5419 год, последний месяц осени
Юг королевства Маркаун, Трангол
Прохладная утренняя дымка заволокла окна, лужайку у дома, липы, растущие у дороги и всю улицу. Далекое осеннее солнце было похоже на простой безжизненный круг, вырезанный из пожелтевшей бумаги. Легкий ветерок, подувший с севера, бодрил.
Дин зябко поежился, затворил калитку и отправился на работу. Снова. Как вчера, позавчера и еще три года подряд. Одна и та же дорога, одни и те же лица прохожих. Все одно и то же. Каждый новый день как предыдущий, а предыдущий почти стерся из памяти и слился с чередой однообразных недель, месяцев и лет.
Однако сегодня Дин пребывал в приподнятом настроении. То ли разгулявшаяся погода так действовала, то ли новая работа вдохновляла, парень так и не понял. Собственно, он и не пытался сегодня разобраться в своих чувствах, а просто наслаждался хорошим настроением. Когда еще доведется?
Парень широко зашагал по грязным колеям «Муравейника», зажал пальцами нос на улице Висельников, промчался вдоль старого парка и кладбища, и поднялся к храму Троих. Тут Дин привычно влился в толпу серых, понурых горожан и беспечно зашагал прямиком к фабрике.
Рядом с цехом, в котором работал парень, было тихо и малолюдно. Дин вошел внутрь. В цеху, кроме Оланда, никого больше не было. Наставник, услышав скрип входной двери, обернулся и бодро сказал:
— Хм! Рановато ты сегодня! Я сам только пришел, даже станок еще не смазывал.
— Ну, значит я как раз вовремя. С этого и начнем! — весело ответил парень.
— О! Я смотрю, тебе уже не терпится поработать?!
— Да нет… — смутился Дин. — Просто чем быстрее научусь, тем быстрее на новом станке начну работать.
— Не гони лошадей, а то у повозки колеса отвалятся! Дорога-то вся в рытвинах и выбоинах, — хитро прищурившись, ответил наставник.
Дин почесал в затылке и, молча, отправился переодеваться. Через пару минут парень уже был готов к работе.
— Ну, раз ты такой нетерпеливый, давай со смазки и начнем, — предложил Оланд.
Парень кивнул, и напарники приступили к работе. Наставник объяснял Дину все в мельчайших подробностях. Показал точную последовательность, в которой смазывались все узлы станка. Показал все детали механизма, рассказал, как они называются и за что отвечают. Велел запомнить точное количество передаточных шестерен и валов, в каком порядке они устанавливаются и как приводятся в действие.
Дин только и поспевал запоминать и следить за действиями Оланда. Парень даже не заметил, как цех заполнился рабочими, как время перевалило за полдень. Только когда наставник объявил о перерыве, Дин будто бы очнулся ото сна. Прямо тут, у станка, тяжело плюхнулся на кособокий стул и прикрыл глаза. Прислушался к ощущениям. В ушах появился противный писк, в голове зарождался тяжелый гул. В груди плескалась тягучая пустота. Но было и еще что-то. Какое-то давно забытое ощущение маячило на границе сознания. Нечто похожее на удовлетворение и… счастье.
Парень напрягся и попытался ухватить за хвост прыткое чувство. Наконец, когда ему это удалось, Дин с удивлением понял, что испытывает необъяснимую тягу и интерес к только что изученным механизмам. От этого и испытывает удовлетворение, и мимолетное счастье. Дин всем сердцем удивлялся этой гениальности и в то же время простоте сборки узлов станка. Это целый мир, целое царство, и, если знать, на что воздействовать, то всем этим можно легко управлять!
От размышлений Дина отвлекла боль, возникшая в голове где-то на самой дальней границе восприятия. Парень поднялся со стула, помассировал руки. Их снова жгло в районе кистей! Дин отмахнулся от этого назойливого ощущения и отправился на улицу подышать свежим воздухом. Там он прошелся вдоль глухой цеховой стены, вышел на широкую площадку, остановился. Прищурился, наслаждаясь лучами остывшего осеннего солнца.
— Дин, ну, как дела? Я смотрю, у вас с Оландом работа идет полным ходом? — раздался благодушный голос за спиной. Дин обернулся и увидел мастера Джима, несущего в цех какие-то инструменты.
— Да… стараемся… — растерянно ответил Дин.
— Это правильно, это хорошо. Ну а вообще как — нравится?
— Нравится. Мне вообще кажется, что механизмы — это мое.
