— Что там, брат? — Пони подошел к нему и осекся, настороженно замер, разглядывая незнакомку.
— Привет вам, путники, — сказала она с безопасного расстояния, улыбаясь. У нее в самом деле были розовые волосы, напоминающие цветение сакуры, или еще какую-то романтическую чушь, и она была одета в голубое с белым платье далеко не по современной моде. Впрочем, на фоне преувеличенно древне-фасонных одежд жителей замка царя туманов одета она была просто ультра-модно. А еще девушка была прямо-таки неприлично красива: прямо как звезда инстаграма после фильтров.
— Не стоит переживать, — мягко сказала она, поднимая вперед обе руки. — Я знаю, что вы — Звери. И вряд ли кто-то из нимф в здравом уме найдет в себе храбрость столкнуться с вами в бою. Я, как и мои сестры, не достаточно глупа… или сильна для этого.
— И это хорошо, — сказал Илья себе под нос. Вот с чем-чем, а с желающими подраться проблем у них точно не было. Всегда просто изобилие вариантов, куда ни пойди.
— Я поняла, что вам нужна наша помощь. Вы даже собрались проводить какой-то древний обряд, — мягко сказала она, продолжая улыбаться. — Такие штуки уже давно вышли из моды, но ваш друг, наверное, не в курсе? Он выглядит так, словно пришел из седых веков.
— Вероятно, так оно и есть. Его зовут Маэдис, и если это о нем … на Первых землях есть миф, то он жил несколько тысяч лет назад.
— Маэдис, — повторила нимфа медленно, словно смакуя это имя. — Деревья не помнят. Но скалы помнят, и реки тоже — одного Маэдиса, мага Солнечного двора. Он взял из праха золото, познал тайну трансмутаций и пропал.
— Я думаю, — авторитетно сказал Илья. — Это был он. Проблемка с трансмутациями и порождаемой ими гиперинфляцией драгметаллов все еще при нем.
— Да уж где та гиперинфляция, — возмутился Пони, все еще озабоченный своим бизнес-планом грядущего обогащения. — Мы аккуратненько же.
— Что ж, если это тот Маэдис, это объясняет ритуал, — нимфа обвела их по очереди теплым взглядом, который, тем не менее, словно рентгеном насквозь пронизывал. — Но было бы достаточно позвать. Что вам потребовалось, Звери конца света, от нас, дев природы?
— Собственно, Маэдису виднее, — попытался переключить стрелки Илья, но нимфа продолжила на него смотреть своим медовым взором, и он, чувствуя оттенок нервозности, продолжил. — Но вообще-то он, мы надеялись, что вы, нимфы, знаете, как нам пробиться через барьер и вернуться на Первые земли. Кстати, если говорить о нимфах, а что Вы за … вид? И как Вас зовут?
— Я нимфа Безымянной реки. Фаэ зовут меня Никогда, — представила она, на мгновение склоняя голову в кивке-поклоне, скорее обозначенном, чем в самом деле значимом.
— То есть, наяда? — покопавшись в пассивных знаниях из средней школы, уточнил Илья.
— Брат, да какая разница? Наяда, хренада! — вмешался Пони, который от долгих разговоров явно терял терпение — даже анемоновидные волосы шевелились, как белые червячки. — Сестра, ты помочь нам можешь? Нам бы на свободу отсюда, а то тут какой-то Шторм, какой-то Аилис и еще и какой-то Царь Туман для довеска. Лично для меня это ровно на трех фаэ больше, чем нужно, просто дышать нечем.
— Вам мешает барьер, — резюмировала она, переводя взгляд с одного на другого. — И вы правы в том, что нимфы ходят другими путями. Я могу попробовать провести вас дорогой своего русла. Не могу обещать, что дорога будет легкой, или куда-то приведет, но могу обещать попытку.
Илья и Пони переглянулись, потом оба, не сговариваясь, посмотрели в сторону, куда ушел Маэдис.
— Это будет здорово, только мы не можем просто бросить Маэдиса тут, ничего не рассказав, — помявшись, ответил Илья, когда понял, что Пони от принятия решений самоустранился.
— Идемте. Ваш друг увлекся купанием, — сказала, снова улыбаясь, Никогда. — Видимо, река Златоток станет в самом деле золотоносной.
— А разве она так называется не за то, что тут можно мыть золото?
— Конечно, нет. Она вытекает на равнину на западе, и солнце, садясь, окрашивает воды в золотой оттенок, — нимфа легкими шагами двигалась впереди, и деревья словно раздвигались перед ней. По крайней мере, Илье казалось, что они идут по вполне сформированной тропинки вместо качественной чащи.
Маэдис, как ни странно, их ждал: по крайней мере, никакого удивления не выказал. Никогда он отвесил вежливый поклон, видимо, сходу распознав в ней наяду.
— Ты пришла сама, чтобы нам помочь? — вежливо спросил он. — Твой народ редко показывается на глаза смертным.
— Времена изменились. И если на Первых землях нас и вовсе не увидишь, то здесь, в стране Фаэ, мы ходим не таясь. Иной раз можем даже посетить бал в Солнечном дворе, — добавила она почти мечтательно. — Когда вернешься туда и займешь подобающее тебе место, ты просто обязан отблагодарить меня за помощь красивым балом.
— Я приложу все усилия, моя госпожа, — согласился он настолько легко, что Илья заподозрил его в отсутствии намерений выполнять это обещание.
— Но для этого ты должен вернуться. И твои друзья — тоже, — она обвела их задумчивым взглядом. — Я открою для тебя ворота деревьев, и ты пройдешь по короткой тропе до двора своего правнучатого племянника, — снова обратилась она к Маэдису. — У него есть свой колдун, но я уверена, что ты сильнее и по праву сместишь его с того места, которое полагается тебе. Ты ведь был колдуном своего брата, Царя Менельдиса?
— Так и было. Но мои опыты требовали присутствия на Третьих Землях, поэтому я часто бывал там, а не при дворе брата, — признал Маэдис. — Я буду рад вернуться домой хотя бы и после стольких лет. Какого колена от меня нынешний царь?
— Пятого, колдун. В Первых землях минуло три тысячи лет.
— Пятого, — тихо повторил Маэдис, словно пытаясь окончательно уложить в голове ту прорву времени, которая пролегла между ними его собственным временем.
— Но ты все еще не превзойден. Те колдуны, что добыли золото из праха после тебя, сделали это лишь по твоим следам.
— И по моим инструкциям, — отмахнулся Маэдис, но этот доброжелательный заход наяды явно подействовал: маг явно повеселел, в большей легкостью переживая осознание новых условий. — Ты обещаешь довести до Первых земель моих спутников? Я обязан Илии жизнью и свободой.
— Я обещаю приложить все усилия для этого, — пообещала Никогда.
— Тогда дай мне дорогу до Солнечного двора.
Наяда кивнула и неторопливо отошла обратно к кромке деревьев, где опустилась одним коленом на землю и стала о чем-то неслышно переговариваться с деревьями.
— Я знаю, что мы встретимся вновь, — уверенно сказал Маэдис. — Поэтому нет смысла в долгих прощаниях. И знайте, что тенекошки всегда меня найдут для вас, если потребуется.
— Потребуется, э, — махнул рукой Пони. — Дай только сообразить, и мы тут наладим золотые шахты царя Мидаса!
— Не думаю, что это будет хорошим решением. Но, тем не менее, никто не может помешать его принять, — скупо улыбнулся Маэдис и перевел взгляд на Илью. — Если я узнаю что-то дельное про твоего двойника или про Шторма, я дам тебе знать.
— Коты принесут на хвосте новости, — кивнул Илья. — Удачи там тебе … в твоем будущем поединке.
Маг кивнул и деловым шагом, закинув на плечо край своего плаща, еще хранящего остатки позолоты, пошел к наяде, которая уже поднялась на ноги. Позади ее деревья мигали и расплывались, словно по воздуху расходились волны.
