26924.fb2
"К тебе я стремлюсь, о вождь могучих мужей! - отвечала она, вздыхая. К тебе я стремлюсь, вождь обильных пиров, опора бессильной длани. Король гулкозвучного острова Краки почитал меня солнечным лучом его племени. И часто холмы Кромалы отзывались на вздохи любви к несчастной Фейнасолис. Вождь Соры узрел мою красу и полюбил дочь Краки. Меч на бедре воина сверкал словно луч света. Но мрачно его чело, и бури в его душе. Я бежала прочь от него по зыбучим волнам, но вождь Соры меня преследует".
"Покойся под сенью щита моего, - сказал я, - покойся в мире, ясный луч! Угрюмый вождь Соры помчится вепять, если только десница Фингала не уступает его душе. В уединенной пещере я мог бы сокрыть тебя, дочь моря! Но Фингал не обратится вспять, ибо там, где грозит опасность, тешусь я в вихре копий". Я увидел слезы на ее ланитах. Я жалел красавицу Краки.
Но вот, как ужасный вал, вдалеке показался корабль свирепого Борбара. Его высокие мачты под снежными парусами склонялись над морем. Белые воды катились вдоль бортов. Гремел океан могучий. "Приди же, - молвил я, - с океана ревущего, о ты, наездник бури. Раздели пиршество в чертоге моем. Здесь приют чужеземцев". Трепеща, стояла дева рядом со мной. Он натянул свой лук - она упала. "Верна твоя рука, - сказал я, - но немощен был твой противник". Мы сразились, и нелегкой была та смертельная брань. Он полег под моим мечом. В два каменных гроба мы их положили, несчастных юных любовников.
Таков я был в юности, Оскар; будь же и ты, как Фингал в те годы. Никогда не ищи сражения, но если оно завяжется, не чурайся его. Филлан и темно-русый Оскар, вы, чада моего племени, неситесь по пустоши ветров ревущих, следите за сынами Лохлина. Я слышу вдали, как ревет их страх, словно бури гулкозвучной Коны. Спешите: да не умчатся они по волнам севера от меча моего. Ибо много вождей племени Эрина здесь полегло на мрачном ложе смерти. Повержены чада бури, сыны гулкозвучной Кромлы".
Понеслись герои, как две темные тучи, две темные тучи - колесницы духов, когда темные чада воздушные выходят страх наводить на дрожащих людей.
Вот тогда-то Гол,* сын Морни, восстал, как скала в ночи. Копье его блещет в звездных лучах, голос подобен реву потоков.
* Гол, сын Морни, был вождем племени, которое в течение долгого времени Спорило о первенстве с самим Фингалом. Наконец, оно было покорено, и Гол из противника превратился в лучшего друга Фингала и великого героя. Характером он несколько напоминает Аякса в Илиаде, героя более сильного, нежели искусного, в бою. Он очень дорожил военной славой и здесь требует, чтобы следующая битва досталась ему. Поэт искусно устраняет Фингала, чтобы его возвращение было еще великолепнее.
"Сын битвы, - воскликнул вождь, - о Фингал, владыка чаш! пусть барды многих песен усыпят сынов Эрина. Ты, Фингал, вложи в ножны свой меч смертоносный, а народ твой пусть сражается. Мы чахнем без славы, ибо один наш король сокрушает щиты. Когда утро взойдет на холмы, взирай издалека на подвиги наши. Да восчувствует Лохлин меч сына Морни, чтобы барды смогли воспеть и меня. Так повелося исстари в благородном роде Фингаловом. Так поступал и ты, король мечей, в битве копий".
"О сын Морни, - ответил Фингал, - я горжусь твоей славой. Сразись же, но только мое копье будет неподалеку, чтобы прийти на помощь тебе в опасности. Возвысьте, возвысьте свой глас, сыны песнопений, и усыпите меня. Здесь возляжет Фингал под ветром ночным. И если ты, Агандека, витаешь поблизости среди сынов отчизны твоей, если ты восседаешь на струях ветра, среди высоко оснащенных мачт Лохлина, приди ко мне в сновидениях,* дивная, и яви душе моей светлый свой лик".
