Очень старенькое, судя по дате внутри, аж 77 года.
— А кто такой король? — спросил Кузя своего старшего брата Васю.
Вася был ужасно умный и любил всё объяснять с подробностями:
— Король — это самый главный. Что он захочет, то и делает.
— Как папа? — спросил Кузя.
— Нет, как бабушка. Его все слушаются. Например, захочется ему мороженого, он говорит: «Подать сюда двести порций мороженого, а то голову срублю!» И ему тут же тащат.
— А что он еще делает? — спросил Кузя.
— Ничего. Только приказывает всем и носит корону.
— И я так хочу! — сказал Кузя.
— А какое ты имя будешь носить?
— Куда? — спросил Кузя.
— Не куда, а какое. Все короли носили имена с номерами. Людовик Четырнадцатый, Пятнадцатый и так далее. А ты кто будешь?
— Я — Кузя.
Нет, так нельзя. Нужно, чтобы Кузя был с номером.
— Тогда — король Кузя Первый.
— И так нельзя! Папа у нас Кузьма, и дедушка Кузьма, и прадедушка. И вообще у нас Кузь в роду было много.
— Может, 1977-й? — спросил Кузя, потому что других больших цифр, кроме номера года он не знал.
— Немножко поменьше давай. Ладно, будешь ты королем Кузей 777-м.
Так и образовалось на земле малоизвестное, но очень шумное королевство.
Кузя 777й любил получать письма и не любил их писать. До того не любил, что даже королевские указы подписывал просто крестиком. А к крестику Главный Писарь приписывал все Кузины титулы.
И вот однажды соседский король Вася Тринадцатый ушел в дальний поход.
— Пиши, — сказал Кузя, — обязательно пиши, а то я обижусь и объявлю войну.
— Ладно, — сказал Вася.
И в первый же день написал большое письмо. На следующий день — еще одно. И еще, и еще. А сам все ждет гонца с ответным Кузиным посланием. Но так и не дождался.
Когда Вася прибыл из похода, он первым делом спросил Кузю 777го:
— Ты получал мои письма?
— Получал, — ответил Кузя.
— А почему не отвечал?
Кузя пожал плечами.
— Но ты их хоть читал?
Кузя что-то пробормотал скороговоркой.
— Что-что? — переспросил Вася.
— Я их все собрал. Аккуратно уложил в коробочку. А читать буду, когда буду старый. Буду сидеть у печки и почитывать о твоем походе.
Эпиграф:
«Чтобы хорошенько поразмыслить, — сказал Кузя 777й, — надо иметь хорошую пищу для размышлений. Я считаю, — продолжил он, — что такой пищей может послужить шоколадка. Желательно, большая.»
Кузя был чрезвычайно воинственный король. Как только он просыпался, первым делом надевал шлем. Он был до того воинственный, что ему было все равно с кем воевать: с королями-неприятелями, королями-приятелями и даже с собственной бабушкой.
И вот однажды Кузя 777й проснулся в необычайно воинственном настроении. Он быстро натянул свой шлем и закричал:
— Ура! Вперед!
Но тут же услышал:
— Кушать подано, Ваше Величество.
Кузя продолжал рваться к военным действиям, но Кузина бабушка твердо заявила:
— Никаких войн до завтрака. Войны натощак всегда плохо кончаются!
Кузя смирился. Но еще не успев проглотить последнюю ложку манной каши, которую он терпеть не мог, выскочил из-за стола и с криком «Ура!» выбежал из замка. Крик был невнятный из-за каши. До того невнятный, что Главный Дворник заявил:
— Опять какой-то младенец разорался!
Потому что получилось «Уааа».
Пришлось Кузе выплюнуть остатки ненавистной каши, что он проделал весьма охотно. С удвоенной энергией Кузя возопил: «Ураааа!» Но войско не собиралось. Кузя ждал долго. И в конце концов пришел к единственному возможному объяснению: «Видно, у каждого есть своя бабушка. И с этим ничего не поделаешь.»
Так иногда бабушки бывают сильнее войны.
Жил-был один король, который более идиосинкразией. Это мудреное слово он узнал от своего Главного Мудреца. Мудрец так и сказал:
— У вас, Ваше Величество, наверное, идиосинкразия, — когда король покрылся пятнами, потому что Главный Повар не приготовил к обеду баклажаны и сбежал к другому королю. Так что даже покричать было не на кого.
Странная идиосинкразия была у короля. Он терпеть не мог всего, что начиналось на букву «с» и обожал всё, что начиналось на букву «б». Он любил булки, баранки, блинчики, битвы, борщ, балерин, Баха и даже бабушку. А ненавидел ссоры, склоки, скандалы, свары, сельдерей, сигареты, сюртуки и серых мышей. Как только он видел что-нибудь на «с», он сразу синел, а потом покрывался большими красными пятнами.
Однако время шло к пяти часам, а повар-изменник никак не хотел возвращаться от соседнего короля. Он почему-то ужасно дорожил своей головой и говорил, что не любит, когда на нее валятся все шишки. К громадному огорчению короля никто больше из придворных поваров не умел готовить баклажаны так, как ему нравилось.
И король издал приказ: «Выдать тому, кто приготовит для короля вкусные баклажаны, все, что тот захочет. Баклажанами.»
Через пол-часа нашелся повар, взявшийся приготовить кушанье. Король все время сидел за столом наготове, с вилкой в руках. Кушанье внесли. Король даже вытянул шею, когда подняли крышку с кастрюли.
— Синенькие поданы, Ваше Величество! — провозгласил повар.
Король побледнел, потом начал синеть, потом, перестав синеть, порозовел. А бабушка короля тут же приказала выпороть Главного Мудреца, чтобы не задурял ребенку мозги всякими глупостями.
Однажды король Кузя 777-й, прогуливаясь, забрел на базар. Кузино королевство находилось так далеко, что не попало ни на одну географическую карту, кроме карты, висевшей в тронном Кузином зале. На этой карте оно было такое громадное, почти как на самом деле. Только в три раза меньше.
Базар, к сожалению Кузиной бабушки, находился в соседнем королевстве. Каждый раз, прийдя с базара, бабушка говорила. что это не базар, а наказание. Что даже петрушки приличной нет:
— Королевство моей светлой юности, — говорила она, — было так прекрасно! Базар под боком! Тишина» Петрушка нежненькая, зелененькая! И надо же мне было выходить замуж за этого Кузю 775-го!
Одним словом, бабушка Кузи решительно не одобряла соседский базар.
Так вот, король Кузя 777й не случайно забрел на базар. Это был базар «светлой юности бабушки», который так часто вспоминался.
— Где здесь торгуют петрушкой? — спросил Кузя Первого Встречного.
Однако Первый Встречный, завидев Его Величество, со страху проглотил язык. Он не мог, наверное, сказать ни слова. Потому что только махнул рукой куда-то в сторону. Кузя пошел туда, а Первый Встречный понесся домой. Перед самым домом его слегка уже переваренный язык от быстрого бега вывалился наружу. И Первый Встречный, завидев Второго Встречного, с которым они жили на одной лестничной площадке, закричал:
— Я видел его! Он такой умный! Мы с ним так долго беседовали! Обо всем на свете!
— А зачем вам понадобилось обсуждать мою Свету? — спросил Второй Встречный. У него был только один свет в окошке, его дочка Света.
— Да не твою Свету, а все мировые проблемы на свете, — сказал Первый Встречный.
— И долго вы их обсуждали? — спросил Второй Встречный.
— Долго, долго. Ужасно долго! — ответил Первый Встречный.
— А как его зовут? — спросил Второй Встречный и прикрыл ладонью рот. Он вообще был очень вежливый, этот Второй Встречный. Он всегда прикрывал рот ладошкой, когда зевал собеседнику в лицо.
— Как это как?! — вскричал Первый Встречный. — Я разговаривал с самим Кузей 777 м!
— С Кузей 777-м? А кто это такой? Что-то я ничего о нем не слышал» — заявил Второй Встречный.
— Вы не слышали о Кузе 777-м? — возмутился Первый Встречный.
Но второй Встречный его тут же перебил:
— А он, случаем, не женат?
— Еще чего! — сказал Первый Встречный.
— А он что, в самом деле король? — оживился второй встречный.
— Еще какой! — ответил Первый Встречный.
