Глава 1
Москва
17 мая 1606 года 3:10
— Что смурной такой, Михаил Игнатьевич, али передумал? — вкрадчиво спросил Василий Иванович Шуйский.
— Как же передумать-то, Василий Иванович, коли руки уже по локотки в крамольной саже? — отвечал Михаил Игнатьевич Татищев.
— А ты ж где увидал крамолу? В том, что воренок на троне? Али в том, что венчался он без благословления церкви на блудливой схизматке? В том, что телятиной тебя кормил? А ты ел. Ел, да нахваливал, — взбеленился Андрей Васильевич Голицын.
— А не ты ли, Андрей Васильевич сам ратовал за то, кабы сей воренок царем стал? Да и понять то нужно, воренок он, али сын Иоанна Васильевича. Уж больно не схож повадками с черноризцем, какого не возьми. Это я с Грузии приехал, кабы царю Годунову доклад учинить о делах грузинских, а вы уже и поставили Димитрия, чему мне подивиться пришлось, да принять, как должное, — отвечал на выпад Голицына Михаил Игнатьевич.
— Буде, бояре! — прикрикнул на своих подельников Василий Шуйский. — Кто он, я не знаю, но знаю, кем быть не может. Я видел убиенного Димитрия!
Все промолчали, хотя каждый в столь нервозном состоянии так и норовил указать главарю изменщиков, как он удачно всем и всегда врет. То убили Димитрия, то не убили, то сам на ножичек в злополучный день в Угличе напоролся, то тать подрезал.
Василий Шуйский же держался той позиции, что, даже, если Димитрий и есть тот, за кого выдает, так и он не имеет прав на трон Московского царя, ибо рожден ажно в седьмом браке Иоанна Васильевича. Нет, безусловно, Шуйский знал больше остальных о том, кем может быть тот, убить которого они собрались. Знал, но никогда не скажет, ибо и сам до конца сомневался. Мальчика похоронили, но кого именно? Тогда он был уверен, что Димитрия Иоанновича, после сомневался, но сейчас вновь принял за веру в убийство царевича.
А как сказать? Вот он я — первостатейный лжец Шуйский! Врал вам во всем и дале обманом жить стану? Так люд московский покорный, но до поры. А таких вралей не любит никто, можно и на вилы весь род Шуйских взять. И найдется, кому толпе дать правильное направление, чтобы не заблудились и нашли все усадьбы Шуйских. Те же Милославские, сегодня други закадычные, завтра уже и заговор плести станут. Так все боярство истинно отвечало сути аллегории про пауков в банке. Вот Грозному царю удалось усмирить всех, опустив до холопского состояния. Годунов был умен и изворотлив и смог оставаться на вершине, пока не извергся вулкан в Перу [извержение вулкана Уайнапутина 19 февраля 1600 года вызвало малый ледниковый период и три неурожайных года].
— С девкой-то что? — спросил князь Андрей Петрович Куракин, третий из главных заговорщиков.
— А что, Андрей Петрович, помять Марину решил? — рассмеялся Голицын.
— Чур меня! Страшна же, да тощая! Под стать Димитрию, — Куракин перекрестился.
На самом деле все трое, да и не только они, но и те люди, которые уже были на изготовке в усадьбах Шуйских, нервничали. Уже была в январе попытка скинуть Димитрия, но она закончилась крахом. Только то, что недавно провозглашенный царь опасался боярского страха перед собой и других заговоров, спасло Василия Шуйского. Но те ошибки учтены. Почти что. Был бы Димитрий более осмотрительным, так послушал бы немцев, которые ему уже не раз говорили о заговоре [Лжедмитрию сообщали о заговоре, но он только отмахивался].
— Марину не трогать! — грозно сказал Шуйский.
— Да, что мы неразумные, Василий Иванович? Пошто нам с Мнишеком, да с Острожскими и Вишневецкими в свару лезть? — сказал Голицын и потянулся за кубком с вином. — Али с самим Карлом Сигизмундом?
— Нужно не проследить за тем, кабы в посольском доме не было бесчинств, — сказал Шуйский.
