И вручает меч бранноносной длани:
Хочет, да висит в царском чертоге;
Да хранится ввек на брегах Морвена
Память храбрых дел витязя балклутска.
Брань перестает; барды мир воспели;
Рать стеснилась вся около Картона.
На копья вожди в горести склонились,
Воле и словам внять его последним:
"Я исчез, о царь Морвена!
Средь цветущих дней и славы.
Чуждыя страны гробница
Восприемлет днесь остаток
Древня рода Рейтамира,
Горесть царствует в Балклуте;
Скорби осеняют Ратмо.
Воскреси ж мою ты память
На брегах шумящей Лоры,
Где мои витали предки.
Может быть, супруг Моины
Там оплачет гроб Картона".
Речь сия пронзила сердце Клесамора:
Слова не промолвив, он упал на сына.
Мрачно и безмолвно войско вкруг стояло.
Ночь пришла; багрова вверх луна восшедши,
Лишь лучом кровавым поле освещала.
Рать не шевелилась, как густа дубрава,
Коей верх спокойный дремлет над Гормалом;
В ночь, когда умолкнут ветры и долину
Темным покрывалом омрачает осень.
Три дни по Картоне мы струили слезы;
На четвертый вечер Клесамор скончался.
Оба почивают, милая Малвина!
В злачной сей долине близ скалы кремнистой
Бледно привиденье гроб их охраняет.
Там, когда луч солнца на скалу ударит,
Часто ловчий видит нежную Моину.
Там ее мы видим; но она, Малвина!
Не подобна нашим девам красотою;
И ее одежды сохраняют странность.
Все она уныла и уединенна.
Сам Фингал слезами гроб почтил Картона.
Повелел он бардам праздновать всегодно
В первы дни осенни день его кончины.
Барды не забыли повеленья царска,
И хвалу Картона часто воспевали:
"Кто тако грозен восстает
Из океана разъяренна;
И на утесист брег Морвена,
Как буря осени, течет?