— Давай-давай! В начале следующей недели станок уже будет у нас. Если такими темпами учиться будешь, то сразу за новый механизм и поставим тебя.
Дин кивнул.
— Ну, ладно, давайте работайте дальше, — бодро сказал Джим и побежал в цех. — Чем быстрее, тем лучше…
Парень постоял еще пару минут на улице и отправился в цех. Головная боль не прошла, а наоборот усилилась.
В помещении было душно. В носу и горле защипало от табачного дыма, густо вьющегося по всему цеху. Дин закашлялся, протер слезящиеся глаза и зашагал прямиком к станку. Оланда все еще не было на месте, и парень уселся обратно на стул в ожидании наставника. Вскоре тот вернулся с тюком старой шерсти.
— Сейчас материал второго сорта будем делать! — объявил Оланд.
— Это как? — не понял Дин.
— Некачественное сырье в прокат пустим.
— Это зачем… — смутился парень.
— Ну, пораскинь, пораскинь мозгами-то… Э-э-э-х! Кто ж тебе сразу нормальную шерсть катать доверит?! Потренируешься пока на этой, ее-то не жалко, а потом, если все нормально пойдет, будешь с нормальным материалом работать.
Дин кивнул.
— Ну, что? Сразу сам попробуешь? — спросил Оланд.
— Попробую! — ответил Дин.
Однако практика оказалась сложнее, чем теория. Поначалу парню было тяжело. Приходилось одновременно выполнять несколько дел: ровно опускать шерсть в горловину приемника, контролировать рычаги подачи, привода вала, включения элеватора и, непосредственно, самого прокатного вальца. Сложнее всего было сконцентрироваться и выполнять все операции своевременно, а, главное, в правильной последовательности.
Дин вскружился. В течение следующих двух часов он испортил полтюка шерсти, раскраснелся, взмок и еле-еле мог переводить дух.
— Ладно, ладно! Притормози немного! — Оланд старался перекричать шум станка. — Передохни чуток.
Дин остановил привод станка, выдохнул и тупо уставился на бесформенные пласты шерсти, вышедшие из механизма.
— Ну, перевел дух? Пошли, — сказал наставник и куда-то быстро зашагал. Дин устало поплелся следом.
Оказалось, что Оланд снова шел на склад. Там он взял теперь уже два тюка испорченной шерсти. Один отдал парню, второй потащил сам.
— Теперь смотри и запоминай, что буду делать я! — сказал Оланд. Дин стал наблюдать.
Наставник действовал уверенно и умело. Раз — и он аккуратно подал шерсть, два — и он уже у рычага, взмах рукой — и завращался привод. Снова отточенное движение — и новая порция шерсти ушла в приемник. За следующие полчаса Оланд не сделал ни одного лишнего действия. Он не вспотел, не покраснел и не запыхался. Каждый лист материала, вышедший из станка, был идеально ровным. Хоть сейчас иди да продавай!
Дин с завистью наблюдал за Оландом. Однако завидовал парень белой завистью. Он от всей души восхищался мастерством и дисциплинированностью наставника, искренне удивлялся его лисьей ловкости.
— Пойми, — сказал Оланд, закончив работу. — Тут главное почувствовать. Это как в трактире у Петрина: слышишь музыку, чувствуешь ритм и пляшешь в такт. То же самое. Почувствуй механизм, и работа сама пойдет. Попробуй еще раз!
Дин снова приступил к работе. До самого вечера он не отвлекался и ни на что не обращал внимания. Только когда цех почти совсем опустел, к парню подошел Оланд. Хмыкнул, придирчиво осмотрел новые пласты шерсти. Сделал неутешительный вывод:
— Уже лучше, но все равно не то!
— Так может еще заход? — с энтузиазмом спросил Дин.
— Какой заход? Вечер уже на дворе! Смеркается. Собирайся домой, а завтра продолжим.
Дин глянул в мутное цеховое окно. И правда — темнеет. Парень переоделся, попрощался с наставником и заторопился домой.
Парень то шел быстрым шагом, то срывался на легкий бег. В такое позднее время на улицах Трангола лучше не задерживаться. По крайней мере, простому законопослушному человеку. Да и домашние дела никто не отменял. Мать давно уже вернулась с работы и, наверное, сбилась с ног, хлопоча по дому.
