Лилли начала догадываться о намерениях мисс Дэлглиш после того, как в понедельник утром на Мыс прибыли рабочие, которые врыли в землю четыре столба, протянули к Мысу провода от линии электропередачи, а к концу недели подсоединили дом к городской сети и поставили счетчик, чтобы Лилли знала, сколько нужно платить за электричество. Все это было сделано с ведома муниципалитета. О проводке позаботилась частная компания братьев Стак, которые, не спросив разрешения у Лилли (кстати, двери у Стьюбеков никогда не запирались), провели в комнаты свет и поставили на кухне трансформатор.
На следующей неделе плотник Парсон, опять-таки даже не спросив разрешения у Лилли, привез на грузовике брус и доски, настелил пол на кухне и покрыл его линолеумом, доставленным из магазина Купа. Неожиданно на Мысе появились табуретки, стол и буфет, затем две кровати, комод, кресло, кастрюли, сковородки, чайный и столовый сервизы, ножи, вилки, ложки, комплекты одеял, простыней, полотенец и умывальник с зеркалом. Почти каждый день, приходя с работы домой, Лилли обнаруживала все новые и новые подарки, которые с восхищением рассматривал Джекки; сама она принимала эту «манну небесную» с обычной сдержанностью.
Тем временем доктор Диксон перевез на своей машине из больницы миссис Стьюбек, и однажды вечером, спустившись на Мыс наколоть дров и посмотреть, как там идут дела, я увидел ее у печки в новом кресле. Я пришел на кухню за топором, но она не обратила на меня никакого внимания, даже когда я поздоровался. Миссис Стьюбек не повернула головы и в сторону Джекки, принесшего целое ведро пахты с маслозавода; она лишь с отсутствующим видом теребила желтую брошь, приколотую к платью у воротника, — Лилли вернула ее матери. Миссис Стьюбек то и дело жалобно постанывала; некогда загадочная и молчаливая, как и все женщины у Стьюбеков, она превратилась теперь в беспомощную больную с глазами, устремленными в пустоту.
— Вам плохо, миссис Стьюбек? — спросил я.
Она ничего не ответила, продолжая стонать и теребить брошь. Миссис Стьюбек совсем исхудала, но выглядела опрятно; на ней было новое платье, сшитое по фигуре. И туфли были новые, поэтому я подумал, что все это прислала пожилая леди. Обычно мать Лилли получала от сердобольных горожан лишь обноски.
И вот одним воскресным утром «мармон» мистера Мэлоуна доставил мисс Дэлглиш на Мыс, где она, по словам миссис Джонстон, дом которой стоял у железной дороги, а окна смотрели на жилище Стьюбеков, провела около получаса и уехала, забрав с собой Тилли.
Мы не ведали, о чем говорили мисс Дэлглиш и Лилли, лишь гораздо позднее я смог восстановить их беседу по записям в дневнике девушки. Важно, что Лилли в то время даже не догадывалась о том, чем были продиктованы поступки мисс Дэлглиш.
А объяснялось все довольно просто — мисс Дэлглиш вернулась из Европы, узнав, что дни ее сочтены.
Не только Лилли, но и никто в городе не подозревал о болезни пожилой леди, кроме ее врача, старого доктора Уоллеса, умевшего хранить тайны. Разумеется, близость смерти накладывала отпечаток на все, что делала мисс Дэлглиш, но в отношении Лилли она руководствовалась и другими, более сложными соображениями, Лилли по-прежнему ни о чем не знала. Поэтому ее разговор с мисс Дэлглиш был продолжением их старого запутанного спора.
В то воскресное утро мисс Дэлглиш без обиняков предложила Лилли:
— Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Дом для твоей матери и брата будет приведен в порядок, расходы на питание и уход за ними я беру на себя. Если понадобится посторонняя помощь, я дам денег, чтобы нанять кого-нибудь, только позаботься об этом сама. Но я не желаю, чтобы ты здесь оставалась. Возвращайся ко мне и попробуй возобновить занятия, постарайся закончить школу вместе с Дороти и Китом, ну а уж если не сумеешь, то в следующем году.