Они обменялись парой не слышных слов, и Маэдис без сомнений и промедлений шагнул вперед. Воздух мигнул, и он исчез.
— Вот это отличное метро, — прокомментировал Пони уважительно.
— И, главное, никаких тебе толп, — добавил Илья.
— Что же, ваша очередь отправляться домой, — сказала Никогда, возвращаясь к ним. На ее колене был след от земли и травы, но он быстро исчезал, словно провалилась внутрь.
— Было бы неплохо, э, — подтвердил Пони. — А то мало ли, может, нас там уже ищут. Тебя-то, брат, точно твоя Св начнет искать, если ты к ужину морду лица не высунешь.
— Это точно, — мрачно подтвердил Илья. Вспомнив про Св, он тут же почувствовал себя как в детстве, загулявшись допоздна: что тогда, что сейчас от лишнего героизма его удерживало только глубокая вера в то, что в какое бы болото его не макнули кикиморы, Св придет, вытащит и отчитает, и это будет куда хуже любых кикимор. — Загостились что-то.
— Идемте, — наяда протянула им руки. Ее ладони оказались прохладными и ощутимо влажными, поэтому ощущение было скорее как от плотной струи воды, чем как от живой плоти. — Мы пойдем средней дорогой из страны фаэ, — тихо добавила она и сделала первый шаг по берегу.
Стоило им обоим шагнуть вместе с ней, как небо перевернулось в серый, и тонкий туман поплыл под ногами, которые ступили вовсе не на гальку и прибрежный песок Златотока, а на странный, серый, колкий плат, мелкое крошево.
Оно хрустело под каждым шагом, прогибалось и вспухало, как живое, но Никогда двигалась уверенно, хоть и медленно, ведя за собой своих спутников: Илью справа, Пони слева.
— Что это за место, сестра? — неловко спросил Дэш, пытаясь в окружающем тумане разглядеть хоть что-то. Но кругом были только молочно белые непроглядные потоки, и только серая дорога вперед была видна хоть как-то.
— Место, где умирает неживое, — ответила наяда. Илья бросил на нее короткий взгляд, надеясь убедиться, что она не превратилась внезапно в жуткую сморщенную старуху. Нет, не превратилась: только розовые волосы стали больше похожи на кораллы, а кожа окончательно истончилась, показывая внутри ток воды вместо плоти. На всякий случай он зыркнул на Пони, но тот все еще выглядел все тем же черным гигантом со светящимися волосами, как выглядел и на Пороге, и в Третьих Землях.
— Мы на Пороге, да, сестра? — уточнил Пони, и голос его прозвучал достаточно нервно. — В той части, куда лучше не ходить.
— Поэтому сюда и нет смысла закрывать путь, — мягко ответила наяда. — Не бойтесь. Вам повезло: я в самом деле могу пройти здесь в безопасности.
— Потому что твоя река умерла? — предположил Илья. — Ты сказала, что ты — нимфа Безымянной реки. Она Безымянная, потому что ее нет смысла именовать? Или потому что ее нет?
— Вот она, — ответила Никогда. — Мы идем по ее руслу. Она — лезвие, которое рассекает все.
Дэш очевидно поежился, но прокомментировал преувеличенно бодро.
— Это значит, нам в самом деле повезло, вроде как, да? Иначе бы мы не прошли. Иначе бы просить Шторма, Аилиса и их царька нас пропустить. Ну, или ждать пока Блед нас достанет.
— Блед — это твоя Св, я понял, — нервно хихикнул Илья, ступая по серому месиву.
Он пытался не приглядываться к нему, но это было трудно и труднее раз за разом, потому что чем дальше они шли, тем очевидней становились очертания серых предметов под ногами. — Почему здесь столько костей? — внезапно понял, что это, он.
— Потому что мы идем в обратном направлении, — сказала Никогда и улыбнулась ему. Как ни странно, несмотря на явную доброжелательность улыбки и в целом отношения наяды, стало резко страшнее. Илья вопросительно посмотрел на Пони, но тот сделал страшные глаза (один зеленый, второй синий, оба — выпученные) и морду тяпкой и продолжил идти. Кажется, у него сомнений не возникло, и приходилось доверять его опыту общения с потусторонними персонажами разного толка.
А потом появился запах.
Сначала Илья думал, что ему просто показалось: тонкий, едва заметный затхло-сладковатый аромат появился в воздухе, пробираясь в нос, и парень яростно сжал переносицу, чтобы не чихнуть. Переждав спазм, он принюхался, и вроде как ничего не почувствовал, но затем запах пришел вновь, уже более сильный.
Пахло тлением, и было даже понятно, почему. Серые сухие кости сменились белыми, а затем на них стали появляться куски истлевшей одежды или высохшей кожи, клочья мертвых волос, и это было куда как более неприятно, чем идти по костяному крошеву. Тут уже, практически, была дорога по чужим потревоженным могилам, и Илью передергивало, как никогда на кладбище. Пони, впрочем, держался уверенно, или пытался это показать, поэтому приходилось сжать зубы и делать вид, что все нормально. И почти удавалось, пока запах не приобрел эпические масштабы, становясь все более тошнотворным и предвещая что-то совсем ужасное. Скелеты постепенно обрастали плотью. Каждое новое тело или его куски было на чуть более ранней фазе разложения, и тягучая вонь, казалось, проникала в каждую клетку, каждую пору.
— Никогда, — задыхаясь, простонал Илья. — Никогда больше мяса в рот не возьму!
— Куда тебе, — буркнул Дэш, закрывая нос свободной рукой.
Идти было все труднее. Наяда вела их вперед и вперед, не позволяя сходить с тропы из наваленных тел, и там, где ее шаг был легок и уверен, то Илья, то Пони то и дело оступались и соскальзывали между окоченевших трупов, в зловонную жижу грязи и крови под ними.
— Не выходите из русла реки, — попросила она. — Иначе потеряетесь навсегда, и я не найду вас.
— Легко сказать, — содрогнулся Дэш, стараясь не смотреть под ноги и не дышать. Из-за этого он, конечно же, снова оступился, взмахнул рукой и хватанул полной грудью отвратительного густого воздуха, который, кажется, заставлял сами легкие гнить изнутри.
— Держитесь, — сказала наяда, сжимая их руки сильнее. Вода под ее кожей потемнела, став черной и глубокой, словно осеннее озеро, и от этого весь ее облик наполнился новым тревожным настроением. — Не бойтесь. Пока вы со мной, вам ничего не грозит. И стража не бойтесь.
— Здесь … еще и страж? — смог выговорить Илья, стараясь ни на миллиметр не открыть рот. Вонь была настолько плотной и густой, что с каждым вдохом казалось, что он откусил кусок гниющей плоти. Под ногами было мерзко, окостеневшие и мягко-гнилостные части перемежались, но смотреть, куда ставить ноги, было совершенно невозможно. Илья попытался один раз, но встретился взглядом с мертвыми пустыми глазами отрубленной головы и передумал раз и навсегда. Иногда лучше не знать, куда ты прешь, иначе можно испугаться и никуда не пойти вовсе.
— На каждой дороге свои спутники, — сказала наяда, сжимая их руки, словно предупреждая. Впереди кто-то стоял, кто-то огромный, нелепый, похожий больше на диковинное животное, чем на человека, потому что был кособоко составлен из частей разных тел, слипшихся друг с другом, тянущихся друг за другом. Он словно сам был руслом мертвой реки, потому что все полотно мертвечины поднималось к нему, цепляясь за него, колыхаясь и издавая присвист и вздохи, когда воздух скользил в мертвых легких и гортанях.
— Ничего себе декор, поньи сиськи, — выдохнул Дэш, волей-неволей подбираясь и напрягаясь. Хотя как бороться с такой махиной?
