Затем господа Бункасай и Итиросай в свою очередь спели арии из театральных пьес, господин Вакадаю исполнил пляску, нашлись и другие господа, весьма искусные в пении и танцах. По мере того как снова и снова наполнялись чарки, каждый стремился в последний раз блеснуть своим мастерством. Ночь постепенно сгущалась, а в зале становилось все оживленнее, веселью не видно было конца. Но вот чей-то звучный голос запел: "Как ветка абрикосовых цветов..." - и весь зал невольно затаил дыхание, прислушиваясь к дивному пению, - пел Тёрокэн, монах-самурай. Господин этот, искусный во всех делах, на лютне и сямисэне тоже играл отлично, это нас сблизило, я был хорошо с ним знаком и давно уже восхищался также и его пением. Теперь я слушал, как он поет, - оказалось, он выбрал арию из пьесы "Дама Ян"129.
129 Пьеса "Дама Ян" - пьеса театра Но, сюжет которой основан на поэме великого китайского поэта Бо Цзюй - и (XIII в.) "Песнь о вечной печали", рассказывающей о любви императора Сюань-цзуна к своей прекрасной возлюбленной Ян-гуйфэй.
Как ветка абрикосовых цветов,
дождем обрызганных, ее краса,
как орошенные дождем цветы на ветке,
так хороша она.
И соком напоенный свежий лотос,
тюльпаны алые и зелень нежных ив
ее красою превзойти не могут.
Средь женщин при дворе ей равных нет,
среди красавиц ни одна так не прекрасна.
Все меркнет перед ней! [Перевод А. Е. Глускиной.]
Это была хвала госпоже, ее красоте, я мог только так воспринимать эту песню, хотя господин Тёрокэн, конечно, не имел в виду ничего такого. Даже в этом миг, когда приближался наш смертный час, я все еще не мог смириться с мыслью, что сегодня вечером этот прекрасный цветок цветет в последний раз и неминуемо обречен увянуть... В это время господин Тёрокэн сказал:
- Слепой хорошо играет на сямисэне. С разрешения госпожи, пусть он сыграет нам и споет!
Вслед за тем послышался голос князя:
- Спой, Яити! Не смущайся!
А я и не собирался отнекиваться, мне как раз очень хотелось спеть, я тотчас взял в руки сямисэн и спел ту самую маленькую песенку: "...только я, томясь любовью, слезы вечно лью..."
- Да, он, как всегда, большой искусник... Ну-ка, попробую теперь я... - сказал господин Тёрокэн и взял у меня сямисэн.
К ночи кончился прилив,
В бухте Сига нет волны,
Щечка с ямочкой прелестной
Ясный лик луны...
"Любопытные слова!" - подумал я, весь обратившись в слух: между словами он вставлял длинные пассажи аккомпанемента. Эти места звучали очень красиво, но вдруг я заметил, что среди музыкальных фраз дважды повторяется какая-то причудливая мелодия. Нет, я не ошибся, - нам, слепым музыкантам, всем прекрасно это известно... Дело в том, что каждая струна сямисэна имеет шестнадцать ладов, а так как струн - три, получается ровнехонько сорок восемь. Поэтому, когда начинают учиться игре на сямисэне, каждый из сорока восьми ладов обозначают определенным знаком нашей слоговой азбуки и даже надписывают, чтобы легче было запомнить, так что всем музыкантам известно это соотношение, в особенности слепым, - читать знаки они не могут, зато запоминают их наизусть. К примеру, гласному "и" соответствует звук, так и обозначенный "и", а если произносят слог "ро", сразу вспоминается звук, обозначенный знаком "ро". Поэтому, когда слепые хотят в присутствии зрячих незаметно обменяться какими-нибудь словами, они пользуются звуками сямисэна, чтобы тайно сообщить друг другу свои мысли. И вот теперь я явственно уловил: "Нельзя ли как-нибудь спасти госпожу? Обещана награда..."
