Они торопливо прошли мимо, причем астральные двойники даже забегали вперед. Что же я такое съел на завтрак? — подумал я и начал тереть платком глаза. Я тогда еще не связывал свое состояние с толчком черненького. Из истории мне было известно немало случаев, когда люди раздваивались или душа покидала тело и наблюдала за физической оболочкой со стороны. Например, в 1796 году, 2 ноября, Екатерина II ночью приказала фрейлинам себя одеть и направилась вместе с ними в тронный зал. Там им представилось следующее зрелище: в зеленоватом свете на троне сидела точно такая же императрица и ласково улыбалась. Екатерина I упала без чувств, а через два дня ее разбил апоплексический удар. Точно такая же картина наблюдалась и при Анне Иоанновне — две царицы, рядышком, на одном троне. Весело разговаривают и щебечут. Бирон, выбрав по своему усмотрению правильную, приказал изумленному взводу гвардейцев стрелять в другую. Но солдаты настолько остолбенели, что не решились этого сделать. Две императрицы спокойно удалились в свои покои. Все это засвидетельствовано очевидцами. Возможно, тут имела место какая-то хитрая политическая игра с реальными физическими двойниками, но, скорее всего, фрейлины и Бирон с солдатами столкнулись с явлениями мистическими, из сакрально-таинственной области мира. И это лишь наиболее известные случаи с царствующими особами. А вот в 1845 году в Лифляндии, неподалеку от Риги, находился пансионат для благородных девиц. Сорок две воспитанницы этого заведения на протяжении трех лет неоднократно видели свою раздваивающуюся классную даму, Эмилию Саже, француженку из Дижона. Она могла одновременно вести урок в комнате и прогуливаться по саду, пить в столовой чай и отдыхать на веранде в кресле. Обе Эмилии, когда до них дотрагивались, имели материальную плотность. Потом одна из них исчезала. Оставшаяся Саже, настоящая, ничего не могла объяснить по этому поводу, смущенно пожимая плечами. Воспитанницы, в конце концов, настолько привыкли к этому двойничеству, что уже не обращали внимания, только порой ошибались, принимая астральное тело за реальную Эмилию Саже, а то имело привычку не отвечать ни на какие вопросы. Об этом подробно написала баронесса Гильденштуббе, одна из учениц пансионата. Не могло же быть такой массовой и столь длительной галлюцинации? Или они там одними лифляндскими мухоморами питались?
Я сегодня грибную пиццу с глюками на завтрак не ел, но когда вошел в беседку, то, не надо быть Гильденштуббе, разглядел двух Агафий Максимовн. И обе не подавали никаких признаков жизни.
Что же такое православная мистика? Это совершенно особенный духовный воздух, атмосфера Божественного мира, сверхчувственное и сверхразумное постижение его. Так Савл, по дороге в Дамаск, услышав и увидев Христа (который остался недоступен его спутникам), обратился в Павла, сделался Его ревностным апостолом. И подобными небесными видениями и откровениями исполнена вся жизнь православия. Это реальный христианский опыт миропонимания, богопознания, основанный на ирреальных фактах, недейственных с земной и научной, дольней точки зрения. Но есть горний смысл, проявляющийся во всех чудесах и знамениях. Ученые не могут объяснить ни сохраняющийся лик Спасителя на Туринской плащанице, ни чудо схождения Благодатного Огня в Иерусалиме, ни многое-многое другое. Тогда они начинают выдумывать теорию эволюции и происхождение человека от обезьяны, то есть, попросту говоря, от дьявола. А на обезьяну все спишется… Но у тех, кто имеет внутри себя Царство Божие, ум не блуждает в поисках рационального объяснения всего и всякого, а озаряется Фаворским светом Преображения, Софией Премудрости. Тогда весь мир и все творения видятся в этом свете. Тогда возможны любые православные чудеса. Когда Мотовилов, послушник Серафима Саровского, умолил его явить ему Духа Божия, в нем живущего, старец выполнил просьбу. Он вдруг облистал, как солнце, окруженный ослепительным сиянием. Мотовилов ощутил сладостную теплоту, благоухание и небесную радость. А когда явление окончилось, преподобный снова предстал перед ним в своем обычном виде. И такие образы духоносности можно наблюдать сейчас, в наши дни, например, среди монахов-исихастов с Афона. Да и в России тоже. Она ведь велика, чай, не одна Москва-блудница.
Обо всем этом нам говорил отец Сергий Разумцев, когда мы уже глубоким вечером сидели в его небольшом домике на окраине Нового Иерусалима. Матушка потчевала нас вкусной гречневой кашей с черносливом, пирогами с капустой и травяным чаем, а их пятеро детей спали в соседних комнатах.