Наяда, впрочем, невозмутимо тащила их вперед, улыбаясь даже и словно напевая под голосом, едва слышно, навязчивую мелодию без слов. Илья пригляделся: страж в самом деле вбирал в себя все тела, занимающие русло, возвышаясь над ним, словно памятник тлению, и сзади него виднелось черное сморщенное полотно воды. Оно было похоже на потоки слез и темные ноябрьские лужи, и воду под мостом, ведущим из ниоткуда в никуда. Возможно, это было своего рода границей? Надо было пройти мимо стража, чтобы выйти, но куда?
Никогда запела чуть громче, выводя мелодию сомкнутыми губами, и Илья подпел ей, забывая дышать от ошеломительной вони.
— Пусть кладбищенский вальс и поворотный романс погружают нас в транс, чтоб выплакать слезы народа.
— Чтоб выплакать слезы за мертвых, — разомкнула губы Никогда, позволяя своему чистому, ясному голосу вылиться в бесконечное трепещущее и бултыхающееся пространство отвратительного зловония. Серебряный звук словно стал острием резонирующей волны голоса Ильи, который разводил в стороны туман и запах гниения, устремляясь к чудовищному стражу.
Он начал поворачиваться: отдельными частями, отдельными элементами, кусками, выворачивая с мясом из себя куски, чтобы повернуть все имеющиеся уши к звуку, и от этого раздавался болезненный, тошный суставной хруст.
— Чтоб выплакать слезы за мертвых, — повторил за Никогда Илья, чувствуя подъем и полет внутри себя, несмотря на пугающую цель впереди. Черная вода начала вытекать из глаз и глазниц на чудовищном теле Стража, словно они плакали, словно он плакал, и такая же черная вода текла по щекам Никогда. И чудовище, и наяда с каждым шагом и каждой темной каплей становились словно бы немного меньше и прозрачней. Поток воды, которым ощущалась ее рука в ладони Ильи, словно истощался, становясь едва заметным касанием влаги, но Никогда продолжала идти вперед, увлекая за собой своих спутников.
Груда тел неумолимо поднималась, наклон становился сильнее, Илья то и дело скатывался немного назад, давясь плохо подавленным ужасом и отвращением, но что-то все-таки менялось: гора впереди таяла, теряла плотность, теряла вес, и к запаху гниения примешивался холодный и пустой запах тины, ряски, холодной, не прогретой солнцем стоячей воды. Эта примесь показалась Илье удивительной, и он уцепился за нее мыслью и всеми ощущениями, пытаясь понять, откуда это, куда оно ведет, что это и зачем. Большая часть вопросов осталась неотвеченной: но очередной шаг словно пробил какую-то грань реальности, и на Илью без предупреждения хлынула холодная, темная вода. Он взмахнул рукой, потерявшей контакт с прохладной ладонью наяды, уцепился за что-то плотное, и это плотное уцепилось за него в ответ. Если это был не подводный зверь сом, то, вероятно, Пони: надеясь на это, Илья схватился за него крепче, пытаясь сориентироваться в мокром мраке вокруг, и потом Пони, если это все таки был он, дернул его в сторону и вверх.
Илья вынырнул.
***
И снова довольно не удачно. Даже не на подоконнике, а внутри чьей-то квартиры. Быстро оглядевшись, я нырнул под стол, и оттуда уже наблюдал, как местный бесхвостный, ругаясь, ищет тут и там что-то важное. Было не слишком уютно: в месте моего прятанья валялись какие-то объедки и пахучие вещи разной степени противности. Некоторые, конечно, были очень даже ничего, но я брезглив и лежу на вещах только своих бесхвостных, потому что про них я хотя бы имею представление, где они лазали, что ели и когда последний раз обрабатывались от насекомых.
— Где?! Где это чертово свидетельство о рождении? — возмущался бесхвостный, разбрасывая вещи еще пуще. — Почему у меня всегда такой срач? Почему я никогда не могу нормально убраться?
— Да ты тухлую еду для начала хотя бы собери, — подал голос из-под стола я, лапой выдвигая оттуда тарелку с живописными объедками.
— А? — ошарашенно застыл бесхвостный, оглядываясь вокруг так, словно я окружал его со всех сторон.
— Мяу, — сказал я и, подумав, добавил. — А Германия далеко?
— С тысячу…. тысячу километров, — ответил бесхвостный и испуганно икнул.
— Сахар на корень языка положи, — посоветовал я, забиваясь поглубже в тень от стола, чтобы вступить в Пограничье хотя бы одной лапой.
— Совсем спятил, — услышал я бормотание, уже проваливаясь прочь. — Точно надо убраться, пока вконец шизофреником не стал!
Тысяча километров! Подумать только. Это мне бежать и бежать, как бы лапы не стереть!
Задумавшись, я не заметил как оказался на берегу сухой реки, которая своим руслом пересекала все части Пограничья. Что же, это была неплохая идея, я бы, может, и нарочно лучше не придумал.
— Эй, — позвал я, усаживаясь на берегу и на всякий случай прочищая когти на передних лапах. — Эй, река!
Реки — да и само Пограничье — похожи на кошек. Они терпеть не могут делать то, что вы от них ожидаете, но зато иногда могут сделать именно то, что вам надо, вне зависимости от ваших пожеланий. Поэтому я и не ожидал, что мне быстро ответят, или придут на зов, или что-то еще такое. Я просто сидел, лежал, чистил лапы, чистил когти, вылизывал воротник, а также все остальное, что должен вылизывать себе каждый уважающий себя кот в моменты скуки и тоски. Я даже хвост свой вычистить успел, чего обычно делать не желаю, потому что хвост — длинный, шерсть — пухнастая, а во рту все застревает.
— Что тебе, милый тенекотик? — спросила, наконец появляясь, нимфа реки, которая течет Нигде и Никогда. Под стать пустому руслу, она была вся в черном, и только края одежды вспыхивали едва видимым не то багровым, не то розовым.
— Мне нужно в Германию, — сообщил ей я, внимательно глянув в ее сторону.
— И что же там, в Германии, такого нужного? — спросила она, присаживаясь рядом со мной на берегу и осторожно протягивая руку к моей шерсти. Подумав, я не стал ее расстраивать, потому что мне нужна была ее помощь, и позволил себя почесать. В конце-концов, мы, коты, должны иногда проявлять милость к бесхвостным, даже если они особенные.
— Мне нужно передать сообщение одному из Этих, — пояснил я деловым тоном, немного прерываясь на громовой пуррр. — Так что помогай.
— Давай попробуем, — согласилась она. — Мне кажется, немного моего русла есть и там, но я не уверена, что именно в той части Германии, что тебе нужно.
— Меня устроит любая часть, — милостиво согласился я, про себя лихорадочно соображая, а что, Германия еще и достаточно большая, чтобы иметь части? Больше Химок, например? Химки же огромные. Однажды я гонялся по Химкам за одной верткой мефозой, с которой никак не могли справиться местные коты, и это, я вам скажу, было прямо-таки не просто. Химки большие, мефоза маленькая, а я — один, как и подобает герою. Впрочем, даже если Германия такая огромная, мне придется справиться.
— Тогда я сейчас обозначу для тебя пусть, — улыбнулась нимфа и начала вытягивать из меня волосок. Я почувствовал тягу, словно волосок вот-вот оторвется, и оскалился было на чистом инстинкте, но шерсть все тянулась и тянулась, и боль все продолжалась и продолжалась, так что пришлось изумленно замолчать, глядя на то, как в сияющих руках нимфы образуется целый клубок моей шерсти.
— Да я что тебе, прялка, что ли? — справедливо возмутился я.
— Хороший кот всегда поможет по хозяйству, — хитро улыбнувшись, ответила нимфа. — Хотя бы себе самому.
— Хватит меня разматывать, — я даже дернулся, но от этого стало только больнее в боку. — Сейчас, — извиняющимся тоном попросила она, торопливо наматывая еще и еще. — А то не хватит на всю дорогу и тебе придется самому искать путь. Не бойся, не облысеешь.