"Нет, наверное, мне почудилось... Откуда взяться здесь человеку с такими мыслями? Ну, пусть не почудилось - просто из случайного сочетания звуков сами собой сложились такие слова..." - не доверяя сам себе, мысленно твердил я, а в это время господин Тёрокэн опять запел:
Как же быть мне, милая?
Уж ты меня прости
Горная застава
На моем пути,
Стражники, стражники не дают пройти!
И хоть мелодия этой песни была совсем другая, в паузах между словами опять звучали те, прежние фразы... Вот оно что! Выходит, господин Тёрокэн неприятельский лазутчик, шпион, тайно проникший в замок! Или пусть даже не шпион - значит, в эти последние дни сумел каким-то способом снестись с неприятелем... В любом случае он действует по приказанию князя Хидэёси, пытается передать госпожу целой и невредимой в руки врагов. Вот уж поистине нежданная помощь - и подоспела нежданно!... Стало быть, князь Хидэёси все еще не теряет надежды добиться своего. "Да, вот это любовь!" - думал я, чувствуя, как от волнения учащенно забилось сердце, а тем временем Тёрокэн со словами "Ну-ка, Яити, сыграй нам еще разок!" опять передал мне мой сямисэн.
Но почему он так полагается на меня, жалкого слепого музыканта? Когда и как успел он заглянуть в самую глубину моей души и, к стыду моему, понять, что ради госпожи я готов в огонь и в воду? Правда, хоть и слепой, я единственный мужчина, который вместе с женщинами служит в ее покоях. Вдобавок я лучше любого зрячего знаю все бесчисленные залы, галереи и закоулки в замке, так что в решительную минуту мог бы отыскать путь быстрее мыши. Да, господин Тёрокэн не ошибся - если я до сих пор не решился прервать бесполезную жизнь свою, так единственно потому, что все еще надеялся как-нибудь спасти госпожу, сослужить ей именно эту службу. "Ну а не удастся - что ж, тогда исчезну с ней вместе в том же пламени и дыму!" мгновенно созрела решимость в моем сознании. Я взял сямисэн и, отбросив последние колебания, запел:
Если б мог я хоть на миг
Моей милой показать
Рукава в слезах горючих,
Сердце в злой тоске!...
а сам в то же время, дрожащими пальцами перебирая струны, тайным шифром сообщил ему: "Как только заметишь дым, немедленно беги к главной башне..." Разумеется, люди в зале слышали только песню и звуки струн и никак не могли предположить, что мы тайно обменялись словами. Между тем в голове у меня сложился план спасения госпожи. Мы знали, что с наступлением утра князь с супругой поднимутся на самый верхний, пятый ярус главной башни, чтобы спокойно, без помехи, покончить там с жизнью, после чего вассалы должны поджечь заранее заготовленные охапки соломы. Я решил улучить момент, чтобы успеть поджечь солому, пока они еще не совершили самоубийства, и, воспользовавшись переполохом, который поднимется, когда вспыхнет пожар, впустить наверх Тёрокэна с его людьми. Вклинившись между супругами, они смогут, хотя бы в силу численного своего превосходства, оттеснить князя от госпожи...
* * *
Вообще-то я человек робкого десятка, и не потому, что слепой, а таков уж я от природы, ни разу в жизни никого не обманывал и теперь весь трепетал от страха, но если я отважился вступить в сговор с вражеским шпионом, собрался поджечь замок и, в довершение всего, похитить госпожу, то единственно из желания спасти ее от неминуемой смерти. "А это и есть подлинная вассальная верность..." - рассудил я. Тем временем стало светать - летние ночи коротки; в саду, в дальнем храме, запела кукушка, и госпожа, взяв лист бумаги, написала стихотворение:
Прощальный привет
ты нам посылаешь, кукушка,
и в летнюю ночь,
этот призрачный мир покинув,
мы сегодня уснем навеки...
Вслед за ней написал стихи князь Кацуиэ:
Остается от нас
в мире бренном, как сон летней ночи,
только имени звук
пусть же он к небесам вознесется
в дальней песне кукушки горной!...