Илья отнял от головы руки, едва не полностью залитые кровью, и вытер рукавом куртки лицо, отвлеченно отмечая, что на ткани тоже остался широкий кровавый след. Но почему-то все это казалось далеко не таким ужасным, как все еще звучащий в ушах ужасный звук.
— Чт..? — беспомощно спросил Илья, не попадая ни губами, ни языком в нужную артикуляцию, чтобы сказать что-то нормальное.
— Какая-то жопа стряслась, вроде как, — с явным неудовольствием пояснил Дэш, и у него даже веко немного дергалось, чего за ним раньше замечено не было, даже в самых опасных ситуациях. — Но это не из-за тех, вот ведь как. Они там тоже того. Но, ты уж прости, брат, я их тащить оттуда не стал. Да и этого вот Аилиса, который такой вот, не получилось бы.
— Да, — смог выговорить Илья. Хотя что “да”-то? — Ты. Оно. Что это может быть?
— Всадник, — лаконично отозвался Пони и пощупал под одеждой шкатулку, что его, кажется, немного успокоило. По крайней мере, на вид он немного повеселел, и даже протянул Илье найденную в кармане влажную салфетку из куриного фастфуда. Впрочем, следующие его слова опечалили Илью просто дальше некуда как. — Просыпается, вот как. У нас, как будто бы, времени совсем маловато, чтобы его, ее найти и того. Умиротворить.
— Те двое, — Илья яростно потер щеку салфеткой, собирая начавшую засыхать кровь. — Считали, что это Порываева.
— Ты сам-то думаешь как, она? — поинтересовался Пони.
— Нет, — губы Ильи сошлись в одну упрямую линию. — Она нытик, а не всадник. Война совсем другая.
— Ну, брат, вот тебе и ответ такой вот. Значит, не она. Потому что, вот ты подумай, мы теперь знаем, что ищем всадника Мора. И если ты ее лицом к лицу за всадника не признал, то и нет. Не она, ни разу.
— Почему ты так уверен, что ищем Мора? — Илья скомкал салфетку и еще раз провел ей по подбородку. Кажется, видок у него был еще тот.
— Потому что, брат, сам что ли, не понял? Шибануло сильнее тебя и Аилиса того этого. Шторма вот прикрючило, да, но вот он уже начал выравниваться, когда я тебя утащил. А меня почти и не затронуло.
— А Шторма то с какой стати, если это был Мор?
— А Шторма вот Война звала, я думаю. Она почуяла тоже, наверное, что Мор просыпается.
— Бред какой, — Илья собрался было выкинуть кровавую бумажку на пол, но передумал. Это было некультурно. — Спорим я Маше позвоню, а там все хорошо? А Шторм просто придурок, и его трясло потому, что переел тетешек или какашек фей. Или что там в ваших Третьих землях курить принято?
— В Третьих землях курить вообще не принято, брат, вот как. А вот Войне позвонить — это хорошая мысль, это ты молодец.
— Отсталые люди, сразу видно, раз прямо таки и курить не принято, — Илья немного дрожащей от воспоминания о боли рукой достал телефон и, найдя недавно обретенный телефон Маши, нажал вызов. Он не успел даже “мяу” сказать, как она подняла трубку, но тут же подумал, что, может, звонить и вовсе не стоило, потому что Маша рыдала, причем рыдала так, что даже слова еле пробивались сквозь всхлипывания.
— Машка, — растерянно позвал он. — Машка, ты чего? Что случилось? Обидел кто? Что стряслось-то? Да что там, Маш? Все живы?
— И-и-и-и, — потянула она, но снова возрыдала. Пони, чуть ли не прижимающийся ухом к телефону с другой стороны, яростно жестикулировал о чем-то, но Илья никак не мог взять в толк. Все это “мальчик жестами объяснил, что его зовут Хуан” для него были тяжелы в восприятии. — Иии-иилья-аааа, — продолжила плакать Маша, но первое слово, видимо, пробило плотину. — У т-тебя Светка, Светка твоя, она же в полиции? Она может, я не знаю, — Война громко всхлипнула. — Может она сказать там, чтобы правда искали, и сейчас искали, потому что, — она икнула. — Потому что я звонила в полицию, а мне сказали в отделение, заявление, ыыииии, — съехала она на короткий припадок воя.
— Да что случилось-то, Маш? Св в полиции. Я ей позвоню, только скажи, что стряслось? — Илья начинал волноваться. Маша и в школе была твердолобой упрямой скалой, и в недавнем общении проявила себя как исключительно спокойная девица, а сейчас это было просто слезливое шоу какое-то.
— Натку, Натку по-похи, похитили, — выдавила она.
— Как это похитили, — опешил Илья, прислоняясь спиной к стенке “гаражика”, потому что голова резко закружилась от сюрреализма и сосущего холода внутри.
— В ма-машину за-запих-пихнули и увезли, почти внятно ответила Маша. — Я кусок номера запомнила. Но он грязный был. Ну и, это ауди, черная, черная-черная ауди, и номер там 675. Или 756. Какой-то такой.
— Ты-то как сама, — холодея еще больше и почти мертвым голосом спросил Илья.
— Я не успела, не успела, — заревела Маша снова. — Они думали, она там просто гуляет. Она там обычно гуляет после инста, но мы встретиться договорились, а я, а я пришла, а там, и она кричать начала, но ее засунули туда, и…
— Кто это мог сделать, — сказал Илья, чувствуя, как всплывают в памяти и плавают, как овощи в супе, в голове все указания Св на случай похищений. Но дистанционно передать их Нате он, к сожалению, не мог.
— Это из-за парня ее. Я думаю из-за него. Он бизнесмен. Помнишь, проблемы? Вот, проблемы. Они там бизнес делят. Я думаю, могли. Могли же?
— Фамилию и имя парня знаешь? — ровно и спокойно уточнил Илья, хотя внутри уже все куда-то бежало. В том числе, бить рожу такому-сякому парню, если это из-за него. Впрочем, если не из-за него — тоже. Не уберег же!
— Климов. Андрей. Не знаю отчество. Парень он, условно очень, дяденька он. Он постарше нас. Лет тридцать, может. Мы его с Сашкой Питон Питоныч называем. У него глаза такие, как будто белые. На фотках радужки вообще не видно.
— В какую сторону они поехали, ты запомнила?
— У меня топографический кретинизм, — коротко пожаловалась Маша и ненадолго замолчала, видимо, оглядываясь по сторонам. — Я не поручусь, что они потом не развернулись, но они поехали в сторону из Москвы по Севаку.
— Я понял, — отозвался Илья, фиксируя все это в памяти так, что даже больно было. — Маш, ты давай резко домой. Сейчас же. Никаких самостоятельных розысков, никакого героизма. Жди звонка, я дам твои контакты Св, чтобы она передала куда надо. Найдем Нату, даже не сомневайся. Ты все очень хорошо запомнила, молодец, что не попалась сама. Все будет хорошо. Ладно? Ты мне веришь?
— Тебе я верю, — всхлипнула Маша, оставляя висеть недосказанным, кому же она не верила.
— Давай домой и осторожней сама, — еще раз предупредил Илья. — Тебе позвонят. Я сейчас все передам Св, и поиски начнут. Точно тебе говорю.
— Ну и что там вышло брат, э? — не выдержал Дэш в ту же секунду, как Илья нажал отбой.
— Ничего, чего ты бы не подслушал, — огрызнулся Илья и начал звонить сестре. Излагая “материалы дела”, Илья волновался все больше, и Дэш, кажется, все-таки слушал что-то новое для себя, потому что изрядно посуровел на вид. Нервное возбуждение и боль в голове от беспрестанного звука, который так и не желал уходить, были такими сильными, что Илье безумно хотелось что-то делать, бежать, а вовсе не выслушивать нотации от Св.
— Слышишь меня, ты? Никакого геройства, — внушала ему сестра практически теми же словами, как он сам увещевал Машу пару минут назад. — Никаких самостоятельных розысков. У них вполне может быть настоящее оружие, и тебе, с твоим вечным “ствол где-то внизу рюкзака” лезть вообще противопоказано. Я сама разберусь. Я поняла, что дело серьезное, я все сделаю, чтобы искать начали сразу. Ты меня слышал?
— Угу.
- “Угу”, - передразнила его девушка. — Все с тобой ясно. Сейчас дяде позвоню, чтоб тебя припахал. Не хватало мне еще из-за тебя беспокоиться. Отбой!
— Брат, э, — снова начал Пони, когда Илья закончил разговор и просто стоял, глядя на телефон в руке. — Нам бы Всадника искать бы. Вот как.