Дин мчался во весь дух, забыв об усталости. Миновал старое кладбище и стремительно вылетел к парку. Тут парень притормозил, а потом и вовсе пошел медленно, стараясь как можно меньше шуметь. А то мало ли…
Однако в парке было тихо. Очень тихо. На улице Висельников весь народ тоже будто бы вымер. Безмолвная тень упала и на «Муравейник». Парень неслышно подбежал к своему дому, беззвучно прошмыгнул в калитку, отворил незапертую дверь и… замер на пороге. Что-то было не так!
Дин, бесшумно шагнул в коридор, тихо прикрыл дверь за собой, прислушался. Ничего. Тогда он на цыпочках двинулся дальше. В кухне тоже пусто. В небольшой гостиной вообще света нет. Парень двинулся к своей комнате, но там дверь оказалась закрыта, а за ней ничего не слышно. Дин снова замер, прислушался. Из дальней родительской спальни донесся шорох и тихий, до боли знакомый звук, похожий на… птичий клекот.
Парень оцепенел. Внутри все задрожало. Ноги ослабли и предательски подгибались, руки вмиг стали влажными, затряслись, похолодели. Однако Дин тут же одернул себя, собрался и тихо двинулся вперед.
Дверь в родительскую спальню оказалась прикрыта не плотно, и из-под нее пробивался тусклый свет. Парень осторожно взялся за дверную ручку, резко дернул ее на себя и… Увиденное шокировало Дина и смутило. Он хотел было закрыть дверь обратно, но впал в такой ступор, что не мог даже пошевелиться.
У дальней стены на старой кровати лежала полуголая мать, а над ней нависала сгорбленная и скособоченная фигура отца. Да, это был именно он. Его одежда, его крепкая мускулистая спина, его черная густая шевелюра.
— Мам, что происходит? — дрожащим голосом спросил Дин.
В ответ тишина. Ни мать, ни отец ничего не ответили. Тогда Дин, дав петуха, снова спросил:
— Мам…
Отец стремительно повернулся. Булькнул, резко склонил голову на бок. Раскрыл в безумном оскале окровавленный рот, с интересом уставился на сына.
Дин вздрогнул, в голове помутнело. Парень узнал эти глаза. Отец смотрел на него черными, лишенными зрачков, бездонными буркалами. Точно такими же, какими смотрел одержимый демоном купец.
— Пап… пап, нет! — пролепетал парень.
Одержимый демоном хищно осклабился, шагнул к Дину, замер. Теперь, когда «отец» сместился чуть в сторону, парень смог во всех подробностях разглядеть мать, а точнее ее окровавленное бездыханное тело. В груди, в районе сердца, зияла рваная рана, откуда все еще вытекала кровь. Кровью была залита и кровать, и пол рядом с ней.
Дин закричал что есть силы. Заголосил так, что задрало горло, перехватило дух. Когда воздух покинул легкие, парень затих. Раскрыл рот в новом, уже беззвучном крике. Пошатнулся, чуть не упал, но на ногах все же удержался.
Одержимый утробно зарычал, резко припал к полу и бросился на Дина. Парень отшатнулся, зажмурился в диком ужасе и инстинктивно прикрылся руками. Полыхнуло. Оглушительно громко бухнуло. Затрещало, заскрежетало, загрохотало!
Даже сквозь прикрытие веки яркий белый огонь ослепил парня. Нестерпимо жаркая волна раскаленного воздуха обдала лицо Дина, взъерошила волосы, опрокинула на пол. Совсем рядом упало что-то очень увесистое. Парень, не открывая глаз, перекатился в сторону, больно ударился плечом обо что-то. Замер.
Стих грохот вокруг. Пропали вообще все звуки. Дин открыл глаза, судорожно вдохнул и закашлялся. Густая белая пыль, плотным облаком висевшая в комнате, забивала глаза, рот и нос. Мешала разглядеть хоть что-то. Парень несколько раз чихнул, тяжело поднялся на ноги, стряхнул с ладоней белое магическое пламя и принялся разгонять пыльную взвесь руками. Однако холодный ветер, неизвестно откуда взявшийся в помещении, справился с этим намного быстрее. Уже через несколько мгновений пыль развеялась.
Дин потрясенно раскрыл рот, остолбенел. Родительская комната перестала существовать. Вся мебель была раскурочена. Заднюю и боковую стену дома разметало по округе, так же как и часть высокой крыши. Обломки досок и стеновых бревен беспорядочно валялись у дома, за соседским забором, на давно опустевших грядках.