— Ну, тогда я побежал! — закричал на бегу Второй Встречный. — Надо бы его познакомить с моей Светочкой!
Второй Встречный страстно мечтал выдать свою дочку Светочку замуж за короля. Хоть за первого встречного, но с королевством, загородным поместьем и гербом на карете. «А кроме того, — размышлял он иногда, — выдашь за короля, а там, глядишь, и сам королем станешь. Не королем, так королевским тестем — это уж почти наверняка! Вот бы! А?!» Однако, пробежав десять шагов, он остановился и закричал:
— А что Им там надо?
— Кому им? — закричал в ответ Первый Встречный.
— Их величеству Кузьме 777-му! — внушительно прокричал Второй Встречный. Дело шло уже о будущем зяте, а реноме своих родственников надо поддерживать. Этой точки зрения он придерживался всегда.
— Кузя 777-й интересовался, где найти петрушку, — сказал Первый Встречный.
— Вот это здорово! — крикнул Второй Встречный. — У меня появилась замечательная мысль! — и он помчался, стремя голову.
Первую мысль Второго встречного мы уже знаем. И вот к нему пришла вторая за его жизнь мысль. Это событие настолько удивительно, что заслуживает отдельного рассказа, все еще не написанного.
Итак, Кузя 777-й пошел за петрушкой, а Второй Встречный куда-то помчался. А помчался он домой. Дома он вытащил из холодильника два пучка завалявшейся петрушки и потом понесся, не разбирая дороги, на базар. Туда, где торгуют петрушкой. Мысль, которая у него родилась, заключалась в следующем: продать Кузе 777-му петрушку, познакомиться, а потом и обженить его на доченьке.
Когда он прибежал на базар и разложил свою петрушку на продажу, Кузя 777-й еще не пришел. Так получилось потому, что Кузя тоже очень спешил. Он обошел уже почти весь базар и, верный своим привычкам, величественно осмотрел каждый лоток. Он еще шесть раз спросил, где продается петрушка, пока, наконец, случайно не вышел туда, куда нужно. И первый зеленщик, на которого он наткнулся, был Второй Встречный. «Ваше Величество, а, Ваше Величество? — закричал Второй Встречный. — Купите петрушечку! Свеженькую петрушечку! Отличненькую петрушечку!» И неизвестно, чего бы еще он наговорил, если бы в это время не налетела Кузина бабушка с целой толпой придворных. «Ах, Ваше Величество, мы Вас потеряли! Ах, куда Вы сбежали! Ах, зачем Вы покинули нас!» — загалдели они. Этот галдеж перебивал голос Кузиной бабушки: «Это что же такое! Не предупредив премьер-министра, не поставив в известность никого, уйти! И бросить королевство на произвол судьбы! Вы не думаете о своем королевстве, Ваше Величество! Вы вообще ни о чем не думаете!» Это продолжалось бы еще долго, если бы внимание бабушки ни привлек отчаянный крик Второго Встречного: «Купите расчудесную петрушечку, Ваше Величество!» «Это какая-такая петрушечка расчудесная?! — возмутилась Кузина бабушка. — Это вот эта заваль?! И почем она? По двадцать копеек???! Грабеж! Безобразие! Сволочи! Мерзавцы! Всем отрубить головы!» Но, к сожалению, это была территория другого королевства, и здесь головами, даже наглыми, бабушка Кузи не распоряжалась. «Спекулянты проклятые! Пошли скорее отсюда, Ваше Величество! Негодяи!» — кипятилась дорогой Кузина бабушка. «Но, бабушка, это же базар твоей светлой юности! Здесь все так хорошо — ты говорила.» — «Эх, Кузя! — сказала бабушка. — Видно, дело не в базаре и не в петрушке, а просто в моей молодости. В молодости все прекрасно!»
«Проблемы — проблемы, — сказала Кузина бабушка, — не проблемы надо решать, а за собой продергивать.» Этими роковыми словами завершилось решение проблемы, где будет жить одна маленькая мушка, которая за короткое время может так размножиться, что заполнит все пространство от Земли до Солнца. Проблему поставил перед Кузей 777-м Главный Мудрец, который после этих слов Кузиной бабушки сказал «Ладно, ладно уж» и пошел решать другие проблемы. А король Кузя 777-й надолго задумался: «Если так много может получиться мух, то надо поскорее занимать неосвоенные территории. Пока мухи их не заняли, — так думал Кузя 777-й. — И давно уже пора объявить войну соседнему королевству.»
«Война! Война!» — объявили глашатаи. Под знамена Кузи 777-го начали стекаться воины. Было их видимо-невидимо. Все воины были вооружены до зубов, только зубов было маловато — воины, наверное, потеряли их в битвах. Но оружие у них было отменное. Оно не блестело на солнце, зато им можно было сражаться. «Война! Война!» — подхватило войско и двинулось на соседнее королевство. В соседнем королевстве возникла паника. Однако вскоре и там было организовано войско. Не такое многочисленное, гораздо хуже организованное, но полное решимости отстоять свою независимость. В воздухе замелькали снаряды, застучали мечи. «Кузя 777-й! Кузя 777-й!» — закричал Главный Выкрикивальщик. Однако Кузя был увлечен битвой и не обратил на это внимание. «Ваше Величество, у вас будут кое-какие неприятности!» — сказал Главный Советник. Но и это не отвлекло Кузю 777-го от битвы. «Кузя 777-й! Кузя 777-й!» — тщетно взывал Главный Выкрикивальщик. А тем временем на поле боя надвигалась черная туча. Во главе тучи шла Кузина бабушка. «Кажется, победа ускользает от нас,» — прошептал Кузя 777-й. «Ваше Величество, извольте идти обедать, " — заявила Кузина бабушка. «Сейчас завоюю королевство и пойду» — «Нет, Ваше Величество! Обед стынет! А тот, кто ест холодный обед, ничего завоевать не может!» — заявила Кузина бабушка. Ее поддержали другие представители той самой тучи, что надвинулась на поле битвы. «Перемирие на обед!» — возвестил Кузя 777-й.
Так закончился еще один славный поход Кузи 777-го, вошедший во все учебники истории Кузиного королевства.
Жила-была лошадка. Была она такая большая, что даже копытца у нее из-под Аниной подушки высовывались. Была она добрая, но хитренькая. Овес есть лошадка не любила, потому что он вечно в гриве и хвосте застревал. А любила она конфеты и колбасу. Аня ей все время говорила:
— Нельзя тебе колбасу с конфетами, прыщики высыпят от аллергии. Мама мне так всегда говорит!
А лошадка только смеялась:
— Высыпят — мазюкой намажем! Зато колбаска вкусная!
— Ты что, — спрашивала ее Анечка, — не знаешь, что лошади колбаску не едят?
— Так то ж лошади! А я лошадка! А кто тебе сказал, что не любят?
— Все взрослые так говорят, — отвечает Анечка, — и мама с папой!
— Взрослые, — говорит лошадка, — очень умные. Но не понимают ничего. Вот ты что любишь в пирожках с изюмом и орешками?
— Конечно, изюм и орешки! — отвечает Анечка.
— Ну вот видишь? — говорит лошадка. — Ты маленькая, а понимаешь, что пирожки надо печь из изюма и орешков! А они этого не понимают!
— Дааа, — говорит Анечка. — Но все равно мама у меня самая лучшая. А папа самый умный и добрый. И конфеты мне есть нельзя.
— А ты знаешь, — говорит лошадка. — Я конфеты люблю, но только не так как ты.
— А как? — спрашивает Анечка.
— Я в конфетах люблю целлофановый фантик полизать. Он слаааденький. Ты мне принесешь конфетку?
— А мама сказала, что мне нельзя конфетки брать, — отвечает Анечка.
— Нельзя, нельзя… Мы с тобой друзья?
— Конечно, друзья! Самые любимые! — говорит Анечка.
— А если другу надо, то что же, ему совсем пропадать? — спрашивает лошадка.
— Нет, конечно! — говорит Анечка. — Фантик ты оближешь. А куда конфету потом девать?
— А ты ее съешь!
— А мама говорит, что нельзя!
— Мама твоя печет булочки только из изюма с орешками?
— Нет.
— Ну вот видишь?! А я фантик очень хочу полизать!
Лошадке фантик очень понравился.
