Почти на все вопросы существовали ответы. Антон как-то объяснил ей, что их следует искать на разных уровнях: историческом, моральном и духовном. Исторические вопросы связаны с проблемами власти, с истощением ресурсов и порабощением населения. Вопросы морали касаются последствий личных деяний, того, как человек относится к другим людям, как он с ними обращается. Что же касается духовной сферы, то это вопрос отношений с Богом. Антон утверждал, что на свете нет ничего случайного. Каждый волос на голове сосчитан.
Но его уверенность не могла утишить Адины страхи.
III
Вскоре после начала войны Ирина Бук отправила детей из города к разным родственникам, в деревню. Адина мать верила, что удаляет их от фронта. Однако вскоре война была уже везде.
Аду поселили у тетки, жилистой женщины с лицом, сморщенным и изрытым оспинами так, что оно напоминало ядро грецкого ореха. Сестра матери жила в домике под соломенной крышей, всего с двумя комнатами, без электричества, на краю деревни, состоявшей из двух дюжин хат и окруженной полями. Окошки были крохотными, а дверь плотно не закрывалась. Холодными ночами в дом пускали коз и кур, чем приводили в неистовство собак, гонявших эту живность до тех пор, пока тетка не втаскивала своих дворняг на кровать, в которой спала вместе с Адой.
- Здесь полно места, - уверяла она Аду, которая, просыпаясь, часто обнаруживала, что обнимает за шею черного пса Бровка.
У тетки не было детей, и она завидовала плодовитости сестры. Вот ведь, мол, как сложилась жизнь: у горожан всегда всего было больше, в то время как добропорядочные крестьяне нищенствовали. Не удивительно, что произошла революция. Тем не менее тетка радовалась компании Ады, а когда узнала, что девочка грамотная, вытащила на свет божий Библию, оставшуюся от покойного мужа, и заставляла Аду читать ей, пока она готовила обед из грубой кукурузной муки и картошки. Больше всего она любила историю о Ное.
- Все вы - дети Ноя, - говорила она своим собакам и курам, осеняя крестным знамением себя, а потом и дворовую живность. Петух, явно бывший язычником, сердито кукарекал в знак протеста.
Деревушка была бедной, но постоянно кишела вооруженными людьми. То солдаты утюжили заснеженные улицы, то гражданские с ружьями. Тетка игнорировала и тех, и других.
- Все это мужские дела, - говорила она и гнала их от дома. - Все они рано или поздно попадут в ад.
Как-то она взяла Аду с собой на другой конец деревни, где жила женщина, которая меняла яйца на масло. Проходя мимо самого большого дома, Ада увидела солдат, собравшихся перед массивной коричневой дверью. Солдаты громко смеялись, курили и затаптывали окурки в снег, усыпанный осколками битых бутылок.
- Никогда и близко туда не подходи, - предупредила ее тетка. - Это дом, в котором они держат своих женщин.
Тетка не давала Аде скучать, заставляла шить, латать одежду и лепить свечи из пчелиного воска. И пока племянница работала, без умолку жаловалась ей на своих братьев и сестер.
- У моего брата полно денег, - говорила она. - Но он жмот и эгоист, ни разу в жизни не позаботился ни об одной живой душе. Он бы ни за что не понял, зачем я вам помогаю.
Ада хотела было возразить, что дядя, между прочим, приютил двух ее братьев, но решила не связываться.
Она любила кататься на коньках по вечерам. Как-то раз, вымыв после ужина тарелки и покормив остатками еды кур, она сняла с крючка над очагом деревянные коньки, взяла метлу и побежала на пруд.
Усевшись на смерзшийся снег, прикрутила коньки. Снег завалил весь лед, и она пожалела, что не прихватила лопату. Пришлось расчищать дорожку метлой. От холода кружилась голова и перехватывало дыхание. Она посмотрела на звезды, усыпавшие небо, словно снопы искр. Ей казалось, что все родные здесь, рядом с ней - мама, отец, братья, сестры, - будто расстояния не существует, потому что они живут в ней постоянно. Поработав метлой, Ада быстро согрелась, у нее раскраснелись щеки. Одна, на заледеневшем пруду, под луной, она снова ощутила благословение, почувствовала себя дочерью вечных стихий - а война ее не касается. Вскоре, расчистив замысловатую дорожку, она уже скользила по льду, с угловатой грацией выделывая танцевальные па, мурлыча себе под нос песенку о костре, который светит в тумане, и вспоминая о том, как они со Славой играли в Крыму, на берегу Черного моря. Было забавно посреди снежного поля представлять себя на песчаном пляже. Закрыв глаза, она увидела монастырь, кота пасечника и рыжеволосую женщину на волнах. Вдруг она начала чихать - пора возвращаться. Подъехав к берегу, Ада села, открутила коньки и собралась уже было идти домой. Но ночь сияла, как церковь на Рождество, и она загляделась.
