Кот, зверь и конец света - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Глава 2, в которой что-то становится яснее, но не очень

А вот под дверями их квартиры, куда Илья возвращался один, потому что Св срочно вызвали на работу по какому-то совершенно дурацкому поводу, обнаружился тот самый раздатчик листовок. Он сидел на полу, накинув потешный капюшон с цветным хохолком на голову, и что-то напевал под нос, барабаня темными пальцами по плиткам.

Илья дошел до площадки и остановился, переступая с ноги на ногу, и не очень понимая, что же, все ж таки, спросить в первую очередь.

— Эй, брат! — тут же обернулся к нему парень, белозубо скалясь. — Кофе у тебя есть? А то сосисками накормили, макаронами накормили, а кофе, говорят, плати, да. А как плати, денег то нету, вот так вот.

— Кофемашина, — сдержанно сказал Илья, осторожно переступая через вытянутые вперед ноги в ярких кедах. — Зайдешь в гости?

— А то, — снова улыбнулся тот. — Ты — Иль, я знаю.

— Илья.

— Иль я, иль не я, — радостно осклабился парень. — Нет, не я! Я Дэш.

— Такое имя тоже есть?

— Обижаешь, брат. Даже целый писатель есть, вот так вот. Стыдно не знать, да!

— Ты тоже писатель? — уточнил Илья, открывая дверь. — Например, стремных записочек.

— Еще как. Надо же соответствовать, да? — африканец вскочил на ноги одним гладким движением, как только Илья открыл замок и стал открывать дверь, отталкивая его.

— Может, изволишь рассказать, нафига? — немного злясь, спросил Илья, наблюдая за тем, как Дэш проходит в квартиру.

— Предупредить, вроде как. Но ты не слушал, брат, — серьезно ответил Дэш, спинывая кеды и оставаясь в носках с цветными лошадками.

- “Надвигается шторм”? — Илья сложил руки на груди, глядя на него с выраженным сарказмом. Даже бровь умудрился приподнять. — Это твоя идея предупреждений?

— Хорошее предупреждение, а что? Да! — не согласился Дэш. — Кофе-то дай, брат?

— И о чем, по твоему, это предупреждает? Взять зонтик?

— Э, нет, брат, ну, Шторм, Шторм на тебя надвигается, разве не ясно?

— Какой шторм? — теряя терпение, спросил Илья. — Выражайся яснее.

— Шторм. Тот парень. Ты что, Шторма не знаешь, брат?

Илья помедлил, глядя в абсолютно честное темное лицо, потом скривился, снял куртку и обувь и пошел на кухню.

— Идем. И ты мне сейчас по пунктам расскажешь, кто такой этот Шторм и почему я должен его бояться.

— Поньи сиськи! — весело выругался Дэш, проходя за Ильей на кухню. — А красивая квартира у тебя, брат! Дорогая, наверное?

— Наверное, дорогая, — равнодушно согласился Илья, колупаясь с кофеваркой. Дэш обошел коридор и кухню, заглянул в туалет, в ванную, что-то там с грохотом уронил, вернулся с самым невинным видом и уселся за стол. Илья поставил перед ним чашку, налил кофе себе и, поискав по местным заначкам, нашел шоколадку, которую Св явно собиралась заточить в одиночестве. Что же, решил он, прятать надо лучше, и вообще — девушкам вредно, они потом на лишний вес жалуются.

— Рассказывай. Все по порядку. Кто такой Шторм?

— А я не знаю, — пожал плечами парень, беря чашку и оставляя в сторону мизинец, словно купчиха с картин Кустодиева.

— В смысле? А почему тогда я должен его боятся?

— Эй! Не обязательно лично быть знакомым с маньяком, чтобы бояться по улицам ходить, да? Ты, брат, горькое с мягким не путай, вот как. Шторма все боятся, он бешеный. А ты его увидел и внимание к нему привлек, и он к тебе приклеился.

— А я не должен был увидеть?: — Илья взялся за голову и немного подержался за нее, словно пытаясь поставить на место мысли.

— Конечно, нет, брат, но ты, думаю я, из наших, — Дэш, не стесняясь, отломил сразу половину шоколадки и стал грызть весь кусок целиком, не деля на квадратики.

- “Из ваших”, - повторил Илья, пристально на него глядя.

— Ну, да. Из тех, кто с кровью фаэ и все такое.

— Ты думаешь, я спятил, что ли, такую лапшу слушать? — вежливо уточнил юноша.

— А почему его не видел-то никто, кроме тебя, а, брат? И все остальное, как я тебя спасал, давай, расскажи мне. Версии там, интриги, расследования. А я послушаю. Nы себя убедишь, я свалю, а Шторм потом тебя кусь, и того. Вот как! Ой, — Дэш дернулся и резко подтянул ноги на табуретку, с подозрением косясь вниз, на словно из ниоткуда возникшего серого котищу размером со среднюю собаку. — Да у тебя тут свой кусь, — нервно добавил он.

— Мак, сюда иди, — позвал Илья. — Мак! Макусь? Ты по русски понимаешь вообще?

Кот посмотрел на своего хозяина долгим, пристальным взглядом и демонстративно плюхнулся на объемную задницу прямо под ноги Дэшу.

— Мак, ты офигел? — Илья потянулся вперед и подтащил кота к себе. Тот пережил перемещение очень стоически, только раздраженно мявкнул, после чего, вывернувшись из рук хозяина, удалился, помахивая хвостом-метелкой.

— Ну ничего себе кот, — похвалил Дэш. — Твой, брат?

— Да ладно, — сморщил нос Илья. — Чужой какой-то кот. Пришел вот, дверь открыл и жрать требует. Прям как ты.

— Я не кот, я брони, — рассмеялся Дэш и, видя, что его не очень поняли, расшифровал, ткнув в в рисунок лошадки на куртке. — Братец-пони.

— Час от часу не легче, братец Пони, — обреченно ответил Илья. — Что за бред про кровь фей?

— Ты книжки, там, читаешь иногда? Сериальчики, может, смотришь? Про всякие, гм, параллельные миры, про нечисть, там, вроде как?

— То есть, ты — нечисть?

— Я чисть, — возмутился Дэш. — Хотя, брат, с другой стороны, может и так, только вот я мир спасаю, вот как!

— Да ладно, — Илья, не очень понимая, чему из всего этого верить, но в целом наслаждаясь заморочным рассказом, откинулся на стуле и отхлебнул кофе. — Рассказывай, рассказывай, я тебя внимательно слушаю.

Дэш одарил его оценивающим взглядом, но все-таки продолжил.

— Так вот. Ты Apocalypsis Ioannis читал?

— Чего-чего?

— Чему вас учат в ваших МИСиС? — возмутился Дэш. — Откровение. Иоанна Богослова Откровение.

— Почему это такому должны учить в университетах? — возмутился Илья, чувствуя смутную тревогу от того, что Дэш знает, где он учится. Хотя, конечно же, знает — он же оставлял записки в аудитории, на собственном месте Ильи, даже. — А в воскресную школу я не ходил. А при чем тут “Откровение”?

— При том, чтобы ты забыл все, что там написано, — скорбно ответил Дэш. — Вот так, вот как, неграмотные люди берут и рушат концепцию разговора.

— Ладно. Специально ради разговора, я потом прочитаю и забуду, — от всего сердца пообещал Илья.

— Ладно, — смилостивился Дэш. — В общем, брат, там все не так, как мы верим, но мы, вот такие как мы, знаем, что конец света будет, когда Четыре Всадника оседлают своих зверей и пройдут по миру.

— Война, Глад, Мор и Д’артатьян? — не удержался от шпильки Илья.

— Война, Глад, Мор, Смерть и стажер — Сессия, — в тон ему ответил Дэш, но тут же скривил свое улыбчивое лицо в серьезную гримасу. — В общем, Всадники то и дело пытаются проснуться и взнуздать кого-нибудь, понимаешь, брат? Каждый день кто-то из них ворочается во сне, и его надо убаюкивать.

— Ну, если они такие опасные, — нахмурился Илья. — То каждому по няньке, колыбельку качать, и все.

— А, примерно это и делаем. Только вот это, брат, Всадник может проснуться в одном человеке, а может и в другом. Поэтому и носимся мы, вот такие вот, как я, и как ты, наверное, и укладываем их баиньки, вот так вот.