— Как и уговаривались, пошлем туда пять сотен стрельцов с Ромодановским и Петром Шереметьевым, дабы оборонить [Шереметьев с первых дней выказывал негодование переворотом Шуйского, скорее всего, он помог заговору лишь тем, что сохранил жизни наиболее знатным полякам и литвинам], — сказал Голицын, ухмыляясь.
Шереметьева, как сказали бы в будущем, «играли в темную». Нельзя было его посвящать в планы. Петр Никитич Шереметьев креатура Мстиславских, мог и попробовать переиграть. Шереметьев не будет довольным тем, что на трон сядет Шуйский. И Василий Иванович уже завтра собирался отправить Петра Никитича подальше от Москвы, тем более, что и не нужно будет ничего подписывать, являть свою волю, так как стрелецкие полки, да и часть конницы, уже готова к выходу на усмирение разгулявшихся казаков на Волге.
— Ну что, други мои, пора начинать? — ударил себя по коленям Шуйский, встал, разгладил бороду и демонстративно извлек из ножен саблю. — Все знают, что им делать.
Еще два дня тому назад люди Шуйского прошлись ночью по Москве и пометили все дома, где проживали немцы и поляки, а также те, кто им благоволил. Большая работа была проделана быстро и качественно и теперь князь Куракин, который и должен быть среди толпы москвичей и направлять ее, точно будет знать кого трогать в ходе бунта, а кого и не стоит. Конечно же, подобным образом Шуйский и его люди решали и собственные задачи, стремясь убрать тех худородных бояр, которых приблизил к себе Димитрий, ну и поквитаться кое с кем из знатных людей. Кого наказать за отъем земли, кого и за худое слово, или за то, что громче всех кричали о необходимости казнить Василия Шуйского еще после январского покушения на Димитрия.
*………*………*
Кремль
17 мая 1606 года
— Что за хрень! Присниться же! — сказал я, стараясь растянуться на кровати, как это обычно делал. — Не понял!
Потянуться в кровати не получилось, так как мое положение было чуть ли не полусидя. Подушка… одеяло… ортопедический матрас… После окончания службы и ухода в «гуси»-наемники, я уже почти что привык спать в комфорте. А тут…
— Что за хрень, я спрашиваю? — выкрикнул я под колокольный звон.
— Для чэго ние спишь? — раздался голос с левого бока.
— Вот те на! Ты кто? — опешил я, рассматривая ту, с которой я провел ночь…
Не помню ничего. Знаю одно, что я не мог напиться так, чтобы забыть все и вся, не принимал я никогда и разного рода веществ, чтобы такой эффект поймать. Так что же?..
И эта девка… фигурка ничего такая, но на лицо, да и не только… не в моем вкусе, хотя хотел бы я посмотреть на того извращенца, у кого такой вкус. Так и распирало спросить, где она рассаду на волосы брала, что такая растительность и на ногах и не только.
— Не позншь мни? — задала вопрос… а кто все же задал этот вопрос?
— Ну, прости, если ты понимаешь меня, ты же полька? Давай так, ты сейчас в душ и я тебя отвезу, куда скажешь! Если что не так, не обессудь! — сказал я и почесал свой шрам на груди.
Это было ранение, когда пуля прошла в сантиметре от сердца и у меня выработалась навязчивая привычка чесать то место, особенно, когда я пребывал в растерянности или смущался. Это было редко, но сейчас имело место. Девушка была той, которую явно я выбрать не мог, тем более, что только недавно начал встречаться с Наташкой — нормальной женщиной, могущей стать матерью для дочки Алисы, если ей вообще нужна еще мать, взрослая уже. И такой вот апломб.
— Что за хрень? — я повторил свой главный вопрос. Шрама не было.
Начиная себя ощупывать, я понимал, что тело не мое.
— Кто ты такая и что происходит? — с металлом в голосе спрашивал я.
— Звариовалашь? Естем твое жона, Марина! — девушка недоуменно на меня уставилась.
— Это кто еще должен удивляться? — пробурчал я, наблюдая ошарашенную реакцию той, что только что обвинила меня в сумасшествии и заявила, что моя жена.
