— Давай проясню ситуацию! — Затрещал воротник, крепкие руки прижали меня к стене. Невысокий бородатый мужичок оказался не расположен к разговору.
— Остынь, Князь. Он не понимает. — За меня вступился Соломон — академического вида лысый старичок в медицинском халате.
— Вижу, что не понимает! — Князь все ещё кипятился, но хватку ослабил. — Полезли днем через барьеры, да из закрытого сектора. — Он метнул грозный взгляд в притихшую Соньку. — И прямиком сюда!
— У нас не было времени, — оправдывалась Сонька. — Он уже плывет, нужна химиотерапия.
Она говорила правду. Последние двенадцать часов приступы следовали один за другим. Надо мной рвались небеса, под ногами горел асфальт, вокруг, как домино, валились многотонные высотки. Подогретая психозом фантазия выворачивала на меня свои плоды. Даже в минуты просветления я сомневался в реальности окружающего. Когда Сонька довела меня до базы сенсеров — основания старой ретрансляторной вышки на окраине жилого кольца — я едва различал верх и низ.
— Всё верно, химия будет. — Старик явно никуда не спешил. — Но для начала кое-что проясним…
Я молчал. Голая бетонная стена за спиной Соломона задрожала, плиту перечеркнули несколько трещин. Через секунду метровый кусок бетона беззвучно провалился вглубь. В черном провале показалось знакомое пространство, но без единого символа во тьме. Соломон перехватил мой безумный взгляд, оглянулся.
— Стена? — Перевел взгляд на меня. — Спокойно, здесь уже ничего нет. Вышка давно не работает.
Плиты сошлись плотнее, дыра затянулась, тесная комната обрела целостность. Голос вернулся, и я нервно выдохнул:
— Что это… было?
— Рубец на оболочке. След старого разрыва, — буднично пояснил Соломон. — Ты заметил сам. Значит, потенциал у тебя есть.
— Что это значит? — Я начал приходить в себя.
Соломон вздохнул:
— Как твое имя?
— Юра…
— Юрий, ты понимаешь, кто мы? Кто ты?
Я покачал головой.
— Тогда, немного теории. — Соломон вступил сухим академическим тоном. — Сенсер есть человек, способный чувствовать изменения информационной оболочки пространства, возмущения торсионных, электромагнитных и других полей, следы искусственного вмешательства в ноосферу. — Выдержал паузу, давая возможность переварить услышанное. — Чувствительность и способности к воздействию — результат интенсивной работы нервной системы… высокого КПД мозга, если хочешь. Но дается это не просто так.
— Получается какой-то экстрасенс, — растерянно предположил я.
— Затертое слово… — поморщился старик. — Сверхчеловек. Может новая ступень эволюции, но скорее тупиковая ветвь, деградирующее звено. Ты не дослушал…
— Не вываливай всё сразу. — Грозный Князь странно посмотрел на меня, в глазах мелькнуло сочувствие. — Тронется еще.
Непонятно, что испугало меня больше: тон Соломона или беспокойство со стороны бородатого крепыша. Я вопросительно уставился на старика. Тот вдруг взорвался:
— Нет, объяснять надо сразу! Чтоб не возникало дурных иллюзий!
— Он ведь не в себе, — Сонька говорила без особой надежды, она знала старика. — Пусть сначала охимичится, риск меньше.
— А ты вообще молчи. Я твои подавляющие слышал ещё на границе сектора. — Голос Соломона зазвенел, как сталь. — Иди, смешай концентрат, сегодня понадобятся твои способности.
Сонька покорно последовала в соседнюю комнату. Сквозь проем я увидел длинный стол, заставленный лабораторным стеклом, растворами и порошками. Чуть дальше — широкое окно и несколько ярусных коек.
— А ты вернись за компьютер и проверь возмущения в тринадцатом.
Князь пробурчал что-то неразборчивое и оставил нас. Больше на маленькой базе не было никого. Очередь дошла до меня:
— Идём. — Соломон взял меня за локоть и повел к лестнице наверх.
Бетонные ступени вывели нас на крышу. Серый двухэтажный коробок, казалось, потерялся на окраине огромного мегаполиса. Зеркальные стены высотных корпусов смотрели на запад. Жизнь начиналась там. Скелет старой вышки раньше оправдывал унылое строение. Теперь ржавые ребра над головой выглядели скорее укором.