— Сподобил меня нынешним летом Господь в поездку на Афон, к схимонаху Доримедонту, — неспешно продолжал батюшка. — Осталось там русских, на этой частичке Святой Руси, считанные единицы. А ведь первая наша обитель на Горе — Успенский монастырь — Ксилургу — известен еще с одиннадцатого века. Оттуда да с Пантелеймонова монастыря вышли и отцы русского монашества Антоний, Нил Сорский, Паисий Величковский… До революции тысяча церквей и больше десятка тысяч монахов там подвизались, и половина из них — из России. Сейчас — крупицы. Богоборцы вынашивают планы превратить Афон в туристический центр. И это то святое место, где даже идолы каменные вдруг возопили, когда Пресвятая Дева ступила на берег: Люди, обольщенные Аполлоном, идите в Климентову пристань и приимите Марию, Матерь Великого Бога Иисуса! А Богородица пред отъездом сказала: Благодать Господа да пребудет на месте сем. Всего будет у них довольно при малом попечении и жизнь небесную они получат и не оскудеет милость Сына Моего от места сего до скончания века… Стало быть, когда последний монах уйдет с Афона, наступит конец времен, Апокалипсис. Этого антихрист и добивается. Чтобы прервалась непрерывная молитва афонских исихастов. Чтобы поприще и училище святости исчезло. А там сейчас — животворящее начало для России и души русского народа.
Он замолчал, а потом добавил, обводя всех нас своим ясным васильковым взглядом:
— Афонский схимонах в скиту сказал мне в откровенной беседе, что в сентябре вновь откроются святые мощи Даниила Московского. На благо всей России. Я знаю, что вы в поисках. Но не вы одни ищете.
— А кто еще, батюшка? — спросила Маша.
— И другие православные люди. И безбожники. И авантюристы всякие. И прямые сатанисты, слуги дьявола, — отозвался он. — Кто по своей воле, кто по приказу, кто по зову сердца, кто по велению демонов. Да вы уже, наверное, с некоторыми из них сталкивались.
А что есть воля, что есть зов? — подумалось мне. Почему я здесь, с ними? Ведь я не такой уж верующий человек. Был, по крайней мере.
— Не вера рождается от чуда, а чудо от веры, — словно отвечая мне, произнес отец Сергий. — А человеку самому дано выбирать, в мире есть три воли: Божеская предлагающая, дьявольская искушающая и человеческая выбирающая. Сегодня перед литургией ты был совсем обморочен. А сейчас даже просветлел как-то.
— Расскажи-ка нам еще раз, что же там произошло, в беседке? — попросила Маша. — Я лично ничего не поняла. Сумбур какой-то вместо музыки.
Мы с ней все-таки одинаково мыслим. А что я мог им сказать толкового? Я, конечно, повторил историю, как мог, но легче от этого никому не стало, потому что мне самому было непонятно ничего. Я только-только начал приходить в себя. И то благодаря матушкиному целительному чаю, настоянному на разнотравье. Наверное, мне вкололи какой-то сильнодействующий наркотик-галлюциноген. А может быть, хотели убить. Или чтобы я сам покончил с собой. Потому что мысли такие у меня были. Я уже видел себя взбирающимся на какой-то откос, чтобы прыгнуть вниз. Смотрел откуда-то сверху, совершенно равнодушно и отрешенно. А человечек — я! — все карабкался и карабкался, ломая ногти о камни. Если бы меня не остановили неизвестно откуда появившиеся Маша и Алексей. И если бы не отвели в храм, где я сразу же успокоился…
А до этого, я помню, вошел в беседку, где увидел Агафью Максимовну (двух). Мое первое впечатление вновь оказалось обманчивым. Она была жива, просто пребывала в каком-то оцепенении. Может, отрешенно от всего беззвучно молилась? Я помню, она сказала, что надеялась увидеть не меня, а Алексея, но… Раз уж так вышло. Больше нет времени ждать. Ей надо торопиться. Становится опасно. Даже здесь, в Новом Иерусалиме.
Не знаю, сколько минут занял наш разговор. Но она сказала мне что-то очень важное. Что-то, касающееся святых мощей Даниила Московского. Где их надо искать, у кого. А где — хоть убей, не помню! Будто вырезали кусок мозга, отсекли часть памяти. Вскрыли паталогоанатомической пилой джидли черепную коробку, поковырялись внутри и вытащили самое важное. Я должен был передать ее слова Алексею. А что передавать-то? Обрывки мыслей, как пепел от сожженной соломы? Я даже не помню, как оказался у какого-то колодца. И куда делась Агафья Максимовна. Дна не было видно, но там что-то урчало и плескалось. И слышалось мое имя. Шепотом, словно призывали. Я заглядывал в пугающую бездну и хохотал. Вот это я помню.