Итак, тело не мое, это я уже понял, проверив некоторые особенности именно что моего организма. Кровать не моя, потолок… деревянный, стены оштукатурены и размалеваны какими-то замысловатыми узорами, посреди комнаты колона. Трусов нет…
— Ну, все, хорош! — крикнул я, надеясь, что сейчас выбегут те, кто все это устроил, и мы посмеемся над розыгрышем.
Ага! И тело чужое — это тоже розыгрыш?
— Димитрий, не познае це, — назвавшаяся Мариной, подгребла материю, которая, видимо, была одеялом, прикрылась ею и вскочила с кровати.
— Не поверишь! Я тебя тоже не узнаю! Да и не Димитрий я! — с улыбкой сказал я.
Как там, у кого-то из великих? Я спешу посмеяться над всем, иначе мне придется заплакать? Плакать я не собирался точно, позабыл, как это делается. А посмеяться, я горазд. Смех, он снимает напряжение.
— Замкни се бо нас забие кеды доведца цо ты ни естес Деметриудшем, — Марина подошла ко мне близко и шептала прямо в ухо.
Смысл сказанного был в том, чтобы я не трепался, что не Димитрий, иначе нас убьют!
— Розыгрыш на вариацию Лжедмитрий и Марина Мнишек? — меня осенило, да и некоторое сходство с портретом Марины присутствовало.
Не совсем я и темный, историю всегда уважал. И в школе и в военном училище. Как-то пробовал прибиться и к движению реконструкторов, да работа у меня такая, что никак не получалось. А потом Светка ушла, оставив Алису на меня. Уехала в Арабские Эмираты и ни слуху, ни духу. Я выяснял по своим каналам, через коллег, никто ничего не знает. Была, поехала, вроде бы в Китай, там следы теряются. Ну и что было ее далее искать? Да и бесполезно это было.
Но кто же мог такое подстроить? Пашка? Это единственный мог друг, который обладал в достаточной степени средствами, чтобы заморочиться на такой прикол. Но на него не похоже, уж больно Павел Михайлович рачительный был, за копейку давился. Может Носов, мой крайний работодатель?
Сон! То не сон был! Я на зачистке более чем странного объекта взрыв. Петров вдали, смотрящий на младенца… Вот так сходят с ума?
— Я да, я Марина, а ты цесарь Москвы, — продолжала говорить, если верить истории, моя жена.
— Год какой сейчас? — спросил я.
Мысль о том, что все происходящее розыгрыш, не покидала меня, в иное просто не получалось верить. Путешествие во времени? Я материалист. Но год все же узнать хотелось бы, или проверить актрису, которая так изуродовала себя, отращивая волосы на ногах и в иных местах, лишь для роли. Да! Да! Тело не мое, но все равно, в некое хронопутешествие поверить сложно, потому я все же склонялся к розыгрышу. Смотрел как-то фильм, как паренька-мажора проучили, создав для него мир, в котором тот крепостной.
— Седем тысенц сточетырнасце, — сказала Марина, продолжая выпячивать свои глаза.
— Ага! Молодец какая! Теперь высчитывай! Хотя, чего высчитывать… месяц какой?
— Мая, — отвечала женщина.
Звон колоколов. Марина уже в постели со Лжедмитрием, май… Высчитать бы еще год, но что-то подсказывает, что сейчас 1606 год. И почему Марина не назвала от рождества Христова, в Польше же от Рождества считали? Впрочем, это не важно.
Что я знаю? Убьют, это точно, некий Басманов заступится, его тоже убьют. Я… должен буду куда-то лезть, потом упасть. Так и в каком-то сериале происходило, что также не так давно шел. Вот же? И откуда я столько времени находил еще и сериалы смотреть? Казалось, всегда занят?
Но думать! Нужно же что делать! Что еще? А москвичи будут идти меня выручать, а после, когда уже мое тело, растерзанное, будет где-то лежать, так измываться станут, плеваться, да клясть последними матами.
Я говорю «меня», «я», подразумевая Лжедмитрия? Клиника.
— Итак, у нас квест. Задача выбраться живым из Кремля? — бормотал я себе под нос.
— Со се дзея, матка Боска? [что происходит?] — спрашивала меня Марина, но я был занят своими мыслями.
— А, если я кого убью? Или… — меня осенило вновь.