В паре километров виднеются заграждения внешнего периметра. За ними начинается огромная пыльная равнина — тень озоновой дыры. Сквозь неё строго на восток уходит лишь один путь. Восточная магистраль, дорога жизни на пограничный Полис-12 — последнюю часть ядерного щита страны.
Первые шаги дались легко. Небо осталось просто небом. Грязным и задымленным, но целым. Сквозь мутные разводы наверху даже угадывался бледный силуэт солнца. День ещё не перевалил за середину. Внутри мелькнула надежда, что последние сутки мне только приснились.
— Все нормально? — Бросил Соломон. — Горизонт на месте?
Я кивнул.
— Давай за мной.
Сутулый старик шагнул к хлипкой технической лесенке и уверенно полез на вышку. Я растерялся, но спустя мгновение последовал за ним. Вскоре мы уже стояли посреди продуваемой обзорной площадки на высоте трех десятков метров. Холодный ветер ударил в грудь, прохлопал одежду, вытягивая тепло. Я одернул ветровку, накинул капюшон. Следующий порыв принес острый запах газа — знакомое дыхание Полиса.
— Много они понимают, — пробурчал Соломон. — Ты должен продержаться, как можно дольше. Значит, не время жалеть себя. Смотри!
Он легонько коснулся моего виска, и в голове рухнул невидимый барьер. Мир поплыл. Небо пошло мутными разводами, на дымной завесе проступили трещины. Над крышами далеких небоскребов закрутились гигантские темные воронки. Весь мир исказился, словно отраженный в кривом зеркале. Старик, между тем, вещал:
— То, что ты видишь — следы. Мы уродуем оболочку мира. — Он глянул на меня. — Нет, не именно мы. Человечество, в ходе развития.
— Почему я вижу так? — Я с трудом перевел дыхание. Сердце билось где-то под кадыком. — Что это значит?
— Сейчас ты на грани. Воспаленный мозг пытается перевести это, — он махнул рукой, — в приемлемую для восприятия картинку, используя твой эмоциональный опыт. Нервное расстройство делает тебя более восприимчивым.
— Откуда…
— Знаю, — оборвал Соломон. — Слушай дальше. Как я сказал, это не дается даром. Мы горим. Нервная система не держит таких нагрузок. Жёсткие химикаты, инъекции ингибиторов тормозят процесс… — Он глубоко вдохнул. — Но спокойной старости не будет.
Пришло мистическое спокойствие. С неизбежным я уже смирился, а теперь мне предлагали время. Я даже испытал легкое облегчение. Тихо спросил:
— Сколько?
— Пять-семь лет, — выдохнул старик. — Потом полный распад личности, безумие. Или цирроз печени и разложение органов, если налегать на химию. Но это реже.
— А вы? — Я присмотрелся к Соломону, он казался старше меня лет на сорок.
— Я раскрылся поздно. — Его голос стал бесцветным, взгляд устремился вдаль. — И мое время на исходе.
Я не успел ничего сказать. Меня коснулось холодное дыхание. Я прикрыл глаза и через секунду ощутил направление. Центр Полиса, на стыке промышленных районов. В памяти проявились спутниковые снимки: старый город, исполинская железобетонная мачта — ветхая телебашня, по сей день самая высокая в мегаполисе. Я повернулся на запад, пытаясь найти знакомый силуэт, и замер. В небе над высоким шпилем зиял жуткий разлом. Внутри клубится и мерцает тьма, острые края врезаются в задымленную небесную плоть. Не обращая внимания на плывущую реальность, я потянулся к нему. Не зрением, а скорее новым чутьем.
Пустота и темнота, словно я заглянул в пропасть. Страх схватил за горло, сердце забилось в истерике. Ноги подкосились, и я начал оседать на ржавый пол площадки. Соломон успел подхватить меня.
— Спокойно, сейчас отпустит.
Костлявая ладонь коснулась моего лба. Ещё несколько секунд я пребывал на грани беспамятства, но потом слабость прошла. Я стал на ноги и осмотрелся. Мир обрел прежние краски, морок уступил место реальности. Надрыв не исчез, но его бездна больше не грозила поглотить меня. Черные воронки и трещины в небе потеряли четкость, стали размытыми.