Хотя черная тетрадь многое проясняла, однако Лилли никогда подробно не записывала в ней, что говорила сама. С мисс Дэлглиш она обычно не спорила, пока речь не заходила о жизненно важных для нее вопросах. Да и тогда Лилли не опускалась до мелочей и возражала, если не могла согласиться, лаконично, но упрямо. На этот раз она, видимо, только сказала мисс Дэлглиш, что не вернется к ней.
— Ты же можешь найти сиделку для своей матери, — не отступала мисс Дэлглиш, — а брат твой вполне самостоятелен. Мне известно, что ты ходила по помойкам, Лилли, — продолжала она, — это скверно, ты сама понимаешь. Тебе не хватает денег, чтобы прокормить семью, разве я не права? Будет лучше, если ты переедешь ко мне и заживешь по-человечески.
— Мне и здесь хорошо. Ни менять что-либо, ни уходить отсюда я не собираюсь.
Мисс Дэлглиш попробовала поговорить с миссис Стьюбек, но та почти не слушала ее и лишь бормотала время от времени: «Да, госпожа», — потом переводила страдальческий взгляд на дочь и жалобно спрашивала:
— Ты нас не бросишь, Лилли?
— Нет, — всякий раз успокаивала ее девушка.
— Вы не понимаете меня, миссис Стьюбек, — убеждала мисс Дэлглиш. — Я и не хочу, чтобы Лилли забыла вас.
— Да, госпожа, — опять пробормотала миссис Стьюбек, и по ее щекам покатились крупные слезы.
Убедившись в тщетности уговоров, мисс Дэлглиш раздраженно повернулась к Лилли:
— Это уж слишком! Просто глупо!
— Ничего не поделаешь, — ответила девушка.
— Надеюсь, ты передумаешь. А пока я возьму Тилли. Где он?
— Зачем вам собака? — удивилась Лилли.
— Наша соседка, миссис Эндрюс, завела кошек, и миссис Питерс никак не может прогнать их из сада; Тилли мигом с этим справится.
— Он убежит от вас, — предупредила Лилли.
— Я его уговорю.
— Им теперь командует Джекки.
— Я куплю ему другую собаку.
Даже ради Джекки Лилли не хотела спорить с мисс Дэлглиш; она взяла старую веревку, которая служила поводком, и привязала ее к ошейнику Тилли. Джекки разговаривал во дворе с мистером Мэлоуном, который показывал ему свой «мармон».
— Куда вы ведете Тилли? — спросил Джекки у мисс Дэлглиш, когда она вышла из дома с песиком.
— Я куплю тебе другую собаку, — пообещала мисс Дэлглиш. — Тилли мне нужен.
— Но ведь он принадлежит Лилли, — возразил мальчик.
— Лилли разрешила мне взять его.
— Надолго? — не отступал Джекки.
Ничего не ответив, мисс Дэлглиш передала веревку мистеру Мэлоуну, и тот посадил собаку на переднее сиденье; удивительно, но Тилли охотно подчинился, словно его ожидала приятная прогулка. Тилли давно превратился в грязную собачонку со спутанной шерстью, он нетерпеливо прыгал в машине, точно возбужденный ребенок, который собрался на праздник со взрослыми.
Прощаясь, мисс Дэлглиш спросила о Дэвлине. Зачем он приходит сюда? Так ли уж это необходимо? Может, он легкомысленный человек?
— С Дэвлином все в порядке, — ответила Лилли.
— Я думала, ты умнее, — бросила гостья уже из автомобиля.
Более словоохотливый, нежели миссис Питерс, мистер Мэлоун рассказывал потом Дороти, что в дороге мисс Дэлглиш держалась с обычным достоинством, зато когда он открывал ворота, ему показалось, что глаза у нее заплаканы.
Если бы это было либретто, то теперь можно было бы почти предугадать, как проявит себя forza del destino[35] в следующем акте, по крайней мере, по отношению к Лилли, ибо неделю спустя старая экономка сообщила мисс Дэлглиш, что через месяц навсегда уедет из Сент-Элена. Миссис Питерс собиралась в Нуах, отстоявший на тридцать миль от нашего городка. Наступал конец ее многолетней службе у мисс Дэлглиш.