Маленький котенок Васька гонял по полу сосиску. Сосиска каталась по ковру, забиралась под диван, а Васька ее оттуда выковыривал и загонял еще дальше. Было так интересно, пока в комнату не зашел степенно ученый кот Василий.
— Тааак! — задумчиво промолвил он. — Тако-о-о-е!
— Какое — такое? Ты посмотри, как эта штука здорово катается, — запыхавшись мяукнул Васька и загнал сосиску за лампу.
— А ты знаешь, — спросил Василий, — что знание — сила?
— Неа, — откликнулся Васька и и загнал сосиску в самый угол.
— А ты знаешь, что знание — это самое ценное, что можно получить в этой жизни?
— Неа, — мяукнул Васька.
— А ты хочешь, чтобы я поделился с тобой самым ценным, что я имею? — спросил Василий.
— Ага, — мяукнул Васька. — А что это?
— Это знания, Васька! Знания! — со значением произнес Василий.
— А их есть можно?
— Знания, Васька, не едят, знания усваивают. А когда усвоят, то обнаруживают, что их можно применить.
— Здорово! — мяукнул маленький Васька. — Давай свои знания сюда.
— Дай-ка мне эту штуку, — сказал Василий.
— Это зачем еще? — мяукнул маленький Васька, подгребая сосиску к себе поближе.
— Да не бойся ты! — задумчиво произнес Василий. — Смотри, что у меня есть! На тебе катушку, а мне дай эту никчемную для тебя штуку, — подтолкнул Василий катушку с нитками к Ваське, — вот это куда лучше катается.
— Ну, ты умный у меня, дед! Действительно, лучше!
И погнал Васька катушку ниток через всю комнату. А Василий подгреб к себе сосиску, деликатно проглотил ее и подумал:
«Нет, рано еще ему давать настоящие знания, рано. Пусть растет спокойно.»
— Буря! Буря!! Скоро будет буря! — корова ревела как гибралтарский маяк. — Магнитная буууря!
— А когда буря, молочко дают? — пискнул из-под дивана котенок.
— Буря! Буря!
— А я хочу молочка, — продолжал пищать котенок.
Но корова только мычала:
— Бууууууря!
— А ведь без молочка можно умереть от голода, — пищал своё из-под дивана котенок.
— Ну какое молоко?! — обратила внимание на него корова. — Когда магнитная буря, то ложатся и умирают.
— А молочка если хочется? — пищал котенок.
— Когда умирают, надо свершать величественное. Чтобы оставить след. Как академик Павлов. Умирать и диктовать: «А сейчас у меня немеют рога. А сейчас у меня отваливаются копыта.»
— А молочка? — снова пропищал котенок.
— Молочка? — задумалась корова. — Да, пожалуй, это новый поворот. Значит, тут я и простону: «А сейчас я дам котенку предсмертного молока.» На века!
— Буууря! Буууря! Скоро грянет буря!
На большой-пребольшой зеленой-презеленой лужайке на опушке большого-пребольшого леса однажды гуляла интеллигентная корова. Она гуляла и размышляла. Размышляла и гуляла. О том, что она и в самом деле размышляла, было видно по хвосту. Обычно этот хвост просто болтался, а тут он пританцовывал в ритме вальса: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. Корова бродила по лужайке и мечтала. Мечтала она о том, что станет маленькой-премаленькой птичкой, взмахнет крылышками и полетит далеко-далеко. Так далеко, куда никакой корове никогда на свете не добраться. «И полечу я быстро-быстро, высоко-высоко. И как только увижу внизу корову, так спущусь к ней пониже и скажу ей: «Корова-корова, давай дружить! Ты будешь моя самая чудесная, самая грациозная, самая умная, самая лучшая подружка! Лучше тебя нет никого на свете! Мы стобой будем разговаривать, разговаривать, разговаривать… обо всем, обо всем на свете… Знаешь, корова, лучше коров на свете подруг не бывает. А ты самая лучшая из коров!» И тогда корова станет такая счастливая! Такая счастливая! Что…» Тут корова пожевала задумчиво клевер и продолжила размышлять: «Но ведь я это знаю безо всякой птички, какая я замечательная… А птичкой… Ну что, птичка? Полетает — полетает, сядет, кошка… Лучше уж буду я коровой. А птичкой… Даже птичка понимает, какая я замечательная… И клевер какой вкусныыый!»: «Мууууууу»
Только эта сказка печальная-печальная. Так что я даже от слез не могу. Но всё равно расскажу.
Было это, дорогие дети, в незапамятные времена, когда люди думали, что мышка это такая зверюшка. Ну да, правильно, животное млекопитающееся, которое ловила кошка. Вовочка, ты прекрасно знаешь, что такое кошка! Мы только вчера ходили в зоопарк. Да, дети, вы, конечно, помните, что кошка это ценное животное, которое производит натуральный кал. А все вы, дети, помните, что мы с вами разбирали, что можно сделать из натурального кала.
Да, дети, но я хочу рассказать вам печальную сказку.
В незапамятные времена жил был человек. Обычный такой человек: две руки, две ноги. Словом, ничего особенного. Ну, если не считать, что посредине у него не было гвоздика, чем он и отличался от ножниц. И была у этого человека большая мечта: хотел он писать гениальные стихи. Но у него был начальник. А у начальников, как всем известно, нет кое-чего внутри. Правильно, Леночка, совести у них нет. Вовочка, та кнопочка, которую они всем демонстрируют, под которой надпись «Совесть», так это, дети, читал я совсем недавно исследование, которое провели ученые. Вы же знаете, дети, что ученые ничему и никому не верят. Так вот, дети, большая группа ученых отловила одного начальника с кнопкой, а чтобы он не позвал других начальников, отключила у него питание. Но вы же знаете, дети, что если у начальника отключить питание, то начальник быстро перерождается в диванную подушку. Потому и нужна была большая группа ученых, чтобы один — одно, другой — другое. И вот так и узнать, что же у начальника внутри находится. Так вот дети, от этой кнопки с надписью «Совесть» шел проводок. Ученые увидели, что присоединен он прямо к выходу прямой кишки. Но что происходит, когда нажимают на эту кнопку, ученые так и не выяснили, потому что, как вы помните, дети, они отключили питание начальнику. А без питания начальник не функционирует.
Да, так вернемся в сказку. Начальник этот не давал писать человеку стихи, а требовал, чтобы он днями и ночами кроил трусы. А тот подчинялся, потому что начальники умеют объяснять, как важно для всех, чтобы другие выполняли их указания.
И вот однажды. Как вы понимаете, дети, это «однажды» случилось много-много лет спустя, когда у человека был юбилей и собирались уже его провожать на заслуженный отдых. Так вот, на юбилей друг этого человека подарил ему компьютер. Я разве говорил, что это было когда еще не было компьютеров? Ну да, правильно, говорил. Друг подарил ему большой острый столовый нож и стол и сказал: «На этом столе ты можешь вырезать свое гениальное стихотворение!» Обрадовался человек, выпили они с приятелем по кружечке мультивитаминной настойки от ожирения, взял он нож, подумал и вырезал на столе: «Кто трусы ребятам шьет?» А больше там места не хватило.
Однажды, когда стало совсем темно, а за окном совсем страшно, мама-кошка и говорит:
— Котенька, спать!
А рыженький Котя и отвечает ей:
— Мамочка, я хочу спать, а мои лапки не хотят. Им хочется царапаться, качаться на гардине…
— Спать, Котенька, надо.
— Мамочка, лапки не хотят, видишь, какие они веселенькие!
— Ах, веселенькие?! Ну, тогда пусть эти лапки отправляются и помоют Котенькину кюветку, а то она что-то завонялась.
Тут Котенька и спрашивает:
— Лапки, а лапки, пойдете кюветку мыть?
И говорит маме:
— А лапки кюветку мыть не умеют. И говорят, что у них и тряпки нет.
— Тряпочку мы сейчас для лапок найдем, — отвечает мама.
— Лапки-лапки, а вы не устали? — спрашивает снова Котя.
— А лапки сказали, — говорит Котя, — что они ужасно устали и хотят спать. А я, — добаляет Котя, — уже давно хочу. Всё! Я уже сплю!
— И бездельник же ты у меня растешь, — вздохнула кошка-мама, — ну, спи-спи.
И отправилась мыть Котенькину кюветочку.
