— А что у вас за эпидемия? — спросил Алексей.
— Птичий грипп, — буркнул доктор Брежнев. — Только вы никому не рассказывайте. Это секрет, государственная тайна. Я подписку давал о неразглашении.
— И насколько это серьезно? — продолжал допытываться Алексей.
— Серьезнее не бывает. Кранты, одним словом. Боюсь, эпидемия перейдет в пандемию. Перекинется на Москву. Мы тут пока локализуем очаг, но сил держаться больше нет.
Доктор ухватился за стол, потому что его качнуло. Однако, выпив прямо из горлышка, он вновь окреп.
— Я вам так скажу, — произнес Брежнев, уже весело: — Гори оно все синим пламенем! Денег на лечение все равно нет. Если не куры, так лоси.
— В каком смысле? — спросил я.
— Ну… лоси тоже птичьим гриппом заболели. Шляются тут. Повсюду. В поселке от них житья не стало. Суют всюду свои рогатые морды. Один ко мне в процедурную забрался и стоит. И ведь не выгонишь! Я как вас услышал, ну, думаю: опять лоси приперлись…
— А сами-то не боитесь заразиться?
Доктор снисходительно посмотрел на меня.
— Я ураном водку закусывал, — сказал он. — В Чернобыле. Так что мне все нипочем. А потом это еще неизвестно, что птичий грипп. Может, какая другая зараза. Но на всякий случай всех пришлось разогнать. Для профилактики. У нас морг и так переполнен, куда ложить-то? Вот новый могильник в карьере выроем, тогда другое дело. Тогда — милости просим.
— Так. Ладно, — произнес Алексей, которому, очевидно, надоело слушать всю эту медицинскую болтовню. — А Василий Пантелеевич Скатов на месте?
Он спросил так, будто пришел на прием к важному чиновнику, главе администрации поселка Правда.
— Тяжелобольных мы не трогаем, — ответил доктор Брежнев. — Палата номер шесть.
В этот момент в кабинет влетела шустрая крашеная девица и тоже в белом халате. Затараторила прямо с порога:
— Взяла пиццу, да ее лось по дороге сожрал, придется леденцами закусывать, но зато водка попалась на березовых бруньках, какую ты любишь, а спирт больше не пей, ты от него трезвеешь, а когда трезвый, ты совсем дурной делаешься, лечишь всех кого ни попадя, а нужно и о себе подумать, не маленький уже…
На нас она не обратила никакого внимания, словно мы и сами были тяжелобольные, которых лучше не трогать. Поэтому мы тихо покинули кабинет и отправились на поиски палаты номер шесть. Нашли быстро. В просторной комнате из восьми коек была занята лишь одна. На ней лежал старик под капельницей. Это и был Василий Пантелеевич Скатов, бывший воинствующий безбожник, чекист, смершевец, затем заключенный, ссыльный, рабочий с феонового завода и, возможно, хранитель святых мощей благоверного князя Даниила Московского. Непонятно, дышал он или нет, но глаза у него были открыты.
Алексей наклонился, провел ладонью перед лицом старика. Зрачки реагировали. Но вот мог ли он говорить? Вид у больного был совершенно скверный, понятно, почему его уже и не трогали. Хорошо хоть капельницу оставили.
— Сходить, что ли, за доктором Брежневым? — предложил я.
— Не надо, — ответил Алексей. — Я и так вижу, что он умирает. Василий Пантелеевич, вы можете ответить мне всего на один вопрос? Старик пару раз моргнул своими выцветшими глазками.
— У кого сейчас находятся мощи святого Даниила Московского?
Старик то ли задумался, то ли собирался с силами.
— Ух ты… — наконец выдохнул он, будто удивляясь заданному вопросу.
— У вас? Или нет?
— Ух ты… — повторил старик. В глазах его даже появилось некоторое любопытство.
— Мы только что были у вашей дочери, — продолжил Алексей. — Я знаю, что вы принимали участие в закрытии Свято-Данилова монастыря в тридцатые годы. Мне говорила об этом Агафья Максимовна. Вы ее помните?
Василий Пантелеевич снова моргнул.
— Она предполагает, что все это время святые мощи находились у вас. Это правда?
Старик моргнул и одновременно качнул в сторону головой. Понимай как хочешь: то ли да, то ли нет.
— А у кого они были?
Молчание. Взгляд старика становился тусклым.
— Где они сейчас могут быть?
— Ух ты… — в который уже раз выдохнул Василий Пантелеевич. И тут меня вдруг осенило.
— Ухтомские, — произнес я, стоя за спиной Алексея. — Он хочет назвать их фамилию.
Но проверить мою догадку мы уже не смогли — в палате неожиданно погас свет. Более того, свет, очевидно, вырубился во всем корпусе, потому что стало темно всюду: и в коридоре, и на улице, и в соседних домах. Опять проделки Чубайса, не иначе. Но, может быть, вмешались какие-то иные силы, потому что я вдруг ощутил их присутствие здесь, в палате, в кромешной тьме. Кто-то явно находился рядом с нами. Двигался. Сухо, приглушенно покашливал.
— Леша, ты где? — задал я вопрос в пустоту.
— Здесь, — из обволакивающей черноты отозвался он.
— Тут еще кто-то.
— Слышу.
Потом что-то опрокинулось, зазвенело, разбилось. Ни спичек, ни зажигалки у меня в кармане не было. Не вовремя я бросил курить. Хоть высекай искры из глаз. Через секунду именно это и произошло. Меня чем-то шандарахнули по голове, я полетел на пол, стукнувшись коленом о какую-то дрянь. Причем так сильно, что взвыл от боли. Что происходило вокруг, я уже не представлял, держась одной рукой за голову, другой — за колено.
— Саша? — донеслось до меня. — Ты-то где?
— В Караганде… — с трудом отозвался я. — Ты поймал его?
— Кого?
— Ну не Василия же Пантелеевича! Того, кто меня по башке тюкнул? Или это действительно старик? Тогда прыткий больно, уважаю. Наша закалка, советская.
Неожиданно темноту прорезал луч фонарика. Это в палату вошел доктор Брежнев.
— Ребята, вы как тут? — поинтересовался он. — Не буйствуете? Такое у нас в больнице частенько происходит. Ничего, сейчас Галка врубит запасной генератор. Потерпите.
— Доктор, нужна ваша помощь, — едва не простонал я. — У меня, кажется, голова пробита и нога сломана. Лоси напали.
— Это бывает, — сочувственно отозвался Брежнев. — Вы с ними поосторожнее.
В это время в палате как раз загорелся верхний свет. Наверное, крашеная сестричка добралась-таки до запасного генератора. Доктор склонился надо мной, ощупал голову, потом правую ногу. Крякнул. Я не видел, что в это время делает Алексей. Кажется, он поднимал капельницу.