Это симуляция, конечно, что именно так. Компьютерная игра с погружением, или еще что-то в этом духе. Тот беспилотник, который ударил по объекту в Находке, не убил меня, теперь я сознанием в симуляции, а врачи борются за мою жизнь. А что, если на исход операции, или какой-нибудь терапии, повлияет то, что я смогу лучше, чем в реальной истории, если останусь жив. И книги в последнее время появлялись про попадание людей в игровые симуляции.
Это вполне себе объясняет и тот факт, что я не в своем теле… да все объясняет. Но, насколько же все реалистично⁈ Прекратить рефлексию, собраться и действовать!
— Государь! Государь! — послышался за дверью крик.
— Войди! — повелел я, позабыв, что сам стою в нигляже, да и Марина, не особо стесняется демонстрировать свою волосатость.
Дверь распахнулась, и на пороге встал, как вкопанный, мужик. Среднего роста, с непропорционально широкими плечами. Подозревал, что и у меня такие же.
— Прости цесарь, прости царица! Бесы попутали! — вошедший плюхнулся на колени, но продолжал пялиться на голую Марину.
— Димитреус, пшестань мне понижать? — вскрикнула женщина и прикрыла свои прелести тем, что ранее я определил, как одеяло.
— Да не хочу я тебя унизить. Больно надо! — ответил я на укор Марины.
Было решительно наплевать на эту даму. Вот бывает так, что с одного взгляда посмотришь на женщину и не то, что не хочешь ее, а и присутствовать рядом гадко. Так и у меня, ну не нравилась Марина и ничего тут не поделаешь. Тем более, что понимание, или знание ее поведения в будущем… Не по нраву мне ветряные женщины и моя Светка была, вроде бы, до поры, нормальной, домашней и хозяйственной. А вот Марина… и Лжедмитрий Второй узрит ее волосатые ноги и какой-то там польский военачальник. И это только то, что останется в истории, на века.
— И вообще, ляшка, помолчи! Ну, в смысле, поляк, он же лях, а ты полячка, значится — ляшка… Помолчи! Нет, собирайся и беги из Москвы, подальше, к папе, или еще куда! Убивать меня придут! — сказал я и почувствовал пристальный взгляд вошедшего мужика. То же недоумение, что ранее было на лице и у Марины.
— Государь! Речи свои ладишь… — было начал говорить мужик, но я его осек.
— Ты кто? — спросил я и вошедший перекрестился.
— Господи, прости мя грешного! Помутился рассудком ты, государь, — сказал мужик тихим голосом и после выкрикнул. — Секи голову мою, государь, за мои речи дурные, аль язык вырежь, ибо достоин я того.
— Отвечай, холоп, когда государь спрашивает! Кто есть таков? — спросил я, вживаясь в роль царственной особы.
— Холоп я твой, государь, Петрушка Басманов, — сказал потомственный фаворит Петр Федорович Басманов.
— Вот, что Петр. Мне нужно знать, сколь много охраны в Кремле, кто главный, есть ли оружие… пистоли или арбалеты, чтобы были готовы кони и где взять самые ценные монеты, — сказал я, и Басманов вновь недоуменно на меня посмотрел.
— Но отчего, государь бежать вздумал? Али поверил тем немцам, что про крамолу тебе поведали давича? — спросил Петр [Лжедмитрию говорили про готовящийся заговор за два дня до убийства, а Басманов ночевал рядом с Петром после свадьбы постоянно].
— Петрушка! Волю цесаря исполнять нужно? Так и исполняй. А еще… кто командует солдатами… воинами? — спросил я.
— Так немец Гумберт сотником. А охраны твоей головою сегодня Димитрий Шуйский, а так я голова, сам ты, государь, на то волю явил свою. А Дмитрий Иванович Шуйский именем твоим сказывал, чтобы охрану поменьшили. Кто ж первому дружке на свадьбе цесаря перечить станет? — говорил Басманов.
Хотелось отчитать этого «Петрушку». Ну как не понять, что готовится заговор, когда и немцы об этом говорят и охрану Кремля уменьшают? Ну и я хорош, в смысле Дмитрий, не слушаю ничего и ни о чем не думаю, только об волосатых ногах Марины. Тьфу, блин. Дались мне эти ноги!