Мне, признаться, такой опасности в голову не приходило, но я тут же покосился на свой бок критически. К счастью, поредения шерсти там не обнаружилось.
— Вот, — наконец сказала нимфа реки, которая течет Нигде и Никогда, и положила передо мной клубок из моей собственной шерсти. Тонкая серая нить была такой эстетичной, что я невольно загордился. Может, из моей шерсти можно вязать какие-нибудь модные шапки, и мои бесхвостные просто слишком глупые, и упускают шикарные шансы? — Следуй за нитью, клубок приведет тебя в Германию, раз тебе так надо.
Я важно кивнул, поднимаясь на ноги, и уточнил, вспоминая все известные мне сказки бесхвостных:
— А если бесхвостный просит дорогу указать, ты что делаешь?
— Ем его на обед, — рассмеялась нимфа. — То же самое я делаю, если сама не могу проводить. Но из людей труднее вытягивать ниточку, поэтому их предварительно лучше усыпить. Они столько не вытерпят, начнут переживать зазря. А во сне ожидание переносится легче.
Я снова кивнул, мотая на свой длинный вибрис новые сведения о народном фольклоре, и подтолкнул носом магический клубочек.
— Побежали.
***
Воздух был промозглый и влажный, ничуть не лучше воды, и вокруг было невероятно темно, так что даже было непонятно, открыты глаза или закрыты.
— Слово волшебного пони, брат, — сообщил ему неуместно жизнерадостный голос над ухом. — Мы на Первых землях уж точно.
— Как это ты догадался?
— А у меня крылья не растут от ужаса, — расхохотался Пони, и звук его смеха разнесся вокруг словно бы вперед и назад, но в стороны — нет. — Давай уже копытами вставай, тут не глубоко.
— Копыт не имею. Как уважающий себя… — он поискал нужное слово. — Зверь, имею скромные лапки. Поэтому у меня лапки. И поэтому я не могу.
Тем не менее, несмотря на это заявление, он, придерживая себя за Пони, поменял немного расположение в пространстве и в самом деле смог встать в полный рост, почти упираясь головой в склизкий изогнутый почему-то потолок.
— А кроме того, что мы в Первых землях, — Илья, кстати, уже остро почувствовал, что именно там они и есть: где-то там, внизу, в толще воды у него развязался кроссовок, и шнурок его нервировал. На Пороге и дальше никаких шнурков у него не было. — Мы, собственно, где?
— Ответил бы в рифму, брат, да слов нет, — преувеличенно оптимистично отозвался Пони. — Да сейчас разберемся. Труба какая-то. Тут, — раздался плеск. — Уходит куда-то ниже. Ты как с плаванием?
— В море могу, — подумав, резюмировал свои успехи Илья. В общем-то, плавать, в целом, он умел, но чаще всего так, что приходилось себя утешать тем, что, видимо, человек он хороший, поэтому и тонет.
— В море любой дурак может, а ты, э, вроде как попробуй в трубе в подземной реке! — укорил его Дэш. — Э, ладно, брат, выручу нас, сам на разведку сплаваю.
— Не потопни. Я без тебя точно не выберусь, — предупредил его Илья.
— Спасибо за заботу, брат! — Дэш что-то там еще покрутился вокруг своей оси, после чего раздался всплеск, и более сильное, чем было, и в тому же обратное течение ударило в Илью, заставив пошатнуться и сделать неловкий шаг назад. А потом некоторое время было почти болезненно тихо, и Илья только прислушивался к плескам и вздохам воды, пытаясь вреди них поймать отзвуки движений своего приятеля.
Было неуютно, мокро и, в общем-то, страшновато. Илья нащупал в кармане куртки свой телефон, но шансов включить его в воде, наверное, не было вовсе: надо было брать влагозащитный, подумал он было, но тут же себя оборвал. Никакая влагозащита не дает гарантий от таких вот купаний. Тут нужен подводный бокс, а кто же знал? Вероятно, надо было просто брать телефон для экстремалов, и придется так и сделать, если подобные чудеса в его жизни продолжаться.
Отвлекшись на телефонные рассуждения и немного замечтавшись несмотря на неприятную ситуацию, Илья не заметил возвращения Дэша до тех пор, пока тот не хватанул его под водой за руку.
Тут, конечно, Илья оранул, как безумная чайка, дернувшись в воде, стукнув Пони куда попало и породив такое эхо, что и мертвые, оставленные позади, за стражем, наверняка услышали.
— Ну ты псих, брат, — уважительно сказал Дэш, отплевываясь от воды. Он немного дрожал от холода, и это было очевидно, и, кажется, Илья дрожал тоже. По крайней мере, зубы пару раз пытались клацнуть, он заметил это и попытался остановить, но почти бестолку: вокруг была холодная темная вода и темнота, и если бы Илья оказался в такой ситуации даже всего лишь пару дней назад, он бы уже был в панике. Но дело было сейчас, и рядом стучал зубами Пони, утверждающий, что он волшебный, и было не так уж страшно, просто неприятно и холодно.
— Что там, получилось понять?
— Там, брат, труба.
— В смысле что дело труба? Это и так понятно.
— В смысле, что труба там. И решеткой перегорожена. Если получится выломать, скорее всего, пройдем дальше.
— И как ты собираешься выламывать? В этом мире ты не совсем прямо Геракл. Кстати, о мирах. Почему бы нам просто не мигнуть на Порог, или что-то такое?
— А ты видел, что там было на Пороге за тем стражем, э?
— Вода.
— Это тут вода. А там, считай граница и была. Через нее маханули — свалились сюда.
— Мне кажется, или каких-то нюансов я не понимаю?
— Вроде как и да. В общем, брат, Порог, он нависает. И иногда его нет, потому что тут нет Порога, понимаешь?
— Порога нет, потому что его нет? — повторил Илья.
— Да, вроде того, что там разлом, и где разлом, там не перейти.
— А где решетка, там разлома уже нет?
— Вот, ты уже и все понял, — одобрил Пони.
— Может, попробуем в обратную сторону? Там же тоже где-то должен кончится этот твой разлом.
— Не мой, а Порога разлом, — наставительно сказал Дэш, стуча зубами. — Вроде как, кончится, но что там будет, ты понимаешь?
Илья скривился, вспомнив русло из мертвых тел, и, хотя его приятель не мог этого видеть, но явно все понял.
— Вооот, брат, — заключил он. — Поэтому только вперед, только…в трубу.
- “Не вылететь бы в трубу”, - процитировал Илья мрачно.
— Не просочиться бы в канализацию, а так ничего, э, — оптимистично отозвался Пони. — Если какую песенку вспомнишь про спадание оков и отрывание решеток, ты того, попробуй, э?
Про спадание оков в голову лез только Пушкин из школьной программы, а про решётки и вовсе ничего, поэтому Илья только вздохнул.
— Давай ты уже просто выломаешь эту решетку без допингов и излишеств?
Ради разнообразия Дэш пререкаться не стал: набрал в грудь воздуха и ушел под воду почти без плеска, и Илью снова обдало подводным потоком воды и его толчка. Что-то бумкнуло там, в темноте, и Илья до рези вглядывался в окружающий мрак, пытаясь уловить хотя бы точку света, но видно ничего не было. Зато был звук, глухой, смазанный толщей воды, словно кто-то размеренно бился о преграду.
— Надеюсь, ты не головой, — автоматически пошутил Илья. — Это было бы слишком даже для тебя.
Он все еще пытался вспомнить хоть что-то про пробивание стен или снятие оков, но был, наверное, слишком холодно и неприятно, и Пони же сам сказал, что на Порог все равно не пустит?.. Впрочем, кусочек речитатива все-таки нашелся, и Илья попытался попасть словами между клацаний зубов. Этот текст был не из его собственного “парка” мелодий и песен, а вовсе даже родом из детства, когда Илья еще состоял при бабушке, а Св просыпалась к экзаменам под эту бодрую песню. Впрочем, она и сейчас периодически под нее просыпалась, так что архив был не совсем пассивный.
