешательства в чужую внутреннюю политику».
«Упаси боги, какие еще параллели?! Мы не имели в виду ничего подобного. Но жест доброй воли с вашей стороны весьма укрепил бы вашу позицию на международной арене!»
«Уверен, ее гораздо больше укрепит узаконенное в Денебе прямое право вето действующего монарха, либо того, кто его замещает, на любые попытки обсуждения данного вопроса в парламенте в связи с какими бы то ни было пактами или ультиматумами. Если желаете испортить дипломатические отношения и собственную репутацию из-за такого мелкого предмета спора, и спровоцировать более тщательные расследования всех ваших действий в пределах Денеба, не смею вас останавливать».
Несколько попыток воззвать к голосу разума я проигнорировал, и наконец в эфире воцарилась тишина.
И в остальном тоже в какой-то момент повисла «тишина», обманчивая, временная, пузырек пустоты между вчера и завтра, старой и новой эпохой, перед тем, как произойдет нечто неизвестное — все двинется своим чередом, или обрушится в пропасть, или взорвется, сметая все на своем пути. Но пока еще это было усыпляющее опасное спокойствие. Огромная машина, отлаженная веками, продолжала работать сама по себе. Должно быть, из нее выпали какие-то детали. Неизбежно вкрались какие-то ошибки. Кто-то непременно должен воспользоваться ситуацией к своей выгоде. Но пока это было незаметно. Должно пройти какое-то время, прежде чем что-то проявится. Но что именно следовало сделать? Это далеко не пятый век. Ничего общего. Я мог придти тогда на пустое место и сделать что угодно — ведь что угодно было бы лучше пустоты. Но тут ее не было. Неосторожное движение, напротив, могло все разрушить. Разрубить гордиев узел иногда то же, что применить «последний довод идиотов», и я знал, что бываю к этому склонен, иногда более обычного. Денеб казался чем-то вроде гигантской космической сияющей паутины из углеродных трубок, с точкой напряжения и возможного разрыва совсем рядом, без создавшего ее паука, и пауком могло оказаться что угодно, что научилось на ней паразитировать. Я ощутил со всей четкостью, что я этого еще не умею, и все, чем я когда-то был — едва ли было мной. Но огромная машина все еще работала. Оставалось надеяться, что инерции хватит до тех пор, пока я не разберусь с ней. Хотя, что и говорить, это было скорее самообманом. Казалось, я остался в живых только затем, чтобы увидеть, как все рухнет, превращаясь в прах, именно в моих руках, чтобы было очевидно, кто виновен в этом упадке.
В кабинете с графитными стенами, со всеми отключенными микрофонами, камерами и экранами, мы сидели вдвоем, с бокалами, наполненными золотистым густым альтаирским вином, по большей части позволяя ему просто испаряться в пространство. К призракам тех, кого мы потеряли.
— Мы не говорили об этом раньше. Но вы знаете, что нам многое известно. — Я все еще употреблял слово «мы», хотя тех, о ком я говорил кроме себя, здесь не было. Или не было уже вовсе. — Мы многое поняли сами. И Тарси упоминала вскользь… Нет, никаких подробностей. Почти. Нам казалось хорошим тоном, зная, не заговаривать об этом. — Я глянул на сидящего в кресле Арли, а иначе говоря, Барда Фейербласта, последнего короля Веги, чье настоящее имя было связано с одними ужасами, и тот кивнул:
— Конечно. Все мы знали и давали друг другу это понять. Но я понимаю — стоит расставить точки над «и». Ведь мы впервые собираемся поговорить начистоту. Вежливость и оберегание чужих чувств никому не помогут.
— Верно, благодарю вас. Но ваш экипаж? Знают ли они? Хоть кто-то из них? — Арли покачал головой. — Хотя бы Майк?
Он задумчиво покачал головой снова, потом усмехнулся и пожал плечами.
— Мы не говорили с ним об этом, но, думаю, он может догадываться, или даже знать. Возможно, они говорили с Тарси о большем, чем известно мне, и молчали об этом все из тех же соображений.
— Понимаю… — протянул я.
Арли бросил на меня быстрый взгляд исподлобья. Будто хотел поинтересоваться, не считаю ли я Майка кем-то вроде соперника. Не считал — они с Тарси сблизились в то время, когда им пришлось вынужденно скрываться, но даже по последней встрече я видел, что ему все еще ближе бойкая Джелли. А с Тарси у нас и так было все сложно, и я не стал бы ее удерживать, если бы она решила сделать какой-то иной выбор. Возможно, почувствовал бы облегчение.
— Но, если намекнуть ему, наверное, он дал бы как-то понять?
— Вы так думаете? — его голос был полон иронии.
— Не знаю.
Он кивнул с мрачным удовлетворением.
— А что думаете о том, что могло произойти тогда? О том, как я мог быть во все это замешан? В убийство близких, в сумасбродный разрушительный режим, взорвавший королевство, так же, как был в итоге взорван королевский дворец? Вы убеждены в том, что это происходило без моего прямого участия? Откуда такая уверенность? Или, подождите, вы сумели преодолеть буфер и заглянули туда сами? Вы видели, что произошло?
— Нет. А насколько бы вы поверили в мою причастность к недавней катастрофе?
Судя по его взгляду, не поверил бы. А зря, я понятия не имел, что за монстры кишат в глубинах моего мозга. Наверное, так же думал о своих и он.
— Вы ведь не можете ни в чем быть уверены. Вы знали, что мы знаем о вашем прошлом, и это вас не беспокоило. Но вас беспокоит Майк, потому что он ваш сын. Его мнение единственно важно для вас. И вы эмоционально заинтересованы. Я тоже заинтересован — в своем случае. И я не уверен в том, что обо мне можно сказать что-то хорошее. Мне нужен взгляд со стороны, своего рода мерило адекватности, и кто-то, кто имеет хоть какое-то представление о том, как управлять королевством. Мне нужна ваша помощь.
Арли вздохнул, помолчав.
— Я мог бы сказать, что вы ищете не там. — Он выдержал паузу, угрюмо-задумчивую. — Но где еще искать? Все верно. Только имейте в виду, из меня был просто дьявольски скверный король. И даже, практически, не был.
— Я знаю.
— И мерило адекватности из меня то еще.
— Зато вы можете понять мои проблемы. И, в отличие от меня, вы выросли во дворце, вы знаете хоть что-то об всех этих звездных королевствах изнутри.
— Не буду обнадеживать. Слишком много лет прошло с тех пор, как ничего хорошего и не было.
— И не надо обнадеживать. Мне нужно лишь, чтобы было с кем посоветоваться и поговорить. Ведь, возможно, мы части одной картины.
Одной истории, так уж точно.