Много голосов и много арф слились в стройном звучанье. Воспевали они благородство деяний Фингаловых и благородство племени героя. А иногда в любезных звуках слышалось имя Оссиана, ныне печального.
Часто я бился и часто победу одерживал в битвах копий. А ныне слепой, и скорбный, и беспомощный я скитаюсь с людьми ничтожными. Ныне, Фингал, я не вижу тебя с твоим воинственным племенем. Дикие лани пасутся на зеленой могиле могучего короля Морвена. Да будет благословенна душа твоя, властитель мечей, наиславнейший на холмах Коны!
* Поэт предваряет нас о сне Фингала, изложенном в следующей книге.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ ЧЕТВЕРТОЙ
Наступившая ночь прерывает развитие событий, и Оссиан, пользуясь этим, рассказывает о своих подвигах на озере Лего и о том, как он сватался к Эвиралин, которая затем стала матерью Оскара и умерла незадолго до похода Фингала в Ирландию. Ее тень является Оссиану и говорит ему, что Оскар, посланный в начале ночи следить за неприятелем, вступил в бой с передовым отрядом и враги уже почти одолели его. Оссиан выручает сына и сигналом тревоги оповещает Фингала о приближении Сварана. Король встает, собирает свое войско и, согласно обещанию, данному предыдущей ночью, поручает его водительству Гола, сына Морни, а сам, повелевая своим сынам проявить доблесть и защитить свой народ, удаляется на холм, чтобы следить оттуда за ходом битвы. Завязывается сражение; поэт повествует о великих подвигах Оскара. Но пока Оскар вместе с отцом одерживает верх на одном конце поля боя, на другом Гол, на которого напал сам Сваран, готов уже отступить, Фингал, желая ободрить его боевой песнью, посылает к нему своего барда Уллина, но, несмотря на это, Сваран побеждает, и Гол со своим войском вынужден отойти назад. Фингал сходит с холма и вновь сплачивает их. Сваран прекращает преследование, занимает возвышенность, приводит в порядок свои ряды и ожидает приближения Фингала, Король, воодушевив своих бойцов и отдав все необходимые приказания, возобновляет сражение. Кухулин, удалившийся с другом своим Конналом и бардом Карилом в пещеру Туры, заслышав шум, выходит на гребень холма, который господствует над полем брани, и видит оттуда Фингала, сражающегося с неприятелем. Он хочет присоединиться к Фингалу, который уже близок к полной победе, но Коннал удерживает его, и Кухулин посылает Карила поздравить героя с успехом.
Кто там поет, нисходя с горы, словно радуга над дождистой Леной? * Это дева, чей голос любовью звучит, белорукая дочь Тоскара. Часто слушала ты мою песнь и, прекрасная, проливала слезу. Пришла ль ты узнать о битвах своего народа и услыхать о деяниях Оскара? Когда перестану скорбеть я над потоками гулкозвучной Коны? Мои годы прошли в битвах, и старость омрачена горем.
* Ночь прервала развитие событий, и, пока Фингал спит, поэт повествует о своем сватовстве к Эвиралин, дочери Бранно. Этот вводный эпизод необходим
Дочь снежнорукая! я не был печален и слеп, я не был беспомощен и безутешен, когда Эвиралин любила меня. Эвиралин темно-русая, белогрудая любовь Кормака. Тысячи героев искали ее любви, тысячу отвергла дева. Она презрела сынов меча, ибо мил ее взору был Оссиан. для разъяснения некоторых мест поэмы, следующих ниже; в то же время он естественно связан с событиями, описанными в этой книге, которые, судя по всему, относятся к середине третьей ночи, считая от начала поэмы. Эта книга, как и многие другие сочинения Оссиана, обращена к прекрасной Мальвине, дочери Тоскара. Мальвина была влюблена в Оскара, а после смерти возлюбленного стала спутницей его отца.