— И откуда “мы, вот такие вот”, узнаем, где кто ворочается? — с подозрением уточнил Илья. — Прожекторный сигнал где-то загорается, и все спешат на помощь?

— Э, да нет, что ты. Угадываем. Ну, то есть, это тут конечно есть признаки, которые, типа как, в группу риска человека сразу. Ну, вот, к примеру, это должен быть человек, полностью человек, без крови фаэ или альде. И чаще девчонки. И рождение близко к поворотным дням признак верный. Ну и видят они больше, чем просто люди, замечают, там, всякое. Нас, таких вот, видеть могут, даже если мы прячемся. Фаэ и альде тоже видят, но если человек, и видит, то, скорее всего, Всадник. Обычно, брат, так и палим. Ну и ощущение от них такое сразу, знаешь. Особое.

— Особое, — снова повторил Илья, пытаясь отхлебность из пустой уже кружки и не замечая этого.

— Ну, так да. Как будто чуть дрожь внутри. Чем ближе Всадник в пробуждению, тем больше дрожь, он, она вроде как, зовет нас.

— И зачем “ему, ей” “мы, вот такие”?

— А чтобы, брат, подчинить, взнуздать и ехать на нас в конце света. Потому что, брат, мы, типа, звери.

— Те еще звери? — попробовал пошутить Илья, но ему было не смешно, скорее, не понятно и стремно. Дэш, при всем его спокойствии, больше походил на шизофреника, чем на мессию тьмы, мессию света. И, несмотря на все странные события недавнего времени, Илья бы скорее поверил в галлюцинации и помешательство, в том числе, свое, чем в сверхъестественное. Он был, в конце-концов, почти что программист! А почти что программисты, даже в обучении, верят в то, что если у версий один и тот же номер, то они идентичны, а вот в чудеса — в зависимости от испорченности.

— Еще как, брат, Звери. Озвереешь тут. Я вот, ржи давай, ржи, конь Черен. Черный зверь.

— Звучит как псевдоним актера жанра для взрослых, — прокомментировал Илья.

— Нет, это супергеройское имя, брат, — осклабился Дэш.

— Да уж. Так ты Пони, но в случае беды превращаешься в Коня.

— Ты, брат, явно не веришь.

— А ты бы сам поверил?

— Э, серьезно? Да я быстро поверил. Меня Блед вытащил из драки с альде. Эти альде знаешь, какие злые, эээ? Просто треш, никогда, брат, не беси альде, — Илья, который запутался уже во всех упомянутых названиях, только саркастически поднял бровь. — Ну, по крайней мере, пока ты такой, ну, зеленый. Блед-то их раскидывает, как котят совсем. Вот он, в общем, вот так вот, и раскидал, и меня вытащил, и тогда на через Порог, в смысле, в страну фаэ можно было норм так пройти, и он меня сразу туда сводил. О! Вот, брат, что мы сделаем-то, через Порог сходим, и все, дело обделано.

Для Ильи, впрочем, “обделанное дело” звучало как-то не очень. Он перевел дыхание, скривился пару раз в непонятных гримасах и сказал:

— Если только не во время учебы, и не когда ралли, и вообще, аккуратно как-нибудь.

— Э, не веришь, брат, — разочарованно покачал головой Дэш, тем не менее, улыбаясь. — А когда Шторм опять замаячит, небось ждать будешь, вот, братец Дэш придет и спасет, типа?

— Если он мне будет всерьез угрожать, я найду способ себя защитить.

— Да только он никогда не будет так угрожать, чтобы полицию звать, нееет, брат, он же из фаэ, говорят, этой крови в нем много, и он, типа, поэтому круче всех нас. Ну, так-то, я против него свою защиту держу же, может, и не так все плохо… В общем, брат, завтра попробуем ключик получить, а там и за Порог сходим, вот так вот.

— Завтра? — уточнил Илья, вспоминая, что же там должно быть завтра. По всему выходило, что обычный день, и вряд ли даже какая-то задница стрясется. Впрочем, до появления в его жизни красноплащых и голубокурточных видений, никаких задниц не случалось очень, очень давно, Илья даже и отвык.

— Завтра, брат, — кивнул Дэш. — А пока я пойду, дела еще. Слушай, а рублей двести нету бедному студенту, брат?

— Да я как бы тоже бедный студент, — с сомнением сказал Илья, но все таки пошел в коридор и вытащил из кармана куртки пару бумажек. Дэш, последовавший за ним, тут же радостно их выхватил и пересчитал три раза.

— Э, спасибо, брат, век помнить буду! А теперь открывай свой “сейф”, выпускай Коня на волю, э? Я, конечно, сам умею, но гостя надо того, уважать, да? Выпроваживать уважительно! Без пинка под зад!

Илья неодобрительно покачал головой, но дверь открыл, и пару секунд потом слушал жизнерадостный топот вниз по ступеням, игнорирующий существование лифта. Потом пошел в комнату сестры, из окон которой было видно подъезд, сел на подоконник, прислонившись к стеклу лбом, и задумался о Дэше, о ралли, о небывалом черном лесе. Все это было, с одной стороны, совершенно не знатно, потому что не очень понятно, и Илья, следуя логике, приписал бы такие штуки действию каких-нибудь особых наркотиков в сочетании с нейропрограммированием. Но, с другой стороны, зачем бы это все нужно, и кому? Дэш оставлял свои записки даже в их квартире, каким-то образом, значит, мог сюда пройти, и денег вынести запросто и прочей фигни, но не сделал этого. Не сделал же? Спохватившись, Илья понял, что просидел на подоконнике полчаса, но Дэш из подъезда так и не вышел.

Куда мог он мог задеваться? В гости к кому-то зашел?.. Илья нахмурился и пошел проводить ревизию по квартире, все ли отцовские тайники были в порядке.

Вопреки многочисленным анекдотам о том, что при разборке шкафа можно найти много полезного и пять раз кота, пушистая скотина снова куда-то задевалась, поэтому после обследования закромов родины Илья занялся поисками собственной зверюги и такого удачного тайника, в котором кота было не найти, однако, удача ему не способствовала.

Примерно за этим занятием, правда, уже менее полном энтузиазма и ближе к ночи, Илью застал звонок злой, расстроенной донельзя и обиженной жизнью сестры.

— Дома ты, обормот? Да? А я вот работаю. Сволочь ты, учеба, чащоба … Вот что, зайка с ушками, иди в мою комнату, со стола возьми коробку из-под ботинок, она там одна, не попутаешь. И отвези Айке. Адрес я тебе скину. Я просто ей обещала, что сегодня привезу, а сама вот так вот. Довезешь? Тебя уже можно без взрослых на улицу отпускать? Да ты что! Я и не заметила. Ладно. Бывай! Лови адрес.

И, собственно, это и было причиной, по которой Илья в итоге обнаружил себя в начале второго в ночь с воскресенья на понедельник посреди района Строгино, в печальных размышлениях о том, а как теперь отсюда выбираться.

Собственно, конечно, он был сам виноват. Слишком долго тянул с выходом из дома, потом примерно вечность протупил в попытках половчее добраться от метро Щукинская, на котором он зачем-то вышел, на злополучную улицу Маршала Катукова. Доехав, он еще некоторое время пытался найти нужный дом наугад среди примерно одинаковых построек, пока не сдался и не включил карты на телефоне.

Потом Айка, задушевная Светина подружайка, так бурно радовалась передачке, что даже утащила не очень радостного курьера пить чай с тортом, и ему стоило в итоге большого труда вырваться из цепких рук Айкиного папы-музыканта, которому приспичило “выпить по-мужски и спеть пару нормальных пацанских песен, а то эти женщины ничего не понимают”.

Так что, пенять было не на кого. Потрясая немного мутной от заморской текилы головой, Илья счел за благо немного пройтись, освежить мысли перед тем, как всерьез задуматься над решением своей дилеммы.

Поскольку дорогу он условно знал только до Щукинской, поэтому в ту сторону он и двинулся в компании постепенно гаснущих окон окружающих домов. Они медленно утекали мимо, пока Илья расслабленно шел вдоль трамвайных путей, выписывая временами пьяные кренделя туда или сюда.

Шаг, и еще, и еще, и вот уже и мост, пустой, обманчиво тихий, только фонари горели ровным, спокойным оранжевым светом, и темная вода внизу причудливо отражает огни.