Степенный кот Василий Иванович подошел к маленькому Ваське:
— Ты знаешь, что Новый Год подступает?
— Ой, не знаю, — пискнул Васька. — А что такое «подступает»? Это страшно?
— Ну, как тебе сказать, Васька? И да, и нет. Иногда страшно, потому что тогда от хозяев какой-то дрянью воняет, они вопят бессмысленно, реакции у них неадекватные. А главное, забывают налить в блюдечко молока.
— А что такое неадекватные реакции? — пискнул испуганно Васька.
— Ну, как тебе объяснить? К примеру, хозяин к тебе подойдет и начнет гладить, приговаривать: «Вася, Васенька.» Вот так, погладит-погладит, а потом вдруг — под зад и: «Брысь, скотина безмозглая!»
— Ой, страшно! — пискнул Васька.
— Да ничего. Ты не бойся. Он это не со зла. Да и не больно. Ты только не зевай, а на кухню. А там много чего есть. Это дед Мороз нам подарки приносит. Там и рыбка есть, и еще много чего вкусненького. Там, брат Васька, если тебя и засекут, что ты что тащишь со стола, так ничего тебе не будет. Ну, скажут: «Брысь» — так это не всерьез, а так. Ну, ты отойди, но помни: всё что там лежит — это дед Мороз всё нам прислал. Понял?
— Да, Василий Иванович. А как ты это узнал?
— Поживи с мое — тоже умным будешь. Ну, пошли Васька, к кухне поближе. А то всё сожрут, ничего не оставят.
Жил-был царь. Не то, чтобы царь, но так ощущал он себя в своем трехкомнатном царстве (а как известно, реальность — это то, что дано нам в ощущениях). И поселилась у него в царстве временно теща: год временно прошел, второй туда же… А главное, что не просто временно проживает, а каждое утро спрашивает: «А почему Вы, Николай Романович, не…» — и дальше каждый раз что-то новенькое, что царь «не». Но и старенькое тоже регулярно повторяется, да еще и не единожды в день.
И почти сошел царь с ума. Но только дома. А как на работу придет, так хоть и дурак-дураком, но вполне, вроде, нормальный.
А дальше не будет.
Жил-был храбрый заяц. Он был такой храбрый, что все зайцы говорили, что он храбрый как лев. Но сам заяц считал, что он еще храбрее. И так хотелось ему это всем доказать, так хотелось, что он всем говорил, что если кто увидит льва, то пусть скажет, что в Голубом лесу живет самый храбрый заяц, который хочет доказать, что ни один лев не может с ним сравниться.
И вот однажды зашел к зайцу енот и сказал, что недавно он видел льва и передал ему эти слова. «НУ и что ответил этот трус?» — спросил заяц. «Да ничего особенного, — сказал енот, — только и сказал, что ему надо мимо нашего леса куда-то идти, так что, может, и зайдет.» «Я так и знал! — сказал заяц. — Теперь он ищет повод, чтобы увильнуть от встречи. Все они, эти львы, только считаются храбрыми, а как дойдет до дела, так сразу в кусты! Ага!» — и храбро взъерошил усы и шерсть.
— Что-то опять нас эта кошка не дождалась.
— Да, дедушка, она наверное не поняла, что мы ей сказали, — ответил внук.
— Ну и как ей, бестолковой, еще сказать, что когда мы будем возвращаться…
— А надо ее превратить в человека, — перебил деда внук.
— Это как это превратить в человека?
— А вот так, превратить и всё!
— А как это сделать? — спросил дед.
— Ты же умный, ты всё знаешь.
— Ну да, это нужно поставить руки над кошкой, поводить ими вот так и сказать волшебные слова. Только я их не знаю.
— А зато я их знаю, дедушка.
— И какие же это слова?
— Ты будешь смеяться. Не скажу.
— Не скажешь, так не скажешь.
И они пошли дальше. А через полчаса внук вернулся туда, увидел кошку и очень обрадовался:
— Стой здесь, я сейчас буду колдовать. Он протянул руки над кошкой, поводил ими, как показывал дед и сказал:
— Чупачупапидокс!
Но ничего не случилось: кошка как была кошкой, так и осталась ею. Мальчик снова протянул руки над кошкой и хотел повторить свой «Чупачупапидокс!», но изо рта у него вырвалось лишь мяуканье, а кошка строго посмотрела на него и спросила:
— Чего размяукался? Есть хочешь, дурачок?
Один уже большой мальчик, совсем большой, загадал желание на Рождество, чтобы зафрендил его робот, потому что кроме роботов никто не хочет читать его комментарии. И тогда собрались все роботы и стали думать, кому из них выполнить это желание. И выбрали они меж собой одного маленького и очкастенького, потому что он был самый умный, который как услышал об этом, так сразу заплакал и пошел на помойку. А на помойке этот робот нашел толстого-претолстого кота, который даже и вовсе не убежал. И тогда пошел робот к мальчику, постучался к нему в дверь и сказал, что он сильно извиняется, что не по компьютеру, но что кот через провод лезть не хочет, потому что толстый. И еще он сказал, что теперь они будут с этим мальчиком френдами, а кота он ему дарит просто так. И тогда мальчик обрадовался, подтянул свои треники, чтобы не было видно висящего пузца, погладил себя по лысинке и сказал, что вот и хорошо. И робот сразу убежал, а кот тут же пошел и лег на клавиатуру, чтобы ему принесли молока.
Пулька была членом уважаемого семейства, в котором было все, чему положено быть в счастливых семьях: любовь, уважение друг к другу, крыша над головой и достаточно еды. Однако же Пулька была не простой собакой, а голубых кровей, как с гордостью представляла Пульку ее хозяйка другим на собачьей площадке. А потому Пулька считала, что уважения ей не хватает. «Что это за уважение такое, — думала Пулька, — коли изгавчешься вся, что тебе нужна косточка, которую выбрасывают в мусорное ведро, а никто даже и ухом не ведет? А попробуешь сама ее схватить, так и… — и перед глазами Пульки тут же вставала картина, что было в последний раз, — и это называется уважение?» И Пулька время от времени думала, как восстановить справедливость. А когда сама она придумать так ничего и не смогла, то пошла советоваться с Васькой, с которым она не то, что дружила, не то, что не дружила. С Васькой у Пульки было заключено соглашение, что Пулька не гоняет Васькину катушку, а Васька не прокусывает Пулькин мячик. А иногда они еще и беседовали между собой. Выслушав Пульку, Васька сказал, что затея ее зряшная. Что нет справедливости на свете. Что вот, к примеру, он многократно умнее всех в этом семействе… «Умнее меня?!» — возмутилась Пулька. «О тебе я ничего не говорил, — сказал Васька, — я только об остальных. Но если ты не можешь спокойно выслушать…» — «Всё-всё-всё, продолжай, — сказала Пулька, — о чем ты хотел сказать?» «Да, так о чем я? Забыл, совсем забыл,» — сказал Васька. «Об уважении ты,» — напомнила Пулька. «Ах, да, так, кстати, об уважении. Когда ко мне приходят за советом, то с пустыми лапами я не люблю.» «Я тебе косточку завтра отдам свою,» — заюлила хвостом Пулька. «Завтра? Сомнительно, что завтра ты вообще что-либо вспомнишь из нашего разговора, а уж косточку…», — и Васька демонстративно повернулся уходить. Но Пулька умолила его дать совет ценой в косточку с мясом и завтра. А получив совет, вовсе его не забыла. Совет начинался с того, что сами хозяева ничего не знают, а все свои знания берут из книг, которые читают. «Я, — сказал Васька, — тоже открывал эти книги. В книгах червячки волшебные нарисованы. На меня они не действуют, потому что я умный. А когда бабушка смотрит в книгу, червячки заставляют ее говорить. Сама-то она ничего не понимает и не помнит, что говорит, потому что, — сказал Васька, — я уж который год наблюдаю, как она одну и ту же книгу берет, надевает очки и начинает говорить. И все одно и то же. Но вещи она говорит очень интересные. Советую послушать — может и узнаешь ответ на свой вопрос. Ладно, некогда мне тут с тобой. Про косточку завтра не забудь.» — И Васька пошел спать. А Пулька начала слушать, что же заставляют волшебные червячки говорить бабушку.
И однажды…
А вот что было однажды, я уже рассказывать не буду, потому что я вредный, а нужно еще и работой заниматься. Так что и этой сказке быть неоконченной, потому что короткая сказка не получилась, а на длинную времени нет.