Причина была известна. Мистеру Питерсу, работавшему механиком у мистера Мэлоуна, предложили купить гараж в Нуахе, и, несмотря на возраст, он решил взять ссуду в местном банке и, добавив свои сбережения, купить гараж, если не для себя, то для сына, который пошел по стопам отца. Питерсы намеревались поселиться в комнатах над гаражом. Разумеется, их связи с Сент-Эленом обрывались, по крайней мере, для миссис Питерс. Она не могла пожертвовать интересами мужа и сына.
Миссис Питерс и мисс Дэлглиш настолько привыкли друг к другу, что казалось, их разлучит лишь смерть. Многие в городе ломали голову над тем, кто заменит экономку.
— У нас подходящей замены не найти, — сказала мама отцу за обедом, услышав, что мисс Дэлглиш остается без прислуги.
— Почему же? — удивился он.
— Не знаю, — ответила мама, — только не найти. Ведь миссис Питерс ни разу словом не обмолвилась о своей хозяйке. Молчала как рыба.
— Неужели у нас нет женщины, умеющей держать язык за зубами? — возразил отец.
— Такой скрытной да еще и работящей, как миссис Питерс, — нет. Она прямо была создана для службы у мисс Дэлглиш.
— Кто-нибудь да найдется, — не сдавался отец, и родители прекратили на этом спор, ведь никто из нас ничего не знал о планах мисс Дэлглиш.
У нее оставался еще месяц, чтобы подыскать себе прислугу, и несколько женщин в нашем городе желали получить освобождающееся место. Самой подходящей кандидатурой была овдовевшая миссис Смит, которая жила с незамужней дочерью. Она славилась своей чистоплотностью, никогда не сплетничала и считалась прекрасной матерью. Но миссис Смит была суетлива, а мисс Дэлглиш не переносила суеты. К пожилой леди охотно пошла бы и Эйми Лонгстрит — старая дева, долгие годы прослужившая компаньонкой у мисс Раунтри, которая владела тремя домами и прожила в одном из них до девяноста трех лет. Но Эйми трудно было представить рядом с мисс Дэлглиш. Длинная как жердь, с редкими, вечно растрепанными волосами, она всегда имела неряшливый вид, будто совсем забывала о себе в заботах о других. Еще две женщины метили в прислуги к пожилой леди, но они по той или иной причине тоже не подходили.
Дни летели за днями, и мисс Дэлглиш, казалось, перестала искать себе помощницу; теперь она жила почти затворницей, уже не выходила по субботам на прогулки, и ее редко видели в городе. Лилли продолжала работать в фотоателье, а миссис Питерс по-прежнему исчезала за воротами особняка в восемь утра и покидала его в половине пятого.
Наконец наступил день, когда миссис Питерс уехала из города, и было похоже, что мисс Дэлглиш решила отныне жить одна. Но на следующее утро ровно в восемь большие деревянные ворота открыла вместо миссис Питерс Лилли, которая оставалась в особняке до полудня, а потом ушла на Мыс. Через час она вернулась к мисс Дэлглиш и пробыла у нее до пяти вечера. Так продолжалось изо дня в день, и мы поняли, что Лилли стала новой экономкой пожилой леди. Неизвестно, как и где, но соглашение между ними было достигнуто.
Кое-что я узнал от Дороти, а кое-что рассказала сама Лилли, но по-настоящему все прояснили последующие события. Вопрос был решен чисто по-деловому. Мисс Дэлглиш обязалась платить Лилли три фунта в неделю (в два с лишним раза больше, чем девушка получала в фотоателье) и оставила попытки переселить ее к себе. Со своей стороны, Лилли взялась выполнять обязанности миссис Питерс, но выговорила для себя время, которое могло понадобиться для ухода за матерью, а также разрешение ненадолго покидать днем большой дом и ночевать на Мысу.
В конце концов мисс Дэлглиш и Лилли снова оказались вместе, но отныне на единственно возможном для девушки условии — мисс Дэлглиш платила ей, и плата была справедливой. Лилли согласилась на это, потому что тем самым обретала независимость. А ведь именно этого она и хотела. Однако, сама того не ведая, Лилли ухаживала теперь за двумя медленно умиравшими женщинами, которые нуждались в ней, ибо она всегда готова была противостоять любому злу, может быть, даже смерти.
Сила судьбы (ит.). Это выражение вошло в разные языки благодаря популярности оперы Верди (1861) на сюжет одноименной драмы А. Сааведры.