— Красиво, а, брат? — раздалось сзади, и Илья. надо сказать, даже не подпрыгнул. Может, слишком был “приняв”, или “привыкнув”, но он даже не обернулся.

— Что, дела уже закончились?

— Ну так, э, ты в ночи поперся и что делать? Делать-то что? Спасать надо было бежать, вот так вот, да? Вдруг бы Шторм тебя подкараулил, вот так вот?

— Ну и подкараулил бы, — Илья подошел к парапету и облокотился на него, глядя в темную воду. Сбоку раздалось шуршание, и Дэш приладился рядом, нахохленный, как воробей на жердочке. Его до того смешно поддернутые вверх спортивные штанцы были сейчас развернуты на полную длину, прикрывая лодыжки, в ярко голубая куртка застегнута до верха. Видимо, даже Коней и Поней пробирал прохладный ветер с реки.

— Э, брат, не справишься ты с ним пока. Да и я не поручусь, но я-то хоть знаю.

— А тебе вообще какой в этом цимес?

— Цимес?

— Вкусняшка твоя тут в чем?

— Так вдвоем, брат, “колыбельные”-то петь сподручнее. Я вот бьюсь-бьюсь, никак не пойму, что за Всадника этот Шторм нашел и окучивает.

— Чтоб я что понял, — пожаловался Илья. — Домой мне надо.

— Это точно, брат, надо. Ты того совсем.

— Не совсем. Но того. Такси, что ли, вызвать?

Дэш посмотрел на него, прищурился, сверкнул в оранжевой полутьме белозубой улыбкой и, уцепив Илью за рукав, потянул его обратно к середине моста, к рельсам.

— Сейчас что покажу, — пообещал он, наступил ногой на рельсу и тут же отступил. Илья даже рот открыть не успел, чтобы переспросить и выразить свое недоумение, как тихо звякнув, перед ними из ниоткуда затормозил трамвай: ярко освещенный, со вполне стандартной табличкой над затемненной кабиной. Правда, на табличке был написан не какой-то конкретный номер, а прочерк. Просто дефис, или тире, и выглядело это странно.

— Добро пожаловать, — широким жестом пригласил Дэш, и передняя дверь гармошкой сложилась, пропуская внутрь.

— Это что за нафиг? — вежливо уточнил Илья, чувствуя холодок блеклого ужаса, взбирающийся по хребту. Не то, чтобы трамвай выглядел так пугающе, но во всей ситуации было что-то радикально неправильное, ненастоящее. Или, наоборот слишком настоящее для тревожного сна.

Может, это я с Айкиным батей перепил, — предположил про себя Илья. И вовсе я не тут, на мосту, а там, возле диванчика на кухне, и заботливая сестрина подруга мне подушечку подложила под шею, чтобы завтра не ломило.

Но сон или нет, а Дэш профессиональным движением подтолкнул его в бок, и Илья почти кубарем влетел в салон. Дверь тут же закрылась за ними, но трамвай все еще стоял.

— Чего встал, брат, давай, садись, в ногах правды нет! То есть, ее и в других частях тела не очень, но в заднице явно больше, так что задницу сажай!

Подталкиваемый своим спутником, Илья прошел глубже и плюхнулся на одиночное сиденье, оглядываясь. Турникетов не было, да и привычных валидаторов: вместо них было три винтажных, ржавых компостера, к одному из которых Дэш вальяжно подошел и приложил пальцы.

Из компостера тут же высунулся длинный и тонкий не то зуб, не то хобот и впился в ладонь Дэша, жадно присасываясь. Несколько капель под невозмутимым взглядом парня упали на пол, пока Илья покрывался холодным потом от ужаса и протирал глаза, а потом компостер, видимо, наелся, и хобот втянулся обратно. Компостер дернулся, словно сыто рыгая, и неожиданно сообщил:

— Трамвай следует по маршруту “15д” до конечной остановки “Станция метро “Университет” без промежуточных остановок. Уважаемые пассажиры, будьте внимательны друг к другу, уступайте места инвалидам демонических войн, представителям древних времен и исчезающих рас, пассажирам с отпрысками, а также женщинам и лицам сильнее и быстрее вас. Желаем приятного полета.

И состав тут же тронулся с легким мелодичным звоном, скользя по сверкающим серебром рельсам уходящим то ли в ночное марево, то ли и вовсе в небеса.

— Э, вот так, — радостно осклабился Дэш, явно наслаждаясь перекошенным лицом своего приятеля, и потер пострадавшую ладонь о куртку. — Как-то так, брат. Ну, как, теперь больше веры мне, а?

— Ни фига, — не согласился Илья, вцепляясь крепче в поручень. Трамвай все ускорялся, словно беря разгон с каждой секундой, и пейзаж за окнами мелькал быстрее, чем в пригородных поездах. Собственно, мелькал так быстро, что от этого тошнило. — Я напился и отрубился у Айки. Я сплю, и все это сон. А ты мне снишься потому, что был самым сильным впечатлением дня.

— Так хоть впечатлил, и то “цимес”, как ты говоришь, — хмыкнул Дэш, усаживаясь на сиденье через проход и с интересом изучая бледновато-зеленый абрис Ильи. — Ну, ничего, ничего, брат, ты еще молодцом держишься. Нормально, так-то. Может, еще и воспитаем из тебя достойного зверя, да?

— А если я не хочу быть каким-то там зверем?

— Э, брат, такое не выбирают. Таким рождаются. Так что либо ты того, воспитуешься, либо того, — и Дэш живописно изобразил чирк пальцем по горлу. — Тот же Шторм тебя и этого того, вот как.

— Я все еще ни черта не понимаю, — убито сообщил Илья, чувствуя, как его собственные зубы выбивают неровный ритм, не то от качаний на рельсах, не то от прохлады, не то от нервов.

— А вот это, как раз, нормально, брат. Ничего, потом разберешься. Не все сразу. Думаешь, я родился, что ли, умным, сильным да еще и в стильной куртке вдобавок?

— Вот про куртку, — нервно хихикнул Илья. — Могу и поверить.

— А, смеешься? — широко улыбнулся Дэш. — Смейся, смейся, брат. А у меня тут чары… и чары!

— С винищем? — уточнил Илья, понимая, что веселье приобретает истерический оттенок, но уже не в силах остановиться.

— С пивасом бывает, да, — согласился парень, расстегнул куртку и засунул руку куда-то внутрь, шаря не то по карманам, не то по четвертому измерению. — Ааа, ну-ка, — он достал оттуда надорванный пакет с цветными мармеладками, имебщий такой вид, словно его кто-то уже пожевал и выплюнул. — Будешь?

— Нет, спасибо, — прыснул Илья, продолжая веселиться, и, смеясь, даже пропустил начало торможения, и вписался плечом в спинку соседнего сиденья.

Трамвай звякнул и остановился, и Илья, потирая ушибленное, прильнул носом к окну.

Они, в самом деле, прибыли в разворотный тупик рядом с метро Университет, и он отсюда даже видел светлые колонны станции.

— Э, все. Конечная, брат, поезд дальше не идет, рельсов того, нет, — Дэш, поднявшись, хлопнул Илью по плечу и подошел к центральной двери. Та приветливо распахнулась, и Илья поспешил за своим новым приятелем, опасаясь, что странная техника его замурует и сожрет.

Весенняя ночь встретила их мягкой прохладой и неистребимым гулом проспекта Вернадского. Сзади тренькнуло, словно сигналя об отходе трамвая, Илья обернулся: но за их спинами уже не было ничего, кроме пустых рельс, глухо блестящих в свете фонарей.

— А что это вообще было? — как можно небрежнее спросил Илья у Дэша, догоняя его, уже шагающего в сторону жилого массива.

— А? Что, брат?..

— Трамвай-вампир?

— Ну, это, он не вампир, он, брат, типа, симбионт, да? Прото-разумный, или типа того. Они, такие, с альде по хрустальному мосту пришли, ну и того, ассимилировались. Подделываются под местный транспорт, вот, ну и под здания иногда, но реже.

— Хрустальный мост?

— Когда ихний Армадон накрылся Армагеддоном, они сюда свалили по Хрустальному мосту, ну и живут теперь, как будто нам своего дерьма мало, — пояснил Дэш так, что лучше бы и не объяснял. — Но вот эти конкретно у них, типа, полезные, и пользоваться могу все, кто не, э, нулевичок.