— Дееееда, а сказку? Ты же обещал!
— Обещал — обещал. Обещанного три года ждут.
— Ну вот вечно ты так. Нечестно, деееее. Скааааазку… И вчера обещал и не рассказал, и сегодня. Ыыыыыыыы
— Ну, ладно, ладно. Не гуди, закрывай свой песню.
— А никто и не гудит. Деее, только длинную-предлинную. И не про жил-был царь с мочалом.
— А про что же? Я других не знаю.
— Знаешь-знаешь. А я тебя поцелую, давай? А ты мне длиииинную. Ну, деееее…
— Ну, ладно. Значит, так. Жил-был царь.
— Деда, не про мочало.
— А я и не про мочало вовсе.
— А про что, деда?
— Ну, не про мочало. Ты слушай, давай. А то расскажу про что — сразу неинтересно станет.
— Ага, ну, давай. Значит, жил-был царь…
— Да… Жил-был царь. Сидел он на троне, сидел, а потом говорит: «Сколько можно на этом троне сидеть, мозоли на заднем месте насиживать?»
— Деда, а у тебя там мозоли есть?
— Ты не перебивай. Я же не на троне сижу.
— Деда, а что, он подушку не мог под попу подложить?
— Да у него под попой пуховых подушек девять штук было. Это, понимаешь, так говорят, когда надоедает сидеть на одном месте.
— Деда, а на животе бывают мозоли?
— Бывают, бывают, еще какие! Ты сказку хочешь слушать?
— Хочу.
— Ну тогда не перебивай. А то я уже и забыл, что я тебе рассказывал. Про мочало на дворе?
— Ну, деееее, ну ты же обещал интересную сказку рассказать. И длииинную. Ну, давааай. Я больше перебивать не буду. Жил-был царь с мозолью на попе.
— Да… Значит, почесал он эту свою мозоль и велел, чтобы его развлекали. Ну что, поплясали перед ним, анекдоты порассказывали, а потом один говорит: «Может настоечки какой, ваше величество?
— Скуууучно, — говорит его ваше величество, — давай что-нибудь новенькое.
— А вот тут мне говорили, что в соседнем царстве газету выпускают.
— Куда выпускают? Ничего не понимаю. И что такое газета?
— Это, Ваше Величество, такая бумага, а на ней большими буквами написано «Царская свобода».
— Ну и что мне с ней делать, со свободой? Вон ее у меня — ешь-не хочу. А скучно.
— Ваше Величество! А там дальше все про вас будет написано. «Вчера Его Величество принял посла из три-девятого царства. Посол во время пира обожрался и начал приставать к ключнице. А она ему такой пендель отвесила, что летел этот посол через стол мордой в гречневую кашу.»
— Да, это здорово было! А помнишь, я его велел в бочке с водой вниз головой выкупать? Потом еле откачали.
— Да уж вы, Ваше Величество, шутите — так шутите.
— Деда, а зачем вниз головой?
— Ну, шутки такие у этого царя были. То кому голову отрубит, то еще что. Делать-то нечего. Вот и развлекался.
— Деееее, ну ты же обещал интерееесную. А эта как по телевизору.
— Ну ладно-ладно. Значит, царь говорит, что ему такая газета вовсе не нужна: «Давай еще что.»
— Придворный и говорит: «А вот в другом царстве телевизор стоит. Здоровенный. А в нем…
— А это что за штука такая?
— Ну вот я и говорю, Ваше Величество, телевизор. А в нем — лев. Лежит он, значит, лев на солнышке, греется, а мимо львиииии…
— Дед, ты что, заснул, что ли? Деееда. ДЕД!
— Чего тебе?
— Деда, ну ты же сказку рассказываешь. Про телевизор…
— Ага… Значит и президент говорит: «Я, если что, то на рельсы лягу.»
— Деда, а зачем на рельсах лежать?
— На рельсах лежать знаешь как интересно? Ухо прислонишь, ничего нет, а рельс гудит «уууууу». И постукивает там что-то. А там поезд идет: «чух-чух, чух-чух!» А из окошка пассажиры глядят. Мальчики всякие, девочки. И смотрят. А мимо окошка одно дерево, еще дерево, еще дерево, и еще дерево… Эй, ты что, спишь? Ну, спи-спи.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был дождик. Однажды решил он сходить в другое царство-государство. Шел он, шел, да и пришёл. А как прошелся там, так стал говорить, что живут в этом царстве люди грубые, нехорошие, потому что в том царстве, откуда он пришёл, все ему радовались, а в этом только ругаются. За время, пока он шел, дождик стал уж не дождиком, а дождиной, бурей, и уже никто не умилялся глядя на его свирепую обросшую морду. И так хотелось ему назад, в детство, где все тебя любят только за то, что ты есть.
Жила-была одна маленькая-премаленькая хорошенькая-прехорошенькая пчелка. Которой все любовались. Которую все любили. А у пчелки была большая-пребольшая заветная-презаветная мечта: ужалить и умереть. «Какая хорошенькая!» — говорили одни. «Какая жужжастенькая!» — говорили другие. А пчелка смотрела на них и мечтала только об одном. И …
Нет, здесь нужно счастливое продолжение.
И не стала она никого жалить. Жила себе долго-предолго. Стала старая, дряхлая. И умерла так и любимая всеми. Вместе со своей мечтой.
В кабинете самого главного врача больницы звякнул телефон:
— Алло, это кто? — спросил самый главный врач.
— Это мы… — пропищали в трубке.
— Это кто это мы? — спросил самый главный врач.
— Это мы, — снова пискнуло в трубке.
— Какие-такие мы? — самый главный врач начал говорить громче.
— Это мы. Мы мышки.
— Таак, — сказал самый главный врач, — значит, мышки? Новые новости. И что же вам, мышкам надо?
— Нам надо прислать самую скорую помощь! — пропищали в трубке.
— Ах, вам нужна самая скорая помощь? И зачем вам нужна самая скорая помощь?
— У нас кот сошел с ума. Нам нужно санитаров, чтобы они отвезли кота в больницу и вылечили.
— А что с вашим котом такое, уважаемые мышки?
— Этот кот залез к нам в подвал и мяукает, что всех нас съест! Он с ума сошел! Пожалуйста, пришлите самую скорую помощь, какую только можно!
— А много вас там в подвале?
— Нас там никого уже нет в подвале, потому что там сумасшедший кот носится и ужасно мяукает. А мы все уже перебрались наверх.
— Это куда это вы перебрались наверх? — спросил самый главный врач.
— Да к вам наверх мы перебрались. Вон, посмотрите около телефона.
— Господи, какая гадость! Мышь!
— Никакая я не гадость! Я мышка. Очень даже симпатичная. Уж куда симпатичней, чем этот сумасшедший кот. И кто, по-вашему, с вами говорит? Я и говорю.
— Так эта гадость еще и говорить может?
— Какая ж я гадость? Смотрите, я не бегаю за вами и не кричу, что вас съем. И не буду я вас есть. Я только ваши бумажечки все ненужные погрызу.
— Это как это ты погрызешь мои бумажечки? Да эти бумажечки — это вся моя жизнь! Это же ты меня живьем съешь!
— Правда? — пискнула мышка. — Ну, тогда я не буду грызть ваши бумажечки. А вы пришлите в подвал самую скорую помощь и вылечите этого кота. А мы тогда вернемся жить в свой подвал и не будем грызть вашу жизнь.
Тут самый главный врач и понял, что надо в самом деле лечить срочно кота. Он вызвал двух самых главных санитаров, сказал им взять большую каталку и смирительную рубашку и доставить кота из подвала немедленно в лечебную палату для лечения.
— Из какого подвала? — спросили два самых главных санитара.
— Из какого — из какого, из нашего, конечно, — сказал самый главный врач, а самые главные санитары его тут же и поняли. Первым делом они пошли в свой кабинет для самых срочных дел и начали советоваться:
— Видно, дело очень срочное с этим котом, — сказал самый главный первый санитар.
— Да, — сказал самый главный второй санитар.
— Надо нам обдумать, как будем это срочное дело делать, — сказал самый главный первый санитар, а второй самый главный санитар спросил:
— Так что мы, поспим сначала часок-другой или попьем чаю?