Неподалеку, не заглушая мотора, остановился военный автомобиль. Странно. Что ему надо здесь - посреди пустоты? Она подошла и, наклонившись, заглянула в окно. В этот момент дверца распахнулась, сбив ее с ног, на нее прыгнул он - волк в военной форме. Лунные блики играли на его начищенных пуговицах и медалях. Щеки оцарапала жесткая щетина, язык, словно язык теткиной собаки, облизал ей веки и ноздри, зубы до крови впились в шею. Он рванул на ней пальто, кофту, и ее маленькие груди обдало ледяным холодом. Юбка задралась, Аде показалось, что ее разрывают надвое, и что-то твердое вонзилось в нее, словно хотело достать до чего-то, находящегося глубоко внутри. Потом рука сомкнулась у нее на горле. Она почувствовала себя той лягушкой, в которую ее брат когда-то засунул шутиху. Сделав свое дело, зверь встал, сплюнул и помочился на снег. Потом, даже не взглянув в ее сторону, сел в машину, свирепо хлопнул дверцей и укатил, оставив девочку распластанной на снегу. Ада лежала долго, глядя на мерцающие звезды. Когда одна из них, падая, прочертила небо, она машинально закрыла глаза, чтобы загадать желание. Но не посмела произнести его вслух, потому что она хотела, чтобы этот военный умер.
Тетка спала, сидя в кресле у погасшего очага. Ада проскользнула мимо. Если тетка узнает, придет в ярость, потому что строго запрещала Аде одной выходить из дому по вечерам, она ведь предупреждала ее насчет солдат.
Взяв таз и ведро воды, Ада тихо вышла во двор. Весь мир был покрыт сияющей пленкой льда. Она разделась. Зажатая в руке окровавленная одежда трепетала на ветру, словно гривы огненных коней, мчащихся сквозь снежную пустыню. Она погрузила ее в воду, уже подернувшуюся ледяной коркой. Слезы катились из глаз и замерзали на щеках. Ада попробовала копать землю, чтобы зарыть не отстиравшееся белье, но земля была твердой, как гранит. Черная коза подбежала и боднула ее своими острыми рогами. Из руки пошла кровь. Ада вернулась в дом.
Не желая тревожить собак, спавших в кровати, она расстелила одеяло на полу и легла, запихав одежду под подушку. Глядя в потолок и прислушиваясь к теткиному храпу, Ада думала: интересно, как там мама? Она скучала по ней. Была бы мама рядом, она сумела бы ее утешить.
Бровко проснулся, прыгнул на нее, обнюхал и попытался лизнуть. Она
инстинктивно отмахнулась, стукнув его по носу, - обескураженный пес смущенно отполз от ее ложа.
- Поздно вернулась вчера? - спросила наутро тетка.
Ада, всю ночь не сомкнувшая глаз, кивнула и отвела глаза, чтобы старуха не заметила слез. Та хорошо понимала, каково девочке.
- Ладно, не горюй, сейчас не до твоих бед, у нас полно работы, сказала она и принялась разводить огонь в очаге. Скоро хата наполнилась древесным дымом.
Выйдя на крыльцо, Ада увидела, что солнце уже рассыпало по снегу пригоршни алмазов. В небе - ни облачка. Куры окружили ее, настойчиво требуя дани. В тот миг она поняла, что миру столько же дела до нее, сколько этим надменно равнодушным курам. До конца жизни она за исключением одного случая, не проронила ни слова о той злополучной ночи, и лишь несколько человек догадывались, что с ней случилось тогда нечто ужасное. С годами она похоронила тот вечер под многослойным покровом земли и воздуха, времени и воображения, вспоминая о нем лишь как о последнем катании на пруду, перед тем как лед разворотило бомбами.
Но с тех пор нарушился мир в ее душе. Она больше не помнила снов. Слышала ли она голос или видела лицо, во сне или наяву, стоило ей очнуться, как видение рассыпалось в прах. Ей часто снился дедушка, школьный учитель, который, стоя у доски, говорил: "Душенька, ты ведь знаешь, что этот город основали три брата. Но беда в том, что они ненавидели друг друга..."
IV
Потом пришло письмо от отца. Он велел возвращаться в город: мама была при смерти.
Идя домой с вокзала, Ада с бьющимся сердцем нервно косилась на немецких солдат, маршировавших с винтовками за плечами. Незадолго до того пакт Молотова-Риббентропа сделал союзниками Германию и СССР, и они принялись делить между собой Восточную Европу. В течение некоторого времени воскресенские коммунисты еще удерживали власть, многие друзья Адиной семьи были арестованы и либо сосланы, либо казнены. Среди почти двух миллионов людей, исчезнувших менее чем за год в их краях, был и Виктор, брат Ады.