— А кто нулевичок? — замороченно переспросил Илья, у которого голова гудела уже не только от возлияний. но и от гремучего кома явно избыточной информации.

— А что нулевичок, брат, тот не сможет, — радостно подсказал Дэш и заржал. — Ладно, вон там твой подъезд, иди, брат, давай, туда, а я тебя типа глазками провожу, чтоб Шторм тобой таки не закусил. Завтра, это, у “Домино” на Калужской площади встречаемся, да? В восемь.

— На Калужской уже сто лет как “Домино” нет, — с подозрением посмотрел на него Илья.

— Но ты же понял, да, брат? — хитро сощурился Дэш. — До встречи, короче, и вали уже, а то того, систер твоя грозная в окно пялится.

— Светка? — Илья задрал голову, вглядываясь в окна, но их квартира, конечно, казалась пустой и темной — когда это Св так просто палилась на наблюдениях? А пока парень вертел головой туда-сюда, его собеседник успел куда-то раствориться. Как будто пони языком слизнул.

***

Слова Двекошки о Грядущем, впрочем, запали мне в души. Не находя себе места даже в домашнем уюте, я воссел на окне, с тревогой вглядываясь в ночь. Как будет выглядеть этот Всенец? Как нам его узнать? Будут ли звезды с неба падать, не удерживаясь там на рыбном клею? Будет ли воздух гореть, как вонючий газ? А земля, начнет ли трескаться и расходиться под лапами? Или, может, черные, мертвые, косматые тени с глазами-фонарями будут бродить по городу в темноте, закрывая вид на горящие окна? Вот как, например, вон та тень?..

Там в самом деле было что-то, во дворе, выползая из-за угла дома и мешая смотреть на пейзаж. Достаточно высокое, чтобы дотягиваться до моего этажа, а, значит, выше стандартной пятиэтажки, костляво-черное, почти ненастоящее на просвет и запредельно плавное, шагающее мягче, чем охотящийся кот. Может, не будь я котом и героем, я бы и не заметил его втекания в реальность из ниоткуда.

Но ему не повезло, или, может, не повезло мне? Потому что такую беду оставить безнаказанно расшагивать по своему району я не мог, а мог ли я ее победить — это уже был вопрос. Пришлось подниматься, и стремительно, но осторожненько двигаться по квартире на выход.

— Эй, кот Рвот, — сонно окликнула меня соседка по квартире, прекраснейшая из кошек, обладательница наипушистейшего из хвостов. Злопыхатели говорят, что хвост этот так велик, что ее стоит называть Кошка с батоном на заднице, но это они просто завидуют. И да, это только ей дозволяется так меня именовать, по самому детскому из моих имен. — Куда собрался?

— На улицу. Там неведомый враг, — гордо ответил я, бросая на нее самый что ни на есть героический взгляд. Она, впрочем, не впечатлилась, зная меня, увы, с растрепанных подростковых времен.

— А, ну, ладно, — зевнула Кошка, нежная как сливки. — Будешь возвращаться — не топочи, проклятый.

Что это было, если не благословение? Она сказала, что я вернусь! Я немедленно воспрял духом (и хвостом) и пружинящей походкой отправился в глухую ночь.

В глухой ночи, впрочем, было достаточно неплохо: прохладный воздух шевелил шерсть, и от фонарей возле дома было так светло, что я не сразу и понял, куда девалось непонятное создание. Пришлось уйти поглубже в тень и залечь в засаде, приглядываясь к звездам, к небу, к чужим окнам. Так прошло много минут, и я уже думал, что упустил врага, как внезапно заметил его: уже далеко, за целый квартал или больше от меня, невозмутимо медленно шагающего прочь. Я победно мрякнул себе под нос, приметил направление его движения, на всякий случай и, не спуская с него фокуса внимания, чтобы вновь не остаться с холодным следом, рванул следом, ловко рыся между редких прохожих и машин, и проскакивая во все возможные щели, сокращая путь. Пару раз мне лаяли вслед припозднившиеся с выгулом собаки: а один, особо крупный и невоспитанный зверь, потащил своего человека вслед за мной, не слушая его причитаний. Это было фи и фе, но останавливаться и разбираться — значило упустить чудище, поэтому я только прибавил скорость, переходя не иначе как на первую котмическую. Враг явно двигался медленней, так что я настиг его примерно полтора километра спустя от начала погони, в не слишком аккуратном сквере, где с незапамятных времен на бронзово й скамейке сидит бронзовая же парочка с газеткой. Толку от них, увы нет: эти двое не из тех, кто может, в случае необходимости, подсобить отважному коту. Некоторые такого рода фигуры, впрочем, могут: и каждого такого доброго мы, коты, знаем наизусть. До ближайшего, впрочем, еще километра полтора шустрого бега, и враг, конечно, туда по своей воле пойдет вряд ли: список добряков известен не только котам. Именно поэтому рядом с некоторыми человеческими памятниками никакой такой нечисти и не встретишь.

Ничтоже сумняшеся, я взлетел по постаменту вверх, потом по бронзовым складкам и изгибам, и, взгромоздившись на лысую бронзовую голову, закричал, обращая на себя внимание темной твари.

— Эй, ты! Да, ты, темный! Слышишь? Это моя, моя территория! Изыди откуда пришел!

Когда я думал было уже, что он меня не расслышал и набрал полную грудь воздуха, чтобы продолжить сольный концерт, костлявая тень извернулась, наклонилась и приблизила ко мне свою огромную, уродливую голову с холодноватыми фонарями глаз.

Чем ближе он приближался, тем отчетливей я ощущал холод, тишину, озноб и распространяемую вокруг этим созданием ауру панического ужаса. Но я вовремя вспомнил о том, что я кот вовсе не самый обычный. А уж если об этом зашла речь, то обычность кота неизмеримо далека от обычности человека. У самого преобычного кота в жизни бывает столько приключений, что и не снилось какому-нибудь бесхвостному экстремалу от спорта, не говоря уже о стандартном мальчике или девочке из офиса в центре. Это, прежде всего потому, что приключение любой кошки начинается еще до самой кошки. Оно ей, так сказать, предшествует, предваряет, и создает нужное хвостатое и усатое, чтобы реализовать себя должным образом.

Так и мое приключение когда-то выбрало меня, позвало, нарисовало мне шерсть, когти, усы и длинный хвост, и, только когда оно устало рисовать, я наконец, родился.

И сейчас передо мной явно была часть того великого, для которого я был рожден. Я чувствовал это!

И тут совсем рядом взорвалась лаем невоспитанная псина, которая, видимо, вырвалась от своего хозяина и добежала сюда. Это было совсем не по плану! Мой противник развернулся, демонстрируя непостижимую ловкость: насколько обманчиво медленными были шаги твари, настолько же стремительными оказались попытки изловить злосчастную собаку, но она, изрыгая дикий лай и клочья пены изо рта, продолжала и продолжала отскакивать.

— Эй, сэр, вы отнимаете моего противника! — крикнул я и, собравшись в пружинку, совершил длинный красивый прыжок с лысой головы статуи вперед, прямо на спину твари. Она взвыла, и я, терзая ее когтями и не решаясь впиться зубами, издал громогласный, душераздирающий боевой мяв. Голос у меня, признаться, достаточно противный. Все так говорят! И я, как и все коты, умею орать именно в той дивной тональности, от которой даже самые терпеливые из бесхвостных впадают в раж. Да и твари мой деморализующий клич не пришелся по нраву.

Собака напрыгивала на кошмарное создание снизу, пытаясь укусить, но не решаясь, потому что от костлявых ног нестерпимо разило мертвечиной самой дурной масти: уже не слегка тухлятинкой, а густым запахом разложения и тлена, за которым мог быть только трупный яд. Тварь наклонялась, вертелась волчком, шваркала туда и сюда своими когтищами, а я драл и драл ее со спины, пользуясь тем, что она занята погоней за дурной псиной, и бесконечно выводя во весь голос боевой клич всех дерущихся котов.

Несколько раз противник отвлекался от собаки, пытаясь достать меня на своей спине, но, на мое счастье, его костлявые ловкие лапы просто не гнулись настолько, чтобы поймать меня, и я продолжал клочьями выдирать словно бы черный лежалый пух, из которого на проверку состояли кости тварины.