— Ты сопротивляешься, — выдохнул Соломон.
— Я… что?
— Плохо поддаешься прямому воздействию. — Старик выглядел уставшим, на морщинистом лбу проступил пот. — Но смотришь правильно. Этот надрыв — чудовищных размеров аномалия. Он и есть наша цель.
— Цель? Что это вообще?
— Работа корпорации. Масштабный проект. — Соломон посмотрел вдаль. — Год назад УВБ закрыло старый центр города. Начались какие-то работы на телевышке. Мы не знаем, что там творится, вся информация закрыта. Но… — Он перевел дыхание. — Месяц назад пространство вокруг башни словно взбесилось. Жёсткое электромагнитное излучение, преломление торсионных потоков… информационный коллапс! Семеро сенсеров погибли, ещё двенадцать тронулись умом, пока мы научились, как следует закрываться, подобрали нужные препараты. — Соломон старался говорить бесстрастно, но на морщинистом лице застыла боль. — Подобные возмущения, правда, меньших масштабов замечены в беспокойных секторах. Я ещё не подогнал научную основу, но, похоже, корпорация затеяла какие-то испытания.
— А что с остальными? Как реагируют обычные люди? — Я неожиданно сильно проникся бедой, словно сам знал пострадавших.
— Простые люди менее восприимчивы. — Старик задумался. — Сотня несчастных случаев, пара производственных аварий. Ты, наверное, слышал. Хотя… — он уперся в меня взглядом, — это лишь вопрос времени.
— Почему?
— Юра, пойми, это лишь начало! Они настраиваются. — Соломон поежился, запахнул плотнее тонкий халат. — Прошла информация, в черте Полиса запускают новую атомную подстанцию. Мы думаем, для питания этой установки.
— Если она заработает на полную мощность… — Мне стало страшно. — Соломон, что тогда?
— Мы сгорим. — Сухо ответил старик. — А население Полиса… даже не берусь предположить. Теперь ты понимаешь?
Я неуверенно кивнул. Слишком много свалилось на голову. Новые способности, непонятные сенсеры, к которым я теперь принадлежу, пугающе глобальные планы корпорации. Я неожиданно стал частью невидимого противостояния. Сложно и страшно, но я чувствовал в себе силы. Многое стало на места, в голове выстраивались новые последовательности. А главное — появилось время. Пусть немного, но всё же больше, чем считанные часы. Когда-нибудь я смогу вернуться к Древу. Жаль только рухнула уютная иллюзия, развалился навсегда прежний мир.
— Надо спускаться. — Сказал Соломон. — Я погасил приступ, но это временно. Тебе нужны кое-какие лекарства.
Я глянул на город новыми глазами. Он стал агрессивнее, краски немного выцвели, кое-где наметились новые аномалии. Но это всё ещё мой дом. Я должен сохранить его, пусть даже таким.
— Идем. — Лестница скрипнула под сапогом, я начал спускаться.
***
— Синусный ритм восстановлен… — Слова тихим эхом прошлись в голове. — Дыхание есть, сатурация растет.
Это Соня. Голос спокоен, никаких эмоций. Так может говорить хладнокровный хирург, но не хрупкая девушка. Чего ещё я о ней не знаю?
— Отлично, сейчас разбудим. — Соломон звучал человечнее, голос выдавал усталость. — Кровь в камеру, состав глянем позже. Давай нашатырь.
Резкий запах легко вырвал меня из забытья. Нехитрая рецептура аммиачного раствора не меняется уже сотню лет.
— Три с половиной минуты, — констатировал Соломон. — С возвращением, Юрий.
Глаза открылись, показался грязновато-серый потолок, шов между плитами. Спина чувствовала что-то твердое, похоже, я лежал на столе. Тело казалось деревянным, мышцы застыли, но голова была ясной. «Холодный ум и чистые руки», — всплыло в памяти. Я с трудом разлепил губы:
— Куда?
— В реальный мир, — усмехнулся старик, снимая резиновые перчатки. — Последний этап химии предполагает кратковременную клиническую смерть.