Я отправился к черным зыбям Лего, посвататься к деве. Двенадцать из наших воинов были со мной, сыны многоводного Морвена. Мы пришли к Бранно, другу чужеземцев, Бранно в звенящей кольчуге. "Откуда, - спросил он, пришли вы, стальные десницы? Нелегко покорить вам деву, что отвергала синеглазых сынов Эрина. Но привет тебе, сын Фингала, счастлива дева, что тебя ожидает. Будь у меня двенадцать дочерей-красавиц, тебе бы достался выбор, питомец славы!" Тогда отворил он чертог темно-русой девы Эвиралин. Радость зажглась в наших сердцах под стальными доспехами, и мы восславили деву Бранно.
Явились на холме над нами бойцы величавого Кормака. Вместе с вождем их было восемь героев, и вересковая пустошь их оружием озарилась. Там стояли Колла и Дурра, многажды раненый, там могучие Тоскар и Таго; там победитель Фрестал, Дайро, счастливый в деяниях, и Дала, оплот битвы на тесном пути. Меч пламенел во длани Кормака и приятен был взор героя.
Восемь героев пришли с Оссианом: Уллин, бурный сын брани, великодушный Мулло, благородный, пригожий Скелаха, Оглан и гневный Сердал и Думарикан чело смерти. И зачем последним назван Огар, столь прославленный на холмах Ардвена?
Огар встретил сильного Далу лицом к лицу на поле героев. Битва вождей была словно вихрь на вспененных волнах океана. О кинжале вспомнил Огар, о любимом своем оружии. Девять раз он всадил его под ребра Далы. Жребий бурной битвы переменился. Трижды пробил я Кормаков щит, трижды сломал он свое копье. Увы, несчастный юный любовник, я отсек ему голову. Пятикратно потряс я ее за волосы. Бежали други Кормака.
Кто посмел бы сказать мне тогда, любезная дева,* когда я спорил в битве, что ныне, слепой, забытый, беспомощный, я буду скитаться в ночи? Лишь тот, кто крепчайшей броней обладал и непобедимой десницей.
* Поэт обращается к Мальвине, дочери Тоскара.
Но вот на угрюмой пустоши Лены смолкли согласные звуки.* Налетел порывами сильный ветер, и могучий дуб отряхнул листву вкруг меня. Об Эвиралин я думал, когда предстала она моему взору во всем сияньи своей красоты и голубые очи ее купались в слезах. Стоя на облаке, она молвила слабым голосом.
* Поэт возвращается к основному рассказу. Если попытаться определить время года, когда разворачивается действие поэмы, то, судя по описанию, я был бы "клонен отнести его к осени. Деревья осыпают листья и дуют переменные ветры; я то и другое соответствует этому времени года.
"О Оссиан, восстань и спаси моего сына. Спаси Оскара, вождя мужей; близ красного дуба, у потока Лубара, он бьется с сынами Лохлина". Вновь сокрылась она в небесах. Я облачился в броню. Я пошел, на копье опираясь, и звонко бряцали доспехи мои. Я пел, как привык в час опасности, песнь о героях старинных. Дальним громом она прислышалась воинам Лохлина.* Они побежали; мой сын устремился вослед.
* Оссиан внушает читателю высокое мнение о себе. Даже пение его устрашает неприятеля. Это напоминает то место в восемнадцатой песни Илиады, где голос Ахиллеса отгоняет испуганных троянцев от тела Патрокла.
Там он крикнул с раската; могучая вместе Паллада
Крик издала; и троян обуял неописанный ужас.
[Гомер. Илиада, XVIII, 217].
Я звал его, мой голос звучал, как поток отдаленный. "Сын мой, воротись по равнине Лены. Не преследуй дальше врага, хотя Оссиан идет за тобою". Он воротился, и звонким булатом Оскара мой слух услаждался. "Зачем удержал ты десницу мою, - спросил он, - прежде чем смерть не сокрыла их всех? Ибо свирепо и мрачно встречали они у ручья твоего сына с Филланом. Они ожидали угроз, сокрытых в ночи. Наши мечи укротили иных. Но как вихри ночи стремят океан на белые пески Моры, так мрачно наступали сыны Лохлина по шуршащему вереску Лены. Духи ночные вопияли вдали, и я зрел метеоры смерти. Дай разбудить мне короля Морвена, ибо он улыбкой встречает опасность и подобен солнцу небесному, что восходит в бурю".