Пол и потолок, земля и небо поменялись местами. Дин все-таки не удержался на ногах. Колючая тьма накрыла его с головой, заволокла глаза. Однако кое-как парень встал, поплелся вперед, к огромному пролому. Снова упал, разбив локти и колени. Не найдя в себе больше сил — просто пополз. Туда, где не так давно была кровать.
Тело матери он нашел все на том же месте. Оно изломанной куклой лежало под огромным бревном.
— Ма-а-ам… ты… ты…! — Дин прижался к бездыханному телу, трясущимися руками стал гладить материны волосы, такие смешные ямочки на посеревших щеках. Но тщетно: женщина давно была мертва.
Дин размазал по щекам обжигающие слезы и пополз дальше. У самого края разрушенной стены он нашел тело отца. Оно было практически невредимым, только на груди темнел багряным пятном страшный ожог. Парень приложил ладонь к ране. Под ребрами уже не билось сердце, не вздымалась грудь в такт дыханью.
Внезапно Дин почувствовал, как пальцы ожгло холодом. Он поспешно отдернул руку от уродливого ожога. В то же мгновение из раны вырвалась тонкая струйка матово-черного дыма, потянулась ввысь. С каждой секундой струя эта становилась все жирнее и жирнее, и вот уже превратилась в большое мерзкое облако, внутри которого в отвратительном танце извивалась самая настоящая Тьма. Она то и дело выстреливала в разные стороны грязными, маслянистыми сгустками, похожими на щупальца. Еще через мгновение облако снова пришло в движение, стало стремительно меняться. Приобрело неясный контур, потом трансформировалось в размытый силуэт и, наконец, превратилось в уродливого прозрачного демона.
Демоническая сущность содрогалась от боли. Она корчилась, извивалась, постанывала. Внезапно сущность оглушительно заверещала, дернулась и развеялась по ветру.
От страха Дин забыл как дышать. Прошло еще несколько секунд после исчезновения демона, и только тогда парень принялся жадно глотать горький воздух. Дин отдышался и снова прикоснулся к трупу отца. Руки ходили ходуном и ничего не чувствовали. Однако парень продолжал бессмысленно ощупывать тело отца, тормошить его, трясти за поникшие плечи в надежде на то, что отец все-таки очнется.
— Пап… нет… пап, что… что я наделал?! — причитал Дин. Он посмотрел на свои руки. По пальцам то и дело пробегали сполохи бледного магического огня, а на запястьях вспыхивали синеватые искорки. Парень до сих пор слабо верил во все произошедшее.
Налетел резкий порыв студеного осеннего ветра. Он развеял запах смерти, витавший вокруг, и умчался так же стремительно, унося с собой две новые жизни. Дин завалился на спину. Только сейчас он полностью осознал случившееся. Он потерял отца и мать…
Он собственноручно их убил!!!
Дин зарыдал. Беззвучно. Сил на крик не осталось, и парень мог только плакать и трястись от безысходности и тупой, жгучей боли, раздирающей грудь. Просто плакать… Сжимать кулаки в бессильной злобе… Беспомощно сучить ногами…
Всхлип.
Он убил их!
Если бы он не согласился на эту долбаную работу, то пришел бы домой намного раньше и смог спасти мать.
И все-таки он убил их!!
Тихий всхлип.
А если бы он пришел домой рано? Смог бы спасти мать. Но отца, одержимого демоном, пришлось бы все равно убивать.
В итоге он убил их обоих!!! Он убил их пробудившейся в нем магией…
Сил не осталось. Дин не мог уже даже плакать. Он задыхался. Еле-еле проглотил неприятный, колючий ком, забивший горло, прокашлялся. Закричал. И в этот крик он вложил всего себя.
В окнах соседних домов забрезжил свет. Дин, наконец, поднялся на ноги, осмотрелся. Из окна ближайшего дома выглядывала соседка Мирта. Она с ужасом наблюдала за всем происходящим. Дин хмуро уставился на девушку, и та быстро скрылась за занавеской.
Где-то вдалеке залаяли собаки. На соседней улице испуганно гомонили люди.
Дин тяжело вздохнул, задрал голову и уставился на небо. А оно безразлично уставилось на парня. Только холодные, бесстрастные звезды подмигивали как бы говоря: «Готовься. Это только начало!».
Дин вытер слезы, собрал последние силы и бросился прочь из разрушенного дома. Он точно знал, что теперь его будут искать и не дадут спокойно жить.