Но, все же, нет: я (с небольшой помощью глупой собаки) так и не успел справиться сам, начали прибывать другие помощнички, привлеченные звуками битвы.

Все новые и новые стремительные молнии набрасывались на моего противника со всех сторон, и их голоса сплетались в многоголосную песню кошачьей храбрости и жажды подвига. Да, вот за право привесить к своему титулу победу над таким вот невероятным противником каждый кот, пожалуй, готов бороться.

Чудище, однако, сдаваться не собиралось. Раз за разом оно сбрасывало с себя настырных нападающих (кроме меня!) и расшвыривало их в стороны (кроме меня!), и мы никак не могли проскрести его достаточно, чтобы повалить. Злосчастная собака уже вся вывалялась в грязи и крови, и мне даже было ее немного жаль, в самом-то деле! Что за беда, погналась за котом, а вляпалась в эпическую битву за будущее мира!

А потом я — и все остальные — услышал знакомый голос. Двекошки, признанный лидер и, несомненно, лучший охотник из всех, несмотря на свои габариты (а, может, наоборот, благодаря им), зычно орала на одной ноте, созывая всех вокруг себя. Командирский приказ был силен и непререкаем, так что я его, конечно, проигнорировал, продолжая проскребывать дыру в позвоночнике.

Двекошки, между тем, командуя уже достаточно большой котармией, направила их несколькими потоками против врага, окружая его и не оставляя ему шансов повернуться лицом одновременно ко всем. Дурная псина, на удивление, вполне адекватно приняла участие в совместной охоте, слыша и даже понимая приказы Двекошки (что, вообще-то удивительно: их не все коты-то разумеют; хотя быть может, “дурак дурака?..”). Но, как и следовало ожидать, успеха, все-таки, достиг я, и не только потому, что великолепен, но и потому, что упорен. На тысячный, может быть, раз позвоночник под моими лапами поддался и стал сгибаться под неестественным углом, от чего чудище пригнулось к земле, подставляя голову и плечи слаженным атакам котовьего войска. Во все стороны полетел черный пух, оседая на шерсти бойцов и в весенней слякоти вокруг, и через небольшое время колосс пал.

А я, конечно же, оказался царем горы, так и не выпустив свою добычу из когтей.

Двекошки вспрыгнула на голову твари, потрогала лапкой погасшие глазницы, громко фыркнула, брызгая слюной, и, подойдя ко мне, уселась и стала умываться, не обращая внимания на то, что попирает чужой трофей.

— Что же, что же, кот Вот, ты молодец, — похвалила она меня. — Знатный враг. Знатная охота. Ты теперь, наверное, Кот, который скогтил тень.

Я приосанился, распушивая свой немалый воротник, и гордо повернулся в профиль, но долго не продержался, потому что от любопытства не только кошка сдохла, но и кот не может вполне вкусить свой триумф.

— А что это за враг? — спросил я, потому что из всех котов и кошек Двекошки только и могла бы ответить на такой вопрос.

— Один из Этих, — она дернула носом. — Спит не крепко, ворочается, и ему снятся плохие сны. Это был дурной сон.

Я скривился, косясь на подванивающую добычу. Если у непонятных “Этих” такие сны, то с ними явно лучше не сталкиваться.

— И что будет, если Этот проснется?

— Всенец, — кратко ответила Двекошки, встала, вытращила трубой хвост и пошла прочь, сигнализируя конец охоты.

Остальные постепенно последовали за ней, негромко переговариваясь и растаскивая стремительно усхающую тушу на сувениры, и в итоге возле бронзовых людей, в снова-тихом сквере остались только я … и тупая псина. Она посмотрела на меня, махнула туда-сюда хвостом и неуверенно гавкнула, но я испытывать свою удачу не стал, и вместо приветствий влетел обратно на голову статуи и засел там, приветливо облизывая лапу с грязными после драки когтями.

Собака села внизу и начала ныть.

Кажется, вечер обещал быть томным … и долгим.

Я успел совершить туалет трех лап из четырех, когда к собаке подбежал ее запыхавшийся, одновременно расстроенный и радостный хозяин.

— Больше так никогда не делай! Плохой, плохой мальчик! — усовестил он псину, впрочем, не пытаясь проучить ее поводком или завалящей тапкой. Это был в корне не верный тип воспитания, но разве кто-то будет слушать кота в вопросе о том, как надо обращаться с собакой? Так что я даже слова не стал тратить. Дождался только, пока продолжающий совестить непослушное животное человек отойдет подальше, и грациозно спустился вниз, намереваясь отправиться, наконец, домой. И без того задержался!

Торопясь, я вынырнул из кустов под носом у какой-то припозднившейся бесхвостной девчонки, и она в самом деле подпрыгнула от страха и завизжала так громко, что я даже пригнулся от звуковой волны. К ее чести, разглядев меня, орать она перестала, схватилась за сердце и принялась хохотать. Вот она, девичья непосредственность!

— Ой, божечки-кошечки, да ты всего лишь кот! А я-то перепугалась! Ты не представляешь, как страшно тут идти. Каждый вечер иду и обмираю! Я тебя тоже напугала? Иди, почешу! Красивый ты какой, пушистый! И огромный!

— Перцовый баллончик купи, — буркнул я, выворачиваясь из ее рук. Чесать меня — в некотором роде привилегия, и не всем это дозволено.

— Мамочки, еще и мерещиться, — снова нервно рассмеялась она. — Надо, что ли, перцовый баллончик, в самом деле купить. Или найти попутчика.

Вот и заведи, подумал я, выдергивая из ее рук свой хвост.

А меня не трожь. Я священный. Только вот, конечно, уж точно не святой.

***

Удивляясь сам себе, на следующий день в восемь часов вечера Илья обнаружил себя идущим вдоль Российской детской библиотеки и дальше, мимо дворика и корпуса три. Через проезд было видно депо имени Апакова, и Илья даже немного поежился при смутном воспоминании о плотоядном трамвае, который то ли был на самом деле, то ли привиделся в алкогольном бреду. Все-таки Айкин папа знатно умел спаивать случайных собутыльников, каждый раз коль скоро Илья нарывался на него, так и возвращался потом на бровях и весь в глюках. Так что, может, и Пони Дэш ему привиделся вместе со всей чепухой. При этом Айкин батя пьяницей или алкоголиком не был, зато “дочкиных друзей” ценил без меры и готов был дегустрировать в их компании разнообразные напитки со рвением, достойным лучшего применения. А так как он был музыкантом, причем популярным не сказать чтобы у молодежи, а вполне у людей постарше, арсенал домашнего бара пополнялся эффективно и даже без затрат, исключительно за счет щедрых даров.

Напротив входа в торговый-деловой центр, конечно, никого не было, и из ярких пятен вокруг — вообще только далеко впереди чья-то красная куртка, на секунду вызвавшая нервный всплеск адреналина. А вот Дэша-Пони не было, и Илья даже засомневался по второму кругу, “а был ли мальчик”. Впрочем, через полторы минуты его панибратски хлопнули по плечу, и Дэш в своем цветастом великолепии повис у него на плечах, опасно балансируя на лестнице на ступеньке выше.

— Брат! Привет, брат, а деньги есть? А то я того, потратился, — и он, радостно улыбаясь, помахал перед носом Ильи довольно стремным игрушечным пони в пластиковой упаковке.

— А это тебе зачем? — осторожно уточнил Илья, с оттенком недоумения изучая подозрительную игрушку, имеющую такой вид, словно создатель ее курил что-то покрепче сигарет. Возможно, даже мухоморы.

— Это пони! Дружба это чудо, брат! — осклабился Дэш. — Так деньги-то есть? Э, хоть сто рублев? На мороженку.

— Ты за этим встречу назначил, что мне пони показать и денег поклянчить?

— Считай это, э, этим, добровольным взносом в фонд … эээ … информирования населения, — Дэш прищелкнул темными пальцами. — Не жлобись, брат, купи мороженку.

Илья неодобрительно на него посмотрел, осторожно сгрузил со своих плеч и с максимальным апломбом двинулся в сторону продуктового магазина в том же деловом-торговом ТЦ. Поскольку магазин был из недешевых, на два мороженых, пару шоколадок и прочие запасы, которые Дэш незаметно и невозмутимо походя прихватил на кассу, ушло значительно больше сотни, но Илья, в самом деле, решил считать это своего рода данью: если Дэш в итоге расскажет что-то внятное, и станет внезапно понятно, как жить дальше, все будет значительно лучше. А так Илья до сих пор понять не мог, спятил он, или все-таки еще только на пути к этому.