Я похолодел. Теперь и в переносном смысле. Затекшее тело напряглось, мышцы судорожно сократились, вспоминая свою работу. С третьей попытки я сел, осмотрел себя. Из одежды — мятая майка и джинсы, на руках следы уколов и укусы инъектора.
Комната оказалась чем-то средним между лабораторией и операционной. База была слишком мала, сенсеры не могли позволить себе лишне помещение. Ровно, как и оборудование: рядом со столом ютился старый медицинский терминал, а у стены — стойка тусклых неоновых трубок — древний кварцеватель приспособленный под лампу.
— Вы могли сказать раньше? — я попытался возмутиться.
— Смысл? Ты был на пределе. — Соломон не собирался оправдываться. — Лишние нервы — риск.
Я не нашелся, что ответить. Ноги коснулись пола, я влез с сапоги и сделал несколько шагов. Тело слушалось отлично, ссадины на ребрах словно исчезли. Усталость, страх, нервы — всё испарилось. Хаос и перевозбуждение сменила поразительная ясность ума.
— Как себя чувствуешь? — Соня открыла маленький холодильник.
— Как будто выспался. Дикое ощущение, — признался я.
Из камеры появилась бутылка воды, на ее место стала батарея пробирок.
— Так и есть. — Она улыбнулась. — Ты провалялся почти сутки.
— Сколько?!
Я подхожу к единственному окну, раздвигаю пыльные жалюзи. В глаза бьет тихий утренний свет. Несколько секунд смотрю на облачное небо, в надежде найти солнце. Бледный пятачок висит высоко, но день ещё не перевалил за половину.
Пыльная улица перед зданием пуста. Пригород живет, но жизнь эта начинается дальше, за стеклянными стенами высоток, в руслах тесных улиц и проспектов. Чувствуется настороженность. Может, помогает нездоровая фантазия, а может новообретенные способности, но мне кажется, что сектор затаился. Здешние жители не выходили на улицы, не устраивали демонстраций и погромов. Но слухи о беспокойных соседях ползут сквозь кордоны и оцепления подобно заразе.
— Слишком тихо, верно? — Голос Соломона вырвал меня из оцепенения. — Ничего не чувствуешь?
Я неуверенно мотнул головой.
— Ничего, скоро проснется. — Пообещал старик. — Как самочувствие? Ничего не слышишь?
— А что должен? — насторожился я.
— Ну… голоса там разные. — Соломон сделал серьезное лицо. — Стихи на латыни задом наперед?
Я прислушался. Услышал гудение кварцевателя, стало только страшнее.
— Привыкли руки к топорам, — улыбнулась Сонька. — Шутит он.
— Смешно, — с каменным выражением ответил я.
— Ладно, теперь серьезно. — Тон старика неуловимо изменился, в комнате словно потемнело. — Состав крови мы немного поправили, ввели новые составляющиие. Частота сердцебиения теперь меньше… — он на секунду задумался. — Сорок ударов в минуту, так что не пугайся. Температура метаболизма упала на градус, надеюсь, ты не против.
— Зачем? — Глупо спросил я.
— Чтоб ты растением не стал, — отрезал старик. — Это сопутствующие изменения. Необратимые. И ещё…
Соломон опустил руку в нагрудный карман. На свет появился широкий металлический браслет. На полированной поверхности только мертвый квадратик дисплея. Никаких кнопок, переключателей, надписей. Не похоже, что мне решили вручить именные часы. Соломон поймал настороженный взгляд.
— Нет, это не маячок, — устало отмахнулся. — Нас слишком мало, мы чувствуем друг друга без всякой электроники. Скоро научишься. К тому же глупо — один ты уже достал.
Я невольно коснулся шрама над запястьем.
— Слушай внимательно. — Сонька взяла браслет, подошла ко мне. — Это таймер. Он берет пробу крови, считает время до следующей очистки.
— Следующей?
— Химию нужно проходить каждые семьдесят два часа, — пояснил Соломон. — Иначе растворяются тормозящие вещества, возвращаются приступы. Дальше по списку: безумие, кома, смерть. В общем, — старик невесело усмехнулся, — следи за временем.