— Марина, быстро собирайся и уезжай, — сказал я ляшке, а потом повелел Басманову. — Возьми десяток охраны! Кто там, алебардщики? И приведи их ко мне, прикажи слугам, ну, холопам, челяди, чтобы все оружие, что есть приносили. Да узнай, тишком только, где Димитрий Шуйский. Коли во дворце, так… делай, что велено!
— Нигде ще не вибирам! Памятай, ким жестам и ким естес, — кричала Марина.
— Ты, мне, курва ляшская будешь место указывать? Никуда не поедешь? Не едь! Оставайся! Пусть тебя разложат тут Шуйские по очереди! — злобно говорил я.
Пусть я и не царь, но уважения к себе имею. Не будет Марина указывать мне, что и как делать. Она мне в одном пригодится…
— Ты не есть Диметриус, ты бес! Бесы! — сказала Марина и попыталась кричать.
— На! — ударил я полячку в висок. — Ну и где тут какой нож?
Нож я нашел и перерезал Марине Мнишек горло.
— Хрень какая! Симуляция так реалистична быть не может! — сказал я, укладывая голую жену Лжедмитрия у кровати.
То объяснение, что вокруг симуляция, и я воюю с неписями, что все не взаправду… я убедил себя в этом. Я был уверен, что это так и есть. Но запах крови и смерти… я его знаю, это нечто метафизическое, что не столько пахнет, сколько воспринимается чувствами. Я только что убил талантливую актрису?
— Эй, где камеры. Вы же это видели! Так давайте, выходите! — кричал я, но никто не откликался, я мои слова уже казались более саркастическими.
Я работал, именно так, как учили, как умею, без сантиментов.
Я выждал еще с минуту, и под очередную колокольную трель, стал обыскивать комнату.
— Перестаем думать, что произошло и работаем. Задача — спастись. Время уходит, — бормотал я, выискивая монеты, или оружие.
Сундучок с золотыми монетами я нашел под кроватью, а в соседней комнате был доспех. Красивый такой, с пластинами, сложный с вензелями и узорами, сверкающий позолотой, аж до рези в глазах.
— Нельзя! — одернул я себя, борясь с желанием одеть такую красоту.
Если я собираюсь бежать, то нужно, по крайней мере, одежду найти более-менее нейтральную. Этот же доспех, может и защитил бы от стрелы, или пули на излете, еще бы знать пробивную способность местных пуль, но он по любому демаскировал меня.
— Золото! Золото! — говорил я, перебирая кафтаны, найденные в сундуке в той же комнате, где и доспех.
Это сколько денег только вот тут, в одной комнате? В России не было средств, чтобы содержать и обучать достойную армию? А сколько будет стоит вот этот кафтан, вышитый золотой нитью, в чем я не сомневался, не вольфрам же это или еще какой металл? Много стоит, полк наемников на месяц оплата, но это не точно, еще бы понять ценность деньгам и одежде!
— Государь! — послышался голос Басманова, раздающийся со стороны лестницы.
— Шустрый! А еще писали, что в этом времени все люди были медлительны, — пробурчал я, взял саблю и сундук с золотыми монетами и пошел навстречу Петру.
Он не должен увидеть убитую Марину. Немного опрометчиво я поступил с ней. Нет, решение было вполне продуманным, как бы это не прозвучало самонадеянно. Да, ее крик про то, что я не я, или… запутался. В любом случае, она вошла в истерику и не оставила мне выбора.
Уже после содеянного, у меня родился план. Так, я хотел подставить и тех, кто поднял мятеж и решить собственные задачи.
Во-первых, убитая дочь Юрия Мнишка, или Мнишека, не знаю, как правильно склоняется эта фамилия, — это больше, чем насильственная смерть шляхтичей, которых сейчас будут вырезать по всей Москве. За это мстить будет и Мнишек со своим патроном… кем? Острожским? И родственник Вишневецкий не должен оставаться в стороне.
Ну и я буду показательно сильно горевать по Марине, любви моей. Нет, конечно, не буду, но повод для мщения есть и при этом я не рассорюсь с поляками, буду свободным от брачных уз, через которые меня должны продавливать и приручать. Ну не с такими же волосатыми ногами Марины мне жить, если все-таки предполагать худшее, и я попал в прошлое.
