Он медленно шагал вдоль небольшой улочки, идущей вглубь квартала одноэтажных, и реже, двухэтажных домов. По обе стороны улочки гудели торгующие многочисленными товарами, небольшие магазинчики. Тут же, между ними, выдвигаясь столиками на тротуары, под сенью зеленых кипарисов, прятались обязательные для Дамаска кофейни.
— Почти также, как в Пешаваре, правда вместо кофе, там чай, — улыбнулся про себя Фил, бросая в их стороны взгляды.
Багровое солнце медленно опускалось к горизонту. Зная не понаслышке, что в странах Востока ночь наступает сразу с закатом солнца, Фил развернулся, и быстрым шагом направился в сторону отеля. За ним, словно тени, скользнули две одетые в темные одежды фигуры.
Получив из рук приторно улыбающегося портье ключи, он медленно поднялся в номер.
Не нужно быть сотрудником разведки или контрразведки, чтобы понять, что в его отсутствие кто-то копался в его вещах. Его дорожная сумка подверглась осмотру, и довольно таки грубо. Ему явно давали понять, что он находится под «колпаком».
— Ну и хрен с ними, каждый занимается своим делом, — хмыкнул он, бросая взгляд на лежащую на кровати, там, где он ее и оставлял, дорожную сумку. Единственно, что было не так, — был приоткрыт клапан бокового кармана, тогда как он его закрывал полностью.
Приняв душ и сменив одежду, решил спуститься в ресторан чтобы поужинать. В большом зале было много свободных мест. Вкусно пахло острыми соусами, вином, кофе и сигарным дымом.
Под огромными ветвистыми листьями декоративной пальмы виднелся свободный столик. Не успел опуститься на стул, как сразу появился официант, предложивший широкий выбор напитков и закусок.
Выпил маленькую рюмку коньяка и сразу приступил к поглощению мясного блюда, чем-то похожего на известный ему люля-кебаб. Настроение поднялось и он уже совсем другими глазами смотрел на посетителей ресторана. Ему импонировала царящая в ресторане располагающая к отдыху атмосфера. С небольшой эстрады лилась мягкая восточная мелодия.
Примерно через час он подозвал официанта. Расплатившись, он какое-то время продолжал сидеть. Ему не хотелось покидать ресторан с его спокойной умиротворяющей обстановкой, — всем, что иногда так не хватает для обыкновенного отдыха человеку. Однако, дело есть дело. Ему еще раз необходимо было тщательно изучить оставленные для него Сантини, проспекты.
Покидая ресторан он и не думал «проверяться». Было и так ясно, что за ним продолжают «работать» местные спецслужбы.
Поднявшись в номер, он взял проспекты и удобно устроившись в кресле, приступил к их изучению.
— Дамаск, — важный транзитный центр, через который проходит основная масса грузов из Ливана и Иордании, — читал он.
— В столице находятся правительственные учреждения, редакции ведущих газет и журналов. В ней сконцентрированы научные и учебные заведения. Далее шло подробное их перечисление.
Ни одного военно-учебного заведения в проспекте он не обнаружил.
— Понятно, — усмехнулся он, цензура не пропустила.
Он прекрасно помнил их по учебным пособиям, там, в Штатах, помнил и фотоснимки районов города, где размещены эти учебные заведения, и их самих. В принципе, они его и не интересовали. Появись он там, тогда наружное наблюдение вообще не отстанет от него ни на шаг.
— Так, — оживился он, — вот здесь пожалуй стоит все просмотреть поподробнее. Перед ним были красочные снимки музеев.
— Ага, — а вот и национальный, — продолжал читать он. — В нем собраны экспонаты сирийской культуры многих эпох…. Так, а это музей быта и военный музей… Из архитектурных памятников Фила поразила мечеть Омейядов, построенная еще в 705–715 г.г. В ней, как указано в проспекте, одновременно могут молиться шесть тысяч верующих, а по праздникам там собирается около тринадцати тысяч человек. Следующей в проспекте шла вторая по своей значимости, мечеть Сулеймания, или, как еще ее называют, — дервишский монастырь…
Остановившись именно на музеях и старой части города, где всегда бывает много туристов, Фил поднялся с кресла, и стал проверять готовность к работе своего фотоаппарата..
Его работу прервал резкий телефонный звонок.
— Фил, — до него донесся глуховатый мужской голос. — Это я, Сантини.
— Слушаю, мистер Сантини, — ответил Фил.
— Я очень сожалею, Фил, но девушка, которая должна была завтра тебя сопровождать, неожиданно заболела, и замены ей у нас к сожалению нет.