Без лишних разговоров Сонька словила меня за руку. Я почувствовал холод металла, на левом предплечье закрепился стальной манжет. Оказавшись на руке, наручник ожил, на дисплее забегали цифры. Через секунду я почувствовал укол, рука непроизвольно дернулась.
— Он нашел вену, — успокоила Соня. — Иглы тонкие, скоро привыкнешь.
— Иглы? — Поморщился я.
Включился Соломон:
— Внутри запаяны три ампулы с ингибитором. Если опаздываешь с химией — делай инъекцию. Каждая доза дает семь часов.
— Как им управлять? — Я присмотрелся к абсолютно гладкой поверхности.
— Напрямую, — Соломон коснулся виска. — Скоро поймешь.
Я хотел что-то спросить, но отвлекся. В пространстве наметился посторонний звук. Высокий свист на пределе слуха. Тихий, но вполне различимый. Ничего особенного, но почему-то казалось, что я слышу его не ушами.
— Так должно быть? — Я надеялся на очередное логичное объяснение.
— Что? — Соломон прищурился.
— Свист. Высокий… — Я поморщился, определяя направление, но звук пропал.
В соседней комнате послышался грохот, в коридоре раздались торопливые шаги. В операционную влетел возбужденный Князь.
— Есть! Передача от Соколова — на Северной точке подняли автопарк, готовят колонну.
Восторгов я не понял. Северная точка — место дислокации зенитно-ракетного полка. Десять километров за чертой Кольца. Ничего хорошего оттуда прибыть не могло.
— Куда идут? — помрачнел Соломон.
— Не знаю. — Князь мотнул головой. — Но серьезные беспорядки сейчас только в восьмом и тринадцатом секторах. Упускать нельзя!
— Это опасно! — Вскинулась Сонька. — Прошлый раз Кима не вытащили…
— Ким был слабаком и полез туда сам! — Отрезал Князь.
— Тебя бы на его место!
— Я и собираюсь. — Князь вдруг понизил голос. — Второго шанса может не быть. А если мы не разберемся, то скоро все пустим кровавые слюни… — он осекся.
Сонька молчала. Строгое лицо, сжатые кулачки — гордо, но не убедительно. Я видел бледность, глубокие тени, красные глаза. Знакомый вид — вторые сутки на ногах. Внутри что-то шевельнулось. Я вдруг понял, что жалею её.
— Князь прав, — обронил Соломон. — А теперь тихо.
Старик на секунду прикрыл глаза.
— Никого из наших в секторе нет. — Повернулся ко мне. — Князь, бери Юру и бегом в осколок. Транспорт я организую.
Князь бросил на меня взгляд, тихо ругнулся.
— Ладно, идем.
Мы заскочили в соседнюю комнату. Я натянул ветровку, зашнуровал сапоги. Князь влез в темно-серый комбинезон рабочего метро, стянул бороду в тугой хвост. На плече появился худой рюкзак, на лбу — аккуратные сварочные очки.
— Для солидности, — ответил на мой взгляд.
Уже спускаясь по ступенькам, я решил спросить:
— Сектор изолирован, как мы внутрь попадем?
— У нас свои методы. На месте посмотрим.
— Соломон много говорил… — я решил предупредить, — но я ведь ничего не умею ещё.
— Ничего, я тебе устрою курс молодого бойца, — пообещал Князь. — Времени нет. Учиться и практиковать будешь на ходу.
— Стресс-обучение, — буркнул я.
— Слышал о таком? — Он злорадно улыбнулся. — Смотри по сторонам и слушай себя. Чую, ты редкий псих. Разберешься быстро.
Наружу мы выбрались через узкую дверцу подвала. Со стороны база сенсеров оказалась неприметным двухэтажным коробком. Стоящая рядом вышка давно не работала, и здание казалось заброшенным. На улице никого не было, через сотню метров дорога упиралась в тупик.
После марш-броска длинной в три квартала мы вышли к станции метро. Отрезанные от основного метрополитена Пустошью, два десятка станций под Кольцом образовали ломаный круг. Но из-за беспорядков в городе некоторые сектора изолировали. Между остальным ограничили сообщение. Местное метро остановили, станции закрыли до восстановления порядка.
— Нам туда.