Было донельзя странно пытаться что-то петь или начитывать, стоя по шею в темной, холодной воде в запертом тоннеле, но Илья честно старался, и даже голос и мелодию не упустил.
— Вот стены мы сломать должны и выпустить нас, и на своем стоять должны мы сейчас. И если это нужно нам, дорога не ждет, здесь нам не место, и пойдем мы вперед.
Последний отзвук и полуэхо быстро погасли, потом внизу что-то яростно скрежетнуло и окончательно стихло.
Илья напряженно вслушался, но в тихом плеске вялого течения было не различить ничего особенного, поэтому когда Пони схватился за него под водой прежде, чем вынырнуть, это было очень неожиданно, но на этот раз, хотя бы, Илья чаечкой орать не стал.
— Добро пожаловать туда, э, — сказал Пони, поотплевывавшись. — Ты доплывешь там, или тебе надо помогать? Только честно давай, брат.
— Я ничего не вижу. Так что вряд ли найду, куда двигаться, — практически без запинки признал Илья.
— Тогда не обижайся, вроде как, когда я тебя за шкирман потащу.
— Да не вопрос. Главное, чтобы вытащил, а не просто тащил. Там что за решеткой?
— Вода, — ответил Дэш, помолчав. — Если что, вернемся. Тут воздух никуда не денется, да.
— Надеюсь.
— Заткнись уже, брат, и вдыхай.
Илья послушался. И, стоило ему шумно вдохнуть, как Пони рванул его вниз, под воду, перехватывая его то за шиворот, то за руку, то за шею с волосами вместе. Илья барахтался, как мог, но демисезонная одежда, качественно согревающая своей многослойностью в сухости, оказалась жутко неудобной для плавания, да и тренировки у него не было, наверное, две вечности, поэтому он больше, кажется, мешал Дэшу себя тащить в нужном направлении, чем помогал.
Тот толкал его сначала вниз, потом вперед, пока в кромешном мраке толщи воды Илья не задел спиной за что-то острое, едва не раздирая куртку, и в легких не начало уже гореть от нехватки воздуха, а в голове мутиться. Это и было границей, видимо, той самой решеткой, потому что Пони тут же начал толкать его вверх, но тут уже сквозь резь в глазах и дым в голове Илья и сам разглядел брезжущий свет и активнее заработал всеми конечностями, выплывая на поверхность.
Первый глоток воздуха показался просто райской амброзией, и несколько долгих секунд Илья только отплевывался, дышал, отплевывался снова и ровным счетом ничего не видел вокруг себя, и продолжал не видеть до тех пор, пока не убрал с лица прилипшие волосы, пахнущие тиной и покрытые ряской, как у водяного. А когда стало полегче, то сначала разглядел даже не своего приятеля, бултыхающегося поблизости, а водную гладь небольшого пруда, и небрежно окультуренные берега вокруг, и недоуменные лица немногочисленных прогуливающихся.
— Илька! — внезапно донеслось с берега, когда Илья открыл было рот, чтобы поздравить Дэша и себя с успешным всплытием. — Ты чего туда залез?
И после небольшой паузы:
— Холодно же! Ты простудишься! Вылазь немедленно!
Всего один на всем свете человек называл Илью Илькой. И, так и есть: повернувшись в направлении источника звука, Илья обнаружил на небольшом парапете, окольцовывающем пруд почти вровень с водой, Ната, которая, нагнувшись и упираясь руками в колени, опасно наклонилась вперед. Выше ее, на тропинке на краю склона, нашлась и Маша-Война с двумя надкусанными эскимо в руках. Видимо, Ната, увидев Илью, бросилась вниз, сунув недоеденное подруге, и та сейчас переводила взгляд с мороженного на барахтающихся в воде парней и на Нату, словно размышляя, продолжать ли ей стоять и держать, чем-то помогать или просто и без затей доесть обе порции.
— Илька, я кому сказала! — закричала на него Ната, почти переходя на ультразвук. Способность производить такую феерическую звуковую волну дала основания знатокам фольклора окрестить Нату в школе бенши: однако, Илья-то знал, кто на самом деле орет громче всех, и это была вовсе не Ната, а ее подружка-войнушка. Если особо ничем не примечательная Маша кому и запомнилась, то тем единственным разом, когда она пришла на школьную дискотеку и в попытке с кем-то поговорить перекрывшая музыку даже особо не крича. Если так подумать, отвлеченно обсудил сам с собой Илья. пытаясь прибарахтаться ближе к берегу, то этот достопамятный трубный голос прекрасно подходил именно для Всадника-Войны. Она же должна там какие-то лозунги орать, отправляя в бой народ?..
— Брат, ты каракатица, — сообщил ему Дэш, хватая его за шиворот и таща к берегу. Он делал размеренные, ровные гребки, и даже одежда, кажется, ему не мешала. Хотя, справедливости ради, напялено на нем было поменьше, чем на Илье, который был любитель натянуть три-четыре-пять слоев шмоток.
— А ты — водомерка, — не остался в долгу Илья, когда мог протянуть руку и схватиться за край парапета.
— Тогда лезь первым, э, раз обзываешься, — обиделся Пони.
— Прекратите сейчас же, немедленно вылезайте оба! — снова прикрикнула на них Ната. — Вы спятили, что ли, оба? Вода холодная! Заболеете!
— У меня хороший иммунитет, вроде как, — похвалился Пони, впрочем, забывая о своей угрозе в процессе доставания себя из воды. Он взялся обеими руками за парапет, уперся, легко подтянулся, низвергая вместе с собой водопады холодных струй. Закинул ногу и перевалился, перекатившись и без проблем вскакивая на ноги. Зубы у него, впрочем, выбивали дробь не хуже, чем у Ильи. Рационально оценивая перспективы приятеля выбраться самостоятельно, Пони не стал вредничать и, наклонившись, протянул Илье обе руки. Когда тот благодарно ухватился, Дэш уперся ногами и потянул вверх. Ната, конечно, тоже в стороне не осталась: неизвестно насколько она помогла, но вымокла тоже основательно, поскольку оба купальщика были мокрые не просто насквозь, а прямо-таки по-русалочьи. Взобравшись на твердую землю, Илья несколько секунд просто лежал на твердом, приходя в себя. На мокрые руки тут же налипла всякая фигня, и, вставая, Илья не нашел ничего лучше, кроме как вытереть ладони о собственную куртку, тоже всю в веточках, мелком мусоре и ряске. Относительно чисто было в карманах, и он засунул руки туда, оставляя там весь налипший мусор.
— Дураки! — Ната стукнула Илью мокрым кулаком по мокрой спине. — Недоумки! Вы чего, а? Ну, чего?
— Поспорили, что ли? — спросила Война, наблюдавшая за ними с безопасного расстояния, доедая одно из эскимо. — На слабо?
— На слабо, — покорно согласился Илья, не попадая зубом на зуб. Он плохо себе представлял, куда их, к черту, занесло, как здесь оказалась Ната и что вообще теперь делать.
— Мальчики все идиоты, а я что тебе говорила, Нэсть? — прокомментировала Маша, доедая свое мороженное и плотоядно поглядывая на Натино. — Так что твой баобаб еще ничего.
— Идиоты, вот уж точно! — закивала Ната, явно соображая, что с ними делать. — Вы телефоны и кошельки, конечно, тоже искупали, не пожалели?
— Конечно, а что, на берегу оставлять, что ли, вроде как? — оживился Дэш, приплясывая на месте и растирая руки руками.
— Идиоты, — подтвердила диагноз Война. — Ладно, идем ко мне. Я тут недалеко живу, добежите бегом, согреетесь, а там как-нибудь высушим вас, раз такое дело.
— А это… удобно? В смысле, мы там никому не помешаем?