Фингал уже восстал ото сна и опирался на щит Тренмора, темнобурый щит праотцев, который вздымали они в старину в битвах своего народа. Герою во сне представилась скорбная тень Агандеки; она явилась ему с путей океанских и, одинокая, тихо плыла над Леной. Бледен был ее лик, как туманы Кромлы, и на ланитах темнели слезы. Часто вздымала она смутную длань из-под своего покрова; покровом служили ей облака пустыни; она вздымала смутную длань над Фингалом и прочь обращала тихие очи.
"Зачем ты плачешь, дочь Старно? - спросил, вздыхая, Фингал. - Зачем так бледен твой лик, о дочь облаков?" Она унеслась по ветру Лены, оставив его в ночи. Скорбела она о сынах своего народа, кому было назначено пасть от десницы Фингаловой.
Герой восстал ото сна, но очами своей души еще видел ее. Зазвучали шаги подходившего Оскара. Король узрел серый щит на боку его, ибо тусклый рассветный луч зажегся уже над водами Уллина.
"Что творят супостаты в страхе своем? - спросил, вставая, король Морвена. - Бегут ли они сквозь океанскую пену или ждут брани булатной? Но зачем вопрошать Фингалу? Я слышу в раннем ветре их голоса. Беги же по вереску Лены, Оскар, и пробуди на брань сподвижников наших".
Король стоял у камня Лубара и трижды воззвал он гласом ужасным. Олень побежал от источников Кромлы, и на горах сотряслись утесы. Словно сто горных потоков, что ревут, шумно взметаясь и пенясь, словно тучи, что пред бурей сбираются на лазурном лике небес, так сходились сыны пустыни по ужасному зову Фингалову. Ибо радовал глас короля Морвена ратоборцев его земли: часто водил он их на брань и возвращался с добычею, отнятой у врага.
"Придите на битву, - сказал король, - вы, чада бури. Придите повергнуть тысячи. Сын Комхала увидит сраженье. На том холме взовьется мой меч и станет щитом моего народа. Но пусть вам не будет нужна его помощь, ратники, пока сражается сын Морни, вождь могучих мужей. Он мою битву возглавит, и да возвысится в песне слава его. О вы, духи почивших героев, вы, наездники вихрей Кромлы, примите радушно моих воителей павших и унесите их на холмы свои. И пусть вихорь с Лены их пронесет над моими морями, чтобы они являлись мне в тихих снах и услаждали душу в час отдыха.
Филлан и Оскар темно-русый! Рино прекрасный, подъемлющий острую сталь! отважно шествуйте в бой и смотрите на сына Морни. Да уподобятся в битве ваши мечи его булату; и смотрите на подвиги рук его. Защищайте друзей отца и вспоминайте вождей стародавних. Дети мои, я увижу вас, хотя бы и пали вы в Эрине. Скоро наши холодные,, бледные тени встретятся в облаке и полетят над холмами Коны".
И вот, словно темная, бурная туча, объятая алой небесной молнией и бегущая к западу прочь от рассветных лучей, удалился король холмов. Ужасно сверкают доспехи его и два копья в его длани. Седые власы развеваются по ветру. Часто оглядывается он на битву. Три барда сопутствуют сыну славы, чтобы веленья его переносить героям. Высоко на откосе Кромлы он сел, взмахнув зарницей меча, и по взмаху его мы двинулись.