— Не знаю, как ты, а я должен Нату искать, а не какого-то там всадника, — сказал Илья таким спокойным голосом, что делалось страшно самому.
— И как ты искать собираешься, да?
— Они поехали на юг по Севаку. Это сюда, в нашем направлении.
— Э, брат, не факт, что они вообще их города выехали. Или что по МКАДу в эту сторону поехали. Тут, брат, как бы слишком много всяких “если”, - попытался увещевать его Пони, но Илья посмотрел на него с точно таким же непререкаемым упрямством, как на отца Пантелеймона.
— А если они едут в этом направлении? И я ничего не сделаю? Не попробую помочь? Я себе этого не прощу.
У Ильи бывали в жизни такие моменты, когда он просто упирался рогом в какую-нибудь глупость и продолжал давить, пока не реализовывал ее. Обычно результаты были совершенно никакими, и все силы тратились на совершенно эпическое “ничего”. Например, однажды Илье так стукнуло в голову, что если он поедет на лифте, то сто процентов застрянет именно сегодня. И в результате он, пыхтя и отдуваясь, полз на высокий восьмой этаж сталинки к другу Лехе пешком. Еще один грандиозный фейл пришелся на одну из чудных семейных поездок на дачу. Бывший за рулем Илья обнаружил в себе непреодолимое нежелание когда-либо сворачивать направо. Только налево. Конечно, это сильно осложнило прокладку пути до конечной цели маршрута. Конечно, именно сейчас, видимо, на стрессе или из-за чего-то еще, Илью приглючило снова. Две потребности, два равновеликих зова, смешиваясь с болью, тащили его вперед, в одном и том же направлении, требуя действия и еще раз действия, а не ожидания помощи от суперкота с его лапками.
— Я пошел, — Илья довытер рукавом лицо и, оглядевшись в поисках потенциальных препятствий в виде вызвоненного Св отца Пантелеймона, пошел к калитке.
— Брат, э, это все безнадежно, ты сам не понимаешь, ну? — окликнул его Пони.
— Безнадежно, — согласился Илья, полуоборачиваясь. — Так ты со мной?
— Конечно, — с обреченностью подтвердил Дэш, шагая к нему.
Отец Пантелеймон настиг их поздновато. Илья как раз завел машину и начал разворачиваться, когда тот появился из-за поворота дачного проезда и деловитым шагом направился к ним.
— Илюша, — увещевал он на ходу. — Илюша, ты куда собрался? Выходи-ка из машинки, и друг твой пусть выходит, мы даже не поговорили еще как следует. Илюша!
“Илюша” дал по газам, чертыхаясь себе под нос. Дэш был готов поклясться, что по местным ухабам с такой скоростью еще никто не драпал: его трясло так, что он подозревал, что сейчас выплюнет желудок из носа, не иначе. А в крутой поворот-шпильку на выезде, да еще и слепой, Илья и вовсе вошел в управляемом заносе. К счастью, хоть он и был на гонках, в основном, штурманом, но водить научился раньше, чем кататься на роликах.
— Брат, ты ээ-э-э-э, — с перерывами от подпрыгиваний попробовал высказаться Пони. Одной рукой он вцепился в ручку над окном, второй — в торпеду, и ногами, кажется, уперся тоже, но его все равно бессовестно мотало. — Ты э-э-э-э-э, с ума сошел?
— Неа, — коротко ответил Илья, резко сбавляя ход перед началом очередного поселения, и потом моментально разгоняясь до неприличных скоростей снова.
— Кто тебя вот водить учил, ты!..
— Св, конечно, — Илья реагировал, отвечал, но все его внимание, на самом деле, принадлежало дороге и тому сильнейшему зову, тяге вперед, которые звали его так настойчиво, словно он в самом деле делал что-то правильное, что-то, ради чего родился или жил все свои годы на земле.
Неприятная вибрация в кармане дала знать о входящем звонке, и Илья, не отрывая взгляд от дороги, достал телефон и ткнул им в сторону Пони.
— На, — сказал он. — Назначаю тебя штурманом-секретарем!
Дэш принял телефон двумя пальцами, и посмотрел на него, как на что-то ядовитое.
— Это ты, брат, про что?
— Это я, брат, про то, — автоматически передразнил его Илья, потому что давно язык чесался. — Что ты отвечаешь за то, чтобы смотреть в мой телефон, пока я смотрю на дорогу, говорить, кто звонит и кто что пишет. Пин 3713.
Дэш еще раз одарил и его, и телефон подозрительными взглядами, но, пыхтя, аппарат разблокировал и, потыкав пальцем в экран, сообщил:
— Пропущенный, Св. И звонит сейчас неизвестный номер.
— Не поднимай. Св прозванивает с чужих номеров, если думает, что я злонамеренно не беру трубку.
— А вдруг у нее там вроде как новости? Про Нату твою, э?
— Это вряд ли так скоро. Она просто написала бы в сообщениях. Пишет что-нибудь, нет?
— Пишет, — подтвердил Пони. — Пишет, пишет….”подними трубу урод” она пишет.
— Значит, будет воспитывать, а этого нам сейчас не надо.
— Ну, брат, так может, в чем-то она и права? Что-то, — машина подпрыгнула на пригорке и пролетела, кажется, пару секунд не касаясь дорожного полотна. Дэш от этого потерял мысль, сглотнул и только потом сориентировался в своей голове снова. — Мало шансов то тут, брат! Сплошное одно “если”, и ничего наверняка.
— Наверняка только смерть, и то не наверняка, когда, — отрезал Илья. — Так есть хотя бы какое-то “если”. Какой-то шанс. Не могу я сидеть и ждать!
Пони снова тяжело вздохнул и опустил глаза в телефон. Это было, хотя бы, не так страшно, как мелькающие мимо деревья и машины. Именно поэтому Дэш пропустил момент, когда Илья резко дернул головой вбок и практически зарычал, крутанув руль так, что машину развернуло едва не на все сто восемьдесят градусов. Их пронесло боком бесконечные длинные несколько метров, под раздраженное бибиканье соседей по дороге, под визг чужих и своих тормозов. Машина вошла в нужную Илье траекторию, и он снова ударил по газам, пересекая затормозивший от его маневров поток поперек, нагло, хамски, буквально напролом, устремляясь на обочину и по ней встречным ходом куда-то назад, в ту сторону откуда они приехали.
— Эй, брат, ты чего тут творишь, э?! — возмутился Дэш, вконец потерявший дыхание и уже почти готовившийся вильнуть на Порог, чтобы спасать свою и своего напарника-недоумка шкуру.
— Никогда так не делай, — прокомментировал Илья, практически не открывая рта. — Вообще никогда. Никогда-никогда, — он сжал зубы еще плотнее, едва не чувствуя, как они начинают поддаваться под напором, резко вырулил на примыкающую дорогу и рванул снова наперерез потоку, пересекая обе проезжих части под уже просто матерные вопли из окон резко тормозящих машин. Сегодня всем на этой дороге сильно не повезло: и в общем-то добрый и мягкий Илья был готов перед всеми ними извиниться и повиниться, но потом! Ей-богу, потом. Когда он поймает ту черную ауди с нужными номерами, ту самую, которая прямо на его глазах вильнула хвостом на съезд направо. И вот тогда совершенно плевать стало на то, что он едет на большой скорости в противоположном направлении, и что их разделяют два потока машин и отбойник, и на все наплевать: все решаемо, решаемо!.. И Илья, полагаясь на совершенно невероятное наитие и вбитые годами навыки, справился. Пролетев по обочине, он заложил вираж на двух колесах, сворачивая, и понесся вперед, по сразу же плохо вымощенной проселочной дороге. Пони был уверен, что если раньше преследуемые и не опасались погони, то сейчас наверняка должна были услышать что-то: бешеный рев двигателя, например, или ультразвуковой свист рассекаемого воздуха. Или, может, прерывистые вопли самого Дэша, звучащие чем-то вроде вопля бенши: “Не-т-т-т-аааааак-бы-бы-ыы-стро-о-о-о!”
— У них фора минуты в две, пока я там рулил, — совершенно спокойным и уверенным тоном отозвался Илья. — И ехали они не меньше сотни. Сейчас свернут куда-нибудь, и пиши пропало.
“Пиши” напомнило о телефоне, забытом в руках, и Пони поднес его к глазами, чтобы суметь разглядеть хоть что-нибудь.
— Твоя Св-св пи-ишет, что ввели-и план-перех-хват, — выдавил он между ухабами.