— Ты что, с ума сошел пить чай, когда срочное дело? Это же сначала надо сбегать за баранками на другой конец города, потом заварить чай, потом выпить по три чашки, а потом поспать. Нет, у нас время осталось только чтобы немножко поспать.
В это время зазвонил телефон и голос самого главного врача вдруг сказал по телефону:
— Немедленно срочно отправляйтесь за сумасшедшим котом, потому что эти сумасшедшие мыши начали грызть ведомость на зарплату. Вот, я уже вижу, что они отгрызли половину зарплаты второго самого главного санитара.
— И что, мне не заплатят половину зарплаты? — вскричал самый главный второй санитар.
— Они сейчас и вторую половину зарплаты отгрызут. И за зарплату первого самого главного санитара примутся, если вы немедленно не отправитесь за котом, — сказал голос самого главного врача и отключился.
Тогда самый главный второй санитар набрал телефонный номер и скомандовал:
— Немедленно самую скорую помощь к третьему подъезду!
Оба самых главных санитара трусцой выбежали на крыльцо, где их ждала уже машина самой скорой помощи. Два самых главных санитара открыли заднюю дверь, влезли внутрь и скомандовали шоферу:
— Включить сирену и на полной скорости подъехать к нашему подвалу, потому что это дело жизни и смерти нашей зарплаты!
Машина самой скорой помощи включила самую громкую сирену и рванулась вперед. Сделав круг по двору и переехав две клумбы, на которые так любил смотреть самый главный врач, после того как подпишет все документы, она вернулась к тому же самому третьему подъезду, лихо развернулась и остановилась так резко, что два самых главных санитара даже вывалились из кузова, держа в руках носилки.
— У нас самый лучший шофер всех самых скорых помощей, — сказал первый самый главный санитар, — лихо он нас доставил!
— Да, — подтвердил второй самый главный санитар, — он умеет вовремя тормозить!
Держа носилки, два самых главных санитара приблизились к двери подвала. Первый самый главный санитар открыл дверь и ласково сказал в темноту:
— Кис-кис.
Однако из подвала никто не вышел. Тогда второй главный санитар добавил:
— Кис-кис, — а когда никто снова не вышел из двери, он спросил — ну что, может пойдем туда?
— Слышал, что сказал самый главный врач? — спросил первый самый главный санитар. — Кот там сумасшедший, и света в подвале никогда не было. Кис-кис-кис.
Но кот снова не вышел.
— Ты смотри, — сказал первый самый главный санитар, — кис-кис, выходи. Хочешь молочка? А то хуже будет!
И тут кот и вышел. И только он вышел, как два самых главных санитара его схватили и попробовали засунуть в смирительную рубашку. Но поскольку рубашка была очень большая, совсем не для маленького большого кота, то засунули они кота в рукав смирительной рубашки и завязали узлами с двух сторон, чтобы кот их не поцарапал. После чего положили кота на носилки и притащили его прямо в кабинет самого главного врача.
— Ну, вот ваш кот, — сказал второй самый главный санитар, — а зарплату мне еще не всю отгрызли?
— Молодцы! — сказал самый главный врач. — А с вашей зарплатой пока ничего не случилось, потому что мыши грызли черновик, а он был такой грязный, что все равно надо беловик новый печатать. Но вы…
И тут из рукава раздалось:
— А меня за что в мешок?
— Не в мешок, а в смирительную рубашку, — сказал самый главный врач. — А кто это говорит? Неужто и кот говорящий?
— Тут заговоришь, — раздалось с носилок, — сначала «кис-кис», а потом — в мешок и тащат. Собственно, по какому праву совершенно независимую личность запихивают в мешок?
— На вас тут, гражданин кот, поступила жалоба, что вы сошли с ума. Мы вас будем лечить.
— От кого жалоба? От чего меня будут лечить?
— Жалоба на вас поступила от большой группы мышей, живущих в подвале. А лечить мы вас будем от кровожадной привычки есть мышей.
— Вы что, с ума сошли? — спросил кот из смирительной рубашки. — Да все коты всегда только и делали, что ловили и ели мышей. Кто ж это от этого лечит?
— На вас поступила жалоба от целого коллектива, — сказал главный врач. — Жалоба настолько убедительная, что нам ничего не остается, как вылечить вас от вредной привычки есть мышей из подвала.
— А что же прикажете мне есть? — мяукнул кот из рубашки.
— А вы, уважаемый кот, можете пить тыквенный сок и заедать его картошкой.
— Я что, сошел с ума?! — вскричал кот.
— Ну вот видите, уважаемый кот, и вы это признаете, — сказал самый главный врач.
— Да не я сошел с ума, а вы, похоже, сошли с ума! Это какой же кот вместо мышей будет есть картошку, запивая тыквенным соком?
— Тыквенный сок очень полезен для желудка, — сказал самый главный врач. И сейчас вы это сами признаете. По совету жалующегося мышиного населения мы доставили известного своей внушительностью уважаемого льва. Заходите, товарищ лев. Мышки сказали, что вы сможете убедить кота не есть мышек.
— Рры, — сказал Лев.
— Что? — спросил самый главный доктор.
— Рры-рры, — сказал лев.
А на последующий вопрос самого главного врача, о чем это говорит лев, ответила мышка из-за телефона:
— Неважно-неважно. Сейчас он проведет убедительную беседу с котом, только ему надо принести мясную котлетку.
— Где же я вам возьму мясную котлетку? — спросил самый главный врач. — У нас в больнице все котлеты морковные или из манной каши.
— А в сейфе у вас что? — пискнула мышка.
— Ну ладно, ладно, — сказал главный врач и вынул из сейфа кастрюльку с мясными котлетами.
И тут лев взревел:
— РРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!
А мышка из-за телефона пискнула:
— Ну, ты понял, что будет с тобой, если еще придешь к нам в подвал?!
— Освободите меня, уберите этого жуткого льва — замяукал кот, — я уже вылечился, я буду есть только картошку, я лимон буду облизывать, только выпустите меня отсюда.
Вот так мышки вернулись в свой подвал, а самый главный врач выдал льву диплом, что тот является самым крупным терапевтом-психиатром. С тех пор он всегда приглашал льва на окончательный консилиум, как только возникали сложные проблемы, предварительно сказав повару приготовить кастрюльку мясных котлет.
Казалось бы, слушая сказку, ребенок должен ее слушать. Но он слышит что-то совсем свое, практически даже не интересуется сюжетом, повторяет какие-то слова и выражения, кажущиеся ему интересными. Все сильно напоминает то, что происходит, когда турист идет по незнакомому городу, сопровождаемый гидом: гид пытается сообщить обо всех достопримечательностях, а турист, мало ими интересуясь, засматривается на встречных барышень. Например, в этой сказке интерес у ребенка вызвали места, совершенно неожиданные для рассказчика.
Заходит Дидидидя в магазин:
— У вас здесь есть немного туалетной бумаги?
Дали ему. А он взял, ее, проглотил, да и и спрашивает:
— А побольше туатлетной бумаги у вас нет?
Подвели его к полке, где стоит туалетная бумага. Дидидидя обрадовался, да как принялся ее глотать, не пережевывая.
— Эй-эй-эй! — тут говорят Дидидиде. — Вы сначала должны заплатить, а потом уже глотать! Платить кто будет?
— Только не я, — отвечает Дидидидя, — у меня отродясь не было чем платить.
— Что значит «не было»? — возмутился директор магазина. — В магазин приходят, чтобы платить, а не чтобы глотать!
— А я прихожу только глотать!
— Да кто вы такой, чтобы устанавливать свои правила? — возмутился директор магазина.
— Я — Дидидидя!
— Что это еще за Дидидидя такой, который со своими правилами ходит?» — окончательно возмутился директор магазина.
— Кто я? — переспрашивает Дидидидя. — Пылесос я. Дидидидя я. Это у меня марка такая Дидидидя. И платить я еще никогда нигде не платил. Я только прихожу и спрашиваю, есть ли какой мусор. А когда он есть, тут я его и ем!
— Так это замечательно, — обрадовался директор магазина, — у нас тут целая гора мусора есть. Пройдите, пожалуйста, сюда за дверь и принимайтесь есть. И вот этот мусор вы, уважаемый Дидидидя, можете кушать сколько хотите. И платить нам ничего не надо. А как съедите, мы вам еще принесем — у нас этого добра сколько хочешь.