Князь свернул на ступеньки и стал спускаться. Перед закрытыми дверьми в подземную часть мы остановились. Темноту за стеклом разгоняла пара дежурных ламп, в полутемном переходе никого не было.
— Веди себя естественно, — буркнул Князь и замолотил в дверь.
Я сделал лицо совком и не стал ничего спрашивать. Через пару минут по ту сторону двери мелькнул фонарь, на шум явился дежурный. Сквозь стекло послышался глухой мат — работник метрополитена просил нас удалиться. Князь помахал ему и зашевелил губами, словно разговаривая с глухим. Мужчина подошел к двери:
— Закрыто!
Князь продолжил свою пантомиму: указал дежурному на комбинезон, потряс рюкзаком с воображаемыми инструментами. Я стоял рядом и старался сохранять серьезное лицо. Наконец, у дежурного закончилось терпение, и он принялся отпирать замки.
— Телекоммуникации, говорю! — заорал Князь в открывшуюся дверь. — Профилактика… вам же звонили!
— Кто звонил? — глупо заморгал мужчина.
— Ну, из коммунального. Вот читай. — Князь протянул какую-то визитку.
Дежурный потянулся за карточкой. Князь схватил запястье, притянул к себе. Затем коснулся ладонью его лба. Мужчина дернулся, но ничего сделать не успел. Глаза закатились, тело обмякло и повалилось на пол. Я почувствовал легкий откат, волосы на коже шевельнулись.
— Хех, сегодня я в форме, — улыбнулся Князь.
— Что с ним? — Я спросил будничным голосом — за сутки выбрал месячный запас удивлений.
— Шок. Он без сознания. — Князь приоткрыл дверь и перешагнул дежурного.
Я не испытывал особых угрызений совести, но всё же проверил пульс. Пока Князь запирал дверь, я оттащил пострадавшего к стене.
— Жалко, что ли?
— Обычный человек. Он здесь не при чем.
— Угу, ни при чем, — буркнул Князь. — Потом покажу тебе концентратор. Посмотришь, как эти обычные люди других обычных людей…
Мы уже шагали по коридору, свет фонаря бегал вдоль стен.
— Они вынуждены, — я пытался оправдать. — Работать, подчиняться, чтобы жить. Это система.
— Дело не в системе, — вздохнул Князь. — Корпорация — просто очередное олицетворение. Они даже назвались Лик. Глупый президент, вождь-тиран, кровожадный царь… бред! Это все мы. Каждый из нас.
Скоро мы добрались до эскалатора. Местная подземка уходила неглубоко, но спускаться пришлось в кромешной тьме, с единственным фонарем. Боязнь темноты в список моих фобий не входила, но от бездны внизу становилось жутковато. Эхо шагов отражалось от высокого свода, рождая новые звуки. Я решил заговорить:
— Как ты это сделал?
— Что?
— Как вырубил дежурного? Ты ведь едва коснулся.
Князь довольно хмыкнул и пояснил:
— В твоей голове — пропасть пострашнее Великого каньона. Нужно просто показать.
— Расплывчато, — поморщился я. — Как это сделать?
— Идешь на контакт, — начал Князь. — Не обязательно руками, главное, глаза видеть. И вспоминаешь… да любой вчерашний приступ! Аккумулируешь эмоции и вываливаешь на счастливца. Только поярче, с подробностями.
Последнее было лишним. Я до мельчайших деталей помнил каждый бунт сознания. После соломоновой токсикации память стала послушным инструментом. Казалось, слоит лишь захотеть, и на меня снова рухнет железобетонный свод. Взгляд невольно скользнул вверх, я поежился.
— Вспоминай, вспоминай. Скоро пригодится, — пообещал Князь.
Скоро лента эскалатора закончилась, я запнулся, не найдя в темноте очередной ступеньки. Князь пробежал фонарем по пустому залу и направился в сторону тёмного перехода. К моему удивлению над краем платформы горели несколько фонарей. Тусклый свет с трудом доставал из темноты половину станции, но привыкшие глаза сразу выхватили метровый провал и отблеск на рельсах.
