– Ты снова пьян.
– Я всегда пьян, старая карга. Заткнись.
– Не затыкай меня, мерзавец! Недоносок!
– По крайней мере я не сплю со слесарем, чтобы тебе отомстить.
– Он хотя бы мужчина.
– В каком смысле, Глория?
– А ты подумай. Я пока налью себе скотча.
Глория со Стивом напились и острили. Запасы дневного света уже иссякли, и город стремительно погружался во тьму. Муж и жена выбрались из своих отдельных мирков в гостиную, чтобы раздобыть алкоголя. Комнату украшали персидские ковры, тонкие, как рисовая бумага, и уютная дубовая мебель, которую в конце девятнадцатого века собирали голодные безграмотные дети Мичигана, страдающие цингой. Отдельные куски домашней пыли покоились там, где Глория в приступе Золушки не удосужилась махнуть тряпкой.
Был год 2007-й. Стиву казалось, что его голова – мятый листок бумаги после шестичасового собрания кафедры. Кровяные тельца Глории рвались во всех направлениях: Леонард, режиссер местного театра-ресторана, внезапно отменил назначенную встречу. Глория должна была играть главную роль в его постановке «Веер леди Виндермир» и теперь очень переживала по этому поводу.
Стив рявкнул:
– Еще скотча! Никак не напьюсь. – Он плеснул себе виски и бросил в него кубик льда.
– Зачем тебе лед? Так дольше не захмелеешь.
– Почему мы постоянно ссоримся? – Стив вздохнул, позвенел кубиком льда в стакане и закашлял.
После тридцати все сильные чувства стали покидать Глорию – они по очереди уходили за сигаретами и не возвращались. Осталась только злость.
– Мы не ссоримся. Мы пьем. У нас все по-другому.
Стив поглядел на время.
– Через полчаса придут гости. Что на ужин?
– Не знаю. Соображу что-нибудь.
– У нас скоро гости, а ты еще ничего не приготовила?
– Нет.