— Впереди какая-то деревня. Будем пролетать, посмотри название и напиши его Св. С комментарием, что я считаю, что где-то тут надо искать.
— Ты ув-уверен так, эээ? — невольно растянул последнее междометие Пони.
— Мне так кажется, — ровно и почти без эмоций в голосе отозвался Илья, которого все еще вела вперед словно незримая рука или подкрашенная квестом метка компаса. Сворачивающую в лес машину он больше почуял, чем увидел: между деревьев вдалеке почудилось черное, движущееся, и на ближайшем повороте, не раздумывая, Илья свернул тоже. Дорога становилась все хуже, день все темнее, словно над ними веяли не только послеполуденные тучки, но и темные ветры из чужих земель, и уже не только Илья, но и Пони ощутил вполне различимый зов, влекущий неведомо куда.
— Зо-зовут нас, — Дэш уперся рукой в торпеду и посмотрел куда-то вбок, сквозь окно, на мелькающие, подпрыгивающие и сливающиеся в одно деревья.
— Поэтому надо успеть к Нате, — отозвался Илья. — А то потом, может, и не сможем.
— Ну ты во-от-от как скажешь сейчас, куда-да-да я денусь в такой вот глухова-аани со скорости 200 кило-лоло-ме-ме-метров в час?!
— Да едва ли сто двадцать, — не согласился Илья.
— А не пох-хрен ли-ли-ли? — философски заметил Дэш, и едва успел перенести вес на руку, как через метров двести после небольшого перекрестка Илья внезапно и безо всякого объявления войны затормозил.
Машина немного вильнула туда и сюда от резкого сброса скорости, но в итоге даже в кювет не съехала, просто красиво замерла на обочине, словно в кино. Пони, правда, было не до кинематографических эффектов: его едва не размазало по салону.
— А пристегиваться надо было, — прокомментировал Илья его разбитую губу. — Особенно если так страшно было.
— Чего мы встали-то, а, брат? — невнятно спросил Дэш.
— Дальше пешком. Они там где-то сбоку остановили машину.
— Откуда ты знаешь?
— Звука двигателя нет больше, и это не от отдаления. У меня хороший слух. Так что осторожно туда проберемся. Уточним. Скинем точные данные Св.
— А ну как сами попадемся?
— А вот если попадемся, то тут я уповаю на твои волшебные силы, — криво усмехнулся Илья. — Ну и вот на это немного, — он достал из бардачка пистолет в кобуре.
— Типа вот что, ствол, что ли? Настоящий?
— Травмат. Но если в глаз, то мало не покажется. Или в артерию.
— Это ты брат, думаю. сам понимаешь же, да? Что Св твоя права и против настоящего ствола шансов как бы вроде и нет.
— Поэтому я больше верю в то, что “дружба это чудо”, - криво улыбнулся Илья, но пистолет за пояс приладил.
— Брат, может, не надо? — еще раз попросил Пони, выходя вслед за ним из машины. — Нам бы Всадника искать. А то все вроде как зря будет, все розыски этой твоей Наты, потому что миру кирдык.
— Не вижу смысла спасать мир, если не спасу Нату, — отрезал Илья, заправляя волосы за уши, чтобы в глаза не лезли, и старательно оправляя одежду, чтобы ничего не пережимало, не болталось, не звенело и не развивалось при ходьбе. — Кроме того, есть еще те двое. Они так боялись, что мы помешаем им спасать мир, вот пусть и спасают. Мы точно не будем мешать.
Дэш покачал головой, но тяжело вздохнул, снял свою яркую курточку и вывернул наизнанку футболку, чтобы не светить ярким рисунком в кустах. Он был без оружия, и от этого чувствовал себя несколько нелепо в этой тактической операции, но что делать? Все равно основная надежда была на него и его способность вовремя соскочить на Порог. Илья в такой науке пока точно был практически бесполезен: у него пока было явно недостаточно практики. Зато, похоже, в ползании по кустам и выслеживании практика была: Илья двигался плавно, уверенно и одновременно быстро, и практически бесшумно, к тому же, ориентируясь по одному ему слышимым звукам или приметам. Кажется, они пробирались сквозь подлесок не меньше получаса, пока не уперлись в забор, ограждающий крайний участок какого-то товарищества или отдельный охотничий домик. Если первое еще было нормально, то второе — из рук вон плохо, потому что в этом случае даже свидетелей не будет. Дэш открыл было рот, чтобы высказаться на этот счет, тактично и негромко, но Илья предупредительно поднял палец, прислушиваясь, и почесал вдоль забора. Он отчетливо слышал во дворе тихие мужские голоса, и был готов поклясться, что приглушенные вопли своей подружки — тоже. Он был практически уверен, но хотел увидеть, убедиться, и его все еще продолжало тянуть вперед, словно в груди у него была пустота, вакуум, и только то, что лежало впереди, могло заполнить эту дыру. Пони поотстал, но это к лучшему, он не умел тихо ходить в лесу, а в Илью эта способность была заколочена пластиковыми шариками и деревянными стрелами на полевых играх, поэтому он практически не опасался быть обнаруженным по производимому шуму.
— … орет и орет, — пожаловался кто-то внутри территории участка. На удивление, глухая деревянная стена от угла сменялась сеткой-рабицей, и Илья путем нескольких коротких перебежек за кустами нашел неплохую точку обзора. — Может, вытащим из багажника? В погреб сунем и норм. Оттуда точно не слышно ничего.
— Эта сука мне запястье прокусила, хер я к ней подойду. Разве что хлороформом ее?
— Умный очень, что ли, где мы возьмем этот хлороформ? К фельдшеру придем и скажем — дайте, у нас тут дурная баба, надо утихомирить? Глупостей не пори, скрутим и все. Что, она одна всех перекусает, что ли?
— Ага, тебя не укусит, а меня цапнет. Пусть сидит там, надоест ей орать когда-нить. Или может того, пристукнем уже ее? Не собираются ж ее в самом деле возвращать. Она ж нас видела.
— Дурак, что ли? Сначала на видео снимем, только Дрона дождемся, он с камерой.
— Ну, вот тогда и вытащим.
Илья то холодел, то его бросало в жар: одно дело смотреть на геройские приключения в кино или слушать наставления Св о том, как надо себя вести в тех или иных опасных ситуациях, а совсем другое — видеть и понимать, что все это происходит с тобой, вокруг тебя, и от тебя зависит чья-то жизнь, потому что ты знаешь значение деталей, и можешь примерно просчитать наперед, во что ситуация выльется.
И этот расчет Илье совершенно не нравился. Даже в чужих землях, во вполне серьезных сражениях так страшно не было, не было такого огромного, невероятного ощущения безысходности и опасности. Может, потому что там все было в совершенно других, фантастических декорациях, больше похожее на странный сон? Или потому что сам он там был не собой, а кем-то другим, более сильным, более храбрым? Илья не знал. Но знал, что должен что-то делать, иначе приедет неизвестный Дрон, Нату снимут на камеру с требованием выкупа и… избавятся от нее. Или потянут еще немного, но в итоге в живых оставить не смогут, потому что она видела их лица. Оставалось надеяться на то, что Св и ее коллеги успеют среагировать на его информацию, и кавалерия домчиться быстро. Наблюдая за неспешной беседой с покуриванием, Илья без конца повторял себе, что нет, нельзя вмешиваться, их как минимум двое, и еще этот ожидаемый “Дрон”, и неизвестно сколько еще в доме, и не понятно какое у них оружие, и какой уровень подготовки. Конечно, чтобы запихнуть в багажник невысокую и не очень спортивную девицу, много подготовки не нужно, но и Илья не Джон Рембо. В настоящем мире финт с одним против толпы проходит только в том случае, если у этого одного — автомат Калашникова, а у толпы ничего. И то затоптать могут, ценой неизбежных потерь. Поэтому ничего делать было нельзя, и это было ужасно.