— Не, — пожала плечами Война. — Но вы осторожней, там мама.
— Такая страшная мама?
— Мама чудесная, — буркнула Ната, подталкивая обоих мокрых крыс вверх, к тропинке. — Не наговаривай.
— Чудесная, — согласилась Маша, критически осматривая Илью и потом Дэша. — Но она будет вас кормить, причитать и отчитывать, так что не признавайтесь, что купались тут на слабо. Лучше соврите что-нибудь. Но это я так, предупреждаю. Некстати, второго-то как зовут?
— Это Дэш, девочки, знакомьтесь, — спохватился Илья, которому уже казалось естественным, что Война знает Пони, а Пони знает Войну. Но, вероятно, они официально таки не были представлены. — Он волшебный пони.
— В смысле?
— В смысле, что от работы дохнут кони, ну, а он волшебный пони.
— Что-то мне твоя рожа, волшебный пони, больно знакома, — сморщила лоб Маша, изучая его.
— Так я учусь в Лулумбарии, листовки раздаю тут у метро, вот так вот, — широко улыбнулся Пони, но стучащие зубы сводили на нет все его попытки казаться очаровательным. — Листовочки тебе часто даю, красавица. Ты там замужем уже, э?
— Так, — Маша всучила Нате ее мороженое и отсутствующе сунула палочку от своего собственного, вовремя доеденного, в карман пальто. — Бегом, за мной. А то реально к чертям вымерзнете и вымрете, как мамонты.
— Маша, блин, — Ната негодующе посмотрела на эскимо, с которым теперь не знала, что и делать, а ее подруга, прижимая полы короткого пальто через карманы, уже посайгачила по тропинке вдоль прудов. Дэш, ничтоже сумняшеся, припустил за ней бодрой рысью, и Илья, погибая под весом мокрой куртки, толстовки, рубашки, майки и всей остальной экипировки, отставая, потрусил следом.
Идти оказалось в самом деле недалеко, хотя они и снискали по дороге не один десяток недоуменных взглядов от мамашек с детьми, пенсионеров с собаками и прочих обитателей тихого и зеленого спального района в дневное время. К финишу, однако, без потерь пришла, разве что, сама Маша-Война. Илья и Дэш оба дрожали, как листья на ветру, с обоих все еще яростно капало, а Ната была вся вымазана мороженым, которое попеременно решала до доесть, то донести и доесть потом.
— Вверх! — скомандовала Маша, явно привычно возносясь по лестнице едва ли не одним рывком на полтора этажа, до почтовых ящиков.
— Насколько вверх? — с надеждой уточнил Илья.
— На последний, конечно, — невозмутимо отозвалась Маша. — Возблагодарите небеса или кого-нибудь там еще, что без лифта всего лишь на пятый, а не на двадцать пятый!
— А моя любовь живет на 25-ом этаже, — немузыкально взвыла Ната. Илья от этого нервно подпрыгнул и поскакал по лестнице вверх, перешагивая через две ступеньки, пока Дэш, плачась о несправедливости мира к нему, такому “з-замерзшему и устатому”, плелся позади. Ната, впрочем, с готовностью его жалела и обещала скорое облегчение, спасение и теплый пледик.
Илья успел подняться достаточно быстро, чтобы увидеть, как Маша отпирает дверь и, приоткрыв ее, сначала всовывает в щель ногу, чтобы профессиональным отточенным движением всех собачников перекрыть кому-то голососитому доступ наружу.
— Мааам, — позвала Маша внутрь. — Забери Процика, я с Натой, и еще мы из лужи выловили Илью, помнишь его?
— Какого Илью? — донеслось из-за двери невнятное вперемежку с гулким и утробным собачьим лаем. Не иначе как собака Баскервилей там выражала радость. Впрочем, Илья был не против и собаки Баскервилей, если к ней прилагались сухое полотенце и фен. Маша, наконец, открыла дверь пошире, и, оставляя ее распахнутой, зашла внутрь.
— Ну, вот, Илья же.
— Дратути, — беспомощно обтекая на придверный коврик чистенькой маленькой прихожей, сказал Илья и попытался улыбнуться. Мама Войны показалась ему знакомой, да и пса он смутно вспомнил — кажется, именно этот боевой состав часто наблюдался возле школы после уроков.
— Ну ничего себе, — очень по-машински прокомментировала Машина мама, не отпуская, впрочем, бульдога, которого цепко держала за ошейник и еще коленями для верности. — Ну-ка давай, заходи, и марш в ванную, немедленно. Только разуйся!
— Спасибо, — неловко ответил Илья, наклоняясь, чтобы попытаться распутать мокрые шнурки. — Извините, что … вот так. так вышло. Упали случайно в пруд.
— В пруд? Кто еще упал? Маша?!
— Не, не, не, мам, ты же видишь, я сухая! Это его друг еще упал. Он тоже поднимается.
— Нормальные девочки на улице подбирают котят, — назидательно сказала Машина мама. Как же ее звали? Илья то ли не помнил, то ли не знал. — На худой конец, щенков или воронят. А вы что?
— А мы ненормальные девочки, — подтвердила Маша, ничуть не озабоченная выраженным матерью недовольством. — Ну, мам, ну не оставлять же их там? Оба без телефонов, без денег, проездные вымокли, воспаление легких, смерть, похороны, веночек с черной ленточкой… И все это во цвете лет и в двойном экземпляре!
— Да ладно, ладно, — согласилась ее мама, как раз когда в дверь следом за Натой, застенчиво улыбаясь, заглянул мокрый и распространяющий волны холода Дэш.
— Драстути, — не попадая зубом на зуб, повторил он вежливое выступление Ильи и скромненько затер ногой натекшие с себя капли. — Простите, э, милая лэди, мы цветы и тортик-конфеты в следующий раз принесем, можно?
— Если не собираетесь жениться на одной из этих “милых леди”, - с достоинством отозвалась женщина, обводя взглядом свою дочь и Нату. — То обойдемся без тортика. Закройте, наконец, дверь, делите ванную как-нибудь сами. Я принесу полотенца.
— Если сопротивление бесполезно, — прокомментировала Маша, ловко ловя на подлете к Илье пса Проца, — Сдавайтесь и сделайте вид, что так и было задумано. Ната, кончай пялиться на мальчиков, ради всего святого, и давай мне помоги. А вы там в ванную, сами разбирайтесь, раздевайтесь, или что, кто первый пойдет, решайте сами.
— Полотенца, — вставила мама Маши, выкладывая стопку на табурет возле входа в залу. — Сейчас сообразим с временной одеждой.
— Я первый, — Илья, наконец, спихнул второй мокрый ботинок, и, на ходу стряхивая на пол донельзя мокрую куртку и рубашку, ретировался в ванную.
— Лучше бы котят подобрали, — заключила Маша. — Возни меньше, толку больше.
— А блохи? — деловито уточнила Ната.
— А кто сказал, что этих от блох не придется обрабатывать? Фу, фу, фу, Процик, я сказала, фу! Дядя блохастый!
Как ни странно, драться за ванную и теплую воду так и не пришлось. Илья справился быстро, буквально минут за пять, и, завернувшись в одолженный ему чей-то халат, застенчиво выполз наружу, а Дэш, наоборот, отправился отмокать сразу после этого.
— На, поешь, — Маша бацнула на сервировочный стол заставленный поднос, и борщ в тарелке жалобно плеснулся. Илья посмотрел на еду с сомнением и вопросительно поднял бровь. — Я предупреждала! У меня тут мама. Жри, давай. А то она решит, что не вкусно, и тогда тебе кирдык. И мне кирдык.
— Пони тоже будут кормить? — поинтересовался парень, подвигая к себе стол и одергивая халат.