— Отлично, Соломон добрался до аварийного. — Мой спутник повеселел. — А то броди здесь в темнотище…
Я всё ещё не понимал, что мы ищем в застывшей подземке, но беспокоить умудренного спутника было стыдно. Князь остановился посреди платформы и прикрыл глаза, словно прислушивался. Не желая ему мешать, я отошел на край и всмотрелся в черноту тоннеля. Мелькнуло легкое головокружение, что-то стиснуло виски. Принимая правила игры, я прислушался к ощущениям, стал осматриваться.
— Давит? — послышалось за спиной.
— Немного, — ответил я. — Что это?
Зашаркали ботинки, бородатый сенсер стал рядом.
— На той шине, — он указал на рельсы, — примерно киловольт. Тронешь — пепел в газетку и по ветру.
— Теперь я буду слышать напряжение в сетях? — глупо спросил я.
— А ещё всю радиоаппаратуру, магнитное поле Земли и некоторые вспышки на Солнце. — Его тон оставался серьезным. — Привыкай.
Послышался нарастающий шум. Из туннеля донесся глухой перестук и чавканье водяного насоса.
— А вот и такси. Готовься прыгать.
Ну конечно. «Ёрш» — подземный пылесос на электрической тяге. Похоже, Соломон влез в систему управления составами и пустил по ветке техническую платформу. А ведь я не рассмотрел в неприметном старичке компьютерного гения и опытного взломщика. Обидно.
«Ёрш» двигался медленнее обычных электричек, но останавливаться на станции не собирался. Когда он поравнялся с платформой, Князь схватил меня под локоть и толкнул вперед. Я даже не успел испугаться. Просто шагнул в пустоту, а затем вцепился в железную скобу на борту. За спиной стал Князь. У него вышло куда проще, словно он сел в лифт, а не оседлал пыльный подземный паровоз. Сходство с древней машиной усиливала пузатая цистерна моющей смеси. Пришлось прижаться к её грязному боку — подземный тоннель не отличался шириной.
— Держись крепче! — Князь перекрикивал шум компрессора. — Сейчас быстрее пойдем!
Нелепый вагон действительно стал набирать скорость. Наверное, стараниями Соломона. Спертый воздух ощутимо ударил в лицо. Платформу несколько раз тряхнуло — электродвигатель развил предельную мощность.
Дорога пролетела быстро. Мимо пронеслись одиннадцать полутемных станций и три сотни тусклых осветителей. Я старался занять внимание счетом, чтобы не думать о скорости, не замечать мелькающие углы. После очередного толчка раздался скрежет тормозов, вагон пошел тяжелее. Я прикинул расстояние. Сотня метров. До следующей станции сбросить скорость мы не спеем.
— Когда поравняемся с платформой, толкайся ногами посильнее, — советовал бородатый спутник. — Подбородок к груди и руки… — он замолчал.
Через секунду мы вылетели из тоннеля.
— Пошёл, пошёл!
Вместо контролируемого падения мы кубарем полетели на гладкие плиты станции. Из-за скорости прямого удара не вышло. Нас закрутило и выбросило на средину платформы. Через полминуты, когда мир перестал вертеться, я отыскал глазами попутчика и спросил:
— Это нормально? Вы всегда так…
— Нет. — Князь, пошатываясь, стал на ноги. — Что-то намудрил Соломон. Ладно, вставай. Время.
Пусть наверх оказался не таким стремительным. Застывший эскалатор и четыреста одна мертвая ступенька напомнили о слабости и несовершенстве моего тела. Князь тоже едва держался на ногах, но когда мы выбрались, не дал даже перевести дыхание.
— Время, время. — Он задыхался, но почти бежал вперед. — Тяжелый воздух… чувствуешь?
Я кивнул. Непонятная тяжесть, почти ощутимое давление проявилось, только мы выбрались наверх.
Наземная часть станции в тринадцатом секторе строилась открытой. Узкий бетонный козырек едва доставал за край эскалатора. Мы вышли прямо в жилой квартал, в начало узкого проспекта между стеклянными стенами корпусов. У меня перехватило дыхание, несколько секунд я ждал, как воспаленное сознание преломит две огромные зеркальные стены. Но вокруг всё осталось на местах.