Пока не стало еще ужаснее. Илья успел услышать приглушенный звук, словно кто-то двигался сзади него. Даже не звук шага, и не треск ветки под ногой, просто смутное, смазанное ощущение присутствия. Это мог быть Пони. А, может, и нет. Илья начал осторожно разворачиваться, медленно, чтобы его по движению не засекли наблюдатели через рабицу, и тут сначала резко зазвенело в ушах, а потом мир мигнул и вогнулся, вытянулся, становясь совершенно плоским. Это не было похоже на Порог, или на Третьи земли, или еще на какую-то уже посещенную метафизическую хрень, хотя бы потому, что мир не был выпуклым. Он был плоским: бесконечный лист, сотканный из разноцветных ромбов, и Илья был внутри него и на нем белым маленьким шариком, который отчаянно пытался найти свое трехмерное существование в двухмерном мире. Он рвался и рвался наружу, ограниченный системой координат, и не мог понять ни кто он, ни что он, ни как сюда попал. А потом отчаянный белый шарик внезапно вспомнил, что уже один раз терял память, и этого оказалось достаточно, чтобы пробить ромбовый мир насквозь, и вылететь с другой стороны, резко возвращаясь в реальный мир. В этот же момент Илья подумал, что лучше быть шариком среди ромбиков, чем вот так вот очнуться, как он. Он думал, такое только в кино бывает, когда главный герой приходит в себя в кольце врагов, с оружием в руках, но нет: оказывается, с ним такое может случиться, и даже понятно было, как и почему. Воспоминание о Аилисе мелькнуло и пропало, оставив легкое раздражение и замешательство. Ладно хоть если он в самом деле главный герой, то, может, у него есть шансы на выживание?.. Иначе он не дал бы за свою жизнь сейчас и ломаного гроша. А еще вокруг был звук: бесконечное колебание на одной ноте, словно зажатая клавиша синтезатора, душащий, болезненный звук, который приглушился было от возвращения на Первые земли, а теперь снова стал заполняющим, бьющим в барабанные перепонки. И слышал его, кажется, не один лишь Илья, потому что его противники, все трое, досадливо морщились, бросая косые короткие взгляды на багажник той самой черной ауди.
— Пушку брось, — посоветовал Илье первый, который жаловался на вопли Наты чуть раньше. — И мы тебя просто отпустим. Как тебе?
— Не очень, — отозвался Илья. — Как-то слишком щедро звучит.
— Да мы вообще парни щедрые, — продолжил первый, и Илья насторожился, приглядываясь к остальным двум. Похоже, ему решили заговорить зубы, пока будут исполнять какой-то свой план. Кто-то зайдет с тыла? Что же, на затылке у Ильи глаз не было. — Давай по хорошему разойдемся, мы тебя не видели, ты нас не видел. Только вот пушку оставь.
На заборе позади третьего внезапно появился Шторм. Не было, не было, и вдруг — раз, и есть. Совершенно не слышно на фоне нечеловеческого ора на одной ноте, который не прерывался даже ради дыхания, и очень удачно не отбрасывая внутрь участка тени, потому что солнце светило в другую сторону.
— Меня сестра заругает, если я вернусь без подотчетного ствола, — сообщил Илья, даже не пытаясь сделать вид, что шутит и стараясь не выдавать присутствия Орма пристальными взглядами. А тот продолжал сидеть, и красные полы плаща свисали вниз, словно яркие птичьи перья. — Поэтому извините. Без ствола мне уйти никак нельзя.
— Что, лучше вообще не уйти? — угрожающе ставил второй.
— Проще умереть, — процитировал Илья. Выстрел раздался внезапно, и стрелял первый, которого Илья уже записал было в убалтыватели. Промахнуться с такого расстояния было сложно, и Илья даже испугаться не успел, вот только пуля словно обогнула его, или он раздвоился вокруг пули, и очень остро ощутил в этот момент присутствие Аилиса, даже не рядом, а тут, с ним, внутри него. Это было ободряющее, уверенное касание, толчок руки, похлопывание по плечу. От этого словно время на секунду замерло, позволяя Илье поднять руки чуть выше и прицелиться лучше, и тут же пошло с нормальной скоростью, как только он выстрелил. И в ту же секунду Орм сорвался со своего насеста в красивом, отрицающем гравитацию прыжке, и приземлился на плечи третьего, сшибая его с ног и валя на землю. Илья же стрелял в своего противника наверняка — в лицо, в глаз, как учила Св, потому что сейчас надо было не пугать, не злить дополнительной болью, а свалить с ног, обезвредить, и именно это и получилось. Заливаясь кровью, тот упал, прижимая руки к лицу и истошно вопя так, что едва не перекрывал сверхъестественный вой, и к последнему врагу, растерянно вертящему стволом с Ильи на Орма и обратно, они двое повернулись одновременно, оба злые, едва не оскаленные, и Илья готов был поклясться, что у них обоих ненароком отросло по второму ряду зубов. Незапланированная психологическая атака удалась: оставшись в одиночку против двоих, последний похититель начисто забыл про необходимость спасать товарищей и ломанулся к калитке, продолжая на всякий случай угрожать наставленным оружием. Стоило ему, впрочем, открыть засов и начать осторожно выходить наружу, как калитка зажила собственной жизнью и, вырвавшись у него из рук, крепко приложила его по затылку. После этого Пони аккуратно зашел, старательно притворил за собой дверь и на всякий случай еще раз приложил бандита головой о забор.
И тут, стоило было Илье открыть рот, чтобы не то поблагодарить товарищей, не то спросить, какого черта, как дикий вопль бенши внезапно сменился оглушительной после него тишиной, а потом раздался взрыв, багажник разворотило изнутри, и вместо взрывной волны по реальности вокруг побежала смутная рябь, от которой Илью не то, чтобы куда-то потащило, а словно вывернуло наизнанку так, что он начал смотреть глазами внутрь своей головы, и там вместо не сильно помогающих ему мозгов был целый мир. Другой мир, не такой, как прежде. Вроде бы и забор, и дом, и останки машины были на месте, но небо здесь смотрело на них тысячами закрытых глаз вместо звезд, и солнце не светило, и вместо него по светлой дороге Млечного пути полз черный цветок с шевелящимися лепестками, а над ним, увеличиваясь в размерах с каждой секундой, сияла колючая серая звезда.
— Это что за блинский нафиг? — хмуро поинтересовался Илья.
— Мы опоздали, — тихо сказал Аилис его собственным голосом, стоя с ним совсем рядом, касаясь плеча плечом, рукой руки. Он появился из пустоты, словно был там всегда, на полшага позади и от этого вне поля зрения. От этого почему-то стало сразу попроще и не так страшно, хотя разве не должно быть страшно, когда все только-только усвоенные ограничения идут к чертям, и то, что никогда не должно появляться на Первых Землях, заходит сюда, как к себе домой. Или, может, это были уже не совсем первые Земли?..
— Опоздали “что”? — переспросил Илья, со смутным ужасом глядя на развороченную машину. Он сделал было шаг вперед, чтобы хотя бы посмотреть, что там с Натой, жива ли она вообще, но его схватили и удержали с двух сторон: с одной Аилис, с другой Пони, а из перекошенных останков багажника начало подниматься белое гало, в котором четко вырисовывалась, с каждым мигом все виднее и виднее в свете мертвой звезды, фигура Всадника Мора, Чумы. Илья, конечно, никогда не видел такого вживую, и это было совершенно не похоже на средневековые иллюстрации, но сомнений у него не возникло, перед ним, словно карта из потайного кармана, из раскуроченных внутренностей машины поднималась именно Чума, и никто другой, и лицо ее было лицом Наты, спокойным, умиротворенным. Глаза были закрыты, и одуванчиковые волосы светлым нимбом окружали ее голову. От Чумы исходило что-то вроде видимых потоков тумана или миазмов, которые дрожали и вибрировали, заставляя мир отзываться и местами покрываться трещинами. Илье казалось, что достаточно ударить посильнее, и от реальности отколется изрядный кусок.
***
— Ты скажешь мне, где искать ее, или же съем, — пообещала одна из семи голов. Она, вероятно, была главной, потому что на ней было аккурат три короны, а на остальных — по одной.
— Отстань, — вернее, бледный бесхвостный сказал другое слово, но я его повторять не буду. Голос у него был усталый и злой, но больше, все-таки, усталый, словно сцена повторялась уже много раз.
— Тогда съем, — сказал дракон, и одна из его голов, извернув длинную шею, тяпнула Бледа за бок, с неприятным звуком вырывая из него кусок мяса и демонстративно его хрупая прямо на глазах добычи.
— Да… подавись, — сказал Блед, глядя на своего пленителя с усталой ненавистью. Страшная рана в боку после несколько мгновений интенсивного кровотечения стала на глазах затягиваться, и главная голова дракона, пока боковая дожевывала, спросила снова:
— Ты скажешь мне, где искать ее, или же съем.
— Нафиг иди, — отозвался Блед обреченно.
Это было отвратительно и одновременно невероятно чарующе, и я бы посмотрел на сцену бесконечного цикла кормления еще пару десятков раз, но прибыла моя подмога, и пора было что-то делать, например, вести на храбрый бой свои когорты. От слова, конечно же, “коготь”.
