Пищик. А скажите, античного мужества человек, где же опять же министерство ваше, курьеры там, рассыльные? Где мое министерство, пропадай моя телега?
Лопахин. Не знаю. Ни телеграфной, ни почтовой связи нет. Ехал сюда на два дня с личным поручением Савинкова, а застрял, похоже, до самой смерти, благо она, косенькая, уже за окошком стоит.
Гаев. Отчего же вы так убеждены, что нас расстреляют?
Лопахин. Нас? Исключите себя из этого приятного списка. Преданные Верховному правителю России войска расстреливают исключительно краснопузых смутьянов, вешают мародеров, немножко жгут жидов, а вызывающих сомнение субъектов, вроде вас, просто допрашивают в контрразведке. Иногда, если повезет, отпускают - для поддержания численности верноподданных. А вот министришку, вроде меня, наверняка ждет могилевская губерния. Надеюсь, ее географическое месторасположение никому объяснять не надо?
Кретьен. Могильёв? Это там, гдье Польтава? Мальороссия?
Все удрученно молчат.
Кретьен. Я попаль пальец в рот? Non, non, пальец в нёбо... Так?
Пауза Лопахин. (Пете) Те двое - расстреляны?
Шарлотта. Нет. Их закололи штыками китайские интернационалисты из моей бригады.
Петя. В отместку за двух расстрелянных вашей контрразведкой подпольщиков-путейцев...
Все. Как растреляных? Почему заколоты? Нам же обещали...
Лопахин. Вот что, господа! Впрочем, то же относится и к товарищам.
Бежать надо...
Гаев. Нам и здесь хорошо. Не правда ли, сестра? Зачем бежать? Куда бежать? Где еще мы найдем тюрьму с бильярдом и таких собеседников...
Лопахин. Баба вы! Всего мужского - этот кий да шары. (ломает кий, обломки разбрасывает) Что теперь скажете?
Гаев. Люба! Я не хочу жить, Люба! Я никогда не прощу родителям, что они произвели меня на свет!
Лопахин. Кого?
Гремят засовы и в подвал вваливается полковник Василий Васильевич Соленый в походном мундире.
Василий Васильевич. Господа! Россия слиняла в три дня. Не хочу другой России, не хочу другой России. (визгливо кричит) Не хочу другой России! (отыскав глазами Епиходова) Помню, помню. Вы надзиратель тюрьмы. Сколько времени вам потребуется, чтобы очистить тюрьму от этого паскудства? (закрыв глаза)
Потом, все разговоры потом. Во дворе лежат четыре трупа - два пролетария с огнестрельными и мещанин с женой - с колотыми ранами. Никакой иерархии, никакой субординации. Никакой эстетики... Кто были эти заключенные? Как их звали, есть ли у них братья и сестры, о чем они мечтали в детстве, какова была их последняя мысль?
Пищик. Не знаем, сударь.
Любовь Андреевна. Мы не успели с ними познакомиться, полковник. Видите ли...
Василий Васильевич. Мир их праху. Аминь!
Снимает фуражку и крестится. Все, кроме Кретьена, невольно крестятся вслед за ним.
(снова надевает фуражку) Теперь к делу. Господин Лопахин! Мне донесли, что вы сбежали вместе с чехами. Клевета. Вы настоящий патриот. Вы добровольно отдали себя в руки новой, последней и окончательной власти. (хлопает в ладоши)
Входит Яша в форме унтер-офицера.
Гаев и Лопахин. (вместе) Яшка, подлец!
Любовь Андреевна. Яша, верните наше столовое серебро. Вы тогда пропали в Цюрихе, прихватив вилки, ложки и ножи. Верните столовое серебро, Яша.
Оно вам сейчас явно не нужно.
Яша. (прячась за спиной Василия Васильевича) Василий Васильевич, я их не понимаю. Какое-то невежество и клевета. (Епиходову) И ты здесь, семьсот семьдесят семь несчастий!
Василий Васильевич. Яшка, ты снова где-то подворовывал? Успокойтесь, господа.
Война все списала. И нас с вами, и столовое серебро. (прислушивается.) А это кто за ширмой? Друзья или враги? (идет за занавес.)
Яша. А что, Леонид Андреевич, вы все такой же?
Гаев. (притворно сосредоточенно ходит с обломком кия вокруг стола)
Желтого в угол!.. Никуда от лакеев не денешься...
Яша. (с удовлетворением) Все такой же!.. Ясно дело, вам бы нашего брата, слугу, заживо заколотить, как Фирса. Не выйдет-с! Нынче война-с! Это я, если захочу, вас этими руками заживо закопаю...
Пауза.
Давно хотел посмотреть, Леонид Андреевич, как вы себя поведете, если вас пощекотать. Ну, хоть этой сабелькой!.. (идет на Гаева)
Гаев. (пятясь) Люба, останови его! Если он ко мне притронется, я покончу с собой!
Любовь Андреевна. Полковник! Ермолай Алексеевич!
Лопахин, кивнув, засучивает рукава и двигается к Яше. Появляется Василий Васильевич.
Василий Васильевич. Не беспокойтесь, господа, я вас не оставлю на произвол жизни. Яков, опять ты со своими садистскими штучками. Сколько раз говорил тебе: не вступать в контакт с приговоренными... (Лопахину) Обещаю, он к ним пальцем не притронется. Господин товарищ министра, не будем засиживаться. Яков вас проводит.
Лопахин. Понятно, полковник. Ну, господа, до свиданьица! (Раневской)
Подумать только, Любовь Андреевна, а ведь я, мужик неотесанный, мог бы у вас в зятьях ходить.
Петя и Кретьен вздрагивают.
Да будет вам кривляться-то. (Яше) Яшка, подлец, веди меня!
Яша. Слушаюсь. (Василию Васильевичу, растерянно) Это я по привычке-с.
Василий Васильевич. За нечаянно, брат, бьют отчаянно... Ступай!
Яша. (Лопахину) Пойдем... те... -с...