— Вот и хорошо, — сказал Дидидидя, — а у меня друг есть, он стесняется сам заходить, потому что у него имя такое, совсем простое, не то, что у меня. Но он очень порядочный. Он всегда все делает порядочно.
— А как его зовут? — спрашивает директор магазина.
— Зовут его веник, — отвечает Дидидидя. Только его не зовут, а берут. В руку его берут, а остальное он сам делает, только его надо немного подталкивать. Но он стесняется своего имени, а еще стесняется, что не может глотать мусор сам.
— А, — сказал директор магазина, — ваш друг нам тоже очень подходит. Мы его тоже приглашаем к нам в магазин. Он здесь может даже жить. Мы ему даже ведро с водой подарим.
— Ну вот и хорошо! — сказал Дидидидя и позвал своего друга-веника. И так они на кучу мусора вдвоем навалились, что ничего от нее не осталось.
А директор магазина сказал:
— Мы вас обоих принимаем в наш магазин, вы очень полезные. Мы даже вас в специальную бумагу запишем. А чтобы ваш друг, уважаемый Дидидидя, больше не стеснялся своего имени, мы ему новое имя дадим, будет он у нас теперь Дюдюдюдя.
И так и написал он в бумаге той: Веник марки Дюдюдюдя, кол. 1 штука.
Посмотрел Веник, что там написано и говорит:
— А я пойду в другой магазин, мне здесь не нравится!
Испугался директор магазина:
— Что вам не нравится, уважаемый Веник, в нашем магазине?
— Мне здесь всё сначала понравилось, — говорит Веник, — только зачем обзываться, да еще так противно?
— Кто это вас обзывал, уважаемый Веник? — изумился директор магазина.
— Да вот вы и обзывали, — насупился Веник. — Мало того, что написали, что я кол, так еще и штукой дразнитесь!
— Да это же сокращение такое, кол, от слова количество, — оправдывается директор.
— Это я знаю, — говорит Веник, — что веники сокращаются. Сначала лысеют, потом сокращаются, а потом от них один кол остается. Тут и говорят: «А выкинь ты эту штуку!» Это мне дедушка Веник рассказывал, что вот так бывает. А мне обидно, я еще совсем молодой, я еще даже лысеть не начал.
— Ну, давайте я иначе запишу, — говорит директор.
— Давайте, — говорит Веник. И, пожалуйста, уберите, что я какого-то типа. Коли уж я в магазине у вас работаю, так и пишите, что не у типа, а у магазина.
Тогда директор взял другую бумагу и написал: «Веник магазинный Дюдюдюдя. Красивый.»
— Вот теперь мне в вашем магазине нравится, — сказал Веник Дюдюдюдя. — И воду в ведре чтобы почаще мне меняли: мне еще жить и жить тут!
Жил-был маленький принц. И не из какой-либо захудалой королевской фамилии: папа у него был замечательный, ногтями на зубах мог выбить «Турецкий марш» Моцарта, а мама, так та и вовсе была необыкновенной, могла достать языком кончик собственного носа, двигала ушами, а улыбалась… А бабушка принца? Та постоянно была королевой: всегда причесанная, одетая в такие платья, такие платья! Она никому не доверяла шить эти платья и всегда говорила то, что услышала еще от своей бабушки: «Платье должно быть кружастым и с карманчиками, где всегда есть конфетки, орешки и печеньица.» Принца не интересовало, что такое «кружастое», но остальное заслуживало его внимания.
Вся семья любила принца. Огорчало его только, что время от времени мама говорила: «Принцы так себя не ведут. В наше время принцы так себя никогда не вели.» На что бабушка, мама папы, откликалась, глядя почему-то на папу: «Ндаааа, да, мдааа.»
Самое главное, что никто никогда не говорил, как должен вести себя настоящий принц, говорилось лишь о том, как они себя не ведут. Кое-что из этих «неведений» принц усвоил хорошо. Например, что нельзя писить в трусы. Но когда он пописил в клетку с шиншиллами, которые там даже какали, а им никто и слова не говорил, то почему-то опять заговорили о принцах, которые себя так не ведут.
А еще принцу очень нравилось плеваться. Берешь и плюешь. Это так весело и здорово, а мама этого не понимает: «Хорошие принцы так себя не ведут!» «Ну и не надо, и буду я плохим принцем. А зато тогда можно плеваться,» — думал принц.
И вот однажды мама сказала: «Ты уже большой мальчик. Пора тебе позаботиться о семье, — и показала на огромный, больше самого принца, баллон из-под воды. — Плюнь-ка сюда.» Принц с удовольствием плюнул в баллон, а мама сказала: «Вот и молодец! А теперь для тебя есть работа. Ты должен наплевать баллон. И пока не наплюешь полный, до тех пор чтобы ты не прекращал плеваться.» «Мама! — закричал принц, — Ты что, не знаешь, что плеваться нельзя? Нельзя плеваться! Нельзя плеваться!»
Жили-были два глаза. И однажды решили они узнать, почему они живут на заднице.
Пошел маленький мальчик в школу. А учительница и говорит: «Много будешь знать. Скоро.» Поверил ей мальчик и стал ждать, когда он будет много знать. Уже состарился, а ничего так и не узнал толком. Только и узнал, что если есть манную кашу, то станешь сильным. Но это он не в школе узнал, это ему мама по секрету сказала. Но и сильным он не стал. Наверное, не умела его мама настоящую манную кашу варить, потому что мама никогда не обманывает.
Однажды маленький умненький упитанный поросенок прибежал с плачем: «Бабушка! Меня все дразнят! Меня все презирают! Как бы я хотел стать большим серым волком!» Старая, умная, но так и не ставшая благоразумной свинья посмотрела на своего любимца и задумчиво сказала: «Есть у меня рецепт как сделать из поросенка волка. От дедушки. Но…» «Какие но?! — закричал радостно поросёнок. — Это мечта всей моей долгой и многотрудной жизни!» «Но…» — начала снова бабушка. «Бабушка, — завизжал тут поросенок в нетерпении, — я уже большой, я знаю, чего я хочу! Ты что, не хочешь мне счастья?!» «Хочу, — вздохнула бабушка, — но…» «Бабушка, ты же меня любишь? И я тебя люблю!» И уговорил-таки поросенок свою бабушку. И превратила она его в волка. А он тут же и сожрал бабушку. И подумал: «Странные они, эти свиньи, бывают. Даже не визжала.»
Уж сколько лет прошло, как стала лягушка девицей-царевной, а все просыпалась с мыслью «Сейчас бы комарика пожирней!».
В море у сардинки
Были два ботинка.
В одном сардинка жила,
В другом в гости ходила.
Пришел Поросенок в очках к своему другу Барбосу и говорит:
— А ты знаешь, Барбос, что дважды два поросенка это четыре поросенка?
— А что такое два? — спрашивает Барбос.
— Два это ничего, это просто два. А два поросенка это я и мой приятель.
— Это, значит, ты и я? Я же твой приятель, — говорит Барбос.
— Да нет, — отвечает поросенок, — ты и я — мы два приятеля. А два поросенка это совсем другое. Это когда есть один поросенок, а к нему в гости пришел другой поросенок.
— И этот поросенок должен быть твоим приятелем, а первый поросенок это ты, да?
— Да нет, отвечает поросенок, — какие угодно два поросенка это два поросенка.
— Это как это какие угодно? А если другому поросенку дадут яблоко, а тебе не дадут — это что, все равно кому дали яблоко?
— Конечно, мне не все равно. Но когда считают поросят, то это все равно. Два поросенка это какие угодно два поросенка.
— А два поросенка и Барбос — это как?
— А это три.
— Ну, я совсем запутался, — говорит Барбос, — три поросенка, что ли? Так а с Барбосом что делать.
— Нет, — отвечает поросенок, — это три приятеля.
— А если я одного поросенка, тебя, люблю, а другой мне вовсе и не приятель, тогда нас все равно три?
— Всё равно три, только три домашних любимца.
— Любимца? Да на меня вчера ведро воды вылили за то, что гавкал просто так. Ишь, любимца.
— Ну, тогда три домашних животных.
— А таракан, что живет под печкой, это тоже домашнее животное?
— Нет, таракан это насекомое, и он вредный.