Черпая вдохновение в идущих следом, я ступил вперед, потому что никак нельзя было позволить кому бы то ни было меня опередить в геройстве, и открыл рот, не подумав.
— Эй, червяк с бижутерией, — вежливо сказал я. — Мне Этот нужен по поручению, отойди, что ли.
Дракон обернулся ко мне двумя неглавными из семи голов, которые, впрочем, тут же повернулись обратно в надежде получить свой кусок от бледного бесхвостного. А вообще так, подумал я, неплохой план по кормежке. Бесконечная еда.
— Эй, шнурок-мутант, — сделал я вторую попытку привлечь его внимание. — Резко отошел от Этого, он нужен для дела.
На сей раз меня проигнорировали полностью, и это было уже обидно.
— Ну, да ладно, — вздохнул я, подобрался, встряхнулся и без дальнейших проволочек бросился в атаку, и за мной — я проверил — метнулись единой рваной волной серые тени. В финале длинного и красивого прыжка я приземлился в основание шей дракона и тут же принялся их яростно драть. Место было выбрано идеально: шеи не могли согнуться так, чтобы достать меня, на лапах и спине дракона повисло столько котов, что тот стал похож на кособокую кисть винограда, из которой торчит нелепая корневая система.
Я бы посмеялся, если бы было время, но приходилось напирать и налегать, пытаясь проскрести тяжелые пластины. Они были мельче и пластичней на шеях, чем на остальной туше, но все равно упрямые, толстые.
Дракон орал, клацал многочисленными челюстями, неприлично брызгал токсичной слюной, которая прожигала все, на что попадала. У меня пострадал кончик хвоста! Это вам не шутки. Он скидывал то одного, то второго кота, но даже если в строй не возвращались те же, находились другие, отважно набрасываясь на огромного противника.
Смекнув, что по одному ему нас не стряхнуть, дракон внезапно с грохотом повалился на землю и начал кататься. Я удержался на своем месте, вцепившись когтями, во время падения, и тут же едва не пожалел об этом — да еще и в последний раз в жизни. Спасаясь, я, как и многие мои товарищи, выпустил добычу, которая оказалась сообразительнее многих, и отскочил в сторону, вздыбливая шерсть и подрагивая усами.
И что с ним делать таким? Не надкусили ли мы, наконец, такое зло, которое не в силах переварить, хотелось бы знать?
— Кот, — услышал я позади себя и обернулся, не забывая растопыривать локаторы в сторону катающегося по полу дракона.
Это звал меня Зверь Блед, конечно же. Вблизи он был куда более покусан, чем казалось издалека, и бледные, почти белые глаза смотрели на меня некомфортно прямо. Кожа у него была тонкая и белесая, и через нее просвечивали серебристо-белые капилляры, словно в его жилах текла не кровь, а белые чернила.
— Я — кот, — подтвердил я, подозревая, впрочем, что он не просто так констатирует, а изрекает какой-то план. Я был прав.
— Освободи меня. Я справлюсь с ним, если вы поможете.
Я критически осмотрел его цепи: они были не металлическими, а из, словно бы, толстых жил, и пахли невкусным мясом. Но, каким бы невкусным оно ни было, вероятно, его можно было прогрызть.
— Одной руки будет достаточно, — пообещал мне Блед.
— Постараюсь, — сказал я, просчитывая прыжок, и без разбега сиганул ему на плечи, становясь там во всю длину на задние лапы, чтобы дотянуться до его оков. Руки у зверя были длинные, даже меня еле хватало для того, чтобы дотянуться.
В самом деле, совсем не вкусно, и очень даже грустно. Это были, действительно, какие-то жилы, плотные, гладкие, упрямые, я грыз их и грыз, не забывая краем глаза наблюдать за драконом. Вряд ли бы ему понравилось то, что я делаю.
— Плотные, — пожаловался я, отплевываясь.
— Жилы Зверей, — сочувственно, как мне показалось, сказал Блед. — Крепче только их кости.
— Каких зверей? — уточнил я с набитым ртом, но и сам понял: речь шла не про просто зверей, а про таких же, как Блед, Этих. Этих, которые могли звать котов, ходить между мирами и делать другие вещи, обычно зарезервированные для хвостатых. У них своя война, своя битва, так говорила Двекошки? Если эти битвы включают таких вот драконов, как сейчас, то тут я точно готов уступить всю славу кому-нибудь. Век бы не сталкивался с такими врагами: да никто, наверное, и не поверит, что мы с эдакой штукой боролись аж на Четвертых Землях и остались в живых.
— Нас, — лаконично ответил Зверь, пристально следя за драконом. — Получается?
— Шуть-шуть, — буркнул я, яростно пережевывая противные на вкус жилы. И не преминул пожаловаться. — Ёстко.
— Еще бы, — Блед вздохнул и сказал почти с гордостью. — Как минимум, тут Сандер, Зверь Голод, и Ким, Зверь Мор. Они сгинули где-то здесь, да и… что-то есть. Ощущение.
Я тактично не стал уточнять, пробовал ли Зверь эту падаль на вкус.
Жилы медленно поддавались. Наверное, слишком медленно, потому что вместе с тем, как я рвал их зубами, Блед начал судорожно дергать рукой. пытаясь высвободиться. Я мельком глянул на дракона — что ж, в самом деле пора было не только рукой дрыгать, но и драпать отсюда, потому что парочка огромных пастей надвигалась прямо таки на нас, ничуть не стесняясь того факта, что несло от них даже не помойкой, а застоявшимся кошачьим туалетом.
— Быстрее, — с оттенком отчаяния попросил Блед.
Нет, не успеть никак, но в нечестные игры могут играть и двое.
Я примерился и легко взлетел всей своей немалой длиной на жилу, повисая на когтях, и, стоило драконьей голове метнуться ко мне, чтобы схватить, сиганул на вторую жилу, раскачиваясь и истошно вопя. Зубы клацнули напрасно. Но не впустую — нет. Именно напрасно, потому что сомкнулись на жиле, перекусывая ее, и Блед, рванув руку вниз, дорвал оставшиеся волокна.
В этот момент, отвечая на мой зов, все оставшиеся тенекоты бросились в атаку снова, отвлекая как можно больше голов дракона, а Блед, раскачиваясь на оставшейся жиле, качая меня вместе с ней, раз за разом встряхивал свободную руку, словно пытаясь вытряхнуть из ножа нужное лезвие. Видимо, что-то шло не совсем по плану, но мой лично план пока состоял в том, чтобы висеть и орать, а это у меня получалось чудесно. Дракон, правда, не торопился помочь мне своими зубами еще разок, но кот же может попробовать!
Бледу, наконец, повезло. Его рука перешла в какое-то новое состояние, став плотным, растекающимся по краям туманом, и он рубанул торчащим из нее полупрозрачным клинком по второй жиле.
Кто-то вскрикнул вдалеке, исчезая или умирая, а я сиганул прочь, чтобы не задело. Наш бесхвостный соратник быстро разделался с остальными оковами, крутанул вокруг обеих рук призрачные клинки и весело махнул дракону.
— Эй ты! Как насчет противника твоего роста? — дезко поинтересовался он, щуря свои блеклые гляделки, словно настоящий кот. Правда, задумался я, ростом до дракона даже ему было далеко.
Дракон, кажется, шутку совсем не оценил. Не обращая внимания на облепивших его тенекотов, он метнулся вперед, щелкая хвостом и норовя всеми головами окружить своего противника и как-нибудь, но надкусить. Впрочем, то ли у Бледа было время, чтобы обдумать прошлую неудачу и сделать правильные выводы, то ли ситуация в целом была получше, но он легко оттолкнулся от земли, одновременно во все стороны, становясь практически бесконечными копиями себя самого, и со всех сторон, как стая ворон, парламент сов или когорта котов, набросился на дракона.
Каждый из двойников был вооружен особенным клинком. Пусть я не великий знаток тех острых штук, которые бесхвостные вынуждены использовать вместо добрых когтей и верных зубов, но уж понять, что каждая из них была особенной и отличалась от других, я могу. И, надо сказать, все “Бледы” атаковали очень слаженно и очень по-разному, видимо, в зависимости от оружия. Дракон едва успевал отмахиваться, его координации движений едва хватало, чтобы отбивать все удары со всех сторон, но я, признаться, начал думать, что всем нам, котам, снова пора спасать этот день и мир заодно, но один из Бледов все-таки прорвался, и, словно ножницами, легко перерезал одну из шей у самого основания, там, где я уже немного надкопал.