— Будут, будут. Шашлык из него делать будут, — зловеще пообещала девушка и полезла в кладовку зачем-то. — Натка, лови детали! — попросила она подругу и та, примостив собственную принесенную с кухни тарелку на край стола, стала принимать запчасти от вентилятора. На взгляд Ильи, для вентилятора пока что было холодновато, но он счел за благо не высказываться. Правда, помощи в сборке тоже не предложил, но девчонки справились сами, после чего вентиллятор был торжественно направлен на развешанную на стульях мокрую одежду купальщиков.
— Хитро, — похвалил он, не забывая есть суп.
— В моих интересах выпихнуть вас прочь до тех пор, пока папа не пришел, — пояснила Маша.
— Такой страшный папа?
— Папа чудесный, — не согласилась Ната, которая, видимо, была о семье подруги самого высокого мнения. — Просто ты в его халате. Он, наверное, тебя убьет.
— Тогда в самом деле удалиться вовремя будет разумно, — покивал Илья, доедая борщ. Кормили тут отменно, сушили тоже неплохо. По крайней мере, одежду. — А что мой телефон? Он в кармане был.
— Телефоны мы сунул в рис, а баблометры разложили под обогревателем, — Маша указала в угол комнаты. — Но я не уверена, что твой телефон включится. У твоего товарища бессмертный кирпич, а вот твое чудо техники может и не выжить.
— Буду надеяться на китайские чудеса, — наморщил нос Илья. — Китайский пром в китайском рисе.
— По моему, это был краснодарский рис, — подумав, сказала Маша.
— Тогда чуда может и не случится, — прыснул Илья. — Да ладно. Мне главное домой добраться, а там уж какая-то запасная трубка найдется.
— Какого черта вы вообще в воду-то полезли? — уточнила Ната, переворачивая голубенькую веселую куртку Дэша другой стороной к потоку воздуха.
— Да подрались мы и свалились, — сморщил нос Илья.
— Что, не сошлись во мнениях относительного одного богословского вопроса? — процитировала Маша.
— Да примерно так.
— И опять будете драться?
— Да что мы, придурки, что ли, совсем, э? — не согласился Пони, появляясь в дверном проеме. Он был обмотан тремя или четырьмя большими полотенцами в весьма этническом стиле, вызывая в памяти Камерун, Зимбабве или еще какую-нибудь Африку. Илья, впрочем, в Африках был не силен, поэтому которую именно определить не мог.
— Еда, — тут же злорадно вспомнила Маша. — Надеюсь, ты ешь борщ!
— А кто его не ест, так-то? — не понял Дэш, величественно прошествуя в комнату.
— Я! — отозвалась Маша-Война, убегая на кухню. Вернулась она с очередным обширным подносом с первым, вторым и булочкой.
— У тебя мама на армию, что ли, готовит? — с уважением уточнил Илья.
— Ага. А ты думаешь, почему у меня всю жизнь проблемы с лишним весом?
Илья с сомнением посмотрел на нее, пытаясь вспомнить, была ли Маша-Война хоть когда-нибудь хоть сколько-нибудь круглой, но, видимо, в школе он обращал на нее недостаточно внимания, чтобы что-то такое отложилось в памяти. В любом случае, про девчачий вес и связанные с ним переживания Илья предпочитал тактично молчать, благо как и любой нормальный парень все равно был не способен заметить в знакомых девушках колебаний в плюс-минус пять-семь килограмм.
— Я думаю, будет глупо спрашивать, а что вы там делали? — спросил Илья, выкрадывая из-под руки Дэша булочку и вгрызаясь в нее.
— Гуляли мы, ели мороженое и обсуждали, какие парни дебилы, — отмахнулась Война. — У Натки проблемы с ее бфом, вот.
— Маша, блин! — возмутилась Ната, краснея до кончиков ушей.
— А третья ваша где? — решил не акцентировать “бойфрендные” проблемы Илья. — Вы, вроде, всегда втроем ползали, а тут как не встречу вас — так вы парой.
— Это тебе просто не везет на Сашку, — пожала плечами Маша. — Но она ж вечерник, поэтому если вечером, то мы точно будем тандемом, а не триумвиратом.
— Триумвират! — с удовольствием повторил это слово Пони. — Не тройка, не троица, э! Триумвират! Не “пара”, а “тандем”! Образование из всех слов прет, вроде как и стыдно, что я неуч. Филолог? — с подозрением уточнил он, хотя Илья, уже поднаторевший в его выражениях лица и оттенках речи, сразу понял, что вопрос был задан просто ради вопроса, и ответ Пони уже знает.
— Нет, это Сашка филолог, — отмахнулась Маша, скосив на Пони глаза так, что было точно понятно — она тоже каким-то особым всадниковым чувством обнаружила фальш.
— Маха — сайколог, — хихикнула Ната.
— Это что за профессия? — не понял Илья.
— А это Натка в восемнадцать лет впервые открыла для себя английский язык, — закатила глаза к потолку Война. — И представляете, там столько слов!
— Маша, блин! — повторила Ната, но скорее довольно, чем рассерженно.
Илья чувствовал себя как-то странно. Это самое “Маша, блин” было очень даже знакомо, на переменах это было одной из привычных нот школьного фона много, много лет. С другой стороны: вот эта самая “Маша, блин” — самый настоящий Всадник Война, и сколько лет она была всадником, пока он иногда пересекался с ней в столовке или на перемене?.. И сколько еще таких людей, на которых он не обращал внимания, хотя видел, а они на самом деле — кто-то особенный? Сейчас, прислушиваясь к себе, в основании своих мыслей, он мог рассылать неумолчный ритм, который пах кровью и железом, прямо, как … перед появлением Шторма.
Напоминание не было приятным, и Илья, поежившись, встал, чтобы проверить свою одежду. С нее, частично отжатой в машинке и уже с полчаса висевшей под вентилятором, уже не капало, но она была, конечно, все еще ощутимо влажной.
— Когда там грозный папа придет? — уточнил Илья, не оборачиваясь.
— Через часика два-три, — с готовностью отозвалась Маша. — Немного еще обсохните и ступайте с миром.
— Почивать не оставите?
— Чего-чего?
— Ну, так как ты, оказывается, легендарная Баба Яга, — уверенно сказал Илья с как можно более серьезным лицом. — В баньке попарила, ужином накормила… теперь, значит, положено дать добрым молодцам поспать, а с утра снабдить в дорогу навигатором и добрым советом.
— Разбежался! — рассмеялась Ната.
— В дорогу, — с достоинством ответила Война. — Могу дать вам пинка!
Голос ее, впрочем, звучал совсем не угрожающе, и мимика выдавала едва сдерживаемое веселье.
— Пирожки еще есть! — донеслось из коридора, и Маша, все-таки, заржала.
Ну, и в каком месте она Война? Невольно снова подумал Илья. Обыкновенная же девчонка. Никаких тебе темных вод и омутов.
— Лучше мелочи отсыпь, если есть, — честно попросил он.
— Этот вот тоже вечно мелочь клянчит. Это заразно, что ли? — спросила Маша, тем не менее, оглядываясь в поисках своей сумки. Из кошелька она выгребла несколько десятков монет, которые, видимо, автоматически высыпала туда каждый раз, получая сдачу и никогда не пересчитывала. — Хватит тебе?
— Я, честно, верну, — пообещал Илья, в свою очередь, пересыпая добычу в карман. — Но сейчас все бабки в кошельке отсырели вконец. Только ты мне телефон, что ли, свой напиши, или ты там в соцсети какой-нибудь есть?
- “Вкакой”-нибудь есть, — кивнула Маша.
— Кинь мне заявку? Я там как есть. Настоящие фио, и я, наверное, там один такой. Если не один, так у меня на аватарке кусок нашей гоночной тачки. Ната ее знает.
— А? Ага, — кивнула та. — Знаю, ага.
— Хорошо, с компа потом, — согласилась Маша, и Илья, все-таки, счел за благо начать собираться. Сталкиваться с грозным владельцем халата, который был ему велик в три раза, как минимум, он не очень горел желанием.