— Государь, вот десять рынд немецких! — запыхавшись, сказал Басманов [в день убийства Лжедмитрия I его охраняло 50 немецких алебардщиков, остальных именем царя отпустил по домам Василий Шуйский].
И тут мог выйти конфуз. Я-то немецкий плоховато знаю, больше английский, или французский. Где служить довелось и с кем воевать пришлось, те языки и выучил. А немцы в нашем времени интересов в Африке не имели, да и в целом, так себе вояки… еще бы понять где наше, а где их время.
— По-нашему говорят? — спросил я
— Понимать, государ! — отозвался рослый мужик, чуть ли не на голову выше Басманова, о себе не хочу говорить, ибо я, скорее всего ниже даже Петра.
— Мы сейчас уйдем, но об этом знать никто не должен. Заприте ворота, оставьте десяток и тяните время. После уйдете… — я задумался. — Куда бежать станем, Петр?
— Так можно и в Чернигов, али Серпухов, в Тулу. Тебя, государь оттуда звали на царство, туда можешь и возвернуться от татей, — Басманов посмотрел на меня и некоторым прищуром спросил. — Государь, а ты не ошибся с крамолой?
— А ты взял под стражу Дмитрия Шуйского? — ответил я вопросом на вопрос.
— Как ты и велел, государь. Токмо Димитрий Иванович крест целовал, что ни сном, ни духом он о бунте! — сказал Басманов с явным сомнением в том, что именно происходит, и правильно ли я поступаю.
Пусть думает, что хочет, главное, чтобы исполнял, если желает еще немного прожить… немного.
— Веди его ко мне и после седлай коней! Никаких карет! — повелел я Басманову и, дождавшись, когда он уйдет, вновь обратился к командиру алебардщиков. — Господин Гумберт, ваша задача еще в том, чтобы бунтовщики были уверены, что я в Кремле и с царицей. Они должны ворваться вовнутрь и искать меня. Вот это за работу, прибудете ко мне после, я дам еще столько же.
Я протянул штук двадцать золотых монет, не уверен в количестве. По сияющим блеском глазам наемника, я понял, что этой суммы более чем достаточно. А мне нужно срочно понимание ценности и стоимости каждой вот такой монеты, чтобы не разбазаривать добро по-пустому.
— Я есть благодарить и вся сладить, по правде, государ, — сказал Гумберт.
— Тогда за работу! — сказал я и решил вернуться и забрать колье, которое, видимо, принадлежало Марине и которое лежало на… это, наверное, называется, трюмо, или комод, а, скорее всего, ни так, ни эдак.
В том, что я называл трюмо были еще перстни, браслеты, диадема, или корона.
— Все забирать нельзя, иначе так и будут звать вором. Но вот это, — приговаривал я, укладывая в узел драгоценности, что я быстро сделал из того, что можно было назвать наволочкой.
— Государь! — выкрикнул Басманов.
— Вот же неугомонный, шустрый и быстрый, — приговаривал я, быстро направляясь к двери.
Еще не хватало, чтобы тело Марины заметил еще и Шуйский, даже, если участь брата того, кто затеял государственный переворот, уже предрешена.
— Вот! — как-то скомкано, без особого энтузиазма, Петр Басманов указал на мужика, которого привели двое немцев.
— Ну, Димитрий Шуйский, поговорим с тобой? — спросил я, указывая рукой на двери в спальню Марины, где я и очнулся.
— Отчего, государь не поговорить, а то, вот МЕНЯ, Шуйского, словно татя какого! — Дмитрий грозно посмотрел на Басманова.
— Да, будет, тебе, Димитрий Иоаннович местничать. Я волю государя исполнял! — оправдывался Басманов.
И это оправдание мне не нравилось. Лебезит перед этим Димитрием Петька, как бы другого Димитрия, то есть меня, не предал. Был кто-то из приближенных Лжедмитрия, кто его до последнего оборонял, Басманов ли? [Петр Федорович Басманов, действительно, был со Лжедмитрием до конца и отказался его выдать, от чего его труп был выставлен рядом с трупом Лжедмитрия]
— Седлай коней, мы уезжаем! Если есть еще кто, что с оружием, да верный, так бери с собой, — приказал я Басманову.
