И он не ошибся в своих предположениях. Именно на перевале Саланг и произойдет страшная трагедия, — когда будет разгромлена колонна с топливом, боеприпасами, медикаментами и продовольствием, которые так ожидали советские и правительственные войска.
И что обидно, что разведки и КГБ и ГРУ своевременно проинформировали Центр о предстоящем нападении моджахедов на колонну. Но увы, информация почему-то была проигнорирована. Почему? Об этом знают только те, кто принимал по ней определенное решение…
А что мог сделать он, Филипп? Да ничего. Его связник находился в Пешаваре… И все же информация в Центр ушла. И ушла отсюда, почти из штаб-квартиры Ахмад Шаха. Но об этом Филипп знать не мог.
После обеда Филипп со Смитом выйдя из хижины, в изумлении остановились. Перед ними была панорама величественных хребтов Гиндукуша.
— Генри, — после недолгого молчания подал голос Филипп, — ты даже не представляешь, где мы сейчас находимся. Мы находимся в Восточном Гиндукуше. Именно здесь находится самая высокая точка Афганистана, — гора Наушек. Высота ее семь с половиной тысяч метров над уровнем моря. Восточный Гиндукуш соединяется с Западным многочисленными перевалами. Именно через такой перевал мы сюда и попали. Все они находятся на высоте не менее трех тысяч метров. Зимой эти перевалы, естественно, непреодолимы. Вот поэтому афганцы и попросили русских оказать помочь пробить через перевал тоннель и построить автомобильную трассу…
— А в благодарность, русских сейчас бьют, — усмехнулся Смит прервав Филиппа.
— Ну это уже другой разговор, Генри, — нахмурился тот, и надолго замолчал.
Кишлак, который оказал им гостеприимство, жил своей жизнью. На горных проплешинах паслись козы, дымились домашние тендиры, — своеобразные мини пекарни, где готовится для семьи хлеб. То тут, то там, на небольших полях, расположенных у самого подножия гор, копошились дехкане. Так в Средней и Центральной Азии назывались крестьяне.
Рано утром в их хижине появился рослый моджахед. Он сообщил, что по приказу шейха Исмаила будет сопровождать гостей туда, откуда они могут видеть, как воины Аллаха будут уничтожать неверных.
Шли несколько часов. Чем выше отряд продвигался в горы, тем тяжелее было идти. Погода была скверная, и все, и моджахеды, и их гости, были закутаны в шерстяные чадары. Привал был объявлен на небольшой площадке среди замшелых валунов. С нее открывалась величественная панорама дымящихся туманом хребтов Гиндукуша. А там, далеко внизу, под редкими облаками, проглядывала живописная долина. К ней, по многочисленным серпантинам, словно вьющаяся змея, спускалась автомобильная трасса. Она то появлялась, то снова пропадала среди сереющих скал, чтобы потом неожиданно появиться на их же трассах. Вот она выныривает из-под нависающей над ней скалы, и сразу пропадает в черном провале тоннеля.
Сопровождавший моджахед протянул Филиппу бинокль. Подняв его к глазам он четко, словно рядом, видит выползающую из тоннеля грязную ленту крытых брезентом грузовиков, которая, пройдя пару километров, натыкается на остановившуюся впереди колонну «наливашек», именно так, в Афганистане советские солдаты называли бензовозы.
— Боже, — ужаснулся про себя Фил, передавая бинокль Смиту. Он представлял, что сейчас произойдет…
Однако, вопреки его ужасающим прогнозам, колонну никто не расстреливал. Быстро сгустились сумерки, и наступила ночь. До самого рассвета стояла тишина, и только изредка, из ущелья, в котором на прилепившихся к скалам серпантине стояли колонны грузовиков, доносилось глухое урчание.
И вот, рассвет. К дремавшим «американцам», так моджахеды про себя называли Джексона и Смита, подошел их сопровождающий. Показав на часы, он молча махнул рукой в сторону ущелья.