— Куда теперь?

— Вон, во дворик, — Дэш указал вдоль улицы на вход в уютный внутренний дворик дома один, почти всегда тихий и умиротворенный, если там не обретались очередные бешенные подростки со своей музыкой и прочими излишествами. Однако, борьба местных жителей за тишину и порядок была вполне эффективной. Во дворике, обойдя припаркованные машины, Илья направился было к лавочке, как Дэш внезапно цапнул его за рукав, поддернул к себе, одновременно чуть пригибаясь, и внезапно душа Ильи ушла в пятки, а пятки оторвались от земли.

Дыханье перехватило, а потом оно вылетело из груди, когда его ноги снова соприкоснулись с твердой поверхностью — вот только стояли они уже на крыше дома.

— Что, — начал было Илья, но Дэш перехватил его за шиворот влажной противной рукой и снова прыгнул, поднимая в воздух на долгие, корявые секунды. Илья как завороженный проводил взглядом крышу, деревья, фонтаны… и больно, зверски больно стукнулся коленями обо что-то твердое, инстинктивно зажмуриваясь, протягивая руки и цепляясь за теплую, нагретую солнцем поверхность.

— Эй, брат, долго будешь труса праздновать, э? — насмешливо уточнил голос над ухом.

Илья рискнул приоткрыть один глаз и обнаружил перед глазами бронзовое покатое плечо. Собственно, именно за вождя мировой революции он и цеплялся, и осознание этого факта заставило Илью сжать руки и пальцы еще сильнее.

— Ааа, — умно сказал он, не решаясь на крик и не рискуя повернуть голову достаточно, чтобы посмотреть вокруг.

— Да ты не парься, брат, — посоветовал Дэш. Подняв глаза темной поверхности, Илья с ненавистью обнаружил колени в потрепанных спортивных штанах буквально в паре сантиметрах от своего носа. Дэш, ничуть не переживая о текущей ситуации, болтал ногами в грязноватых кедах, небрежно облокотившись локтем на воротник памятника. — Да не парься ты, э! Не свалишься, брат, вот, точно тебе говорю, вот смотри, — он демонстративно поставил обе ноги словно бы на воздух и отклонился назад так, что Илья даже зажмурился. — Да ты чего, э? Высоты боишься, что ли? Да не бойся. Если что, я тебя поймаю. Ну, сам подумай, засунул же я тебя сюда? И поймаю тоже, брат, не ссы.

Это вот “не ссы” почему-то оказалось достаточно убедительным. Илья разлепил глаза, оторвал руки от бронзового дедушки и попытался сесть нормально. Дэш тут же поймал его за предплечье, не очень деликатно поддернул вверх, и Илья, пользуясь его помощью для стабилизации себя в не слишком удобном пространстве, в который раз удивился нечеловеческой, в самом деле, силе своего нового приятеля.

— Я тоже таким суперменом стану? — поинтересовался он, умостив задницу на не слишком удобное плечо вождя и чувствуя себя от этого каким-то попугаем. Хотя нет, он был, скорее, серо-коричневым нахохленным воробьем, а вот Дэш в своей яркой толстовке с цветным хохолком как раз на попугая и был похож.

— Неее, это вряд ли, брат, — расслабленно отозвался Дэш, разворачивая мороженое и кидая обертку вниз. Илья думал было сделать замечание, но его спутник лениво указал на летящий фантик пальцем, и он вспыхнул в воздухе моментальным огнем, оставляя только щепотку белого невесомого пепла, тут же размазанного ветром. — Просто я волшебный пони, вот так вот.

— От работы дохнут кони, — нервно процитировал Илья, шаря по воздуху ступнями в поисках невидимого чего-то, на чем стояли ноги соседа. — Ну а ты бессмертный пони.

— Точно! Вот это ты так хорошо сказал, — одобрил Дэш, радостно жуя свою добычу.

И — оп! Что-то поймалось. Илья осторожно, не глядя вниз, пощупал мыском опору, но она была плотной, надежной и не прогибалась, так что он рискнул опустить на нее сначала часть веса ноги, а потом и весь.

— Вот, жуй, — Дэш сунул ему мороженое, но бумажку на этот раз бросать не стал, а просто запихнул в карман, скомкав.

— Спасибо, — уныловато отозвался Илья, без особого энтузиазма оглядываясь. Впрочем, вид был красивый: отсюда открывался чудный пейзаж с Крымским мостом, вполне достойный поэмы или песни, вот только желания что-то сочинять совсем не было. Туда-сюда шустро и не очень сновали люди, и Илья проводил взглядом девушку в красной кожаной курточке, идущую по краю сквера. Где-то он уже такую видел.

— А мы никого не шокируем таким пикником?

— Да ладно, брат, — отмахнулся Дэш. — Ты часто вверх смотришь? На небо, там, на облачка? Вот, на Ле-ни-на? Да никто не смотрит вверх, э? Хотя вот тут Лени-н, а будь я хоть негром преклонных годов, — внезапно продекларировал он. — И то, без унынья и лени, я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Лени-н.

— Как-то много нестыковок, — автоматически пошутил Илья. — Года у тебя не преклонные, а русский ты выучил.

— Да, брат, ну откуда тебе знать, может, мне сто двадцать… десять, и я, этот, ну, как его, горец! — рассмеялся Дэш, принимаясь за пакет с чипсами.

— Да я не удивлюсь даже, — грустенько ответил Илья. — Я уже почти смирился с тем, что попал в какой-то роман жанра городское фентези. Хотя все еще остается вопрос о том, что, может быть, на самом деле я нажрался мухоморов или лежу в коме в больнице.

— Не, э, брат, это было бы слишком просто, — хмыкнул Дэш. — Не выйдет. Придется тебе того, вроде того что мир спасать.

— Я все еще жду инструкцию к этому, — напомнил Илья. — Пока мне очевидно только то, что Шторм за мной гоняется потому, что я увидел, как он убивает того человека. Кстати, зачем?

— Чтобы, вроде как, э, подтолкнуть всадника, чтобы проснулся. Ну, как тебе объяснить, брат, — он задумался. — Ну, вот живет девочка, например, какая-нибудь, и кругом у нее все плохо. И парень бросил, и папа болеет, и двойка в четверти. Ну вот представь. И никто ее не понимает, друзей нет, ну адов сущий гадский такой вот ад. И если девочка, э, нужного типа, вместо отчаяния в ней просыпается Всадник. И его надо усыпить обратно, пока он не развернулся полностью.

— И как это сделать?

— Ну, обычно, предотвратить, там, новые беды. Э, наладить как-то проблемы. Такие дела, да.

— А чтобы разбудить Всадника, нужно этих проблем новых создать?

— Да, раскачать, — Дэш покачал в воздухе рукой с пакетом чипсов. — Всадники, ну, четырех типов бывают. Ну, там, я говорил. Война, Мор, Голод, Смерть. Но Войну мы как бы не боимся. Боимся остальных.

— И как узнать, где оно просыпается? И почему не боимся Войну? — замороченно уточнил Илья.

— Ну, так бывает, можно угадать. Мы, звери, мы чуем. Хорошо чуем особенного того Всадника, который, как бы, наш. Ну, вот я тебе говорил, я — Конь Черен. Голод, значит. Значит, хорошо чую, когда Голод ворочается.

— А я?

— А ты пока стажер, Сессия, — весело рассмеялся Дэш, сверкая белоснежными зубами в опускающемся флере сумерек. — Да почем я, брат, знаю, какой ты зверь, может, и не зверь, а просто какой хитрый потомок фаэ, или альде. Но может и Зверь. Тогда и почуешь, так вот как-то, и узнаешь, и вообще. Вот Блед бы сразу сказал, но Блед далеко где-то, вроде как. Я ему писал, писал в фейсбучек, и а он не отвечает. Так что ты пока, значит, будет со мной на подхвате, и мы сами спасем мир, вот как-то так. Круто, да?

— Обосраться просто, — отозвался Илья, забывая даже, что восседает, как нечесанная ворона, на плече памятника на высоте четвертого этажа. Осознание того, что пресловутые “звери апокалипсиса” переписываются через социальные сети, было несколько ошеломительным. — А Блед, он Зверь Смерти, получается, и всадника Смерть ловит?