Дракон взвыл, его голова на шее жирной змеей упала наземь, извиваясь там и все еще пытаясь кусать и жалить, но мои когорты не подвели. Толпа вежливо отступивших было хвостатых набросилась на запчасть чудища, справедливо полагая, что разделаться с ней будет попроще, чем с целым драконом. Голова испуганно заорала, остальные вторили ей, и это было напрасно: Блед, так и не скинутый со своего места, щелкнул клинками снова, и еще одна голова полетела вниз.
Это был настоящий успех! Воодушевленный, я взлетел вверх по брыкающейся туше, взобрался вверх по одной из шей и с боевым кличем вцепился прямо в глаза трижды коронованной головы. Веки дракон опустить не успел, поэтому получилось смачно, вкусно, во все стороны брызнули ошметки стеклянного тела, кровь и какой-то вонючий гной. О, этот сладкий миг удачной атаки! Дракон метался подо мной, как взбешенный бык, пытаясь сбросить, но я держался крепко, и в итоге он только сам себе мешал: другие головы не успевали схватить меня, перехватить, потому что главная голова, страдая, металась во все стороны, а я продолжал его драть, драть и драть, с огромным наслаждением впиваясь все сильнее.
А потом моя жертва резко полетела вниз, переворачиваясь в воздухе, когда Блед отрубил и эту голову.
Я успел выпустить полудохлую добычу, крутануться в воздухе в неимоверном сальто и приземлиться даже не на пол, не на качающуюся тушу дракона, полностью потерявшую управление, а ровнехонько на плечи Бледа, словно роскошный воротник.
Тот, несмотря на свои очевидные воинские таланты, немного просел от этого и даже издал некий неопределенный недовольный звук.
— Победа? — деловито уточнил я, на всякий случай потираясь углом глаза о белые волосы бесхвостного. Надо же оставить свой знак? Здесь был Кот Вот, и все такое.
— Вполне, — хрипло согласился Блед, и огромная туша под нами, наконец, рухнула оземь.
Мы, конечно, устояли на ногах, прямо на ней — мы же герои, в конце-то концов.
— Вы сюда все за мной пришли? — спросил Блед у меня, поворачивая голову в ту сторону, где была моя морда. — Что-то не припомню, чтобы был так популярен у тенекошек.
— Я их привел, — важно отозвался я. — Другой Зверь, который Глад, велел тебя найти и что-то там с тебя получить. Только не очень помню, что именно. Монетки? У тебя есть монетки? А эти все помогли. Ничего так коты, нормальные, — одобрил я. — Не ненужные.
Двекошки была права — ненужных котов в самом деле не бывает. Все пригодились.
Блед обвел их взглядом. Вся или почти вся когорта стояла или сидела на поле боя, не торопясь расходиться — надо же было, по крайней мере, обсудить победу. Многие из котов зализывали раны, некоторые — даже сами не могли это делать, и вокруг них крутились, пытаясь помочь, другие хвостатые.
— Спасибо, друзья, — сказал Блед им всем, обводя их широким взглядом. — Это славный подвиг, чтобы добавить его в летопись ваших имен.
— Славная охота, — подтвердил я. — Коты, победившие дракона!
— А у тебя какой будет титул? — поинтересовался Блед. Его клинки, как и двойники, распылились в пространстве, и он поднял руку вверх, чтобы почесать меня. Подумав, я подставил шею, возле уха. Все-таки, этот Зверь оказался неплохим боевым товарищем, так что заслужил небольшое поощрение.
— Я буду Кот, который спас Мир, — важно сообщил я. В самом-то деле: Мир спасет не красота. Мир спасут коты.
***
— Всадник проснулась, — сказал Пони, шаря по карманам. — Переходим к плану Б, вот что.
— А у нас есть план “Б”? — почти истерически переспросил Илья, чувствуя, как белый призрак заражения и болезни манит его, вернее, ту суть, которая составляла основу каждой клетки его организма. Его тащило, его тянуло, и сопротивляться этому зову было невероятно трудно.
— У нас есть шкатулка, — сказал Пони, доставая ее и проводя пальцем по ее углам.
— Какая еще шкатулка? — голос Аилиса прозвучал невероятно больным, словно он говорил сквозь жар, и рука его, покрытая холодной испариной, сжалась на руке Ильи.
— Шкатулка Пандоры.
— И ты умеешь ей пользоваться?
— Соображу, вот так то, — отмахнулся Дэш, переводя взгляд с Чумы на своих соратников и обратно. — Только надо быстрее, пока она не открыла глаза.
— Что за фишка с глазами? — простонал Илья, которому до смерти надоело быть беспомощным неучем. Вот чего стоило Пони заранее рассказать про такие вещи? Но нет. Это было не важно. Зато сейчас Илья выступает в роли полнейшего придурка, в то время как, вообще-то, это “его” Всадник, и именно его дело останавливать всю эту свистопляску.
— Вперед, — не удостаивая Илью вниманием, Пони, нашел взглядом Орма и кивнул ему. Тот едва заметно сощурился и наклонил голову в согласии, мгновенно собираясь и примериваясь. Они рванули с места одновременно: темная молния с голубым размазывающимся неоном, и красно-бронзовая, но обе отлетели прочь секунды спустя, кубарем, встретив удар белых щупалец. Илья немного беспомощно смотрел, как оба вскакивают на ноги и несутся обратно, в мельтешение густеющего белого, и Орм летит чуть впереди, отвлекая на себя внимание и принимая первый удар, пытаясь дать своему недавнему противнику Пони небольшую фору для того, чтобы сделать … что-то, что-то нужное, Илье неизвестное.
Пони успел добраться почти до самого корпуса машины. Почти, но не совсем. Он рванул вперед на оставшейся дистанции, на ходу раскрывая шкатулку обеими руками, потому что она словно сопротивлялась этому, но на подлете его встретил хлесткий удар плети белесого тумана и он, едва не переворачиваясь в воздухе, отлетел, ударился о землю и даже немного отскочил, падая снова. Орм попытался ударить всадника своим мечом сбоку, надеясь, что внимание отвлечено, но всадница повела рукой, словно отмахиваясь, и Орм полетел прочь кубарем, так страшно, что Илья прямо-таки сам почувствовал удар и землю и болезненный хруст ребер. Это было ужасно живо, и ужасно страшно, и он прекрасно видел, как Орм сплюнул кровью, пытаясь подняться, молчаливый, настойчивый, и развернулся снова для атаки, пытаясь не перекашиваться на бок от боли, но самым жутким было то, как пятно его крови на земле расползлось черной отравой, становясь все больше. А потом черный край встретился с белой плетью тумана, и Всадница распахнула глаза. Вместе с ней открыло глаза небо, глядя тысячами очей вниз, и у каждого взгляда было имя, и был свой звук и свой зов. Каждый был назван как болезнь, и числа им не было.
Под перекрестьем взглядов Аилис сделал медленный шаг вперед, и Чума молча улыбнулась ему неподвижным лицом, одобряя и ободряя.
Ступай ко мне, позвала она, не размыкая губ, и взгляды болезней были полны нежности и любви такой интенсивности, какой еще Илье не доводилось ощущать. Впрочем, ему не очень понравилось — примерно так, по его мнению, ощущалось слепое и безумное обожание фанатов какой-нибудь суперзвезды.
Аилис снова шагнул вперед, но так как Илья не двинулся с места, а они продолжали, почему-то, держатся за руки, это прервало шаг на середине, и “злой близнец” обернулся на Илью, осуждающе и непонимающе.
— Аилис, — выдохнул Орм запоздало, оборачиваясь на него. — Нет, стой!
— Куда собрался? — грубовато поинтересовался Илья, и выражение лица Аилиса сменилось на замешательство. Он скосил взгляд в сторону Чумы, в сторону приближающихся белых плетей и содрогнулся всем телом.
— Иль. я? — с паузой, вопросительно сказал он.
— Иль не я, — подтвердил Илья, оглядываясь в поисках хоть чего-нибудь, какой-то подсказки. Ничего не было вокруг, ничего что могло бы подсказать или показать, что нужно делать, и никакого мудрого Гендальфа в шляпе, или хотя бы любого другого старца с посохом.
Но был Пони: оплетенный туманом, словно гнилостной плесенью, он сворачивался вокруг шкатулки, защищая ее, пытаясь справиться, отбрасывая липкие щупальца. В шкатулке было спасение — или нет? Надо было что-то делать, куда-то бежать, хотя куда бежать, если вот она, вот они: и Ната, и чертов Всадник Чума. Илья бросил взгляд на открытые очи небес, источающие гниль и липкую неземную любовь, на Аилиса, и положил вторую ладонь ему на лицо, закрывая глаза.