Не сверяясь с картой, Князь уверенно выбрал направление. Но едва мы сделали несколько шагов, как в стороне послышался стеклянный звон. Нам наперерез выскочили четверо камуфлированных бойцов. Случайный патруль. Один вскинул дистанционный шокер и выстрелил. Два острых электрода впились в грудь Князя, затрещала батарея. Но шумный сенсер не упал. Он глухо зарычал, крепкие ручищи вцепились в нити проводов. Через мгновение шокер в руках стрелка заискрил, потянуло паленой пластмассой. Сам боец повалился на землю в конвульсиях. Его товарищи даже не обратили внимания на потерю. Словно программированные боты, они одновременно выхватили дубинки и бросились на Князя. Тот успел хватить одного безумным касанием, но пропустил удар и повалился на землю.
Я не питал иллюзий, что смогу тягаться в драке с двумя силовиками. Дальнейшее было скорее интуитивно. Я вспомнил один из последних приступов. Уже на бегу погружая себя в горящую фантазию, вцепился в ближайшего бойца и вывернул всё на него. Двухметровый верзила дрогнул от моего прикосновения. Я уже чувствовал, как он теряет равновесие, заваливается на спину. Но за спиной послышался шорох, и тяжелый удар бросил меня на землю.
К горлу подкатила тошнота. Хватая воздух, я перевернулся на спину. Рядом мелькнул тяжелый армейский сапог. Надо мной занеслась рифленая подошва, но в этот момент нас накрыло. В сознание ворвался тяжелый низкий гул, словно меня посадили в колокол. Мощные волны и вибрация пронизывали насквозь, хотя я понимал, ничего общего со звуком они не имеют. Перед глазами плыло, но я все же заметил, как фигура в камуфляже качнулась и осела.
Наверное, я переносил неведомый удар лучше. Тело не слушалось, но и сознание до конца не гасло. Пытка продолжалась чуть меньше минуты и закончилась так же неожиданно, как началась. Ещё некоторое время я пытался прийти в себя. Несколько раз поднимался, но непослушные ноги отказывали.
Пребывая на грани беспамятства, я отстраненно наблюдал, как по улице бредут странные люди в кожано-джинсовых лохмотьях. Как пытаются преградить им дорогу шатающиеся бойцы в камуфляже. Сложно было назвать это дракой или прорывом, но оборванные неформалы кое-как разбросали полуживых стражей порядка. Особенно выделялся лидер — рослый панк в длинном плаще. Было видно, именно он ведет группу. Наполовину выбритый череп, тяжелая цепь — всё уже было. Я попытался вспомнить, но усилие ввергло меня во тьму. Когда я вернулся, не заметил вокруг никого. На мгновение даже показалось, что это галлюцинация.
Сознание быстро прояснялось. Зрение обрело резкость, вернулись звуки и запахи. Я поднялся на ноги и осмотрелся. Мусорные неформалы ушли, а никто из битых стражей порядка угрозы не представлял. Внимание привлек тихий стон. Рядом поднялся на колени Князь. В меня уперся затуманенный взгляд:
— Мы опоздали… — произнес он.
— Похоже на то. — Я ещё раз осмотрелся. — Князь, что это вообще было? Зачем мы здесь?
Он схватился за голову, и тихо зарычал.
— Они сделали это… опять. — Встал на ноги. — Надо идти, срочно.
— Куда?! — Я не выдержал. — Объясни толком…
— Бегом! — Князь бросил рюкзак и сорвался с места.
Пришлось последовать за ним. Сумасшедшая гонка продолжалась несколько минут. Следуя жуткому предчувствию, мы молча одолевали квартал за кварталом. Когда сердце уже готово было выскочить из груди, улица оборвалась. Мы выскочили на открытое пространство и остановились, словно пораженные молнией.
Огромную площадь скрывал живой ковер из тысяч тел. Не поле боя, а скорее массовое захоронение. Большинство людей подавали признаки жизни — шевелились, ползали, словно разбитые параличом. Возле высоких секторных ворот исходил черным дымом остов монумента. Из расколотой гранитной плоти торчали обгоревшие прутья и трубки волноводов, искрило электронное нутро. Вокруг замерли несколько бронированных машин. Прямо у постамента — разбитый взрывом двухосный монстр подвижной электростанции.
— Теперь ты видишь? — Князь зарычал. — Видишь, что мы должны остановить?!