— Да ты гений, вообще-то, точно говорю, — преувеличенно восхитился Дэш. — Вот поэтому именно Смерть особо тоже не надо бояться, она будет спать, вроде так, как-то, потому что Блед справится. Ну, Голод, Голод, что, ну, ловлю я Голод. Когда лучше, когда хуже, ну, как получается. С Мором трудно, — он сморщил нос и сделал паузу на невеселое хрумкание чипсами.

— А с Войной?

— А, Война, — Дэш досыпал обломки чипсин себе в рот и скомкал упаковку. — Вот Войну я тебе покажу. Вон она, Война, — он показал рукой с зажатым в ней мусором мимо Ильи, на сквер, где, кажется, пятый круг вокруг нарезала девчонка в красной куртке.

— В смысле? — чуть не свалился со своего насеста Илья, вытягивая шею. — Да ты меня разводишь. Это вот Война?

— Ну так, брат. Натуральная.

— А что она тут делает?

— Ходит.

— Ты издеваешься?

— Не, ну, а что, не ходит, что ли? — Дэш явно наслаждался бурной реакцией приятеля, похихикивая. Заметив это, Илья сделал над собой усилие, чтобы снизить градус накала страстей.

— Может, все-таки объяснишь?

— Ну, что особо объяснять, ну, Война она. Почти до конца пробужденная, между прочим. Но там, вроде как, что-то пошло не так, сама она справилась, или кто помог, но вот так как-то вышло, да? И она, типа, Всадник, но ничего не делает. Заперла она Войну, понимаешь, брат? Собой заперла, и, пока держит, мировой войны точно не будет. Рука там, не дрогнет, нервишки не сдадут, и все такое. Конфликтовать будут, стрелять будут. А вот планету не грохнут, и на том спасибо.

— И она как, понимает? Что она это самое?

— Да не, брат. Вроде как, и не понимает. Но себя держит, и мир держит, и все нормально, поэтому хорошо. А нам от нее другая польза есть. Дорога за Порог, вроде как, закрыта, фаэ перекрыли, но вот с какой-нибудь штукой от Войны пройти можно.

— Штукой.

— Ну, там, шарфик пойдет, конечно, да, но металл лучше всего держит память, а самый простой металл это монетки. Поэтому проще всего монеткой. Я у нее, типа, клянчу, да?

— И что, ты просто подходишь и говоришь, мол, дай монетку, мне надо, куда там? За Порог?

— Ну, зачем, зачем так-то вот, — посмеялся Дэш, сверкая зубами. — Да сейчас покажу, брат.

Он поднял ладонь ко рту, дохнул, что-то сказал и потом несильно стукнул этой рукой не успевшего увернуться (и не ожидавшего такой подставы) Илью по уху.

— Эй!

— Так надо, брат! А теперь смотри и слушай, да? — сказал это, Дэш легко соскользнул с плеча Ильича и полетел вниз, словно нелепая птица. Илья даже успел испугаться, но буквально в двух метра от земли парень вывернулся и медленно и плавно опустился на ноги, после чего вытащил из-за пазухи тонкую пачку каких-то листовок и побежал догонять ближайшего прохожего.

— Тут близко! Приходи в солярий, будешь красивый, прямо как я! — невероятно отчетливо услышал Илья одним ухом — тем самым, которому досталось. — Красивый будешь, приходи, да! Девушка, девушка, погоди, э? Красавица, помоги! Видишь, вот, работаю, листовки раздаю, а сам голодный совсем! Выручи монеткой? Ну хоть пять рубликов?

— Блин, тебе медом намазано? — услышал Илья голос Войны. Звучал он, впрочем, не злобно, а скорее устало или задерганно, но при этом даже с оттенком шутки. И еще он казался смутно знакомым. — Ты всегда с листовками и всегда голодный.

— Я студент же, красавица, бедный голодный студент, да? Видишь, живот к спине прилип?

— Так, стриптиз прекрати, — а вот тут уже явно звучал смех. — Я тоже бедный студент, тебе не стыдно? Ладно, если есть что, считай, что тебе повезло.

— А ты, красавица, замужем? А?

— И это ты тоже уже спрашивал.

— Вот беда!

— На, держи, — Илья расслышал бряканье монеток. — Сомневаюсь, что тут больше, чем на “Доширак”.

— Век помнить буду, красавица! Может, телефончик дашь все-таки, а?

— Да уйди уже, — девушка, явно веселясь, отвернулась от Дэша и, маша рукой, пошла к кому-то, только что увиденному, ускоряя шаг.

И вот когда Илья разглядел, к кому она направляется, он узнал и саму Войну.

— Ку-ку, брат, — раздалось у него над ухом, и Илья дернулся так, что едва не свалился вниз… снова.

— Почему мне кажется, что ты имел в виду другое слово, а не “брат”? — проворчал Илья, глянув на него искоса и возвращаясь к наблюдению за Войной.

— Да это тебе показалось, точно вот, брат, — довольно рассмеялся Дэш. — Это ты, наверное, вот, имел ввиду другое слово! А с виду такой приличный чувак, э, брат?

— Да ну тебя, — отмахнулся Илья. — А куда они сейчас?

— Ну там на мост? Или в парк. Да кто их знает-то, э?

— Ты же знал, что твоя Война тут будет, почему не знать, куда она пойдет?

— Ну так это, приходит-то она сюда каждый понедельник, а пойти они могут куда угодно, ну девицы же, ветер у них там, вот, — пояснил Дэш. — Э, ну, хочешь, пойдем за ними, если тебя так плющит? Что, запал, что ли?

— Нет. Я просто их знаю.

— В смысле?

— Обеих знаю. Одноклассницы. Ната и подружка ее, одна из. Не то Маша, не то Глаша. Или Саша?

— Маша, — нахмурил лоб Дэш, что-то соображая. — Кажется.

— Зачем знать такие мелочи, да? — выгнул бровь Илья. — Как отсюда спуститься?

— Прыжком.

— Я серьезно.

— А я тоже, брат. Просто спрыгивай, и все.

— И ты меня поймаешь?

— Нет, ты себя сам, типа, поймаешь. А если не поймаешь, то, вот, понимаешь, значит судьба такая, упасть с Ленина, как-то так.

— Да ну тебя нафиг, — возмутился Илья, поднялся, упираясь в невидимую подножку и шагнул вперед, Дэш только и успел что руку протянуть к нему, а вот схватить уже не успел, и земля стремительно полетела навстречу.

Илья толком испугаться не успел, только подумать, что вот, наверное, в самом деле, упасть с Ленина — это та еще судьба, и никак такое не объяснить, и как Св будет ругаться на опознании, и вообще, но в последний момент, когда столкновение с серым асфальтом казалось уже неизбежным, его дернуло за плечи вверх, словно невидимые крылья взметнулись, и его резко перевернуло, и стряхнуло из воздуха с высоты в двадцать сантиметров.

Илья аккуратно встал на ноги и передернул плечами, чувствуя себя не иначе, как архангелом с небес, и все-таки, каким-то боком начиная верить в реальность всего, что происходило. Может быть, он даже сегодня поставит ногу на рельсу рядом с депо Апакова, и на этот зов приедет кровожадный трамвай.

— Круто, брат, — похвалил его Дэш, возникая рядом. — Вообще-то как бы лучше бы мне тебя было подстраховать, но ты, э, норм так.

— Спасибо, брат, — в тон ему отозвался Илья, с удовольствием наблюдая за непередаваемой гаммой чувств на лице собеседника. Что же, в эту игру можно играть не только в одни ворота, а Дэшу до сих пор просто везло: Илья был слишком растерян от происходящего кругом непотребства, и поэтому был тих и смирен. Но “тих и смирен” никогда не было про него, или про его семью. Собственно, легких мишеней в их генеалогии не водилось. — Со мной идешь?

Дэш кинул долгий взгляд в сторону подземного перехода, в сторону которого удалились Маша-Глаша-Война и ее подружка, и покачал головой.

— Лучше с ней не знакомиться мне, э? А то как потом монетки клянчить?

— А, трусишь, — хмыкнул Илья. — Трусь. Только номер свой дай уже, а то хрен знает как тебя искать.