— Не смотри, — сказал он. — Только не смотри. Она тебя зовет.
— Нас, — отозвался Аилис, но глаза закрыл, даже зажмурился, чтобы случайно не посмотреть, и едва не попался снова, услышав короткий, болезненный крик Пони.
— Лови! — заорал тот, отчаянно выплевывая гниль изо рта, и швырнул шкатулку прочь от себя, пока поплетащие его белесые пряди не успели дотянуться.
Не стоит так бороться, мягко укорила Чума, и белизна потянулась за летящим предметом. Орм успел быстрее: он резко метнулся вбок, почти пролетая, а вовсе не прыгая, оттолкнул в полете шкатулку, придавая ей новое ускорение, но туман успел ухватить его за полу красного плаща, словно голодный зверь.
Укусил, вцепился, дернул, потащил за собой в белую муть, в которой то и дело мелькали белесые голые спины каких-то фантасмагорических существ, словно сошедших с картин Босха. Апокалипсис как он есть — но Илье некогда было проверять, в чем почетный профессор кошмаров угадал, а в чем нет. Шкатулка летела куда-то мимо, и Илья рванул за ней, безжалостно дергая Аилиса за собой вместо того, чтобы отпустить. Почему-то расцепиться казалось невозможно, кощунственно, и за это поплатились оба. Аилис, двигаясь вслепую, налетел на Илью, когда тот почти дотянулся до шкатулки, и они рухнули на землю вдвоем. Илья тут же ощутил не только вывихнутую при падении ногу, но и ноющую мерзкую боль в не-своей челюсти и носе. В самом деле — Аилис жмурился, и из носа у него текла кровь, и Илья, помня о том, какую подлость совершила кровь Орма, нервно подставил руки вместе с пойманной таки шкатулкой под крупные красные капли. Дерево зашипело от крови, словно это была кислота, но выстояло, только немного почернев, и Аилис, наконец вспохватываясь, запрокинул голову, прижимая к носу что-то маленькое, металлическое, видимо, подобранное только что с земли. В самом деле, у Иля все карманы высыпались при падении, или почти все, и монетки вперемежку с какой-то фигней раскинулись дырявым ковриком. И там, забрызганные красным, были еще такие же детальки, как у Аилиса в руках: похожие на кусочки крупного паззла, металлические, что-то беспрестанно шепчущие. Их было четыре: три на земле, одна у Аилиса, и Илья смутно удивился, что их так много — ему казалось, что была всего одна, он нашел ее на столе, за которым сидел с Натой тогда, после встречи в метро, и она выпадала постоянно, и он ее подбирал, но нет, их было четыре, и все они блестели каплями крови, хотя монеты кругом были чистыми, и среди бесконечного зова очей словно что-то напевали. Илья взял одну детальку с земли и замер, прислушиваясь, и время словно замерло вместе с ним.
Вот Ната кричит “Илька!” бросаясь ему на шею.
И орет “молодцы, вы такие молодцы!”.
И стоит под руку с Машей-Войной в переходе, слушая гитару, и кидает монетку.
И ругает почем зря Илью и Пони за купание в холодной воде.
Вот она с ним рядом, и вот она так далеко, там, в белом тумане, среди безглазых тварей и очей на небесах, и рыжие пружинки волос были белым ветвистым нимбом.
Время все еще текло как патока, неохотно и болезненно, и Илья поставил первую детальку на крышку шкатулки, немного почерневную и шершавую. Небо не рухнуло, и очи на нем не закрылись, только напротив, словно повернули все взгляды на него, и Илья, держа Аилиса за руку, встретил этот взгляд уверенно и твердо, ничего не боясь, словно близость брата защищала его и давала те силы, которых с рождения недоставало.
Все, наконец, было правильно и кристально ясно, и беззвучный гром, сотрясающий землю и рождающий новые трещины в этой оборотной реальности, заставил несколько кусочков отвалиться от нее, показывая серое пылающее нутро, напоминающее висящую над ними больную звезду.
Илья удовлетворенно вздохнул и поставил на место второй кусочек, и он лег на место просто и ровно, заставляя гром прокатиться снова и новые части реальности отпасть вниз невесомым пеплом. Вместе с одним из них начала осыпаться рука Ильи. Он сначала не понял, что это, стряхнув пару серых крупинок с ладони, но их только стало больше, кончики пальцев стали оплывать, и Илья с ужасом уставился на это, на мгновение теряя волю к действию и себя самого в этой реальности. Но другая ладонь, точно такая же, уверенно вложила на крышку шкатулки следующий запачканный кровью осколок. Если она дрожала, то только самую малость.
— Давай, — сказал Аилис, шаря по земле в поисках следующей. — Быстрее. И мы справимся. Только быстрее, брат.
Это прозвучало так похоже на Пони, что послужило самым что ни на есть прекрасным мотиватором. Осыпающимися пальцами Илья нащупал деталь, и вложил на оставшееся место. Шкатулка потемнела вся разом, становясь из деревянной тяжелым камнем, резко оттягивая держащую ее руку вниз, но трещинки между деталями заполнились темнотой тоже, вплотную впаиваясь друг в друга.
— И что теперь-то? — спросил Илья, стараясь не смотреть на свою на глазах исчезающую руку. Бросил взгляд на Аилиса, и в ужасе перевел взгляд обратно. Тот тоже сыпался, и сыпался куда хуже и страшнее, серым мелким песком обваливалось его лицо, делая почти неузнаваемым и чужим.
— Это шкатулка Пандоры, — сказал он и смахнул рукой часть губы. Впрочем, под этой частью тоже был пепел, а не плоть. — Внутри нее надежда.
— Которую надо выпустить.
— Которую надо выпустить, — подтвердил Аилис и взялся за крышку шкатулки той рукой, которая была более целой. Илья поступил точно так же, и они оба одновременно повернулись к Чуме.
Время вернуло свой ход, и та, протянув в сторону близнецов руки, обратила на них все оставшиеся взгляды, усиливая свой зов, свою песню, но обе относительно целых руки вцепились в черную крышку с металлической инкрустацией, и с натугой, медленно, непростительно неспешно отжали ее вверх, тут же цепляясь пальцами за внутреннюю поверхность, чтобы было удобней удерживать непокорную пружину. Или может, это была вовсе не пружина, а воля каких-то высших сил, которая противилась их действиям. Илья понятия не имел, да и знать не хотел, главное, что Чуме все это не нравилось, и зов становился ощутимо лживым, пропитанным ядом, и Аилис перестал дергаться к ней, каждую секунду возвращая себя назад.
— Натка, — позвал Илья и потом еще громче. — Ната, прекрати! Все будет хорошо. Я тебе точно говорю, все будет хорошо! Я вообще-то спасать тебя прибежал. Мы все! И Св скоро приедет. И Маша-Глаша твоя за тебя волнуется, всех на ноги подняла. Слышишь, Нэсть? Все пришли тебя спасать. Ты не одна.
Чума наклонила голову набок, от чего туманное облако волос качнулось и запуталось в мертвенном сиянии звезды Полынь на ужасном небе.
— Лишь одинокий, — пропела она. — Направит удар. Лишь одинокий развеет мираж. Колосс возведи, святому молись. И плачут все о мертвом зле, уйду, уйду я прочь…
Илья замотал головой, не обращая внимания на то, что во все стороны летит серая пыль от рассыпающихся волос.
— Да какое одиночество. Мы с тобой. Все с тобой. Все хорошо, Нэсть. Все уже кончилось. Слышишь? Мы победили.
Конечно, это совсем не выглядело победой.
Кругом был густой туман, едва позволяющий разглядеть на пару шагов, в котором метались белые мокрые спины, и с неба пристально следили незакрытые очи, и откуда-то слышались злые полувскрики, полувсхлипы, и Илья немного боялся, что где-то там, в мареве, твари уже доедают Орма… или Пони. И все вокруг рассыпалось, распадалось по частям песком, оползало, оседало, и только Чума стояла прямо и гордо, протягивая к ним руки.
Илья, или, может Аилис, поднял выше их руки, сжимающие шкатулку, и Илья готов был поспорить, что из нее по умирающему миру, к которому все ближе и ближе подлетала полынно-серая звезда, растекаются воспоминания. Вместо горечи, вместо одиночества, каждый момент, каждая секунда, когда Чума… нет, Ната не была одна. Вот они сталкиваются на Чистых Прудах, и идут жевать, и Илья подтрунивает над ними, над Машей-Глашей-Сашей, и Нате все равно смешно, даже если немного обидно, и ее воспоминание ложится на стол первой деталью паззла.
