Не успел Ромка захлопнуть рот, его зеркальное отражение село на задницу и принялось чесать себе подмышки. Ромка перевёл неверящий взгляд на свои руки. Руки были на месте и ничего такого не чесали.
— Мама, — сказал Ромка.
Его отражение перестало скрестись и посмотрело на него. Перевело взгляд на голые Ромкины ноги, фыркнуло, и сказало знакомым голосом:
— Ну ты гигант. Гусениц жрём?
Тут Роман вышел из ступора и проворно полез задом из куста. Сел, глядя на качающиеся ветки и пробормотал:
— Нет, это не сотрясение. Это глюк. Галлюцинация. Точно, галлюцинация.
Зашуршали ветки, из куста высунулась до боли знакомая голова, и навязчивая галлюцинация возмутилась:
— Ну ты, хрен с горы, куда сбежал! Я за тобой бегать должен?
— А-а-а! — Ромка вскочил на ноги, и с удивительной резвостью понёсся вдоль берега.
— Стой! — заорали ему вслед, и он услышал топот босых ног за спиной.
Ромка с разбега влетел в воду, разбив пальцы ноги о знакомый валун. Остановился по колени в воде и подхватил увесистую деревяшку:
— Не подходи!
Галлюцинация остановилась на берегу, очевидно не желая мочить ноги. «А я тощий, как швабра» — подумал вдруг Ромка. — «Зато пресс кубиками. Классно».
— Положи корыто, — посоветовал глюк. Роман посмотрел на деревяшку. Это и правда было корыто, вернее, половинка корыта, с дырками от обивки по краю и куском металлической ленты на одном уцелевшем гвозде.
— Ты чего? — задыхаясь, сказал Роман. — Отвали от меня, быстро!
— Да ладно тебе, — миролюбиво ответил глюк. — Я же тебя не бью. Не парься.
— Ещё бы ты меня бил… — проворчал Ромка. Какая, однако, устойчивая галлюцинация.
Он продолжал стоять по колено в реке. Проточная вода приятно холодила ноги, и он решил ждать, пока холодок дойдёт до мозга. Может, и этот глюк улетучится сам собой.
Тот потоптался на берегу, глядя на застывшего в воде парня. Совсем уже спокойно спросил:
— Не выйдешь?
Роман помотал головой.
— Ну чёрт с тобой. Оставайся. — Глюк сплюнул под ноги, отвернулся и двинулся в лес, прочь от берега.
Ромка смотрел, как тот уходит всё дальше. Осмотрелся по сторонам. Река бурлила, накатываясь на неровный берег мелкими волнами с клочьями пены. Над её серединой, где течение тащило всякий древесный мусор, вились птицы, стремительно ныряя вниз и уносясь обратно с невидимой добычей. Берега, поросшие густым лесом, насколько видел глаз, были безлюдны. Ромке стало страшно.
Он решительно выбрался на песок и зашлёпал вслед своему почти пропавшему среди деревьев отражению. Лучше уж это, чем совсем никто.
Обломок корыта он всё-таки взял с собой. Мало ли что.
Под деревьями было темно, только по земле прыгали неровные пятна света, пробившиеся сквозь кроны. Туда, куда падал яростный солнечный свет, листья на ветках горели белым огнём. Глюк шуршал впереди, и Ромка почти догнал его, когда тот вдруг нырнул за кусты, и пропал. В приступе паники Роман ломанулся прямо через куст, и налетел на спину своего отражения. Спина была твёрдая, потная, и совсем не призрачная.
Ромка отшатнулся, топча траву. Глюк на что-то смотрел, и Роман осторожно выглянул из-за его плеча.
Густые кусты обрамляли небольшую, плотно утоптанную полянку, на которой чернел круг догоравшего костра. В середине очага, выложенного кусками почерневшего камня, тлели багровые угли. Над кучей золы вился сизый дымок.
Но глюк глазел не на костёр. На краю утоптанного пятачка земли, возле шалаша из веток, возились люди. На какой-то момент зрение Ромки выхватило только отдельные части картинки: розово-коричневые, блестящие от пота части тела, двигающиеся в лихорадочном темпе. Потом мозаика вмиг сложилась в узнаваемую картинку, и он смутился. У шалаша занимались сексом, очень темпераментно и вдохновенно.
Роман отвёл глаза от сцепившейся в собачьих позах парочки, и уставился на шалаш. На полянке пыхтели и шумно дышали. «Натуристы» — подумал он, упорно разглядывая наброшенные поверх кольев ветки, кое-как прикрытые козьими шкурами. — «Близость к природе, и всё такое».
Надо было дождаться конца процесса и спросить дорогу. Ромка отодвинулся, чтобы не смущать людей. Хотя, как было известно, «натуристы» не страдали излишком застенчивости.
Глюк охнул, зашипел:
— Слон таёжный, на ногу наступил! — оттолкнул Ромку и двинулся прямо к совокупляющейся парочке.
Он топал прямиком к шалашу. Не обращая внимания на близящуюся к финалу пару, заглянул в шалаш, обошёл кругом костра, выхватил из золы торчащую там оструганную палочку и поковырял угли.
— Жрать нечего, — отметил вслух.
Мужчина меж тем оставил свою даму. Тяжело отдуваясь в клокастую бороду, поднялся на ноги и уставился на нахального пришельца.
— Друг, — миролюбиво сказал Ромкин призрак, жадно разглядывая женщину, — нам бы перекусить чего-нибудь.
Глаза его заблестели, когда женщина поднялась на ноги, оправляя платье.
Собственно, платьем был кусок линялой тряпки, обёрнутый вокруг плеч, и даме осталось только опустить край ткани на бёдра. Глюк глазел, а женщина потупила взор, подхватила с земли ещё одну тряпку, и проворно обернула вокруг талии. Тряпка закрыла ноги до щиколоток, и нахальный призрак разочарованно вздохнул.
Мужчина хрипло откашлялся, выбирая грязноватыми пальцами из бороды сухие травинки. Шагнул вперёд, загородив даму. Оглядел глюка и неожиданно гулким голосом спросил:
— Вы кто такие?
Ромка зажмурился. Видимо, сотрясение мозга оказалось сильнее, чем он думал. Голос этого чужого мужика отдался в голове болезненным эхом. Словно по пустому чугунку ударили палкой. Наверное, поэтому слова его показались скомканными, как будто у собеседника странный дефект речи.
— Мы есть хотим, — меж тем говорил нахальный глюк, глядя на низенького, широкоплечего мужика сверху вниз. — И выпить бы не мешало.
Мужчина крякнул, оглянулся на свою женщину. Та стояла позади, скромно сложив руки на животе, и Ромка заметил, как она лукаво стрельнула глазками в сторону его глюка.
У него, несмотря на духоту, от которой пот уже катился по лицу, холод продрал позвоночник. Всё очень плохо. Натуристы видят его галлюцинацию, и даже говорят с ней. Это значит… Ромка напряг память, забитую сведениями из учебников по медицине. Это значит… Короче, плохо его дело. Впору кричать «караул!» и примерять смирительную рубашку.