Фил промолчал, обдумывая эту неожиданную новость.
— Твои предложения, Фил, — донеслось до него.
— Попробую справиться сам, — коротко ответил тот, и раздражении бросил трубку.
— Вот сволочь, — выругался он, и как был в спортивном костюме, так бросился в нем на постель. — Все, как в пословице: «…кошка бросила котят…»
Перебирая в памяти события прошедшего дня, и ища выход из создавшегося положения, незаметно для себя он задремал. Сон приснившийся ему был странен. Перед ним, почему-то, крутились в огромных тюрбанах два араба, которые показывали ему языки. Они то приближались к нему, то удалялись, превращаясь в расплывчатые пятна. И вдруг, из одного из этих пятен появляется Джулия, которая призывно машет ему рукой. Он пытается поймать ее за руку, но вместо нее он снова видит двух арабов, которые крутят перед собой деревянные трещотки, треск которых сверлом ввинчивается в его мозг.
Очнулся Фил в холодном поту. На столике не переставая трещал телефон.
— Да! — схватил он трубку.
— Филипп, ты спишь? — услышал он тихий женский голос.
— Джулия! Ты!? — обрадовано закричал он вскакивая с кровати.
— Выходи, я жду в холле, — снова голос Джулии и сразу короткие гудки.
Одевшись со скоростью, с какой одевался по тревоге в учебном подразделении, Филипп спустился в холл. Отдав ключ портье, осмотрелся. Чуть в стороне от двери, стояла Джулия.
— Ты мне снилась, — подошел он к ней улыбаясь.
— Идем! Идем! — она подхватила Филиппа под руку и потащила к выходу.
— Я должна показать тебе ночной Дамаск, — улыбалась она. — Не видеть ночного Дамаска, значит, ничего не видеть.
Город, построенный главным образом из белого известняка, при свете луны был сказочен. Луна светила так, что можно было видеть каждую складочку горы, которая словно ожерелье опоясывала город.
— Ну что скажешь? — посмотрела она на него сверкающим взглядом, — в такую ночь грешно спать…
И они, казалось, забыв обо всем, взявшись за руки, погрузились в вечернюю улицу с ее пестрой толпой, с горящими взглядами из-под прозрачных вуалей арабских девушек, огнями кофеен, в которых играли в нарды почтенного возраста арабы. Пестрая толчея в лавках, на арабском базаре, в дорогих магазинах еврейских фирм, в маленьких лавчонках, торгующих всем, были бы деньги…
Он проснулся оттого, что кто-то ласково перебирал его волосы. В комнате освещенной первыми лучами выплывающего из-за гор солнца, звучала льющаяся из радиоприемника легкая музыка.
— Пора вставать, дорогой, прошептала, наклонившись к его лицу Джулия. Хотя она и улыбалась, в ее глазах Фил заметил напряженность, а возможно даже тревогу. Словно поняв, что Филипп что-то прочитал в ее глазах, Джулия вдруг резко отпрянула и поднялась с постели. Поправляя волосы, она стояла так, чтобы он мог любоваться ее прекрасной загорелой спиной.
Когда Фил вышел из ванной комнаты, Джулия была уже одета.
— Мы обо всем, дорогой, забыли, — подойдя к нему, улыбнулась она, касаясь рукой его еще влажной волосатой груди.
Филипп осторожно привлек ее к себе. От нее исходило, что-то особенное и желанное, отчего он снова начал терять голову.
— Тихо, тихо, — смеясь отстранилась она от него. — У нас еще будет время. А сейчас быстро одевайся. Через сорок минут будет подан туристический автобус. А нам еще нужно успеть позавтракать.
И уже через десять минут, Фил в легкой рубашке, бейсболке, светлых брюках и с фотоаппаратом на шее, сидел с Джулией в ресторане.
Громадный туристический автобус ехал по давно отработанному маршруту. Разноцветная толпа туристов бурлила. Фил фотографировал и фотографировал. С Джулией и без нее. Наконец, все музеи остались позади. Вместо них перед изумленным взором туристов, из-за древней крепостной стены, появился старый город, — старый древний Дамаск, с его центральным базаром, с толпами людей нескончаемым потоком идущим по его рядам. Не смотря на традиционно яркий солнечный день, лучи солнца с большим трудом пробивались сквозь частые переплеты стеклянных крыш этого поистине громадного рынка. Пестрота красок выставленных для продажи фруктов и овощей, блеск металлической посуды и сверкание женских украшений, — затмевало все человеческое воображение…