Радость взыграла на лике Оскара. Алеют его ланиты. Очи источают слезы. Меч в его руке - луч огненный. Он подошел и, улыбаясь, сказал Оссиану. "О правитель булатной брани, отец мой, выслушай сына. Удались с могучим вождем Морвена, уступи мне славу Оссианову. И если паду я здесь, мой властитель, вспомяни ту снежную грудь, тот одинокий солнечный луч любви моей, белорукую дочь Тоскара. Алеют ланиты ееи мягкие кудри спадают на перси, когда, склонясь со скалы над потоком, вздыхает она об Оскаре. Скажи ей, что я вернулся на холмы свои, легколетный сын ветра, что отныне я в облаке встречу ее, любезную деву Тоскара".
"Воздвигни, Оскар, лучше ты мне воздвигни могильный холм. Я не хочу тебе уступить сраженье. Ибо первая в брани моя десница кровавая научит тебя сражаться. Но не забудь, мой сын, положить этот меч, этот лук и рог моего оленя в тот темный и тесный дом, что единым серым камнем будет отмечен. Оскар, нет у меня любимой, чтобы ее поручить усердию сына, ибо уж нет на свете милой Эвиралин, любезной дочери Бранно".
Так говорили мы, когда нас достиг громкозвучный глас Гола, умноженный ветром. Высоко взмахнул он отцовским мечом и ринулся, сея раны и смерть.
Как над пучиной бурлящие белые волны, ревя и вздымаясь, несутся, как утесы, тиной обросшие, встречают ревущие волны, так столкнулись и бились враги. Воин сошелся с воином, булат с булатом. Гремели щиты, падали люди. Словно сотня молотов над багряным сыном горнила, так взвились, так зазвенели мечи.
Гол налетел, как вихорь в Ардвене. Гибель героям несет его меч. Сваран подобен свирепому пламени в гулкозвучной пустоши Гормала. Как вложить мне в песнь гибель стольких копий? Мой меч высоко вздымался, пылая в кровавой сече. И ужасен был ты, Оскар, лучший мой, славнейший мой сын! Я ликовал в тайнике души, когда его меч пылал над сраженными. Опрометью неслись они по вереску Лены, и мы нагоняли и поражали их. Как камни, что скачут со скалы на скалу, как топоры в гулкозвучных лесах, как гром, чьи прерывистые раскаты зловеще несутся с холма на холм, так расточали удар за ударом и смерть за смертью Оскара длань * и моя.
* Оссиан не упускает случая, чтобы не сказать о доблестях своего любимого сына. Речь Оскара к отцу достойна героя; ей присущи и должное смирение перед родителем, и пыл, приличный юному воину. Вполне уместно, что Оссиан останавливается здесь на деяниях Оскара, поскольку прекрасная Мальвина, к которой обращена эта книга, была влюблена в героя.
Но Сваран окружает сына Морни, как мощь прилива - Инис-тор. Завидя это, король привстал на холме и к копью протянул свою длань. "Иди, Уллин, иди, мой бард престарелый, - начал король Морвена. - Напомни Голу, могучему в битве, напомни ему о предках. Подкрепи своей песнью хиреющий бой, ибо песнь оживляет битву". Пошел почтенный Уллин старческой поступью и вещал королю мечей.
"Сын вождя благородных коней! высоко скачущий копий властитель! * Десница могучая в грозных трудах войны! Закаленное сердце, вовеки не знавшее страха. Вождь изощренных орудий смерти. Рази супостата, чтобы вкруг темного Инис-тора не дерзали носиться белопарусные суда. Пусть десница твоя уподобится грому, очи - пламени, сердце - неколебимой скале. Пусть твой меч, вращаясь, станет ночным метеором и пусть твой щит, вздымаясь, станет пламенем смерти. Сын вождя благородных коней, рази супостата, круши его!" Сильно забилось сердце героя. Но Сваран вышел на битву. Щит Гола рассек он надвое, и сыны пустыни бежали.
* Военная песнь Уллина выделяется в поэме своею версификацией. Она ниспадает, как горный поток, и почти целиком состоит из эпитетов. Обычай воодушевлять воинов на битву импровизированными стихами дошел чуть ли не до нашего времени. Некоторые из таких военных песен сохранились, но большая их часть представляет собою набор эпитетов, лишенный красоты, гармонии и вообще каких бы то ни было поэтических достоинств.