Потом… мне вновь встретился Яков. Но уже не один, а с высоким стариком с длинной бородой и в черной круглой шляпе. Они куда-то тащили меня, но я, кажется, вырвался и убежал. Или мне кто-то помог? Какие-то встретившиеся монахи. Да, верно. Сам я представлял собой заряженный чужой волей манекен. Лишь изредка ко мне возвращался разум. Как будто включался свет, но потом вновь наступали потемки. Вот во время этих сумерек я и полез на склон горы.
— Монахи и сказали нам, где тебя искать, — промолвил Алексей.
— А что ты еще помнишь? — добавила Маша. — Видел снова Ольгу Ухтомскую?
— И не только ее! — огорченно ответил я. — Кажется, я видел всех. Всех, кто оставил какой-либо след в моей жизни. И хороших, и дурных людей. И живых, и мертвых. Они буквально ходили за мной косяками, как рыба в море. Только успевал отмахиваться. Я бежал, падал, поднимался и опять бежал. Но за посох держался крепко. Им-то я и лупил в морды.
— Заехал даже одному прихожанину, — покачал головой отец Сергий. — Совсем уж ни за что ни про что.
— Он был очень похож на доктора Грабовского, — вспомнил я.
— Наверное, ты вообразил себя этаким Бэтманом, — сказала Маша. — Летучей мышью, и весь в резине.
— Не знаю, кем уж я там себя воображал, но мне было очень скверно. А главное — пустота внутри. Как в том колодце. Совершенно пустой сосуд, ни капли влаги.
— Ничего, это катарсис, трагическое очищение, — вновь сказала Маша. Кое чему она у меня все-таки научилась.
— Сосуд не разбился, а это важнее всего, — заметил Алексей.
— А источник воды неиссякаем, — добавил отец Сергий.
— Но почему же я не помню того, что мне открыла Агафья Максимовна?
— Вспомнишь, — подала голос матушка, молчавшая все это время и уже убиравшая со стола. — Обязательно вспомнишь. Утро вечера мудренее.
…из стенограммы 27 июля 1918 года. Кремль. Присутствовало: 13 человек. Потом — еще двое.
Войков. Я кончил.
Каменев. Убедительно.
Ульянов-Ленин. Жаль только, что торжественный исторический акт превратился в работу мясников.
Войков. Не моя вина. Эта скотина Юровский так спешил, что даже не дал мне зачитать постановление. Только мальчика-поваренка оставил, и то по моей просьбе.
Бухарин. К черту вашего поваренка, не о нем речь. Его ли это голова в колбе? Нам нельзя ошибиться. А то еще подсунули черт-те кого!
Свердлов. Это верно. Нам надо представить доказательство Господа, кто знал Николашку лично?
Лацис. А какого дьявола надо везти голову в Америку?
Крестинский. Тем более что момент казни зафиксирован Шнеерсоном. И, насколько я понимаю, он уже в Штатах.
Войков. Да, Яков с нашим японским товарищем Хакамадой отправился вместе с обеими кистями рук через Дальний Восток к Шиффу.
Зиновьев. А то, что это именно он, царь, сомнений у меня нет. Удивляюсь только, что он так рано поседел. Смотрите: волосы и на голове и в бороде все белые.
Эйдук. Я сам уже поседел со всей этой свистопляской. Ночами стал плохо спать.
Радек. Прими желудочные капли.
Эйдук. Не помогает. А отчего у него лоб разворочен?
Дзержинский. Вы какими пулями пользовались?
Войков. Разрывными, калибра 7.65. Ну и… штыками.
Ульянов-Ленин. Не надо подробностей. Мы заслушали архиважный отчет товарища Войкова и теперь должны решить, что делать с головой последнего тирана России.
Свердлов. Да брось ты! Тирана выискал. Ничтожный, слабый человечишка. Да будь на его месте кто другой… да любой из нас, хоть этот подлец Коба… Кстати, почему его нет?
Петерс. В Царицине.
Свердлов. Так вот. Россией можно управлять лишь предельно жесткого, без соплей, с кровью, с массовым избиением и террором. Русский народ заслужил все свои страдания в настоящем, заслуживает их и в будущем. Это ему — суровая месть за все еврейские погромы. Прощения нет и не будет. Мы должны посеять здесь такой хаос и ужас, чтобы сто поколений не оправилось.
Бухарин. И православие вырвать с корнем. К чертям собачьим.