Резкий сухой грохот безоткатных горных орудий, раздавшийся откуда-то сверху, оглушил их. Там, внизу, где стояли колонны, происходила что-то страшное. Было видно, как задвигались машины, как заметались между ними фигурки людей. Вот в голове колонны вспыхнули объятые пламенем две-три машины, и черные клубы дыма от горевшей соляры, поплыли над колонной. Неожиданно перед самым входом в тоннель вырастает огромный огненный шар, и почти сразу раскатывается страшный грохот..
— Все, — констатировал про себя Филипп, — ловушка захлопнулась, и сейчас начнется хладнокровное уничтожение колонны.
— Рядом стоял потрясенный Генри Смит. Он не мог вымолвить и слова, а только продолжал открытыми от ужаса глазами смотреть туда, вниз, где на его глазах гибли люди.
— Фил, надеясь на появление «вертушек» прикрытия, бросал нетерпеливые взгляды в сторону ущелья. Однако горизонт был чист…
Уже почти полностью рассвело. Не успел он повернуться к моджахеду, чтобы попросить бинокль, как почти перед рядом со свистом прошелестел НУРС. Сначала один, другой, потом третий… Поздно, но «вертушки» все же прилетели.
Какое моджахедов настигло возмездие, они узнали только на следующий день.
Был уничтожен почти весь отряд, который принимал непосредственное участие в разгроме советской колонны.
Исмаилу, которому, в присутствии гостей доложили о разгроме колонны и потерях моджахедов, философски заметил:
— На войне, как на войне.
А вечером, находясь с Филиппом в хижине, и бесцельно рассматривая при свете керосиновой лампы ее потолок, Смит неожиданно, словно рассуждая с самим с собой, произнес:
— Я родился в то время, когда Советы были нашими, с вами, союзниками в войне против Гитлера, и знаю, что основную тяжесть в ней, вынесли они. И только благодаря Советам эту войну Германия проиграла. В Корее они с вами, американцами, были уже по разные стороны баррикады. И судя по конфиденциальным данным, с которыми мне довелось ознакомиться, русские тогда вам крепко «влупили«…Ничего не попишешь, летчики у них что надо. В этом мы с вами, Фил, сегодня лично убедились. От ракет русских от моджахедов летели только перья… Во Вьетнаме, русские также вас, американцев, пощипали. Но здесь, в Афганистане, я им сочувствую… Они, или разучились воевать, или командование у них ни к черту не годное… Как ты думаешь, Фил? Однако тот, погруженный в собственные мысли, молчал.
— Молчите? — усмехнулся Смит, — укладываясь в свою постель. — А я никак не могу понять, как такую огромную колонну, можно вести по территории контролируемой моджахедами, одну, без прикрытия? Что это? Русское «авось», или обыкновенное предательство?..
Филипп продолжал молчать. На этот раз их мысли совпали. Он тоже сейчас думал об этом.
Сна не было. Набросив чадар на плечи он вышел из хижины. Остановившись недалеко от входа, он полной грудью вбирал в себя чистый горный воздух. Все еще находясь под впечатлением страшной трагедии, он не замечал ни девственности окутавшей его ночи, ни огромных звезд, усыпавших над головой все небо.
Он не удивился, когда рядом появился Смит. Смит нравился Филиппу, просто, как человек. Возможно он мог стать ему даже другом, кто знает…
— Не спится? — почувствовал он мягкое прикосновение руки Смита к своему плечу, — мне тоже… Какая ночь! — воскликнул он. — Только на Востоке и можно увидеть такие ночи, такие огромные звезды!
— Да, ты прав, — неожиданно для себя бодрым голосом ответил Филипп. Хандры, которая начала было окутывать его, как не бывало. Снова появились трезвость мысли, жажда деятельности. И хотя все пережитое за последние сутки осталось где-то там, он знал, что память такая «штука», что и через десять, двадцать лет, нет-нет, да и снова появятся перед глазами картинки прошлого, всплывет и эта, увиденная им трагедия. Он снова увидит шарахающиеся от разрывов снарядов и кричащих что-то в отчаянии фигурки людей. Снова будет слышать автоматные и пулеметные очереди, и выбухи разрывов…
На следующий день Филиппа одного пригласили к уже знакомому ему Исмаилу. Однако сопроводили не в его хижину, а в другую. И встретил его там, не Исмаил, а хорошо ему известный полевой командир Сулейман.