Басманов побежал. Так он сегодня все нормативы по челночному бегу сдать мог бы. Но пусть бежит. И в правду, звон по Москве становился все громче и уже казалось, что все сорок сороков, или сколько в Первопрестольной церквей, звонят не переставая. Потому и спешить нужно.
— Что Димитрий Иоаннович, бежать станешь? — спросил Шуйский младший, Василий же еще имеется.
— А что, не стоит? Убивать меня никто не будет? — спросил я, не собираясь отвечать на вопрос того, кого собирался убить.
— Ты отрекись! Возьми все, что увезти сможешь, да схизматку свою забери распутную, да беги. У ляхов дом купишь, шляхтичем станешь, телятину есть станешь, да в полдень не спать, — говорил Дмитрий Шуйский, а я все мотал на ус.
Реалии местные, конечно… это мне сейчас предъявляют то, что я ел телятину? Вот и не знал, что ее есть нельзя. Как по мне, так отличное мясо, полезное, много белка, мало холестерина. А что еще мне ставит в укор Шуйский? Обеденный сон? То, что я, то есть он, Лжедмитрий, в обед не спал? Ну ведь это странно… В смысле попрекать этим, напротив, если государь бодрствует, да еще и работает, так и благо стране. Или я настолько не понимаю людей этого времени. Времени? Все же это попадание в прошлое? И не лихо я развернулся? Уже одна смерть на мне, вот, собираюсь и вторую на душу принять.
— В чем еще моя вина? — спросил я, решив все же потратить две минуты для большего понимания ситуации.
— За ляхов и их распутство, за то, что музыка и танцы не скончаются в Кремле, что привечаешь худородных, а знатных бояр задвигаешь… много чего, Димитрий, — Шуйский осклабился. — Ты бы бежал уже, да подалее.
На последних словах, тезка из семейства Шуйских, почти без замаха, саданул мне в глаз.
«Сука, Басманов, научу еще его веревки правильно вязать!» — успел подумать я, делая шаг назад и чуть не падая. Удар у этого мужика был неслабым. Мое новое тело реагировало хорошо. Я не замечал каких-либо отклонений. Однако, первый же мой блок от нового удара Шуйского доставил массу неприятных ощущений. Все же тело не безнадежное, но не тренированное, точно.
— На! — выкрикнул я, нанося прямой удар в пах.
— Ты не царь! — зло процедил Дмитрий Шуйский, скручиваясь от боли.
— Хех, — нанес я хук правой рукой, которым я закономерно вырубал любого, кто умудрился так подставиться.
И… сейчас удар получился так же духовышибательным.
Молча я достал из сапога Шуйского нож и нанес ему выверенный удар в сердце. После еще и еще, как будто его убивали в припадке. После потащил тело второго человека в семейной иерархии клана Шуйских в комнату, где уже лежала Марина.
— Вот так, — сказал я, стягивая портки с Дмитрия Шуйского. — Теперь вот так.
Я инсценировал сцену изнасилования. Тут же нет судмедэкспертов? Так вот, по всему получалось, что Шуйский пришел к Марине и ее насиловал, или раздел и пытался это сделать. Мнишек ударила насильника ножом в сердце, о чем будет свидетельствовать нож в ее руке, а Шуйский, еще до собственной смерти успел убить Марину. Кто виноват? Шуйский, конечно! Насильников, думаю, и в этом времени не особо жалуют, особенно не поймет такой шалости отец Марины, Юрий Ежи Мнишек.
— Государь! — блин, ну опять Басманов. — Государь?
Этот шустрик зашел-таки в комнату, из которой я уже выходил.
— Все готово? — спросил я требовательным тоном.
— Государь? Но как же? Дмитрий Иванович, — он же не успел бы снасильничать! — было видно, что Петру Басманову искренне жаль Шуйского.
— Ты со мной, Петр? — спросил я, готовясь уже превращаться в мясника и кончать еще и Басманова.