— А вот не надо меня искать, так вот так-то, — с достоинством ответил Дэш, но достал из-за пазухи один из своих неистребимых флаеров и записал на полях ручкой набор цифр. — Держи, брат, сходи в кафе, в конце-то концов, шаурма там вкутная, если что. Отвечаю, без кошек, точно тебе говорю! Я кошек не ем.

— Да уж, “брат”, это было бы фиаско, — хмыкнул Илья, скомкал флаер в карман и махнул рукой новому приятелю. — Бывай, увидимся.

— Вот вали уже, давай, — дружелюбно отозвался Дэш и был таков. Удивительно, как он умудрялся растворяться в пространстве без следа?.. Очередной талант волшебного пони? Пожалуй, Илья хотел бы так уметь.

А пока магические таланты запаздывали проявляться, пришлось просто прибавить ходу, ловя впереди силуэты девчонок, которые продолжали упорно двигаться куда-то вдоль Ленинского. Видимо, все-таки к Андреевскому мосту, который был теперь, конечно, Пушкинским. Хотя что там было делать вечером, Илья не мог себе особенно представить. Гулять? Мерзнуть в прохладном ветре с реки?.. Впрочем, когда он еще только поднимался по эскалатору, то понял, что именно: еще в районе дверей до него донеслись нестройные куплеты и струнные аккорды.

Подружки обнаружились аккурат рядом с гитаристом, длинным узкоплечим парнем. Тот, усевшись тощей задницей на желтый подоконник, играл что-то эпически развеселое, а стоящие и сидящие вокруг ребята не мелодично подпевали и пересмеивались, и случайные прохожие задерживались возле компании, чтобы послушать и даже иногда кинуть монетку в гостеприимно подставленную кепку.

— Хелоу, барышни, — Илья, подойдя с тыла, опустил руки на плечи обеих девушек: и Маши-Глаши-Войны, и Наты, всовывая голову между ними.

Ната открыла было рот для визга, а ее подружка занесла локоть, чтобы отвадить нежданное внимание, но, к счастью, его все-таки узнали и никаких казусов не произошло.

— Илька! — обрадовалась Ната. — А ты тут откуда?

— Гулял с приятелем. Увидел вас и решил догнать, поздороваться, — не покривил душой Илья, душевно приобнимая обоих за плечи. Война не ощущалась как-то особенно по отношению к Нате, но внутри себя юноша почему-то услышал что-то вроде очень, очень глухого и тихого ритма, который сопровождался привкусом железа и крови, если он на нем концентрировался. Впрочем, если не обращать внимания, странное чувство тут же приглушалось и пряталось.

— А у нас тут понедельничный пряник, — дернула его за щекочущую ее прядь волос Ната.

— Это как?

— Это награда всем нам за то, что мы никого не убили в первый же день рабочей недели, — пояснила Маша-Глаша-Война, и из ее уст для Ильи это прозвучало несколько мрачновато, хотя, видимо, предполагалось шуткой.

— Ага, — подтвердила Ната радостно. — Собираемся нашей компашкой из чата в ВКшечке и умиротворяемся.

— Прикольно, — прокомментировал Илья. — Участие, как, по инвайтам, или свободное?

— Считай, что у тебя есть инвайт, — хлопнула его по плечу Ната и махнула свободной рукой, привлекая внимание гитариста. — Эй, Звон, Звонский Звон! Это Иль, помнишь, на фотках с феста? Это он!

Звонский, или Звон, или как там его на самом деле звали, изобразил поклон, прижав руку к груди.

— А что, на означенных “фотках” гитара была для антуража, или ты играешь? — уточнил он. — Потому как песни это ценная валюта! Потому что у меня уже руки устали.

— Играет-играет, — без зазрения совести “сдала” его Ната.

— Играю немного, — с сомнением признался Илья и щипнул предательницу за что попало.

— На, — Звон без прелюдий протянул в его сторону гитару, так что Илье пришлось выпустить девчонок, взять инструмент и устроиться рядом с коллегой-музыкантом на подоконнике.

— Я даже не знаю, что у вас тут принято петь, — пожаловался Илья, автоматически проверяя струны. Он бросил короткий взгляд на Звона, отвернулся и тут же посмотрел снова, не очень понимая, в самом ли деле видит то, что видит, или ему уже от общения с Дэшем кукушечку закукушило.

— Что-нибудь, — зубасто улыбнулся Звон и добавил потише. — Да что нравится самому, то и играй, господин Зверь.

— Да уж, я то еще животное, — не дрогнув голосом, ответил Илья и отвел глаза, чтобы не пялиться на внезапно обнаруженные у собеседника остроконечные уши. Кончики задорно торчали вверх и в стороны из-под несколько неудачно выкрашенных в золото кудрявых волос, и игнорировать их существование было ужасно сложно.

— Особой масти животное, — хмыкнул он, словно нарочно заправляя пряди за уши и открывая из сильнее.

Илья неодобрительно на него посмотрел, бренькнул неопределенный аккорд и начал первую же пришедшую на ум песню, потому что, вроде как, этого от него ждали.

Звон прекрасно угадал мелодию, кажется, с одной ноты или двух, но сбойнул, только открыв и немедленно закрыв рот, из-за того, что песня в оригинале была англоязычной, но пел ее Илья по-русски. Нахмурившись с веселым недоумением, он начал подтягивать со второго куплета, неплохо угадывая слова, а на припеве Илья отчетливо понял, почему местного менестреля именовали Звоном: голос у него был звонкий, оглушительно громкий, высокий, словно колокольное многоголосье.

— Годишься, — Звон похлопал Илью по плечу. — Не знаю, как насчет Зверя, но в местные развлекаловки годишься точно. Так что приходи, гостем не будешь, а эксплуатируем будешь. Только гитару, будь добр, свою приноси, а то я на тебя струны не собираюсь запасать.

— Я подумаю, — полусерьезно пообещал Илья. — Твоя очередь?

— Нет уж, — расхохотался Звон. — Работай, давай, раз уж ты есть.

— Раз уж я есть, — проворчал Илья, но спорить не стал. Компания приятелей Наты оказалась достаточно милой и благодарной публикой, так что сыграть что-то, и потом еще что-то, и потом еще несколько раз перед тем, как Звон решил-таки дать ему отдохнуть, было не так уж и трудно. Да и очень хорошо это развеивало странные мысли и события прошлых дней, так что Маша-Глаша-Война казалась совершенно обычной девчонкой, какой она и была в школе, а вовсе не знаком судьбы или предвестником конца света. В награду за музыку его даже угостили пивом, а, сворачивая лавочку, Звон щедро высыпал ему в руки половину монеток из попрошайной кепки.

— Держи гонорар, — хмыкнул он. — На струны.

— Мои струны дороже стоят, — рассмеялся Илья.

— Скромнее надо быть, — отозвался музыкант, пока Илья пытался рассовать мелочь по карманам. — Приходи еще, в общем.

— Может быть. Если ты мне внятно пояснишь, что ты такое.

— Я? Чему вас только учат в ваших сельскохозяйственных академиях, — весело фыркнул тот. — Я альде. Надеюсь, слово знакомое? Нет?

— Про альде я знаю только то, что они вместе с трамваями пришли по хрустальному мосту откуда-то неизвестно откуда.

— С трамваями! Это не трамвай. Это симбионт, и выбора у нас особо не было. А вообще, учебник, что ли, почитай, — посоветовал Звон и старательно замолчал, потому что на Илью сбоку напрыгнула Ната.

— Вы все, свернулись? А Илька, Илька, ты нас проводишь? До Калужки, там я на метро, и Машка на метро? Ну, пожалуйста! Впотьмах стремно, за каждым кустом — враг!

— Парня себе заведи. Баллончик купи газовый. А у меня лапки! — живо отозвался Илья, вспоминая свой опус про суперкота. — Да провожу, конечно. Идем.

Интересно, порхает ли вокруг волшебный пони, осененный невидимостью? Может, все-таки ушел домой, или где там обитают волшебные пони? В волшебных странах?.. На мосту Илья его не заметил, да и на обратном пути к площади тоже, и попрощавшись с девчонками, двигаясь в сторону трамвайного депо, ничего ярко-голубого так и не увидел. Зато, стоило занести ногу над зеброй перехода, как внезапно мир почти полностью остановился, словно кто-то нажал на паузу. Пахнуло влажным железом, и Илья, внутренне холодея, поднял взгляд.