На столе, к которому тот его пригласил, стояли два традиционных фаянсовых чайника с зеленым чаем, две пиалы и блюдце с наколотым кусковым сахаром, и блюдо с пловом.
Сулейман сразу перешел к делу:
— Мистер Джексон, я получил распоряжение сопроводить вас в Кабул. Почему именно я, спросите вы, отвечу: во-первых мне также как и вам, необходимо побывать в Кабуле. Распоряжение пришло из Пешавара. Как мне объяснил, известный вам шейх Исмаил, — ваши руководители попросили дать вам хорошего проводника. До Кабула веду вас я, а там, как мне объяснили, вас встретят. Кто, и с какой целью, известно только вам.
— Вот в принципе и все, зачем я вас пригласил, мистер Джексон. А теперь давайте приступим к чаепитию, — Сулейман потянулся к чайнику.
— Разговор вел в основном он. Рассказывал о Кабуле, новом и старом микрорайонах, Майванде, и так подробно, что у Фила даже промелькнула мысль, а не делается ли это специально. Но, посчитав все это бредом, тут же ее отбросил.
Время за этой непринужденной беседой пролетело незаметно. Когда, наконец, Сулейман взглянув на часы и сказал время, — 16.25, оказалось, что беседуют они уже более двух часов.
В заключение он похвалил Фила, что тот отпустил бороду, благодаря которой и национальной одежде в которую облачен, его невозможно отличить от обыкновенного афганца. Предупредил, когда выходят, и добавил, что для безопасности, они должны сделать крюк, — сначала посетить Джелалабад, а уже оттуда, в Кабул.
После двухчасового перехода, караван-баши объявил привал. Именно здесь их должен забрать грузовик.
Филипп опустился на камень, и достав сигареты, закурил. Он задумчиво смотрел на окружавшие его голые камни, скалы, с торчащими вокруг них полуголыми веточками, неизвестного ему кустарника. Он думал, что наконец-то, через столько лет, может встретить в Кабуле своих соотечественников. Сможет услышать их неповторимый матерный говорок, почувствовать терпкий запах солдатского пота.
С наслаждением выпуская дым, проверил спрятанные во внутреннем кармане безрукавки документы, удостоверяющие, что он житель Джелалабада Мустафа Гани, следует в Кабул к дяде, проживающему на Майванде. Тут же, в бумагах, был указан и адрес дяди. Адрес был реален, и проживал там реальный человек, торговец средней руки, у которого и будет находиться он, его племянник, на период пребывания в Кабуле.
От Джелалабада до Кабула добрались без происшествий. «Бурбухайку», в кузове которой они находились с Сулейманом, останавливали только на двух блокпостах. При выезде из Джелалабада, и при въезде в Кабул.
В Кабуле их высадили на окраине возле автозаправки. До Майванда добирались на такси.
Майванд на Филиппа, никогда не видевшего такого огромного городского района, полностью превращенного в торговый центр, произвел неизгладимое впечатление. Было уже далеко за полдень, а Майванд продолжал бурлить нескончаемым потоком огромной массы людей, через которую с неимоверным трудом, и пробивалось их такси.
И вот, наконец, и нужный квартал Шер-Дарваза, который и был центром всего торгового комплекса Майванда. Сулейман попросил водителя остановить такси.
Филипп осмотрелся. Стоявшие дома примыкали к огромной горе, которая, как он узнает позднее, имела такое же название, как и квартал. По склону горы, дома лепились так, что крыши нижних, служили двориками для верхних.
Торговый центр Шер-Дарваза был настоящим вместилищем огромного числа лавок, дуканов, пекарен.
Лавка Мехмеда Али, находилась в центре этого квартала. А потому, как Сулейман ориентировался в лабиринтах магазинчиках и лавок, район этот он знал великолепно.