— Чем это он вредный? И слова никогда не скажет, а все его только и норовят задавить.
— Нет, Барбос, тебе объяснять арифметику бесполезно, ты тут же всё запутываешь.
— Ничего я не запутываю. Дай мне две косточки с мясом, я тебе их враз сосчитаю.
— Какой ты, все-таки, Барбос: я тебе о науке, а ты всё о косточке!
Пришла курица на базар и спрашивает:
— Где здесь продаются куриные яйца?
А ей говорят:
— Вы, уважаемая курица, хотите продать яйца?
— Нет, я хочу их купить.
— Но позвольте, — говорят курице, — вы же курица?
— Конечно, я курица, и я хочу купить яйца.
— Но ведь все курицы несут яйца, а потом их продают.
— Это глубокое заблуждение, — отвечает курица. — Волею судьбы я живу в библиотеке большого университета и проклевала уже три полки образования.
— Это как это вы, уважаемая курица, проклевали три полки образования?
— Там самые ученые книги хранят отдельно в шкафу, их берегут больше всех других книг, они в кожаных переплетах с золотом. Я целых три полки этих книг проклевала.
— Да, большая работа, — говорят курице. — Ну так и что?
— А вот и то, — говорит курица, — во всех тех книгах ничего не говорилось о том, что курицы несут яйца. Я там и четвертую полку с книгами начала проклевывать и пришла окончательно к выводу, что это сказки для маленьких детей, что курицы несут яйца. Да, курицы действительно несут яйца, только покупают их на базаре и несут домой.
— Да это же каждый знает, что курицы несут яйца.
— Моя задача развеять это глупое заблуждение окончательно, — сказала курица и натужно выдавила — ко-ко-ко-ко-ко.
— А что это у вас там под хвостиком, уважаемая курица?
Посмотрела курица под хвост, увидела яичко и упала в обморок, только и успев произнести еще одно «Ко».
Царь зверей Лев, величественно прогуливаясь по лесу, вдруг услышал: «Ква-ква.» Углядев лягушку, он взревел:
— Как ты смеешь квакать в моем присутствии?!
И услышал:
— Ква-ква.
Лев прорычал: —Завидев меня, ничтожная, должна пасть на землю и закрыть глаза!
И снова:
— Ква-ква.
— Тьфу, дура бестолковая, ничего не понимает, только квакает, — и пошел прогуливаться дальше, а вслед ему раздалось «ква-ква», что означало теперь, что здоровенный дурак ушел:
— Ква-ква.
Пришел Поросенок Вочках к своему другу Барбосу и говорит:
— А ты знаешь, Барбос, что дважды два поросенка это четыре поросенка?
— А что такое два? — спрашивает Барбос.
— Два это ничего, это просто два. А два поросенка это я и мой приятель.
— Это, значит, ты и я? Я же твой приятель, — говорит Барбос.
— Да нет, — отвечает поросенок, — ты и я — мы два приятеля. А два поросенка это совсем другое. Это когда есть один поросенок, а к нему в гости пришел другой поросенок.
— И этот поросенок должен быть твоим приятелем, а первый поросенок это ты, да?
— Да нет, отвечает поросенок, — какие угодно два поросенка это два поросенка.
— Это как это какие угодно? А если другому поросенку дадут яблоко, а тебе не дадут — это что, все равно кому дали яблоко?
— Конечно, мне не все равно. Но когда считают поросят, то это все равно. Два поросенка это какие угодно два поросенка.
— А два поросенка и Барбос — это как?
— А это три.
— Ну, я совсем запутался, — говорит Барбос, — три поросенка, что ли? Так а с Барбосом что делать.
— Нет, — отвечает поросенок, — это три приятеля.
— А если я одного поросенка, тебя, люблю, а другой мне вовсе и не приятель, тогда нас все равно три?
— Всё равно три, только три домашних любимца.
— Любимца? Да на меня вчера ведро воды вылили за то, что гавкал просто так. Ишь, любимца.
— Ну, тогда три домашних животных.
— А таракан, что живет под печкой, это тоже домашнее животное?
— Нет, таракан это насекомое, и он вредный.
— Чем это он вредный? И слова никогда не скажет, а все его только и норовят задавить.
— Нет, Барбос, тебе объяснять арифметику бесполезно, ты тут же всё запутываешь.
— Ничего я не запутываю. Дай мне две косточки с мясом, я тебе их враз сосчитаю.
— Какой ты, все-таки, Барбос: я тебе о науке, а ты всё о косточке!
На следующее утро Поросенок Вочках встал рано и долго ходил возле забора, размышляя. Он ходил так до тех пор, пока около него не собрались встревоженные друзья, Барашек Бы, Гусенок Лапочка, Щенок Шурик и Кукла Катя Барби, которая все время улыбалась: мисочка у Поросенка осталась полной, что случилось впервые за всю их жизнь. Тут к Поросенку подбежал Барбос и спросил:
— Ты что, заболел, что не кушаешь?
— Я мыслю, — сказал поросенок.
— Что-что ты делаешь? — переспросил Барбос.
— Я мыслю, — задумчиво сказал поросенок, — а следовательно я существую.
— Вот те и на, — поскреб за ухом Барбос. — Да кто бы сомневался, что ты существуешь? Ешь — значит существуешь. А не ешь, так и существовать перестанешь.
— Ты со своей дворовой философией ничего не понимаешь в мироустройстве, — ответил Поросенок Вочках.
— В мироустройстве? — перспросил Барбос. — Слушай, Поросенок, ты где это набрался таких слов, что никто их понять не может?
— В этом и вся ваша проблема, друзья, — возвестил Поросенок Вочках, — что у вас не хватает образования, — он ненадолго задумался. — Но вы мои друзья, а друзей надо не только выбирать, но и положительно на них влиять. А потому я решил….
— Не надо на меня влиять, — перебил тут Барбос, — это всегда плохо кончается.
— Да я тебя и не имел в виду, — сказал Поросенок Вочках, — ты уже старый, чтобы учиться чему-либо новому. Я решил провести для молодежи мастер-класс.
— Это хорошо, — сказал Барбос. — Если на меня не будут влиять и хорошо кормить, то я, может, и не буду по ночам гавкать. А то надоело, что водой из ведра.
— Вот вы посмотрите на него, друзья! — тут сказал поросенок. — Вы видите, что образования никакого у него нет, о чем он ни заговорит, все сводится к тому, чтобы поесть да погавкать.
— Ну и что тут плохого? — спросил Барбос. — День не поешь, другой, а там и не гавкнешь.
— Вот-вот, — продолжил Поросенок, — вот всегда у него об одном. А в жизни столь много интереснейших проблем. И я вам, друзья, раскрою глаза на другой мир с совсем другими интересами. А начнем мы, друзья мои, с математики. Как известно, кто познает законы чисел, тот будет управлять миром!
И тут Щенок Шурик спросил:
— А что такое мастер-класс?
— Ну, что такое класс, вы, наверное, знаете, — ответил Поросенок
— Нет, не знаем, — ответили дружно все, кроме Куклы Кати Барби, которая загадочно улыбнулась.
— Класс — это где учат, — объяснил Поросенок. — Я вас буду учить образованию.
— А что такое мастер-класс? — тявкнул Щенок Шурик.
— Мастер-класс — это… Ну, как бы вам объяснить попроще… Ну, вот, к примеру, все вы можете кушать из мисочки. И тут прихожу я и показываю, что за то время, что вы едите одну миску, я могу управиться с тремя. Вот это и называется мастер-класс.
— Так ты что, собираешься все наши мисочки за нас съедать? — спросил Гусенок Лапочка.
— А у меня он не съеееест, — сказал Барашек Бы, — у меня сено, а он сухое сено не любит.
— Друзья мои, — торжественным голосом возвестил поросенок, — я не собираюсь ничего есть из ваших мисочек. Я хочу приобщить вас к высокому миру интеллекта. Чтобы вы не думали только о косточках как наш Барбос, но могли бы говорить с кем угодно и о чем угодно. И чтобы после разговора с вами ваш собеседник остался поражен вашими мыслями и знаниями.
Тут все замолкли, одна лишь Кукла Катя Барби задумчиво улыбнулась.
— Итак, друзья, — завтра я начну давать вам мой мастер-класс, — громко сказал поросенок.
— А я позабочусь, чтобы его никто не утащил, — завершил Барбос.