Потом немцы напали на своих недолгих союзников. Теперь мало кому из соседей можно было доверять - никогда нельзя было знать заранее, кто окажется немецким прислужником. Оккупация длилась уже четыре месяца. Отступая, коммунисты перебили своих узников, и все думали, что Виктор мертв.
Некоторые воскресенцы приветствовали приход немцев, полагая, что те будут обращаться с ними лучше, чем прежняя власть, и помогали новым хозяевам. В первые же дни после их прихода случился еврейский погром, унесший тысячи жизней. Одни говорили, будто его спровоцировали отступающие коммунисты. Другие - что люди давно жаждали еврейской крови. Так или иначе, евреев принялись уничтожать гитлеровцы, и еще до конца года на оккупированной территории их погибло около миллиона.
Большинство населения с самого начала к немцам относилось скептически, немногочисленные партизанские отряды наряду с оккупантами вносили в список врагов и тех, кто пошел к ним на службу. Рейхскомиссар, выступая перед своими офицерами, заявил, что его задача состоит в том, чтобы максимально обескровить народ. "Если я найду местного, достойного сидеть со мной за одним столом, - сказал он, - я немедленно прикажу его расстрелять". Гиммлер пошел еще дальше, поставив цель "истребить всю местную интеллигенцию". Круг скептиков расширялся стремительно по мере того, как лишившиеся какой бы то ни было защиты граждане начинали понимать, какими недочеловеками считает их новая власть.
Вернувшись домой, Ада застала там всех сестер и братьев, прибывших раньше нее, их присутствие создавало в квартире неуместно веселую атмосферу, несмотря на тесноту, кучи грязных простыней и запах пота.
- Мы как стая стервятников, ожидающих смерти оленя, - сказала Галя, более чем кто-либо из родственников склонная видеть все в черном свете.
Дети по очереди дежурили у постели умирающей матери, которая всячески старалась подбадривать их. Указывая на достопамятный семейный портрет, висевший на стене, она спросила как-то у Ады, помнит ли она день, когда он был написан.
- А как же, я не могла дождаться минуты, когда можно будет улизнуть на
море, - ответила Ада, уткнувшись лицом в мамину шею.
Когда мама засыпала, сестры и братья собирались в гостиной. Как-то близнецы перетягивали самодельный "канат"-шарф до тех пор, пока Эдуард не отпустил свой конец и Ганнуся, падая, не налетела на Крыстю, которая подняла такой рев, что Аде пришлось шикнуть на них, чтобы они не разбудили маму.
Однажды, сидя у окна, Ада увидела отца, которого вели по улице четыре вооруженных солдата. Они остановились перед резной, с орнаментальными панелями, дверью их дома. Ада постучала по стеклу - ее никто не услышал. Она хотела открыть окно и позвать, но окно оказалось заклеенным. В этот момент один из солдат ударил отца прикладом винтовки. Судья Сичь рухнул на колени. Ада дико закричала. Братья и сестры в испуге повернулись к ней, но она сказала: нет, ничего, просто какая-то старушка упала, играйте себе. При этом она так свирепо посмотрела на них, что они безропотно повиновались. Тем временем другой солдат накинул отцу на голову мешок и облил его какой-то жидкостью. Ада опрометью выскочила из дома, тяжелая коса хлестала ее по спине.
Когда она попыталась пробиться к отцу, дородный белобрысый солдат преградил ей дорогу. Она лягнула его ногой и ногтями впилась ему в шею. Солдат дважды ударил ее: в живот и в висок. Падая, она заметила, что отец пытается встать. Он качнулся вперед, потом назад, Ада услышала, как он закричал, но ничего не увидела: кровь залила ей глаза. Вокруг стали робко собираться люди, послышались проклятия, но никто не решился помешать солдатам или позвать на помощь, да и от кого было ждать помощи. Крик взвился с новой, звериной силой, и, приподнявшись на локте, Ада увидела огненный столб, метавшийся по булыжной мостовой. Она молила бога лишь об одном: чтобы никто из ее братьев и сестер не стоял сейчас у окна. Потом она потеряла сознание. Когда очнулась, солдат уже не было, лишь на мостовой лежало обуглившееся тело, напоминавшее припорошенное песком обгоревшее бревно. Кто-то оттащил его на тротуар, чтобы освободить проезд машинам. Над ней склонился брат Влодик. Трудно было поверить, что не нашлось ни одной живой души, которая решилась бы помочь отцу, но Ада понимала: все боялись.
Она никогда так и не смогла заставить поверить в это людей, которые не видели войны.
Какой-то мужчина помог брату поднять ее.
- Это Лев, - сказал брат. - Мой товарищ.
Ада кивнула, отряхивая платье.
- Позвольте мне вам помочь, - предложил Лев Крук.
Она долго смотрела на него невидящими глазами, потом зарыдала и снова упала на землю.
- Побудь с ней, - велел Влодику Лев. - Я кого-нибудь позову.