Но именно на него у меня появились некоторые планы. Да, все равно придется и его убить. Он видел слишком много нестыковок со мной и с тем, кто раньше пользовался этим телом, в которое я переселился. Если я переселился в тело Лжедмитрия, а в это мне все больше и больше верится, то с моей личностью и так слишком много странностей, чтобы их плодить и далее. Но, раз уже много нестыковок со мной и самозванцем, то нужно больше узнать о мире, людях, условиях и ситуации, в которые я попал. Да, действительно, во всех смыслах, — попал, так попал!
— С тобой государь, как же без тебя, — сказал Басманов.
— Вот и правильно. Глянь, — я показал пальцем на свой левый глаз, который болел и явно должен был уже начинать отекать. — Это Шуйский так ударил. Своего государя! Должен был я его убить?
— Прости государь, усомниться себе позволил, нет мне прощения, — Басманов плюхнулся на колени, но что-то слишком много наигранности было в действиях этого человека.
Не должен быть Басманов простаком, такие при трех государях в фаворитах не ходят. Вот и я начал выискивать некоторые моменты в поведении Басманова и стал замечать нестыковки. Но на кого сейчас положиться? Вроде бы Басманов из той истории и сейчас не оставляет меня. Ну, а захочет быть в фаворе, так сослужит службу, а я буду тем, кто фавором наделять может, так и оставлю подле себя. Ну а пока бежать.
— Все готово? Коней седлал? — спросил я.
Дождавшись утвердительного ответа, мы выдвинулись к выходу. Вдали раздавались выстрелы и крики. Как бы не было поздно. Заигрался я с Мариной, да с Шуйским. Но… история уже пошла иным путем, так что больше оптимизма! Авось и проскачу и не буду сегодня убит. Или было бы правильным умереть, чтобы вернуться в свое время? Нет, слабости не нужно. Вряд ли жизней множество. И вообще нужно будет на досуге подумать, что это за сила такая могла меня сюда перенести. А сейчас бежать.
Выбежав на крыльцо, я почувствовал, что у меня защемило нос. Ну, понятно, что в начале семнадцатого века все должно быть натуральным, но я рассчитывал на чистейший воздух, а почуял натуральную фекальную вонь, замешанную на аромате конского пота. Наверное, это нормально. Но это же царский терем, или дворец, неужели нельзя вовремя все убирать, да коней чаще мыть?
— Государь в конюшню пойдешь и сам выберешь коня, али твоего гнедого подвести? — спросил Басманов.
— Все равно! — сказал я, предвкушая, как сейчас покажусь лихим наездником.
Ни разу. Никогда я не занимался конным спортом. Все мое знакомство с конями — это три раза съездил на конные прогулки со Светой-женой и еще до нее были любительницы такой романтики. Сейчас же нужно будет сказать, что Шуйский ударил меня по заднице, чтобы хоть как оправдать неловкость и по ногам и по рукам. Небось, прошлый носитель тела был более приучен к конной езде.
— Государ, мой люди сказать, что сюда идут москачи, — ко мне степенно, но быстро, подошел командир алебардщиков и сообщил о приближении толпы.
Пора! Под недоуменные взгляды, я перевесил сундучок с золотыми монетами и узел с драгоценностями на спину жеребца, взгромоздился на показавшегося мне высоченным коня, натянул поводья, или, как это называется, уздцы, ударил ногами в бочины животного и чуть не упал. Конь показал свою строптивость и что так с ним обращаться не стоит. Но через минуту я все же совладал со своим средством передвижения и побрел в сторону, куда первым направился Басманов и еще пятеро человек.
— Басманов, а это кто? — спросил я, указывая на людей, что к нам присоединились.
— Так, государь, как же ж иначе? Мы сами бы и не забрали все: скипетр, державу, шапку, да корону, снеди, да золота, кабы было чем платить, да стяги нужные, бумаги, — говорил, Петр и я понимал, что он прав.
Про государственные символы я и не подумал. Возможно же такое предубеждение, что у кого эти символы, тот и царь? Вряд ли, но они точно лишними не будут. Да и про разного рода документы я забыл. Но вот эти пятеро… они меня смущали, я то думал, что будет только Басманов. Выведаю у него все, что нужно, да в утиль. Ладно, посмотрим еще. Квест еще не пройден!
А то время, как мы уже отъезжали от Кремля, начали раздаваться новые выстрелы и что-то мне подсказывало, что это не просто пальба в воздух.