Пирожков и даже добрый совет им, впрочем, в дорогу выдали — в отличие от пинка, который, несмотря на все угрозы, достался настырному псу Процику, а не Илье или Пони.
— А почему, кстати, Процик? — поинтересовался Илья, завязывая мокрые и теплые от батареи шнурки под беспрестанное нытье обиженного животного, которому не давали броситься и всех обслюнявить.
— А, да это, как сказать… В общем, до конца десятых дела у папы шли неплохо, и деньги обычно были. И его приятель у него выпросил, что называется, “на дело”. Дескать, открою свое дело, разбогатею, все верну с процентами.
— И как, вернул?
— Ну, в целом… процент как раз и вернул. Вон он, Процент-то, — хихикнула девушка, наклоняясь, чтобы почесать пса за ушком. — Он собак собрался разводить. Но порода в моду не вошла, тогда, помнишь, все с йорками бегали.
— Да и сейчас бегают. Только йорк это вроде и не собака. К Св кто-то как-то с йориком приходил, так мой кот решил, что эта крыса. Чуть не пообедал. А коту-то виднее.
— Ну, у тебя, видимо, не кот, а какой-то суперкот, — пожала плечами Маша.
— Точно. Суперкот и есть, — подтвердил Илья, и на этой жизнеутверждающей ноте они с Пони, таки, покинули на удивление гостеприимный дом самого настоящего Всадника Войны.
Весь спуск до первого этажа Илья старательно держал язык за зубами, хотя вопросов у него было больше, чем можно было бы успеть задать даже, наверное, за час, а когда они вышли на улицу, первые промозглые ощущения от прохладной погоды, ветра и недосохшей одежды были такими живописными, что временно отбили охоту разговаривать, заставляя переживать вполне себе экзистенциальный кризис. В результате Илья снова открыл рот уже когда они приблизились к злополучным прудам.
— Думаешь, Шторм все еще ищет нас в Третьих Землях? — спросил он, поражаясь тому, насколько странно звучал этот вопрос в реалиях привычной московской действительности. Он вполне мог себе представить как Пони недоуменно полуборачивается, глядя на него из-за края капюшона, и уточняет “чего-чего, брат?”
Пони в самом деле полуобернулся, но тут же развернул голову обратно и пожал плечами.
— Э, думаю да. Мы, брат, так ловко просквозили обратно, что надо запомнить это место.
— Может, лучше не надо? Не всегда мимо будут проходить сердобольные самаритянки, знаешь ли.
— Так можно, вроде как бы, сделать тут тайничок, чтобы вещи про запас припрятать, если что. Мало ли нам снова от Шторма драпать придется? Или от чего похуже.
— Похуже, — едва не хрюкнул от возмущения Илья. — Я так и не понимаю, почему этот Аилис на меня похож. Вот это точно — кое-что похуже. Да его даже Св со мной попутает!
— Да, брат, но он сюда не пройдет. Помнишь, э, он жаловался? Так что Св твоей ничего не грозит, вроде как.
— Зато галактика в опасности, — с деланным пафосом и очень кислым тоном отозвался Илья.
— Двух штук тебя мир не вынесет, да? — блеснул улыбкой Дэш.
— Боливар не вынесет двоих, — подтвердил Илья. — Кстати, про Боливара. В выходные ты едешь со мной на дачу, ты помнишь? Один я туда не попрусь.
— Такая страшная дача? — повторил шутку Пони, сам хихикая ей.
— Нет, такой страшный дядя, — ежась, ответил Илья. — Вот ты ржешь, а он супергерой. И это очень печально.
— Для него?
— Нет, для нас. Сам увидишь, — зловеще пообещал он. — Запомни, в субботу.
— Так хоть отвезешь, э?
— Отвезу, — уныло пообещал Илья, что настроение пропорционально падало при мысли о том, что суббота очень даже скоро. Дядя его, в самом деле, был прекрасным человеком, и многие его буквально на руках были готовы носить, но с отдельными последствиями этой доброты и этого ношения приходилось иметь дело непричастным, и они со Св каждый раз делали все, чтобы спихнуть решение дачных проблем на другого. — Как говорится — проигравший моет посуду.
— Можно и посуду, только ты монеток мне войновых отсыпь, да. Пригодятся. Кстати, брат. Вернее, некстати! Та дамочка-то что?
— Какая дамочка? — не понял Илья.
— Ну, вроде как, та, которая. Где нас Шторм накрыл.
— А, — сообразил Илья. Кажется, это было вечность назад, а на самом деле сколько? — Слушай, а сколько мы отсутствовали то?
— Да несколько часов всего, брат, — отмахнулся Пон. — Дата та же на календаре была, так что все нормалек.
— Хорошо, — выдохнул Илья, успокаиваясь.
— Даа, а то Св убьет, вроде как, — рассмеялся Дэш.
— Тебе смешно. А у меня Св, — трагично отозвался Илья. — А когда у тебя Св, то даже думать об опасности нельзя, потому что Св почует и прибьет.
— Так, а дамочка-то что?
— Да ничего, вроде, — неуверенно вспомнил Илья. — Я ничего эдакого в ней не заметил. По крайней мере, с тем, как я слышу Войну, ничего общего. Ничего запредельного. Обычная женщина, страдальная немного. Возвышенная, тонкая натура, похоже. Мне с такими трудно. То есть, я могу некоторое время изображать рафинированного мальчика из хорошей семьи, но рано или поздно, знаешь, выплывает, что я не на скрипочку в детстве ходил, а вовсе на гитару, и стремился “Enter Sandman” играть, а не прелюдии Баха.
— А она, значит, вроде как, по прелюдиям, — двусмысленно прокомментировал Дэш и сам взоржал.
— Я видел ее страницу, у нее открыта была. Можно будет посмотреть, что она там пишет, проследить. Вдруг это просто я птица-тупик, а она в самом деле Всадник?
— Проследим, брат, не зря же Шторм за ней носится, — кивнул Пони.
Разговаривая, они прошли весь путь до Проспекта Вернадского, и Пони, попрыгав на месте, сказал:
— Давай, вали на остановку. 34-ый тебе нужен, брат.
— А ты куда? Разве тебе не полагается меня за ручку домой довести, чтобы я не пропал по дороге?
— Я бы довел, если бы вроде как думал, что Шторм все еще за тобой носится. Но Шторм носится за тобой по Третьим землям, и, наверное, за твоим этим магом поперся. А при Солнечном-то дворе с ним вряд ли станут церемонится.
— Собственно, это один из пунктов, о которых я тебя тоже хотел спросить.
— Церемонии Солнечного двора? Э, нет, нет, брат, давай домой, потом церемонии. Я тебе обещаю, в лучшем виде все расскажу, только не сейчас, да? Мокро, холодно и фу.
— Это не фу, — вздохнул Илья. — Это приключения. Ладно. Что, завтра? Послезавтра? В субботу дача, еще раз напоминаю. Ты мне должен, ясно тебе?
— Это все угрозы. И дискриминация, брат, — рассмеялся Дэш, махнул ему рукой и гордо удалился, засовывая руки поглубже в карманы толстовки. Илья даже некоторое время смотрел ему вслед, но Пони, видимо, не был намерен демонстрировать никаких особых трюков: перейдя по светофору улицу, он независимой походкой удалился в глубь района, и постепенно яркое пятно голубой куртки потерялось где-то в сумерках, оставляя Илью с уже знакомым ощущением зыбкости собственношкурно пережитого опыта. Было ли вообще это путешествие неизвестно куда, или привиделось? Никаких документальных подтверждений не осталось, никаких сувениров на память или, может, фотографий на телефоне, поэтому сомнения в собственной нормальности подкрадывались и покусывали. Может, они в самом деле свалились в пруд, поспорив из-за, например, количества ангелов на острие иглы? Свое участие в такого рода дискуссии он, по крайней мере, мог себе представить и обосновать без схождения с ума.