А вот Ната болеет за них на ралли, и светлый осколок находится там, тоже, и потом Илья приходит на их не очень тайную тусовку на мосту, и играет Натины любимые песни на чужой гитаре, чтобы потом найти в кармане один кусочек загадки. А вот и последний: мокрые и замерзшие Пони и Илья выбираются из весеннего темного пруда, и Ната хлопочет вокруг них, словно вокруг главной ценности в жизни, и от этого рождается последняя деталь.
— Ты заботилась обо мне. Всегда заботилась, и даже если я не всегда был хорошим другом, я всегда был другом, — уверенно сказал Илья, шагая к ней, и она шагнула навстречу тоже. — Помнишь, и в школе тоже? И потом. — Еще один двойной шаг словно съел расстояние, и уже совсем хорошо было видно, какое мертво-гладкое у Чумы лицо. Ни родинки, ни веснушки, ни прыщика, белая гладкая кожа, и глаза, которые казались пустыми: все выражение и живой блеск были не здесь, а на небесах, полных очей. — Мы с тобой навсегда друзья, потому что.
Навсегда, — повторила она. — Друзья.
И что-то случилось. Она качнулась вперед, и Илья ей навстречу, обхватывая ее руками, неловко прижимая к себе, и шкатулка между ними, освобожденная, выпущенная, захлопнулась с коротким щелчком. И внезапно Чума стала Натой, и Ната начала рыдать, автоматически закрывая глаза, и небеса захлопнули глаза, тоже, в тот же момент. Звезда, двигающаяся по пустому небу, стала еще страшнее, и Илья отвернулся от нее, и там, с другой стороны, оказался совсем нормальный мир: голубое небо, и весенняя трава и грязь тут и там, и измазанный этой грязью Орм, прямо на земле, весь в крови настолько, что нельзя было понять, где кончается его плащ и начинается кровь, зажимающий руками дырку в боку. Илья торопливо помотал головой вокруг: Пони нашелся с другой стороны, лежащий, бесчувственный, но очевидно, что живой, потому что грудь его едва заметно поднималась и опускалась. Илья освобожденно выдохнул, украдкой проверил, все ли пальцы на месте, потому что он совершенно точно видел, как они рассыпались в пепел, и погладил Нату по растрепанной макушке. Вместо серых следов местами оставались красные, потому что руки были изодраны и исцарапаны до невозможности.
— Ну вот, а ты боялась. Одна, одна. Тут я, — сказал он почти что гордо.
— Илька, — пискнула Ната, обхватывая его так, что остатки дыхания вылетели, и резко и сильно заболело что-то слева. Кажется, это было сердце. Или, может, легкие сперло от внезапного ощущения того, что настоящая, самая страшная опасность миновала. Ноги у него подкосились, и он плюхнулся на колени вместе с Натой, продолжая ее держать и пачкать ей волосы своей кровью.
— Вдвоем и сдохните, — процедил прерывающийся голос над ними. Илья резко повернул голову на звук и практически уперся носом в наставленный на него пистолет. Самый настоящий боевой ствол, а вовсе не урезанный по возможностям травмат. За пистолетом была рука, красная от крови, и дальше — один из злополучных похитителей, с безобразным отеком и кровавым синяком на пол-лица. Он криво ухмыльнулся, второй рукой трогая свою щеку, и взвел курок. Звук был тошнотворный. — В рожу мне выстрелил, падла! Так я тебе тоже, — почти прошипел он, кривя от боли ту часть лица, на которую отек еще не добрался. — Пока-пока.
Илья лихорадочно пытался сообразить, что ему делать, и последние секунды утекали куда-то мимо него. Пони без сознания, Орм тоже, и некому зайти с тыла и помочь в самый критический момент. И тут он почувствовал, словно Аилис взял его за руку, прижался к плечу. Присутствие было очень очевидным, таким ярким, что было странно не видеть его краем глаза. Их как будто сомкнутые руки коснулись земли кончиками пальцев, и брат сказал его губами:
— Зову тенекошек.
— Чегооо, — начал было похититель, но что-то пушистое, серое, злобное возникло словно из ниоткуда и вцепилось ему в уже пострадавшее лицо. Отмахиваясь вслепую, он выстрелил, и снова, и снова, но все пули улетели в молоко, потому что на его руках гроздьями висели пушистые гибкие тела. И тогда пришел мяв, сменяющий тишину, и Илья, подхватываясь, дернул Нату в сторону, чтобы ее ничем не задело. Царил какой-то кромешный ад: похититель выл на одной ноте, пытаясь стряхнуть с себя котов, которых было не меньше двух десятков, но все сброшенные тут же напрыгивали обратно, раздирая, кусая, выкогчивая.
Ната в руках Ильи была инертной, полубесчувственной, словно в шоковом состоянии от всего произошедшего, и Илья на всякий случай повернул ее так, чтобы быть практически целиком между ней и потенциальной опасностью.
— Мы были недовольны, когда вы ушли не попрощавшись, — сказала одна из тенекошек негромко, предусмотрительно заходя с тобой стороны, где Ната ее видеть не могла. — Но Никогда нам все объяснила.
— Мадам кошка, которая съела кошку, — узнал ее по неземным размерам Илья, пользуясь тем, что Ната все еще пребывала в прострации. — Простите меня. И спасибо за помощь.
— Мы, тенекошки, храним этот мир, — довольно пафосно сказала она, лизнула лапу и потрусила к месту продолжающейся схватки. Илья не сомневался в их победе, потому что котики побеждают все, но внезапно все хвостатые бойцы насторожились, прислушиваясь и дергая ушами, а потом порскнули во все стороны, оставляя свою окровавленную, изодранную жертву валяться на земле и стонать буквально за пару секунд до того, как ворота забора с удара распахнулсь внутрь, заставляя одну из створок натурально вылететь, и во двор хлынули бодрые спецназовцы, которых Илье от неожиданности почудилось никак не меньше тридцати трех, по числу богатырей в сказке, и при них определенно был дядька Черномор: рядом с целеустремленно вошедшей во двор после разрешающего сигнала Св вышагивал никто иной, как отец Пантелеймон собственной персоной. Одной рукой он беспрестанно крестился, а второй застенчиво прятал в складках рясы карабин “смерть председателя”. Это было так очаровательно, что хоть плачь от умиления.
— Я кому говорила без подвигов?! — заорала на своего непутевого брата Св, моментально локализовав его местонахождение. В ее тоне было столько панического страха за него, что Илья бы ее расцеловал, если бы не держал накрепко Нату, которую бил нервный озноб и истерический смех.
— Я тебя люблю, — невпопад ответил сестре Илья. — Прям люблю-люблю, не могу как!
— Ты что курил? — тут же подлетела к нему Св, хватая за ухо и оттягивая второй рукой веко. — Что ты курил, дебил?!
— Ни-че-го! Просто я тебя люблю, — продолжал хихикать Илья.
Ад превратился в чистилище. Повсюду сновали деловитые спецназовцы, медики перекладывали на носилки сопротивляющегося, драматично истекающего кровью Орма, молоденькая и симпатичная медсестричка с густо подведенными глазами помогла Пони сесть и изучала его раны в поисках серьезных повреждений. Вид у Дэша был самый что ни на есть героический, и, судя по сверканью белозубой улыбки, он уже оправился достаточно, чтобы к ней приставать со своими обычными подкатами. На мгновение она показалась Илье похожей на наяду Никогда, но наваждение быстро рассеялось, потому что пялиться на нее оказалось некогда.
— Дебил, — снова пожаловалась небесам Св и ухватила его вместе с Натой обеими руками в сдавливающие объятья. — Какой же ты дебил. Но такой везучий!
С этим Илья не мог не согласится. Главным доказательством этих парных фактов было не только что, что он был жив сейчас, но и то, что это именно он-таки родился, а не его брат-близнец, а еще — деревянная шкатулка с металлической инкрустацией на крышке, валяющаяся посреди двора.
Только бы никто не попробовал ее открыть, подумал было Илья, и тут же по двору с мявом пробежал целый прайд разномастных котов. Пробежал — и шкатулка исчезла, словно и не было.
— А знаете, — сказал Илья немного придушенно, вытягивая ноющий подбородок из-под властной сестриной руки. — Мир спасет не красота. Мир спасут коты.
Больше книг на сайте - Knigoed.net